Предыдущая публикация
Навстречу новой жизни
— Мам, ну сколько можно торчать в этом болоте? Мы ведь даже не в провинции, мы в провинции-провинции, — затянула любимую песню дочь, вернувшись из кофейни.
— Маш, я тебе сто раз говорила: здесь наш дом, наши корни. Я никуда не поеду.
Мама лежала на диване, водрузив затекшие ноги на подушку. Эту позу она называла «Ленин-гимнаст».
— Ну что ты заладила: корни, корни. Мам, еще десять лет — и твоя ботва завянет, а там очередной колорадский жук подвяжется, которого ты мне предложишь называть папой.
После этих обидных слов мама встала и подошла к зеркалу, встроенному в шкаф.
— Нормальная у меня ботва, что ты там наговариваешь…
— Так я и говорю, что пока нормальная, а еще немного — и всё: репка, тыква или батат —выбирай, что тебе больше, как повару, нравится.
— Дочь, ты если так хочешь, переезжай сама. Тебе уже два года как можно всё в рамках уголовного кодекса. Я тебе там зачем?
— Для совести, мам. Если я уеду в лучшую жизнь, то кто о тебе здесь позаботится?
— Страховой полис, фиксированная зарплата, интернет, ну и жук какой-нибудь найдется, сама же сказала. Это тебе легко переезжать, ты юная, современная, разбираешься в нынешней жизни, и подростки тебя еще не бесят, а я уже на полпути в Вальхаллу.
— Ну вот! Видишь! Ты же шутишь, как мои друзья, да и лет тебе всего сорок...
— Вот зачем ты это вслух сказала? Чтобы день мне испортить?
— А если перевести на кошачий, то всего пять, — быстро исправилась дочка.
— Прощена.
— Мам. Пока не поздно, давай прыгнем в поезд и уедем. Нет здесь ничего, что могло бы нас удержать.
— Месяц назад я добилась, чтобы нашу фамилию в квитанциях за газ начали правильно писать, а еще у нас привязка к поликлинике, — выдала последние аргументы мама.
— По полису везде примут, а дом необязательно продавать. Не получится — так будет куда вернуться. Я тебя быстро в свет выведу и покажу, как надо жить.
— Говорил же мне врач на УЗИ: не даст она вам покоя. Думала — шутит. Не зря он потом в «Битве экстрасенсов» бронзу взял. Ладно, поехали, но, если не получится, обещай, что отпустишь меня обратно без истерик и скандалов.
— Честное слово!
— Мне соавтор твоего рождения то же самое в загсе обещал, а у вас резус-фактор одинаковый.
***
Маша с мамой не стали размениваться на областной центр и сразу отправились покорять столицу. Сняв все сбережения за три года, они с размахом заселились в квартиру-студию на периферии, зажатую между рынком и автобусной станцией, и оплатили аренду за четыре месяца вперед. Деньги подошли к концу еще до того, как их начали тратить.
Маша была спокойна и полна энергии. Не тратя времени на скучную распаковку вещей и обустройство скромного жилища, она сразу начала вливаться в жизнь города — в ее творческую, светскую и ночную стороны. Маша была своя в доску: легко находила язык с людьми, быстро изучила все популярные места, научилась говорить и одеваться как местная, словно никогда и не жила где-то на задворках Вселенной, а материализовалась здесь из столичного воздуха и концентрированного снобизма.
Мама тем временем жила между утренним приемом успокоительного и вечерним снотворным. В первый же день, несмотря на уговоры дочери пойти гулять, она начала активно изучать рынок труда. Столица предлагала вакансии и зарплаты, несовместимые между собой, и угрожала подвохом. После нехитрого расчета женщина без помощи узиста-экстрасенса сделала прогноз: полгода максимум, потом вернемся.
Не принимая критику от прогрессивного чада, она пошла по проторенной дорожке и устроилась поваром в местную частную школу, а по вечерам — посудомойкой в кафе у дома.
— Мам, ну опять ты у плиты круглые сутки! Как будто и не уезжала никуда. Так ведь и не поймешь прелести большого города. Ну выучилась бы на кого-нибудь. На дизайнера там или на сомелье, ну или, на худой конец, на бровиста. Ездила бы на метро, пила кофе, адаптировалась.
— Маш, я не готова сейчас учиться идти. Да и вообще не готова. Ты не переживай за меня, я справлюсь, адаптируюсь еще. Ты, главное, устройся, как хотела.
Повздыхав о неспособности матери мыслить прогрессивно, Маша устраивалась. Она устраивалась поудобнее в кафе, где за нее платили молодые люди, приехавшие, как и она, из регионов; устраивалась в ментальном плане — выстраивала с городом психологические и эзотерические связи, как ей рекомендовал блогер-рунолог; устраивалась в различных коллективах, где все разговоры велись об успехе и деньгах. Маша не спешила заводить работу и серьезные отношения с кем-либо. Она и город должны были как следует притереться друг к другу.
Через четыре месяца мама оплатила аренду уже из заработанных средств, ушла с должности посудомойки и взялась готовить для еще одного филиала школы. Маша тем временем успела бросить несколько курсов, сходила на прослушивание на радио, снялась в массовке какого-то студенческого кино, где за работу платили макаронами с тушенкой, и недолго погуляла с двумя бременскими музыкантами, один из которых оказался полным ослом, а второй — многодетным котом, не желающим остепениться.
***
— Мам, ты куда-то хочешь пойти сегодня? Может, закажем пиццу, посмотрим кино? Я что-то так устала, никуда не хочется, — зевала как-то вечером Маша в позе Ленина-гимнаста, когда мама наводила красоту перед зеркалом.
