Предыдущая публикация
Созависимое детство: как живут дети, родители которых не могут избавиться от пристрастия к наркотикам или алкоголю
Родители нередко жалуются на детей: они плохо учатся, связываются с плохой компанией, поздно возвращаются домой. Но иногда детям бывает куда тяжелее с родителями — например, если один из них или оба страдают зависимостью, — но пожаловаться такому ребенку некому. Выясним, как помочь созависимым детям.
«Сын заставал меня со шприцем в руках и спрашивал: „Папа, что ты делаешь?“ Я ему отвечал, что заболел и укол мне поможет. Я не рассказывал — а зачем? Когда ребенок, открывая дверь в ванную, видит, как папа делает другу „укол“ в шею и у него не получается, брызжет кровь, — он уже пугается и погружается в депрессивное состояние».
Алексей употребляет наркотики 15 лет. Наш герой рассказывает о своей жизни около автобуса Фонда Андрея Рылькова, где таким, как он, выдают самое необходимое: инсулиновые шприцы, бинты, мази для рассасывания и т. д. Алексею 30 лет, у него жена и двое детей — сыну девять, дочке пять. Он охотно и с сожалением говорит о своем отцовстве: о том, что уже бросал и ходил «чистым» больше трех лет, что переживает, если повышает на детей голос, когда кумарит, и что он, как христианин, чувствует свой долг воспитать сына и дочь и дать им образование. «Наркотики разрушают мои отношения с семьей», — признаётся Алексей. В тяжелые периоды он уходит из дома, чтобы дети не видели, что творится с папой, и не пугались. Рассказывать им о своей зависимости Алексей не собирается, потому что планирует скоро завязать: «Я думаю, что рано или поздно закончу, это единственный выход. Иначе — тюрьма и смерть».
Согласно статистике, отказаться от употребления наркотиков удается 20–30% зависимых, в России несколько лет назад их доля составляла всего 2%.
Семьи, в которых один или несколько человек страдают от разного рода зависимостей, относят к «дисфункциональным» — в противовес «здоровым» и «счастливым». Психологи уверены, что дети в этом случае получают травматичный опыт, тяжелые последствия которого сказываются и во взрослой жизни. Опасность для ребенка очевидна, и Семейный кодекс предполагает лишение людей с наркотической или алкогольной зависимостью родительских прав. В условиях жесткой наркополитики эта крайняя мера остается единственным ответом государства детям, попавшим в такую ситуацию.
По статистике, каждый четвертый ребенок живет в семье, где мать и/или отец имеют проблемы с алкоголем или наркотиками. В 2017 году в России всего было заведено 48 тыс. дел о лишении родительских прав — для скольких из них поводом стала зависимость, неизвестно. Подсчитать количество «незамеченных» детей, которые воспитываются в дисфункциональных семьях (будь то бытовой алкоголизм или тяжелые формы наркотической зависимости), также не представляется возможным. Многие из них, вырастая, забирают с собой из детства багаж из травм, обид и имеют много вопросов к своему прошлому.
Не лезь, не подходи к нему
Тане (имя героини изменено) сейчас 22. Она переехала из родного города в Москву четыре года назад, когда поступила в университет. Дома осталась ее семья: родители и младшая сестра. 16 лет Таня делала вид, что у них всё в порядке, — для себя, отца и окружающих.
«Сколько себя помню, я всегда чувствовала, что что-то не так. Папа становился другим, а мама говорила мне: „Не лезь, не подходи к нему“. Мое первое воспоминание — отец вернулся ночью пьяный и побитый, а мы с мамой на следующий день ушли и не появлялись дома, чтобы я этого не видела. Она считала, что так будет лучше, потому что я ничего не пойму.
Я росла в страхе и прочно усвоила, что говорить об этом нельзя. Но было так глупо делать вид, что всё в порядке, каждый божий день слушать за ужином одинаковые армейские истории — и молчать, потому что мама под столом толкает тебя ногой — мол, веди себя хорошо. Она боялась его агрессии: отец мог, например, что-то швырнуть. Помню, был случай, когда мама не выдержала и позвала папину сестру. Та начала его упрекать, а он разбил ее головой стеклянную дверь и ушел из дома, но потом вернулся. А мама пустила и простила.
