III. Здравствуй, приятель!
«Наш пароходик отходит в светлое прошлое,
В лето с рубашками в клетку, в наивность речей,
В песни забытые и в ожиданье хорошего,
В шелест плащей из болоньи, и прочих вещей…»
пел маленький магнитофончик, прикрепленный к верхней стойке поручня сдвоенной дет-ской прогулочной коляски. Гремящие колеса застревали в мокром ранневесеннем снегу нерасчищенной аллеи городского парка, голос из магнитофона начисто выветривал жи-тейские проблемы, поселяя в голове и в душе приятно щекочущие искорки несуществую-щего шампанского. Радость, какая-то радость, замешанная на светлой грусти… Хорошо. Ох, хорошо!
А кассета закончилась – это не беда. Вот вставим другую и поехали, поехали даль-ше…
«Когда на сердце покоя нету,
Когда оно промозглым днем чего-то ждет,
Крепитесь, люди, – скоро лето,
К нам наше лето обязательно придет!»
Да и что проблемы? Проблемами мир несовершенен, но все равно без них никто не обходится. Или совсем уж дураки, или малыши эти, эти две девчонки, сидя спящие под грохот колес, под приятное пение, под начинающуюся весну.
Ирина и Мария. Мария и Ирина. Ирина Сергеевна и Мария Сергеевна. Дочурки. Дочурки вы мои славные, хорошие. Спите, спите. А папка вот тут вот на лавочке пока по-сидит, покурит, помечтает да на солнышке погреется.
Сергей обожал подобные вылазки в тихий городской парк. Услыхав однажды от Ириной подруги о том, что та своего мужа заставляет гулять с маленьким сыном, он не понимал почему она его заставляет, это же так здорово! Бог мой, да если бы не работа, он только бы и делал, что гулял с сестренками, невзирая на любые капризы и сюрпризы по-годы. Странные люди, - думалось ему, - чего не живется нормально? Или уж, действи-тельно, прости Господи, горя большого не видали, что мечутся в силках бытовых про-блем. Или просто зажрались и огрубели, вот и не ладится ничего.
-Серенька, привет, дорогой мой!
-Гриша! Вот перец-то! Ты откуда?
-Да вот, забежал домой к вам, Ирина говорит, иди, ищи в парке, они все там. А чего тут, долго что ли искать?
-Ты давно в столице-то?
-Да буквально только что. Ночью прилетели. Подарков вам натаранил там всяких.
-Спасибо. Да, что там подарки, ты рассказывай.
-Поздравляй, Серега, – Гран-при!
-Вот это да! Знай наших! Да я и не сомневался никогда.
-Ну да, там, знаешь, конкурс… Потом у меня все же хоть и пантомима, но идеи-то все наши, малопонятные зарубежью. Так что кое-что нам с Сергеичем пришлось обтяпы-вать под разными градусами. Но вышло, Серега, вышло!
-Молодчина ты, и дядя Леша твой тоже.
-Да ну, старик гений, ты понимаешь, гений, я умираю с него, что он вытворяет. Мы же там потом вместе в манеж выходили, на утренниках, и еще там много разного. Старик светится, помолодел. Знаешь, Серега, это его приз, его! Я ему его и отдал, прямо в Шере-метьево и перевручил.
-Вот, блин, приколы-то у вас! А он чего?
-Чего он, обозвал сволочью, заплакал, расцеловал, сел в машину и уехал. Ладно, как у вас-то тут?
-Гриш, да все хорошо.
-Твои-то, смотри, как выросли. Прямо невесты. А что у Валерия? Все тот?
-Все-о тот… Теперь у него новое увлечение.
-Да, Господь с тобой…
-Я не об этом. Пациент у него – талантливый, говорит, малый. Малость чокнулся на почве неразделенной любви, замешанной на изрядных поддачах водчонки и неосуществ-ленных творческих замыслов.
-«Мы – творческие работники…»?
-Во-во.
-А чего творит-то?
-Он художник. Валерка говорит, очень даровитый художник, почерк какой-то там у него особый. Ну, это все Валерка говорит, я-то ничего не видел.
-Понятно. Вот что, ребята. Как бы нам собраться-то, повидаться, отметить?
-Да давай, чего. У нас бабка с дедом мировые.
-Мировые – чья дрессура?