— Ты закажи, я тебе деньги на карту переведу. Можешь мне не оставлять, я вряд ли голодная буду, когда вернусь.
— В смысле? Откуда вернешься? —дочь села на диване и уставилась в спину матери.
— Меня тут на ужин пригласили,— мама оторвалась от зеркала и, словно школьница, смущенно хихикнула.
— Кто это? — почему-то совсем не обрадовалась Маша.
— К нам тут в школу приезжала проверка. Я их кормила биточками, которые ты с детства любишь. И глава комиссии попросил представить его шеф-повару. Ну я посмеялась. Шутка вроде забавная: шеф-повар в школе. В общем, выпили мы с ним кофе, как ты советовала. А сегодня я иду к нему, угощать домашним ужином.
— С ума сошла?! В гости? К незнакомому мужику? На ужин!
— А что такого?
— А ты не думала, что он от тебя совсем не ужина ждет?
— Дочь. Мне сорок, и я не замужем. Ему сорок пять, он красивый, умный и не женат. Мне в принципе будет приятно всё, что он от меня ждет.
— Да ты… Ты же рассуждаешь, как бесхребетная провинциалка. Словно у тебя выбора нет.
— Я тебя не узнаю́. Сама же меня сюда тащила, чтобы я жизнь жила, а не проживала.
Против таких аргументов сложно было выступать. До Маши внезапно дошло, что они с мамой поменялись местами, а это уже был перебор. На перечисленные деньги она заказала самую большую пиццу и весь вечер мучила себя обжорством. Это самобичевание закончилось ближе к полуночи. Тогда же вернулась и мама. Она даже не включила свет в прихожей, освещая ее своим счастливым видом.
— Ну и как? — мрачно спросила Маша.
— Хороший жук и совсем не колорадский, а вполне себе местный, — хихикнула мама и отправилась в душ.
Мама стала ходить на свидания чаще: посетила театр, стендап, сходила на джазовый концерт, завела читательский билет, вписалась в местный чайный клуб и прикрепилась к поликлинике. А через полгода взяла да и поступила на какие-то курсы по повышению квалификации, набрала сертификатов, научилась готовить сложные блюда.
Маша тоже времени зря не теряла. Она не собиралась сидеть у матери на ее крепкой шее и попробовала устроиться в престижные компании. Но как ни старалась она побороть перспективные должности, те постоянно клали ее на лопатки. Так и не найдя ничего подходящего, растеряв новых друзей, не готовых платить за нее просто так, Маша устроилась бариста, а через два месяца сменила должность на ночного бармена.
Рутина обволакивала, рисовала под глазами синяки, воровала время и силы. Личная жизнь тоже как-то не складывалась. В баре окосевшие посетители, конечно, делали Маше невнятные намеки, но все они, как правило, и рядом не стояли в словаре синонимов с понятием «чистая любовь». В конечном итоге Маше всё это осточертело.
— Знаешь, мама, ты была права, нечего тут делать. Прости, что я тебя сюда потащила, надо возвращаться, — заявила Маша с порога после очередной неспокойной смены в баре.
— Ты о чем? Куда возвращаться? — спросила мама, упаковывающая в этот момент чемодан.
— Домой, куда же еще! — Маша, нервно наворачивая круги по квартире, хватала первые попавшиеся под руку вещи и складывала на диван. — Туда, где фамилия в квитанциях правильная и где мы к поликлинике прикреплены. Ты с самого начала была во всем права.
— Я уже здесь прикреплена, да и не хочу я уезжать, — остановила ее мать и заглянула в красные глаза, чтобы понять, что происходит.
— А я нет! И я хочу домой! Мне тут не нравится: метро это дурацкое, кофе в стакане по цене мяса, морды надменные в баре. Надо возвращаться. У меня там друзья, собственное жилье, а здесь меня ничего не держит. Да ты и сама, гляжу, вещи собираешь уже.
— Я переезжаю к Жене, — внезапно заявила мама.
— В каком смысле — переезжаешь к Жене?
— Ну я подумала, что ты уже устроена и можешь сама оплачивать квартиру. Маш, да я же тебе подарок делаю! Взрослая, красивая, с работой, живешь в столице. Да у тебя тут перспективы буквально из крана текут, — без доли иронии сказала мама. — Я тебе так благодарна за то, что ты меня вывезла. Если бы не ты, я бы так и чахла в нашем болоте. А тут и правда — жизнь ключом бьет! Спасибо тебе!— мама расцеловала дочку в обе щеки, но та не спешила с ответной радостью.
— Мам, да как же я сама-то? Кто обо мне позаботится?! —уже не скрывая слёз, спросила дочь.
— Страховой полис, фиксированная зарплата, интернет, ну и жук какой-нибудь найдется, — процитировала мама саму себя.
— Я так понимаю, что ты меня бросаешь?! Вот так просто?
— Не бросаю, но ты сама обещала мне без истерик, помнишь?
— Помню… Ладно, давай ключи от дома.
— Возьми в сумке. У меня только к тебе одна просьба будет.
— Какая?
— Там бабушка тоже переезжать собралась. Я с ней по телефону уже всё обсудила. Загляни к ней, помоги собраться.
— Бабушка сюда переезжает?!
— Да, я ей по твоей схеме про лучшую жизнь, про жуков и про болото напела, а тут как раз в отделение почты оператор требуется, а наша бабушка, сама знаешь, сорок лет в этом «бизнесе», любой конверт без марки на Северный полюс, если надо, отправит, и ведь он дойдет. Пусть тоже рискнет, пока ботва не завяла.
Александр Райн
Следующая публикация
Нет комментариев