Уже повзрослев, я спрашивала ее: „Зачем ты это терпишь?“ Она отвечала: „Потому что должна быть полноценная семья“. Наше общество считает, что если твой муж пьет, значит ты виновата и делаешь что-то не так.
Я очень долго пыталась сама себе ответить на этот вопрос. В моем возрасте легко сказать: „Я бы обязательно ушла, если бы муж пил!“ — но в жизни всё сложнее. Мама бросала его, когда мне было три месяца, но потом вернулась, потому что „у ребенка должен быть отец“. И родная сестренка от него. А потом уже стало страшно уходить — это дело привычки плюс финансовая зависимость (которую, кстати, я тоже от него сейчас испытываю), еще один способ манипуляции. К тому же, когда живешь с алкоголиком, меняется психика. Моя мама стала созависимой, как и мы все. Я боюсь отца физически и морально.
Мы начали поднимать эту тему меньше года назад. Медленно, потихоньку, аккуратно, только после того, как он выпьет, и говорить с ним не открытым текстом, а завуалированно. Когда отец трезвый, мы вообще об этом речи не заводим. После переезда я гощу дома довольно редко, и папу хватает на два дня — чтобы встретить и проводить. Каждый вечер, когда он пьет, я настраиваю себя на разговор следующим утром. Но потом просыпаюсь, завтракаю с ним — и думаю: „Ну ладно, не буду, ведь он хороший“. Трезвый, это совершенно другой человек, которого ты любишь. Однако спустя какое-то время отец запирается в своей комнате или в туалете, потому что хранит алкоголь даже в бачке, и выходит неузнаваемым.
Это очень сложно: вашу проблему видят все — а ты как дурак делаешь вид, что ничего не происходит, и не можешь ни с кем поделиться своим горем, потому что наше общество говорит, что стыдно, когда отец алкоголик, наркоман или когда он играет. Как будто его пороки автоматически переносятся на тебя, и это означает, что и с тобой что-то не так. Приходится всё время поддерживать иллюзию счастья. Многие друзья, приходившие в гости, говорили, какая у меня замечательная семья. И какой очаровательный папа. Я кивала».
В прошлом году на фоне ситуации в семье у Тани случился нервный срыв, а в этом то же самое произошло с ее 14-летней сестрой. Вместе с психотерапевтом, с которым наша героиня изначально хотела обсудить совершенно другие вопросы, они выяснили, что многие проблемы в настоящем тянутся из прошлого. Так Таня узнала, почему ей сложно устанавливать глубокие эмоциональные связи с мужчинами: подспудно девушке всегда казалось, что они тоже обманывают, пьют и могут причинить боль. Из-за того что отец почти никогда не был ласков и не принимал активного участия в жизни дочери, у повзрослевшей Тани отсутствовал мужской паттерн, и это мешало ей строить отношения с противоположным полом.
Чужая тень
У 95% людей, выросших в семьях, где родители злоупотребляли алкоголем и принимали наркотики, встречаются психические нарушения. Созависимость, упомянутая Таней, — наиболее частая, хотя и не всегда заметная проблема, которую выносят такие дети из дома.
Этот феномен начали изучать в конце прошлого века. В 1989 году американские психологи предложили определять его как «паттерн болезненной зависимости от компульсивного поведения и одобрения окружающих на фоне стремления к безопасности, поиска своей идентичности и желания повысить собственную значимость». В ходе исследований выяснилось, что проблема встречается у больших групп людей, в числе которых есть и повзрослевшие дети тех, кто злоупотреблял алкоголем и наркотиками. Тем не менее созависимость не признаётся клиническим заболеванием и часто подменяется другим диагнозом.
Это расстройство опасно тем, что оно вытесняет всякую «самость»: чужие потребности превращаются в собственные, теряется интерес к своей жизни, поскольку ею такой человек уже и не живет. Он пребывает в состоянии перманентного внутриличностного конфликта.