-Да ладно тебе. Валерке со Светкой позвоню, устроим.
-Тогда сегодня в шесть. Я побегу, а то там дядя Леша уже водку вовсю топчет, да с внучкой со своей журчит, соскучились они, понимаешь ли.
-Погоди, пошли вместе, нам тоже уже пора.
Доктор Мухин допивал свой традиционный кофе, когда вбежавшая сестра-Маришка свалилась в огромное черное кресло в углу кабинета.
-Чего, Марина, устала?
-Сил нет, домой хочется. Валерий Аркадьевич, подбросите?
-Об чем звук, землячка. Кофею хошь?
-Нет, я домой хочу.
-Ну, тогда наперсток коньяку с устатку и для профилактики. Прописываю, как до-машний доктор.
-Давайте вместе.
-Ага, давайте, а кто нас с тобой тогда по домам повезет? Кузя, что ль, из четвертой, он все там кого-то возит по отделению…
-Да ну вас, скажете тоже…
Маришка блаженствовала, когда ей выпадало счастье («выпадало счастье» – она так и определяла) дежурить вместе с Валерием Аркадьевичем. В чем счастье? Из него прямо выпирали, в ментальном смысле… Он благоухал мужчинскими флюидами. МУЖ-ЧИНА! Девчонки между собой говорили о нем шепотом, будто бы боясь спугнуть собст-венную поголовную к нему симпатию. Непогрешимый авторитет, первоклассный специа-лист в своей, и, - черт побери, женщинам виднее, - еще во мно-о-гих областях, понимаешь, бытия… Счастье – на его машине к самому подъезду общаги, да не разрешит шевельнуть-ся, пока не выйдет и сам не откроет дверцу: «Прошу вас, мадемуазель!»
Три тысячи чертей! Ну почему как только судьбинушка сближает с настоящим му-жиком, так сразу тебе тут и «занято»?! Маринка фыркала, когда Мухину на работу звони-ла его жена…
«Я не я, - решила как-то провинциальная акселератка, - если не совершу на него половой налет! Тем более, если уж начинать, то непременно с профессионалом…» Ха! Она получила до такой степени грандиозный отпор, что, как говорится, не в сказке ска-зать… Ну? И тут настоящий мужик, что ты будешь делать!
«Девуленька моя, твои родители еще не были знакомы, когда пионер Мухин залез на тетеньку-инспектора по делам несовершеннолетних, практически прямо в детской комнате милиции, куда попал за мелкое и по сути безобидное хулиганство. Мухин имел закон с пламенным пионерским задором! Так что, твоя модно подстриженная щелка не по мне, половому переростку. Не порочь, девушка нашей с тобой дружбы и прекрасных ре-зультатов работы на психическом подприще».
Чертов Мухин! Маринка боготворила его, но где-то все равно она его ко всем рев-новала, поэтому постоянно фыркала, когда на работу звонила его жена. А Всемогущему, тому уж доподлинно известно, что большая всевозрастная плеяда сотрудниц испытывала к доктору чувства, с трудом скрываемые под белыми халатами…
-Ну, чего, как дела-то? – Валерий Аркадьевич рассеивал по кабинету заворажи-вающий, до мурашек приятный запах добротного трубочного табака. Традиционная труб-ка после работы, перед самым выездом домой. – Бойфренда-то себе где-нибудь отколупа-ла, неприступная моя? Ты смотри там, предохраняйся, столько сейчас заразы всякой…
-Вот именно, что от мужиков теперь кроме заразы какой-нибудь ничего не дож-дешься.
-Ну, это ты брось. Что, уж прямо, люди нормальные перевелись?..
-Где ж их искать-то, нормальных?
-А ты где ищешь?
-Где ж мне – клиника да общага.
-Да ладно, какие твои годы. Все еще придет и все еще у тебя произойдет. Девка ты дюже нормальная, - Мухин хмыкнул, - наверное, потому, что работаешь с ненормальны-ми… Трудно, Маришка?
-С вами хорошо.
-Ну, вот и хорошо. Поехали, что ль?
Они зашагали по тронутой весной аллее клиники, по пути здороваясь с греющими-ся на солнышке пациентами, и беседуя ни о чем.
Мухин повернул ключ зажигания своей «шестерки» и машина завелась.
-Пущай малость прогреется.
-Валерий Аркадьевич, вы с художником-то сегодня разговаривали?
