Казаки

Отче наш... Звенят слова молитвы...
Трупы турок покрывают вал...
Ты в Азове не боялась битвы,
И в руке дымился самопал.
Веря свято Покрову Пречистой,
Ты за мужем на валы пошла,
И, шипя по склонам травянистым,
Полилась кипящая смола.
А потом... Ах, сотни, сотни вёсен
Сыновей ты снаряжала в бой;
Знала ты, что пули их покосят,
И немела от тоски глухой.
Нет на свете добывавших славу,
Дует он, горячий суховей.
Пригибает золотые травы
На могиле брошенной твоей...
Мы — ушли... И песни мы сложили,
Всё своё сыновне полюбя,
И тебя, родная, не забыли,
И стихи сложили про тебя.
Сколько слёз твои пролили очи,
Сколько болей затаила грудь...
Отче наш... В грядущей страшной ночи
Освети ей, мученице, путь!

Давно, страсть давно, ах, и в те времена
Морила, губила, сжигала война.
Несчётные вражьи сходились полки
И шли безудержно до Дону-реки.
Казачья им сила навстречу пошла,
И в схватке неравной в степи полегла.
А враг, нагружённый добром не своим,
Шляхами небитыми тронулся в Крым.
И вышла Наталья, казачая мать,
Ах, сына Степана по Полю искать.
В соседней станице, сожжённой дотла,
Мать мёртвого сына под вязом нашла.
А рядом, сраженный казачьим копьём,
Татарин израненный, с мёртвым конём,
Метался в предсмертной борьбе на траве,
И кровь, ох, на бритой его голове.
Он шепчет чегой-то-су-бер, аль су-бар...
Напиться так просят у них, у татар.
И кинулась мать, чтобы сына обмыть;
Татарина хочет она напоить,
Могилку бы вырыть-да руки дрожат,
И катятся горькие слёзы, как град.
И бредит татарин. И солнышко жжёт.
А ворон-могильщик и кружит, и ждёт.
И кинулась снова казачая мать,
Татарина хочет она приподнять,
Он в латы закован, подбитый орёл,
И ей не под силу. Тяжёл, ох, тяжёл!
Татарскою саблею, слабой рукой,
Мать роет могилку, а слёзы - рекой.
Но дело своё до конца довела,
И сына зарыла, и Отчу прочла.
И снова к татарину: «Боже ты мой.
Никак не поднять - агромадный такой!
Поди, у него-то маманя его
Всё ждёт - не дождётся сынка своего.
Хоть нет его, Стёпушки, Господи, нет,
Нехай очунеется этот Ахмет!
Ох, нету в живых моего казака,
Нехай, хучь татарка, дождётся сынка!»
И хочет татарина вновь приподнять...
И всё это видела Божия Мать.
И кинулась к Богу-Отцу в небесах,
Просила Его со слезами в глазах,
И сбилась... и начала горько рыдать,
И хочет Наталью Ему показать,
Что, сына зарывши в землице сырой,
Татарина поит водой ключевой.
И видит: Господнею волей святой
Поднялся Степан из земли, из сырой,
Подходит к сражённому в битве врагу,
И матери шепчет: «Постой, помогу».
И с матерью вместе Ахмета подняв,
Кладёт на ковёр из лазоревых трав.
Не знает Наталья, казачая мать,
Смеяться ли ей - иль от счастья рыдать:
Господь бесконечных неведомых сил
Степана ей, сына её, воскресил!
Татарин спокойно лежит на траве,
Нет крови на бритой его голове.
Уснул он, спокойно Ахметка уснул,
Вернётся он снова в родимый аул.
Расскажет: в далёкой стране казаков
Сражённых на землю, не мучат врагов.
Дадут и поесть, и напиться дадут,
У них, казаков, там - лежачих не бьют!
А если кто думал - народ их убит,
Напрасно! Господь казаков воскресит.
И в мирном труде, не в кровавом бою,
Державу Казачью построят свою.