Модели поведения и взаимоотношений между людьми в случае созависимости могут быть разными. Например, «спасатели» стремятся во что бы то ни стало решить чужие проблемы в ущерб собственным. «Жертвы», наоборот, пытаются избежать ответственности за свою жизнь и много жалуются. «Мученики» тоже страдают, но грезят о мире будущего, где всё однажды станет хорошо.
Когда созависимым оказывается ребенок, возможен и эмоциональный инцест — обмен ролями с родителем. Одинокий и беспомощный человек ищет поддержки у своего чада, а тому приходится резко взрослеть и «решать» недетские вопросы.
Психотерапевт Наталья Жукова оказывает помощь людям с подобными проблемами. В исследовании феномена созависимости у нее был личный интерес: в семье Натальи пил отец. Изначально она углубилась в эту тему, чтобы лучше разобраться в собственной ситуации и найти выход, а потом решила помогать другим.
«Я долго исправляла это в себе и хорошо понимала, как тяжело жить с таким багажом и сколько страданий он приносит. Созависимость — тема узкая и „стыдная“, о ней мало говорят. Многие люди живут с тем, что причиняет им боль, но не понимают, что на самом деле с ними происходит.
В такой семье страдают все, и особенно дети. Они усваивают модели поведения родителей. Например, если я девочка и вижу, что мама молчит, когда папа приходит пьяный, то учусь приспосабливаться и не высовываться. Если она „погружена“ в отца и не замечает меня — значит нужно стараться и быть хорошей, чтобы на тебя обратили внимание. Я ведь хочу любви? Надо брать на себя ответственность и вместе спасать папу — или маму, если ей плохо. Зависимые и созависимые родители живут в первую очередь со своей болезнью и не думают про ребенка. А он усваивает такую модель и, вырастая, подсознательно ищет того, с кем ему будет больно, плохо, либо отыгрывает похожий сценарий со здоровым партнером, потому что это привычно.
Я, как психотерапевт, определяю таких людей сразу. Они угождают, терпят, не говорят о своих чувствах, спасают. Им сложно принимать и гораздо проще дарить, особенно то, что хочется иметь самим. В своем спасательстве и угодничестве они теряют себя и превращаются в тень чужого человека.
Терапия созависимости длится от полугода и продвигается тяжело. В ней много сопротивления и отрицания: человеку кажется, что он не болен, такой пациент постоянно говорит о чужих проблемах, считает их важнее собственных. Созависимость бесконечна — ты можешь работать над этим постоянно. Иногда в момент стресса, болезни или эмоционального потрясения мы регрессируем, в нас просыпаются старые деструктивные демоны. Нередко пациенты воспринимают подобные эпизоды как откат в выздоровлении, но к ним нужно относиться иначе: это тоже опыт, с которым необходимо работать.
В жизни созависимого много обид и претензий, потому что ему в некотором смысле удобно не меняться и обвинять. Выздороветь — значит взять на себя ответственность за свою жизнь, а еще принять родителей и понять, почему так произошло, осознать, что они не алкоголики и наркоманы, а люди с болезнью. И наверное, им было непросто, если они выбрали такой способ борьбы с реальностью. Когда видишь не только краешек проблемы, а живого человека за этим, появляется сочувствие и тепло».
Отпустить обиду
Наталья считает, что, справившись с созависимостью, можно выстроить теплые отношения с родственниками и отпустить обиду. Это недавно удалось 21-летней Лизе, которая тоже пережила в детстве алкогольную зависимость отца. После развода родителей девочка осталась с матерью и видела, как тот совершенно ею не интересуется. Общаться и узнавать друг друга они начали лишь недавно.
«Из своего раннего детства помню коллекции банок „Балтики“ под столом — я просто обожала с ними играть. О том, что что-то не так, начала догадываться лет в двенадцать. Как-то раз папа с другом пили водку на кухне. Потом пришла мама, и они громко ругались в соседней комнате, а я сидела у телевизора (там шел какой-то сериал), ела суп, и слезы катились в тарелку.