-Ну да, так, поговорили… Знаешь, у него все выправляется постепенно и, давай, с завтрашнего утра, я там завтра все распишу в карточке, с завтрашнего, значит, утра будем снижать ему нейролептики, чтобы с начала будущей недели кроме общеукрепляющих и витаминов ничего из психотропов. Ясно?
-Он что-то грустит.
-Ну, что ж ты хочешь-то, студентка Маркова, сразу ничего не бывает. Идет процесс реабилитации, вот и кочки, вот и легкая весенняя депрессия.
-Да я не то хотела… Он, по-моему, не хочет выздоравливать, не хочет возвращать-ся домой.
-Жена-то к нему приходит?
-Приходит. И еще та тоже приходит, ну, одноклассница ваша.
-Алла за него очень переживает.
-Пускай уж жена бы и переживала.
-Дурочка, студентка. Чем больше людей будут заботиться о нем, тем ему же и лучше, прямо дважды два!
-Как хотите, но по-моему он мечется между ними обеими, вот и клин.
-Ишь ты, курносая, знаток человеческих душ… Хотя, может быть, где-то ты…
Мухин будто бы что-то вспоминал, положа руки на руль, барабаня по нему паль-цами, а губы чему-то улыбались. Через секунду он заглушил машину, вытащил из замка зажигания ключи:
-Марин, ты извини, поезжай-ка домой без меня. На тебе денег, вполне хватит, что-бы доехать на машине. А я сейчас пойду к нему, только мне и не хватало, чтобы у него пошел обратный процесс.
-Валерий Аркадьевич, не надо, я и на трамвае прекрасно доеду, дело не в этом. Вам тоже нужно отдыхать, а разговор этот, я знаю, надолго.
-Слушай, ты, половая извращенка, ты делай что тебе старшие говорят и не выпенд-рючивай мне свою жалость, а то уволю. Ясно? У меня, кстати, сюрприз для тебя готовит-ся, с тебя магарыч, но об этом после…
-Сюрприз? Какой сюрприз?
-Ну, уж по крайней мере не резиновый прообраз моего кой чего в натуральную ве-личину.
-Валерий Аркадьевич, что вы задумали? Вы когда озорничаете, значит, что-то при-думываете. А все же, что за сюрприз?
-После, после об этом, завтра, если удастся все с ним сегодня уладить.
Марина проворно вылезла из машины, на прощанье ненароком продемонстрировав доктору Мухину красивую ногу через распахнувшийся разрез длинной юбки. Мухин смотрел как она останавливает попутку и такое создавалось впечатление, якобы «милые» только что повздорили, и она уезжает от него в другой машине. Водитель видавшей виды иномарки приоткрыл ей дверь переднего сидения. «Ничего, пускай теперь у этого поче-шется, - проводил он взглядом Маринкин разрез, - вот коза-то…»
Чего тут греха таить, иногда после пары-тройки тяжелых дежурств и прочих все-возможных напрягов вздумывалось ему вплотную заняться теми, умчавшимися сейчас на заграничном корыте длиннющими ногами. Но тут же в сознании проплывал образ Свет-ланы, вспоминались трогательные ночи посвящения ее в таинства любви, милый ее ше-пот, сладостные постанывания… Нет уж, Мухин, ни к чему тебе эта деваха, не греши. Ви-димо, вот за все твои грехи и не выходит у тебя наследник или уж, хотя бы и наследница. Как у Сережки вон тогда, раз – и сразу две.
«Марина, Марина, Марина…» - замурлыкал Мухин нафталиновый мотив, запирая свой дом на колесах.
-Валерий Аркадьевич, забыли чего? – заулыбалась ему навстречу постовая сестра Зоя. – Вы же, вроде как, с Мариной уехали?
-Ах, Зоя, Зоя, все-то ты видишь, - вздохнул Мухин. – Забыл. Забыл поцеловать тебя на прощанье. Шутка ли, три дня теперь не увидимся.
Зоя оправила воротник белого халата, приготовившись для чего-то подняться со своего места.
-Пошутил, - успокоил ее Мухин. – Потом, Зой, не при больных же нам… Мне Игорь нужен из тринадцатой. Я надеюсь, он у себя?
-Да, он там.
-Вот и спасибо.
-Сейчас я его к вам пришлю.
