Предыдущая публикация
Превратности любви.
Мужику пятьдесят, убеждённейший холостяк, а вот, поди ж ты. Ровесница Жанна Михайловна растопила его кирпидон в груди красотой и аристократической неприхотливостью. Кажется, она с удовольствием питалась одними анекдотами, которые цитировал Михал Иваныч, когда они прогуливались в парке. За три дня однообразного шатания баба не попросила вареную кукурузу иль сбитень с пирожком, коими вовсю торговали в осеннем парке. Нарезает с красным носом по аллеям и хавает воздух. Сама, так и заявила: – Михал Иваныч, – говорит, – воздух-то какенский! Сладкий. И кукурузы не надо. - и хохочет. И Михал Иваныч хохочет счастливый, что покупка откладывается. Точно это не кукуруза, а меховое пальто. Мужик был на седьмом небе, что повстречал бабу кушающую воздух, а не бабки и мозг. Это был его идеал! Такая неприхотливая и миниатюрная, что Иваныч не сомневался в практичности её содержания. Почитай не ест, одеваться может в секции школьного платья для девочек 10-12 лет. И при этом, у неё славная, большая грудь. Два советских будильника «Ереван» под кофтой грозили оторваться, когда она подпрыгивала за гроздьями рябины. – Попробуйте, какая вкусная и сытная. Как кукуруза… – угощала она кавалера ягодой. Тот покорно жевал с коровьим лицом, и соглашался. Кажется, он решил задарма сорвать первый поцелуй. Накинулся на спутницу на скамье под полыхающим апельсиновым клёном... С трудом отстранив Михал Иваныча, вся раскрасневшаяся от удушья, Жанна хапнула кислороду и брякнула: – С тобой, Михал Иваныч, только в кино целоваться. Во тьме кромешной. Тот считал себя первоклассным мужчиной, и снисходительно пошутил: – Чё, такой страшный? – Страстный... – ответила та и игриво швырнула ему в лицо кленовый гербарий, сбив роговые очки и кепку. – Богиня, а-а! – простонал влюбленный, накинул оправу и мигом составил сто двадцать шестой гербарий во славу любви. За три дня лесопаркового романа этот последний романтик собрал и преподнёс Жанне столько листвы – уборщик с садовым пылесосом курит. А большего ждать не приходилось. Ибо, Михал Иваныч был конкретный жлоб и эконом – умереть бы от зависти старине Плюшкину! Лампочку в холодильнике вывернул, а на зиму вовсе его отключал. Держал провизию за окном. А чтоб не тратиться на фанеру и гвоздочки для ящика, повесил снаружи внешний блок кондёра без начинки, который припер с мусорки. Эстетично и практично. И у этого господина была ещё уйма ухищрений по части экономии средств в быту. – Хотя, – вздыхает Жанна, – какое нынче кино, одни драки. Вот раньше... Ах, Раба любви, Пираты двадцатого века. А сейчас, цирк, а не кино. Верно? Иваныч верноподданнически раскрыл варежку, и…встал как вкопанный. Закрались подозрения – его хотят раскрутить на цирк с дорогим буфетом и двумя антрактами. И с медведями - аферистами. И на великах они тебе, и жонглёры, и на турнике, а в гардеробе вещички пропадают! А Жанна продолжает: – Посмотришь – говорит она, – «Притяжение», и тянет в кабак напиться. Верно? Тут Михаил осознал, что не смотря на опцию хавать столичный смог, избранница обычная баба. Ей хочется в кино, цирк и даже посидеть где-то хоть с баночкой газировки. Разум подсказывал – беги, но, любовь уже попросила пристегнуться и запустила безжалостный таксометр. Минуя лишние траты, Михаил сразу пригласил Жанну в ресторан. Был соблазн сэкономить – пригласить даму сразу к себе, но, не тот случай – Михал Иваныч задумал жениться на Жанне и мега - экономно зажить под боком доброй тётки. На её территории, а свою площадь сдавать. У неё-то трешка, дача, и дочь давно съехала. Поэтому мелочиться было нельзя. Собираясь на свидание, Иваныч обдумывал, как оглушить Жанну размахом. – Какой ещё букет! – подбадривал он себя. – Нарочно опоздаю немного. Совру, стояк прорвало – не квартира, а Рыбинское водохранилище. Вот и не успел за розами. Поверит, дурёха. Чтобы не тратиться на жратву и выпивку, покушал макарон и принял двести