Баро и Куликов пришли на конюшню. На столе Рамир нашел те документы с подписью Лексы и Насти.
- Вот, Паша, это тебе доказательства. Только какое они имеют значение?
- Это хотя бы что-то. Рамир, а этот поединок он что решал? Миро говорил тебе что-нибудь?
- У них с Лексой была договоренность. В случае выигрыша Лекса возвращает нам конезавод и уезжает из города.
- Понятно. Только непонятно, где сейчас может находиться Лекса. Даже ответы на запросы еще не пришли.
- Паш, это все, что ты хотел узнать?
- Наверное, да. Ты еще раз меня прости. Тебе сейчас не до меня. Я пойду.
- Я провожу.
- Спасибо.
* * *
- Вдвоем? Легче справиться с горем? Я вам не желаю такого горя, как у меня! Уходите! Я очень прошу!
- Кармелита, я правда за вас переживаю.
Но здесь цыганке стало противно, что к ней навязывается чужой ей человек.
- Вы меня простите заранее, но мне очень неприятно, что вы мне сейчас говорите. Уходите, пожалуйста!
- Извините меня, Кармелита. Я пойду тогда.
После ухода Шандора Кармелита закрыла дверь на ключ.
- Миро, ты всегда будешь для меня только один на этой земле, только один.
* * *
К вечеру Шандор вернулся домой к сестре.
- Шандор, что с тобой? Будто о чем-то беспокоишься?
- Да, Сарра. Только не о чем-то, а о ком-то.
- Не пойму тебя.
- Знаешь, сам не могу понять, но мне очень жаль Кармелиту. Всей душой и всем сердцем. Пытался с ней поговорить, а сам перегнул палку.
- Эх, Шандор, пойми ты ее. У нее муж погиб, а ты со своими разговорами.
- Но я же как лучше хотел.
- Да никто ей сейчас не нужен. Горе у нее. А если захочет поговорить, то сама к тебе придет.
- Не знаю. Наверное, ты права.
* * *
На поминки цыгане накрыли один большой общий стол. Весь табор пришел проводить Миро в последний путь.
- Ромалэ, – обратился Баро к цыганам. – Мне сегодня выпала тяжкая участь произносить слова поминания. Мне трудно говорить, потому что сердце мое разрывается на части, а душа онемела от горя. Мне так трудно произносить такие слова, когда обрывается жизнь молодого, сильного, красивого человека. Ушел Миро из жизни. Потеряли мы его. Царство ему небесное.
- Хорошо, пап, говоришь. Только е вернешь Миро, никогда не вернешь.
- Доченька, мы все понимаем тебя и знаем, как тебе тяжело. Но ты уж прости меня. Если я виноват перед Миро или сердился на него, то, как на сына.
- Зачем все эти слова? Зачем все оправдания? Зачем, когда виновата в его смерти. Только я.
- Не говори так, доченька.
- По моей вине Миро больше нет. Я сделала страшную ошибку в моей жизни, и я ее исправлю. А что так тихо? А? Где песни? Папа, почему ты молчишь? Мы не должны слезы лить, а должны песни петь!
Ты лети, лети кибитка,
Разорвалась золотая нитка.
Да успокой меня, да ой, да успокоюсь
За рекою, ой, да за рекою.
Ты гони ещё немножко
По равнинам и да по дорожкам.
Я бегу от холода чужого
К милому в постой.
Ты забери меня с собой,
Мне не надо доли кочевой.
Ты забери меня с собой,
Я желаю быть с тобой.
Но у Кармелиты слезы набухли на лице сами по себе, как бы она не хотела их сдержать.
- Извините меня, – Кармелита вышла из-за стола.
- Кармелита, – позвала ее Рубина.
- Не надо, Рубина, – сказал Халадо. – Пусть она одна побудет.
Но Рубине все равно было неспокойно.
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Нет комментариев