-А вот это не надо. Я сам.
Мухин проскрипел дверью тринадцатой палаты:
-Игорь, с вещами на выход!
Игорь обернулся на голос, безразлично кивнул, достал из своей тумбочки альбом и цанговый карандаш с притупленным грифелем.
-Да что с вами со всеми сегодня, на самом деле, - проворчал Мухин, - шуток не по-нимаете! Поговорить бы нам. Это можно?
-Ну, отчего же, конечно.
-Тогда вперед, мой загадочный друг!
Игорь прикрыл за собой скрипнувшую дверь палаты.
-А альбом свой ты мне не покажешь? Мне, правда, интересно.
Игорь пожал плечами, вернулся в палату, а через секунду появился уже с альбо-мом.
-Ну, пошли, пошли, посидим. Сейчас, вот, Зоеньку попросим забуровить нам пару чашек чаю. Зоя, будьте любезны, мы у себя.
Предложив Игорю удобное мягкое кресло, Мухин уселся на свое место за столом, переплел пальцы рук и улыбнулся:
-Ну, рассказывай.
-Чего рассказывать?
-Да, все подряд. Как жизнь? Чего рисуем?
-Да вот, - Игорь, привстав, протянул ему альбом, и снова уселся, с некоторой осто-рожностью уставившись на руки доктора, шелестящие страницами его досуга.
-Мать моя – женщина, да это ж я! Слушай, Игорек, я тебя по дружбе прошу, пода-ри, а? Знаешь, меня никто еще не рисовал, а я жене покажу, ладно?
-Да, конечно, берите, зачем вы про какую-то дружбу…
-А что, разве тебе неприятно иметь в моем лице друга?
-Как раз напротив, мне было бы очень приятно…
-Так в чем же, объясни мне, цимес?
-Я понимаю, что вы все это так, для, я не знаю, для моей пользы, что ли. Я же псих, так, какая ж тут со мной может быть…
-Ах, вот ты о че-е-о-м! – пропел обличительную ноту Мухин. – Тогда время рас-ставлять точки. Первое и главное: ты нашего Кузю-шофера знаешь?
-Ну.
-Баранки гну! Не буду сорить диагнозами, чтобы не перетряхивать перед тобой му-сорную корзину, но поверь мне, как родному, – он болен по настоящему, он, если тебе угодно, псих! С «рулем» не расстается – раз, «будильник Кашпировского» практически не функционирует – два, ну и так и далее, и тому подобное. А ты… А вот ты! Прости меня, Игорек, но ты самый обыкновенный нюня и ни ху….. А-а-а-а, вот и чаек-с! – прокурен-ным тенором отреагировал Мухин на открывшуюся дверь. – Спасибочки, Зоя Михайлов-на! Не хотите ли с нами? Мы тут с товарищем как раз обсуждаем за прелестей женского пола. И вот в этой связи, скажите, Зоя, почему все считают доктора Мухина В.А. бабни-ком?
Мухин приблизился к Зое, взял ее руку, и, не без слабого ее сопротивления, поднес к губам ладонь и поцеловал:
-Говорите же, пампушка, почему-у-у, ну же, ну-у-у?
-Валерий Аркадьевич, да что ж такое, - борьба, как говорится, продолжалась в пар-тере, - мне работать надо, - распунцовилась Зоя и, вырвавшись, наконец из рук Мухина, старательно громыхнула дверью кабинета.
-Вот! – указал пальцем на закрывшуюся дверь Мухин. – Работать надо! Всем надо работать! И правильно. А ты, вот, не хочешь поработать головой и вешаешь мне лапшу по поводу «Я – псих ненормальный и взятки с меня гладки!» Ты чай-то пей, остынет. Вот еще, держи сигарет приличных, а я тут пока буду продолжать.
-Спасибо.
-Чего «спасибо»? Ты кури, вон пепельница. Скажи мне скорее, искренний мой, по-чему ты не веришь в мою-то искренность по отношению к тебе? Да, безусловно, я твой лечащий врач… Но теперь-то уже все, Игорь, ты практически у меня отлечился. И ты мне на самом деле интересен…
-Бросьте вы, что во мне может быть интересного? Висельник.
-Ё-моё, вот, дурак-то… Ему одно твердишь, а он, знай, все в свою дуду! Тогда, яв-ление второе – те же и Светлана.
