Предыдущая публикация
ЯЛ - 6
- Чего хотел?
Брови Любаши подпрыгнули так, будто захотели побить все возможные рекорды по прыжкам в никуда:
- Ну, это уже вообще! Ты так говоришь о нем, будто бы только вчера вы с ним выпили по рюмке коньяку!
Грише ничего не оставалось, как продолжать “держать марку”:
- А он что, алкоголик?
- Нет, Гришенька, он законченный американец.
- Ну, мне все ясно, если ты слово “американец” произносишь, как… Ладно, хорошо. Так что же хочет этот твой законченный американец от тебя и от ребенка?
- Он жаждет исполнить долг отца и бывшего мужа.
- Дурдом какой-то на выезде! Что это за долг такой, бывшего мужа, с чем его едят?
- Предлагает устроить нам выезд, чтобы мы с дочерью смогли уехать туда насовсем.
- Ну, а ты, я так понимаю, особым желанием не горишь?
- Еще бы, что я там буду делать без тебя?
- Тогда все нормально.
- Что нормально?
- Пусть нарисовывается, встретим. Знаешь, а у меня созрел-таки вопрос о прошлом. Скажи, зачем же тебе нужен был такой муж, который, бросив тебя с дочерью, попросту свалил в свою многоэтажную Америку?
- Скорее мне нужна была дочь, остальное – вопрос донорства.
- Бедная ты моя…
- Что теперь делать-то? Светке говорить?
- А она знает что-нибудь о нем? Не знает? Тогда ни в коем случае ничего не говорить.
- Знаешь, а ведь она ждет своего папу…
- Ну, не его же, в частности?
- Да что ты. Просто она ждет своего папу, но с тех пор, как в нашей жизни появился ты, она как-то перестала со мной разговаривать на эту тему.
- Ну, все.
- Что?
- Все будет очень хорошо.
“Благодетель” явился к Любаше поздно вечером, благо Светка уже спала.
- Как хоть зовут-то его? – шепотом поинтересовался Григорий, в то время, когда Софья Васильевна отворяла заморскому гостю дверь и приглашала войти.
- Тогда звали Станиславом.
- Это Стасик, что ли? Отец мой кухонных тараканов так зовет – стасики. Как же это будет-то, постой, - Светлана Станиславовна… Нет, не звучит.
- Так-так-так, - по-хозяйски начал сэкономивший на цветах и подарках дочери стремный папаша. – Ну, здравствуй, Любовь. А ты молодец, хорошо сохранилась. А это что, муж или поклонник? – указал он рыжими усами на Григория. А усы – это прямо то, что надо, усы – само очарование вошедшего, усы придавали ему пронзительное сходство с тараканом. Ну, прямо Стасик!
- Ну-те-с, вот что, - Григорий поспешил взять инициативу в свои крепкие руки, - меня можете называть попросту Григорием Алексеевичем. А вы, кажется, Станислав?
- Как же, у меня тоже есть отчество.
Любаша испугалась, потому что таким она увидела Гришу впервые.
- Насколько я разбираюсь в медицине, в английском языке нет отчеств, так что свое отчество, милый Стасик, вы обронили вместе с потерянным отечеством.
- Любовь, я не намерен здесь выслушивать хамские выпады этого твоего нахала. Я приехал к вам с конкретным предложением, и…
- Погодите вы со своими предложениями, - тормознул его Гри-
горий, - давайте-ка лучше спросим у матери вашей бывшей, я подчеркиваю – бывшей дочери, нужны ли вы ей. Любаша, - обратился он к еще больше перепугавшейся Любаше, - говори ему, сейчас же, говори мне и ему, нужен тебе этот хлыст или нет!
- Да на черта он мне сдался!
- Слыхали? Все, вопрос исперчен. Станислав, кру-гом! И шагом марш отсюда.
- Да вы что тут все, с ума посходили?! Я приехал за ней и за дочерью, у меня там бизнес, деньги, работа, я увожу их из этой вашей помойки, чтобы они смогли жить как люди, вы слышите, как люди, а не то что…
- Ах, ты… - Григорий попытался перевести дух. – Софья Васильевна, Любаша, я вас очень попрошу, сделайте одолжение, приготовьте мне, пожалуйста, чаю. Только на Стаса не рассчитывайте, он не хочет, видите, какой он у нас холеный да сытый!
- Гришенька, не надо, - запросила Любаша, - он сейчас уйдет. Уходи, Стас!