водочки. – А чтоб на такси не провожать, скажу, была сводка – на районе объявился таксист маньяк, о! Довольный собой, Иваныч накинул пиджак и прошел к комоду, где деньги. Коснувшись купюр, он замер. Промелькнула привычная спартанская мысль: "Может, ну его нафиг?" Но, трехкомнатные хоромы и дача, стояли в мозгу. Неохотно отсчитал баснословную сумму. Только, чтобы картинно раскрыть бумажник при расчёте, – намекнуть бабе где сила, и чувствовать себя развязней в постели. – Что вы, Миша, какие ещё цветы, когда у вас стояк! – по-свойски отмахнулась интеллигентная женщина, взяла его под локоть, и подвинула к входу в ресторан. – Идёмте, вам необходимо выпить… Сели. Подали меню. Цены… Цены натянули Михал Иванычу непринужденную, но какую-то мёртвую улыбку… Жанна пришла на выручку, говорит: – Чур, уговор, Мишель. У меня принцип, – плачу за себя сама, мы не настолько близки. Но, надеюсь, сегодня это рассосётся… – и взглянула туманно. От таких громких коммюнике об экономическом сотрудничестве, у Михал Иваныча даже поднялось все внутри. Совладав с эмоциями, он всё же настоял разделить траты поровну. Жанна согласилась, мило пожав плечиками, призналась: – Я сегодня такая голодная, – слона сожру. С хоботом и ушами. Хо-хо. «Да хоть двух слонов…» – с нежностью усмехнулся про себя Михал Иваныч на её безобидный аппетит и лёгкий нрав. Кликнул человека и покровительственно откинулся на стуле, наблюдает, как зайка водит пальчиком по прейскуранту. – Что желаете закусить? – спросил официант. – Порция оливье, рюмка водки. – бросил Иваныч. А Жанночка отчеканила: – Двести Хенесси ВСОП, блины с черной икрой, карпаччо из оленины, балычок белуги, салат с крабами и раковыми шейками, дайкири. У Михал Иваныча вытянулось лицо. Он даже пошуровал мизинцем в туговатом ухе. Нет, не послышалось, официант слово в слово проговорил заказ и исчез. Мигом принесли всё. Жанна закусывала и щебетала, а Иваныч перемешивал оливье и силился представить, что может стоить балык из исчезающего белого дельфина? О деликатесной белуге в силу аскетизма он не слыхал. Было еще каре ягненка под трюфельной подливой и вино, осетринка, тирамису, ликер. Три дня на свежем воздухе, и Жанну Михайловну как подменили. За ушами трещит – такой аппетит падла нагуляла. «Очуметь… – не верил глазам Иваныч. – Может, это глисты…?!» Не успел опомниться, как подали счёт. Михал Иваныч взглянул и по - Брежневски рапортовал об успехах: – Се - семнафцать, ты-тысясь… Язык не слушался. Он тяжело опрокинул в рот водку, уронил руку со стопкой на колени. Глаза намокли, охватила дурная слабость. – И недорого напополам. Верно? – улыбнулась Жанна и нырнула в сумочку, что-то мурлыча. – Мишель! – весело говорит курва через мгновенье. – Я взяла не тот ридикюль. Кошелёк остался дома. – Ну-ну… – без сил промолвил Иваныч. – Не на …не надо… – Еще чего! – вспыхнула Жанна. – Сейчас едем ко мне, и я отдам. Никаких не надо! Человек, такси по первому разряду! По совести, Михал Иваныч хотел сказать «не надо пи*ть». А теперь, лишь слабо махнул рукой и вытянул бумажник с баснословными двадцатью кусками. Расплатившись последними за мотор бизнес-класса, покинул автомобиль, и пошатываясь, тронулся за Жанной. У подъезда та топнула ногой: – Мишель! Поздравляю, – ключи от квартиры, разумеется, в сумочке, где и кошелек. А дверь я захлопнула! Вот умора! Верно? Ха-ха-ха! Михал Иваныч по-турецки сел на асфальт, и раскачиваясь, то ли заплакал, то ли стал молиться, спрятав лицо в ладонях. – Не переживай, Мишель. Я у подруги перекантуюсь, в соседнем подъезде, у тебя ж потоп. Завтра позвоню, сочтемся – у меня принцип. Спасибо за чудный вечер. Поцеловала в макушку и ушла… Больше он её не видал. Номер не отвечал. Михал Иваныч дежурил у дома с молотком за пазухой целую неделю – никого. Разум подсказывал – беги, но, любовь уже попросила пристегнуться и запустила безжалостный таксометр.... Алексей Болдырев. Валентин Губарев.
Следующая публикация
Комментарии 18