-Какая еще Светлана?
-Какая? Жену мою зовут Светланой! Пользуясь твоей терминологией – висельница.
-…?
-Чего уставился? Ее тоже когда-то с веревки сняли, а я откачал, вылечил и взял се-бе в жены. Это раз. Два – друг мой лучший, Серега Доброхотов, парень чуть не удавился с горя, проходил у меня курс, и доктор Мухин поставил и его на ноги, хотя с ним мне было вдесятеро тяжелее, нежели с тобой, нежели со Светкой. Да, там вообще, случай особый, на многом и многих зацикленный.
Игорь помрачнел. Наблюдая разгорячившегося Мухина, он начал по настоящему понимать, что нехотя обидел его. Захотелось выйти из кабинета.
-Извините, я…
-Вот именно, извините! Ффу… - Мухин расстегнул ворот рубахи под галстуком, - не в той ты, парень, каше варишься, не тем твоя башка забита. Хочешь, познакомлю тебя со всеми моими? Со Светкой, с Серегой, там еще ест и Пашка, и самый, пожалуй, необхо-димый тебе сейчас человек – Григорий Вескин. Не слыхал?
-Не-е-т.
-Вот и услышишь. Все, поехали, машина у подъезда.
-Как же так сразу?.. И вещи…
-Чего вещи? Сейчас все выдадут. Вещи… Тоже мне, важность.
IV. Замнем для ясности!
-Орешек, листья распускаются! – ввалился в дом Сергей. – Листья, листья, малень-кие листья вылезают наружу и тянутся, тянутся к солнцу!
-Батюшки мои, событиев-то, событиев! – пробурчала из кухни Светлана Петровна, не отрываясь от какой-то вкусно пахнущей по всей квартире стряпни.
-Сережка, немедленно мой руки и за стол, юный ты мой натуралист! – повелела встретившая его в дверях маленькой комнаты Ирина. – Срочно лопай, через двадцать ми-нут влет Мухина.
-Куда?
-Сюда.
-И чего?
-Придет, чего.
-Ага.
-Да, не «ага», а разговор у него какой-то. Говорит, секрет.
-Какой такой секрет?
-Да ну его к черту, баламута! Что ты, Мухина, что ль, не знаешь?
-Ладно, разберемся, - ухватился за ложку Сергей, - вы, главное, его тоже подкорми-те.
-Сиди-сиди, отец родной, тут уж мы сами, как ты говоришь, разберемся.
И, что ты будешь делать, - ровно через двадцать минут по говоренному – звонок!
-Му-у-хин! – пропели все хором.
-Есть будешь? – спросила у него Ирина, предварительно поздоровавшись с сопро-вождающей Валерия дамой, настороженно приглядывающейся ко всем обитателям госте-приимной двухкомнатки. А тут дело в том, что всех обитателей по сложившейся привыч-ке ничего не удивляло. Скорее всего, что в первую очередь даму настораживал именно этот факт. Мол, заявилась в дом незнакомая тетя, а все сидят, как ни в чем не бывало, и ни тебе «Вы кто?», и ни тебе все такое.
-Прежде чем ответить, Ирок, надо определиться. Что ж, давайте по порядку. Есть я буду, но потом. Это так. Перед тем, как есть, я бы с удовольствием чего-нибудь выпил. Есть у вас чего-нибудь выпить?
-Да есть, есть, - отмахнулась от него Ирина, - когда не было-то?
-Хорошо. Но это тоже потом. А пока разрешите представить – Нина Игнатьевна, мама Наташи. Нина Игнатьевна явилась сегодня ко мне в кабинет, чтобы поговорить и все выяснить по проблемам Игоря. Я же предложил ей провести беседу здесь, в дорогих мне стенах, среди дорогих мне людей. Нина Игнатьевна, это для наглядности, позже вы все поймете, и, надеюсь, не осудите меня за самоуправство.
-Я уже говорила вам, что вряд ли это необходимо, таскать меня к вашим друзьям, тем более, что вряд ли это удобно…
-Тут уж, извините, позвольте мне решать…
-Я, честно говоря, не понимаю сути дела. Мне нужно только узнать, перспективен Игорь или нет, и что с ним теперь происходит.
-Стоп! А для чего вам это, скажите? Проявление материнской заботы или что-то типа того?