- Уйти-то он уйдет, - пальнул взглядом в сторону Стаса Григорий, - очень даже обязательно уйдет! Но перед тем, как он навсегда, - он выкрикнул, - навсегда покинет этот гостеприимный дом, я ему хочу, с вашего разрешения, кое-что разобъяснить. Иди, Любаша, не бойся, я не сделаю богатому дяде больно, - он погладил ее по голове и с наиболее вероятной мягкостью подтолкнул к двери, - идите. Чайку бы мне сейчас покрепче, Софья Васильевна, пожалуйста.
Женщины, повиновавшись, вышли.
- Дверь! – приказал им вслед Григорий. – Плотно закрыть дверь и не подслушивать!
Респектабельный Станислав заметно подзагрустил.
- Ну что, благодетель, какого хрена тебе здесь надо?
- Я жалею эту женщину и ее маленькую девочку. Другого такого случая им в жизни не представится.
- Жалеешь? Ловко. А где ж ты раньше был, как поется в известной песне, целовался с кем? Чего ж ты раньше-то их не пожалел, жалельщик, когда бросал-то их здесь? Где ты был, когда подрастала твоя дочурка, американский засранец, где? Отец. Знаешь ли ты, что значит отец для девочки? Отец для девочки – это самый первый мужчина, в которого она влюбляется, самая первая любовь, понимаешь? Что же ты теперь хочешь? “Здравствуй, я твой папа?” Тараканья рожа с набитыми зелеными “бабками” карманами! Ты подумал, лиходей, что станется с ней после тараканьей твоей первой любови?!
- Я дам ей все: образование, работу, карьеру, престиж – все. А ты, что сможешь дать ей ты? Кем ты работаешь?
- Трубочистом! Прочищаю от всякой грязи трубы, а если надо – снесу крышку к ядрене матери!
- Это какой-то кошмар! Страна трубочистов, алкоголиков и бомжей! Поймите вы, вы же на помойке живете, на помойке!
- На помойке с многовековой историей.
- Господи, кому нужна вся эта многовековая история, когда современная молодежь этой страны – восемьдесят процентов алкоголики и семьдесят – наркоманы. Оглянитесь, у вас нет будущего! Страшно ходить по улицам, люди все злые, как собаки, никто практически не улыбается.
- Мы не роботы, чтобы улыбаться по заказу. Да, нам тяжело, но в этом часть и вашей вины. Наркоманы, говоришь, алкоголики? А не ваша ли реклама болтается по верхам на каждом углу, где красивейшие женщины распивают спиртное и курят новомодные сигареты, где атлетического вида мужчины распивают и курят? Вся эта зараза и зомбирование людей – это “плоды просвещения” целых научных коллективов, ваших, а не наших, либералы вы проклятые!
- Боже мой, как все это глупо!
На скулах Григория нетерпеливо заиграли желваки:
- Все. Вечер воспоминаний объявляю закрытым. Возвращайся к своему бизнесу.
- Хорошо, я уйду. Могу ли я оставить для дочери немного денег?
- Купи себе на них мороженого. Любаша! – позвал он громко, - Такая жалость, Станислав покидает нас! Гуд бай, май френд, гуд бай!
- О-бал-деть, - в три приема проговорила Любаша через полминуты после того, как за Станиславом захлопнулась входная дверь. – Слушай, а ты монстр. Как ты ему, это, про мороженое…
- Все-таки подслушивала?
- Я боялась.
- Чего?
- За тебя боялась. Мне показалось, что ты хочешь его укусить.
- Была б особая нужда – укусил бы. Жалко тебе, что ли?
- Жалко зубов симпатичного трубочиста.
- Мама, мама! – закапризничала из своей комнаты Света.
- Можно мне? – спросил Григорий и, не дождавшись разрешения, юркнул в детскую комнату и плотно прикрыл за собою дверь.
- Светланка, это я, узнаешь?
- Гриша, мой Гриша, - обняла его за шею девчушка. Кто там был, кто там приходил?
- Ой, ты же совершенно ничего не знаешь. Приходил один очень хороший дядя и сказал под большим секретом только мне одному, что твой папа наконец нашелся!
- Мой папа нашелся?!
- Тихо-тихо, не кричи. Ты, смотри, пока не говори никому про это, даже маме, а то если расскажешь, волшебство улетучится и ты так и не сможешь встретиться со своим папой.
- Волшебство?
- Ну, конечно. Дядя-то, который приходил, он волшебник.
- А кто кричал?
- Не кричал, а читал заклинание.
- Вот здорово, у меня будет папа! А ты, а как же ты, я без тебя не буду, я без тебя не могу, а как же Дар, а как же ты, - Светочка приготовилась плакать.