-Ну, знаете ли, - заерзала на стуле Нина Игнатьевна, - все же, мне нужно знать…
-Да я понял, я понял что вам нужно, - торопил ее Мухин, - но вопрос – зачем? Что ж за забота-то за такая? Или не забота, а? Нина Игнатьевна, дорогая моя?
Все, кроме, конечно, Нины Игнатьевны, по забегавшим на скулах Мухина желва-кам увидели, что Валерка вне себя от гнева. Только, правда, мало кто еще понимал, из-за чего.
-Послушайте, почему вы позволяете себе разговаривать со мной в подобном тоне?! – заметно возмутилась дама. –Я не давала вам никакого повода ни вести меня сюда, ни, тем более…
-Все-все, извините, - вроде как сдался Мухин, - скажем, я со всеми разговариваю на повышенных тонах, привычка у меня такая дурацкая. Извините, и вот что мне скажите, милостивая вы моя государыня, хотите ли вы на самом деле помочь Игорю?
-Что означает – помочь? Как помочь?
-Вы только скажите, что хотите, а как и что я вам в дальнейшем же разобъясню в самых мельчайших подробностях, клянусь вам.
Нина Игнатьевна обстоятельно собиралась с мыслями, дабы не ударить в грязь ли-цом достойным ответом:
-Я, конечно, хочу, но я-то к вам пришла совершенно за другим, и…
-А, вот, позвольте представить, - беспардонно перебил ее Мухин, сопровождая ре-плику некоторым даже таким театральным жестом (все присутствующие наблюдали за ними, как за искусными игроками в пинг-понг), - позвольте вам представить тещу моего друга, Сергея, Светлану Петровну. Знаете, когда-то она пребывала в сходной с вашей си-туации. И, быть может, она смогла бы вам более конкретней, что ли, посоветовать как на-до бы вести себя с Игорем, как ему помочь, и все такое. Ведь, чего скрывать, именно за-тем, уважаемая Нина Игнатьевна, я и привел вас в этот радушный дом. Но, я вижу, обита-телям дорогого мне дома порядком надоело наблюдать наш с вами интеллектуальный футбол. Вот поэтому и ша!
Мухин откинулся на спинку дивана.
-Вы извините меня, ребята за весь этот цирк на лужайке. Да простит меня отсутст-вующий Вескин за язный мой грешик!.. Но я побоялся остаться с многоуважаемой наеди-не. Мало сказать, что побоялся я наговорить ей бесконтрольных дерзостей, мало! Я ведь все знаю, многоопытная вы моя! Причем, не Игорек, честь ему великая, мне вас «засту-чал», не он, поверьте. Я сам, как распаскудный Шерлок Холмс, потихонечку раскапывал ваше дело.
-Слушайте, вы не врач, а хам и грубиян! Да за такие слова…
-Это ли еще слова, - не уставал гневаться Мухин, - но где-то вы и правы. Воздер-жимся от лишних слов, а сразу к делу, потому что, видит Бог, вы мне уже порядком на-доели!
Мухин несколько раз подряд затянулся протянутой ему Сергеем прикуренной си-гаретой, и, как театральный демон из клубов дыма, продолжал чревовещать:
-Вот эта вот тетя пришла ко мне единственно за тем, чтобы с моей профессиональ-ной помощью оставить ее любимейшего зятя по гроб его жизни у меня в психушке. Зачем ей сие? Объясняю. Тетя мечтает заполучить зятеву жилплощадь, на которой проживает теперь вместе с, правда, прописанной там дочерью. Проживает на совершенно необосно-ванных юридически… Но с другой стороны, как друг семьи, даже как родственница, как мать. Свою же квартиру тетя уже полтора года как сдает в аренду за зеленую дребедень. Во как! А вы говорите – купаться… А дочурка? Что дочурка? Ну, была любовь, ну и что? Потом, когда ж это было – быльем поросло. Дочурка – бесхарактерная дрянь, не сумевшая в свое время освободиться от давления матери. Впрочем, яблонька от вишенки недалеко падает!
Негодование и ненависть переполняли сейчас все существо «многоуважаемой».
-Да я на вас жаловаться… Я на вас управу…
Мгновение. У Валерки исчезла краска со щек. Сергей привстал.
-Слушай, тетка, - перешел на неуставную форму Мухин, - а ну, дергай отсюда, ….., пока я тебе, суке семибатюшной, все ноги не повыдергивал!
-Валер, Валер, Валер, Валер, - Сергей поглаживал могучее мухинское плечо, дру-гой рукой все же на всякий пожарный случай слегка так его придерживая, в то время, как тети-то давно уж и след простыл. –Валера, у нас дети, а они все эти твои слова, как магни-тофоны… Представляешь петрушку, когда где-нибудь в яслях им включат «воспроизве-дение»?
Мухин вибрировал, как незаглушенный трактор.
-Спокойно, ребята. Просто я немножечко устал. Отдыхаю. Развлекаюсь на досуге. Может быть у меня досуг, я спрашиваю?!
-Может-может, - продолжал его успокаивать Сергей, - ты только не шуми.
-Да я и не шумлю. Серег, может, по рюмочке?..
-По маленькой?..
-Тирлим-бом-бом…
-Тирлим-бом-бом!
Зазвонивший телефон немножечко вернул всех обратно из путешествия по волнам мухинского незатейливого досуга.
-Да-да, - где-то на третьем звонке отреагировал Сергей, - приветик! Конечно, он здесь. Что мы можем делать, все то же, водку пьянствовать собираемся. Даю. Жена, - про-тянул Сергей трубку Валерию.
-Хэллоу? Да, я здесь. Да, такой вот я неуловимый. Чем хотела порадовать? Забегай к нам сюда, посидим. Можно? – запоздало поинтересовался Валерий у хозяев.
-О чем ты говоришь, - мило обиделась Ирина.
-Ну, и все, ждем.
«… в обратный путь, туда, где нас
По прежнему помнят, жалеют и ждут…»
Память прыгает по кочкам времени. Причем, много неясностей, многое непонятно или недопонято, и несуществующая эта езда иногда захватывает дух, а иногда беспоря-дочной тряской лишает ощущения реальности сегодня, реальности сейчас.
Переписываю жизнь как бы набело,
Говорю себе «держись» каждый день,
Птица Счастья клюв на север раззявила,
Машет крыльями и гадит везде.
Кто чихал на этих птиц, тому премия,
Нету счастья ни в аду, ни в раю.
И стою я здесь, на пристани Времени,
Я стою, и, как умею, пою.
Сергей не переставал рифмовать, ибо имел с того многое, но, конечно же, не в ма-териальном смысле. Прекрасно, впрочем, понимая, что строфы его далеко не претендуют на бессмертие, он все равно писал, слагал, и подбирал гитарные аккорды. Черт его знает, для чего ему это надо, но вот, надо! Самоутверждение, что ли, какое, кто его знает. Да, кой май там самоутверждение, перед кем выпендриваться-то? Но нужно, нужно… Вот и сочинял.
Нагундосил я стихов – дальше некуда,
Все писал, да все не спал по ночам…
А как больно от тычков жизни бековой,
Не расскажешь ни друзьям, ни врачам…
Тут за мною приходили два Моргана,
Говорят, - хорош трещать да стонать,
А я их шлю на все известные органы,
И опять давай писать, и опять…
Сергей привык понемножечку себя обманывать. Очень просто. Чтобы создавались поэтические произведения, понятно, их нужно хоть как-то выстрадать. И поэтому прихо-дилось даже выдумывать себе страдания. И вот, под подобного рода наркозом или гипно-зом, - как хотите, - все у него и выходило. Да, замечательно, потому что не мешало ни де-лам, ни жизни вообще и в частности.
Ирка недоумевала и ревновала, когда у Сергея вдруг выкидывалось что-нибудь про любовь. Сережкиных абстракций на эту тему она не понимала и не принимала, поэтому-то постоянно учиняла строгий разбор его новым произведениям: «Это ты кому?» «Какая это такая «красивая девчонка одна»?», ну, и так далее.
И докучливыми осенними вечерами, когда большая женская половина семьи успо-каивалась и сопела носами, аккомпанируя позднему времени, складывались рифмы, зву-чали в голове аккорды, создавался другой, нежно лучезарный аккомпанемент, без которо-го Сережкина жизнь и любовь просто уже не могли существовать.
Засыпай, моя любовь. Спи, я рядом тихо лягу,
И похлопаю тебя по озябшей спине.
Отогреешься и спи, время спать, смотри, октябрь
Плачет дождиком в окне, серым дождиком в окне.