- Тихо-тихо, это очень добрый волшебник, он все устроил так, что у тебя и папа будет, и я, и Дар, и всем вместе нам будет очень хорошо и очень весело!
- Тогда ладно, - согласилась, успокоившись, Светка. – А кто мой папа, кто он?
- Я боюсь тебе сказать, я боюсь, что ты обязательно проговоришься.
- Что ты, Гриша, нет, нет.
- Ну, смотри же, помни о последствиях. Светка, твой папа – клоун, он работает в цирке!
- Ура!!! – заорал среди ночи счастливый ребенок.
- Да тихо ты, тихо, все ведь испортишь.
Девочка приложила палец к губам и нырнула под одеяло.
- А он есть в твоей книжке?
- В книжке его нет, но, говорят, он очень хороший клоун.
- А когда я его увижу?
- Скоро, очень скоро. Ровно через неделю, в пятницу мы все втроем, мама, ты и я, пойдем в цирк, и там ты его увидишь, поняла?
- Ага.
- Но смотри, если маме, или бабушке, или еще кому-нибудь расскажешь – все, не видать тебе своего папы, как своих ушей.
- Ха-ха, смешно – как своих ушей.
- Точно. Все. Спи. Спокойной ночи.
Вся фишка в том, что к этому времени в жизни двух объединенных общим делом людей – Григория и его названного родителя, дяди Леши, произошли такие перемены, что Григорий и сам во все это верил с трудом и никому еще, даже верному своему Пашке, не позвонил и не рассказал, он-таки откровенно чего-то побаивался, чего-то все боялся спугнуть, ненормальный.
К большому сожалению автора, от него ускользнули нюансы и перипетии этого дела, и сам он, автор, что называется, нарвался на новость, как неудачливый сапер нарывается на мину. Сапер, как известно, ошибается только раз, вот и автор, упустивший момент и не отследивший последовательности событий… Интересно же, елки зеленые, как там и что. Но теперь ушло, не воротишь.
А тут, значит, вот оно как все обернулось. Знаете же, так у всех бывает, чего там, засвербило у автора внутри. Ну, мало ли неприятностей – семья, работа, - все по земле-то ходим. Вот и плохо. И плохо, и грустно так, что не знаешь, куда себя деть. И не знающий куда себя деть автор, кстати сказать, пламенный поклонник циркового искусства, легко купив билет, отправился на представление, на котором еще не бывал, в Большой, как стали его называть, цирк на Проспекте Вернадского.
Задержавшись в буфете за трапезой от местных щедрот, а, стало быть, припоздав к самому началу представления, так что уже програмку брать было некогда, многократно извиняющийся перед усевшимися зрителями автор-полуинтеллигент добрался до своего законного по билету места и уселся наконец. И, начавший было получать свою порцию удовольствия от зрелища, разомлевший автор, предвкушая долгожданное, как в детстве, появление на яркоосвещенном манеже клоунов, вдруг самым что ни на есть решительным образом обалдел, по-другому и не скажешь, когда услышал чей-то, многократно усиленный динамиками голос: “Дорогие друзья, вас приветствует клоун Григорий Вескин!” Будучи на дружеской ноге с самим Григорием Вескиным, вы представляете себе, дорогие мои, как тут обрадовался автор, как забилось его сердце, как… И все такое.
- Гриша, родной, я поздравляю тебя, какой успех! – вломился в гримуборную эйфорированный автор со своими неуместными объятьями к усталому молодому артисту. – Как же это вышло-то все, расскажи!
- Да я не знаю, - вытирал полотенцем пот счастливый молодой мастер, - все как-то очень уж быстро произошло, я до сих пор опомниться не могу. В результате, видишь, работаю.
- Я вас категорически приветствую! – ввалился в помещение колоритный дядя Леша.
- Алексей Сергеевич, я вас также категорически поздравляю! Какой успех, какая работа! Спасибо вам, друзья! Это большая удача!
- Я тебе так скажу, мальчик, - старый клоун обнял за плечи названного сына, - Бог, он не фраер, бог все видит! А как вы?
- Да что я? Мараю себе бумагу, больше и нет ничего.
- Зря ты так, - вступился за автора при самом же авторе Григорий, - мы тут кое-что читали. По-моему, у тебя довольно неплохо получается.
Ну что ж тут – добрая душа.
Два человека… Нет, не так. Хорошо было бы сказать – старый и малый, но это неправильно. А вот как. Два ребенка – один взрослый, другой – не очень, - всю эту неделю ходили как на иголках.
В среду, на общей прогулке в ближайшем городском сквере, Григорий, приложив палец к губам, незаметно подмигнул Светланке, и во всеуслышанье предложил:
- Слушайте, девчонки, а не отправиться ли нам всем вместе в цирк?
- Здорово, - за всех ответила Любаша, - Светик, ты как?
Светлана молча и серьезно кивнула.
- Вот тебе и раз! Что-то я не наблюдаю традиционных прыганий до потолка? – удивилась Любаша.
- Что ты, мамочка, я очень даже рада.
- Чего ты пристала-то к ребенку? – вступился Григорий, и как-то все это постепенно замялось.
Перед прощанием он извлек из кармана три билета на пятницу, один оторвал и оставил его у себя, а два других торжественно передал Светланке, бережно принявшей подарок. Девчушка аккуратно сложила билеты и опустила их в самые недра самого надежного кармана.
- А разве мы не вместе? – недопоняла Любаша.
- Конечно, вместе, - успокоил Гриша, - просто я, наверное, минут на пятнадцать-двадцать опоздаю: дела. Билеты у вас, стало быть, ждать меня где-нибудь на улице вам не придется, и вы не опоздаете к самому началу.
- А ты нас найдешь?
- Да чего там искать, - засмеялся Гриша.
- Что это ты веселишься?
- Я ничего. Я говорю, чего там искать – первый ряд, элементарно. Ну, конечно же, найду!
Дарите друг другу чудеса! Подумайте, как это нужно порой, как необходимо! Чудо можно смастерить изо всего: из упавшей на рукав пальто снежинки, или из теплого тополиного снега, из лесного ручейка, журчащего под ногами, или из дождевого облака, поливающего желтые розы, из предметов обихода, изо всего, буквально изо всего можно слепить чудо! Тут еще очень важно как следует подготовить своих благодарных зрителей, чтобы не сразу, чтобы ждали они и хотели волшебства, чтобы верили, чтобы безоглядно верили в то, что чудеса…
- Смотри, старик, вон она, Любаша. А вон и внучка твоя, видишь? Ну, как?
- Вот это да! Красавица-то какая, и внучка тоже хорошенькая, прелесть!
- Веди их после спектакля прямо ко мне, понял?
- Сделаем.
Тем временем в зале погас общий свет, включились прожектора, и оркестр заиграл увертюру. Парад-пролог.
- Дарка, я очень волнуюсь. В первом ряду Любаша со Светкой, смекаешь? Смотри у меня, малыш, чтобы без срывов, тут тебе не у Крокодилыча, понял? Постарайся, дружок, представить себе на минутку, будто бы мы их вовсе не знаем, мы же с тобой артисты, договорились?
- Гриша! Гриша Вескин готов? Выход!
- Готов.
- Я объявляю: дорогие друзья, весь вечер на манеже клоун Григорий Вескин!
Звук оркестровой трубы врезался в купол, в полной темноте луч света очертил правильный круг на форганге…
После короткого озорного антре Григорий пошел по первому ряду партера, поздоровался с маленькими и взрослыми зрителями за руку. Подошел к своим, пожал Светке ногу и присел на предназначенное ему по билету место:
- Привет, дорогие мои девчонки! Я не очень опоздал?
- Боже мой, Гришенька, это ты?! Что ты здесь делаешь?
- Тише, тише, Любаша, а то все испортишь. Очень просто: я здесь работаю. Досидите до конца представления и никуда не уходите, за вами придут и проводят ко мне.
- Кто придет? – спросила пришпиленная к креслу Светлана.
- Твой дедушка.
- Какой дедушка?
- Очень хороший, всем бы такого дедушку. Все.
Первой в гримуборную влетела Светка, с разбегу бросившаяся ему в объятья. Она запрыгнула на Гришу, обхватила его руками и ногами, плача от счастья, гладя его по голове:
- Папа, мой папа… Я знала, я знала, что это ты! Папа, мой папа.
- Вот и созрели мои ягоды ландыша, - прижалась к его груди Любаша.
- Нет, родная моя, твоим ландышам суждено благоухать безотносительно любого времени года.
- Ну, это ты у нас по ландышам большой специалист, а я, знаешь, я очень сильно люблю тебя, мой любимый клоун!
- Что ж вы делаете-то, девчонки? Меня же выгонят с работы.
- Почему?
- Потому что клоуну не разрешается плакать… Даже от счастья.
К О Н Е Ц
Лето’97 – весна’98 7 марта 1998 г.
Следующая публикация
Нет комментариев