Не один еще романс пропоет усталый вечер…
Несложившийся пасьянс, неудавшаяся встреча…
Ключ потерян – не беда, не великая потеря,
Нам тепло, и в холода ты не веришь, я не верю.
-Разберемся! - сказал Сергей положившему телефонную трубку Мухину. –Да, и че-го так расстраиваться-то, в самом деле? Ну, ясен пень, сволочь она. Сволочь, она и в Аф-рике сволочь!
-Да не то, Серега, не то, - медленно отходил после инцидента Валерка, разливая по кухонным рюмкам красноватую жидкость с легким ароматом, - ты пойми, у него сейчас самый такой период, когда все, абсолютно все должны помогать ему выкарабкаться. Лад-но. Хорошо еще, что он, слава труду, не от мира сего, и о многих тещиных закидонах про-сто не догадывается, не понимает, чего она хочет. А она, Серега, хочет его придушить, как слепого котенка! Ладно, давай п….нём за хороших людей!
-Валер, Валер…
-Извини, опять сорвалось.
-Ну, тогда за сбычу мечт, как изрек тут недавно по телевизору наш любимый ав-тор-исполнитель.
-Будем!
Потом они наливали и разговаривали, разговаривали и наливали еще… Когда же дверной звонок заявил о прибытии довольно долго собиравшейся Светланы, выяснилось, что наливать им уже больше нечего.
-Только моей, ребята, ничего, пожалуйста, про эту бабу не говорите.
-Ладно-ладно, конспиратор, - улыбнулась Ирина.
Время лечит, лечит, хотя по-Мухину звучало несколько иначе: «Время, конечно, лечит, но доктор Мухин значительно быстрее!» Заметим еще, что лечит не столько само время, сколько благоприятные обстоятельства времени.
С той памятной весны ее знакомства с Мухиным, Светлана заметно изменилась (Как изменился сам Мухин – это ж совершенно другая история, сейчас не об этом.) При-чем, что заслуживает особого внимания, она стала даже внешне чуточку похожей на него. Точно такие же жесты, мимика, и, оно же, мухинское приглушенное «эс», в разговоре больше смахивающее на английское межзубное «th». Ну, все в себя впитала, да и сама (как сказать?) по уши пропиталась Валеркой. И, действительно, похожа, прямо как сестра, прямо вот и есть сестра единоутробная, и все тут!
«Вот чего любовь-то с людями выделывает», - кивал на них Ирке Сергей, отчего она немедленно улыбалась, обнимала и целовала его в девичьи щеки.
«Им бы еще детишек, - негласно болели одной и той же мыслью оба, - детишек бы Бог дал, совсем чтобы уж им хорошо».
-Ну, и по какому поводу сбор? – поинтересовалась Светлана. –А ты, Валерка, чего такой надутый?
-Я не надутый, а поддатый. А сбор просто так, давно ведь все вместе не собира-лись.
-Ты кого обмануть захотел, хитрован? Я же вижу, тут что-то происходило, иначе ты не был бы сейчас таким взъерошенным воробышком.
-Светка, я как-то с воробушком не того… Я больше на индюка…
Окончательно растворившаяся в Мухине Светлана ощущала в себе все его интона-ции.
-Ну, есть, есть маленькая хитрость, - выкручивался, как мог, Мухин, - я тут, видишь ли, малость позволил себе со своим закадычным Серегой, вот и вызвал тебя, в качестве личного шофера, оттарабанить всю эту твою птицефабрику до нашего курятника.
Они уселись всей странно и удивительно в масть сложившейся семьей за чаем, раз-говаривали, шутили, отдыхали.
-Сереж, - улучшив момент, дернула за рукав Светка, - что с ним сегодня?
-Да, устал, наверное. Чего ты, все ж нормально.
-Ну, я же вижу…
-Будет тебе, Светка, - рубанул ладонью Сергей, - будет! Замнем для ясности. По-нятно?
-Да, вот теперь понятно, - ничего не поняла, но почему-то успокоилась Светлана. Опять, значит, вы что-то затеваете. Как зовут потенциальную жертву?
-Я же тебе, кажется, сказал, - пригрозил ей Сергей, - замнем!
-Замнем, замнем, - потеплела Светлана, - баламуты вы оба!
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 1
Нам тепло, и в холода ты не веришь, я не верю.