В детстве отца я почему-то любила больше, но потом жила с мамой, и у нас с ней сформировалась неразрывная связь. Я обсуждала с психотерапевтом свои отношения с папой, потому что подозревала, что мне могут нравиться мужчины, похожие на него, и боялась этого.
У меня постоянно копилась обида, и пару лет назад она переросла в злость, когда я начала осознавать, что за отношения у нас были до этого, и поняла, какой травматичной фигурой в моей жизни оказался отец. Я бы не сказала, что ключевую роль сыграла именно его зависимость, но она определенно стала одной причин, отдалявших меня от него. Отец любил меня странной любовью: ему никто был не нужен, он чувствовал себя хорошо в своем одиночестве и уставал от нашего с мамой общества.
Всю жизнь мы придерживались странной манеры общения — оно строилось только на шутках. Первый раз серьезно мы поговорили, когда я училась на первом курсе, но зависимость отца так и не обсуждали. Сейчас он начал искать со мной общения — наверное, теперь я ему более интересна, чем в детстве. Мы стали ближе, и я понимаю, что это просто формат его взаимоотношений с ребенком. У меня есть брат, и отец не участвует ни в моей, ни в его жизни. Я перестала считать это личной обидой — просто такой он человек».
Как помогают детям
Организованной помощи созависимым детям у нас нет — если такие люди и обращаются за поддержкой, как Таня и Лиза, то уже будучи взрослыми. Наталья Жукова связывает это с тем, что сама проблема игнорируется и болезнью не считается:
«Алкоголизм можно увидеть и потрогать, а созависимость — нельзя, и статистику смертности тут тоже не соберешь».
Вопрос, насколько правильно и гуманно разлучать детей с такими родителями, психотерапевт считает неразрешимой моральной дилеммой.
«Помочь созависимому можно, только вылечив наркоманию или алкоголизм у зависимого. Болезнь — внутри нас, это не что-то живущее отдельно.
Мой папа воспитывался в интернате, потому что его мать не справлялась, и часто говорил, что, если бы его туда не отдали, он даже писать и читать не научился бы. Но я общалась с детьми из интерната, и все они скучают, несмотря на то что родители бухают и живут в опасности. Наверное, каждый случай индивидуален, и нужно отталкиваться от того, что важнее: эмоциональная составляющая или бытовой комфорт и обучение ребенка элементарным навыкам», — считает Наталья.
Чтобы понять, чего не хватает российской системе, можно посмотреть на опыт других стран. Например, в США уже 35 лет существует национальная программа, которая помогает детям бороться с воздействием алкогольной и наркотической зависимости родителей на семью. Эта организация проводит тренинги и обучение, собирает группы поддержки для людей разных возрастов, в том числе для самых младших. Для подростков устраивают анонимные клубы (по типу КАА), где они делятся проблемами и ищут помощь. Для детей в зависимых семьях выпускается специальная литература: в Англии, например, большую популярность обрела вышедшая в 1984 году книга «Слон в гостиной» с советами, как выстраивать отношения с родителями, употребляющими алкоголь и наркотики.
Беда, от которой нельзя скрыться
Такой путь считают наиболее правильным и сотрудники Фонда Андрея Рылькова. Координатор социальной работы Максим Малышев и психолог Елена Ремнева давно помогают людям, употребляющим наркотики. Общаясь с такими семьями, они заметили одну типичную черту: родители часто лгут о том, что с ними происходит. Максим и Елена решили выпустить специальный комикс, который станет инструментом коммуникации между детьми и взрослыми на темы, которые раньше замалчивались.
«Еще до начала работы над комиксом мы в образах Деда Мороза и Снегурочки ездили поздравлять семьи наркозависимых. Этот проект мы рассматривали как профилактику и хотели сделать так, чтобы у детей формировалось меньше паттернов созависимых отношений. Но из-за лжи и недомолвок, из-за того, что взрослые не говорят о своих проблемах, пользы было немного.
Помимо этого, мы регулярно закупаемся с родителями для школы перед 1 Сентября. Они очень нервничают, когда мы идем вместе с ними и с детьми в магазин, спрашивают: „А вы точно не скажете, что мы потребители?“ Нам всё время приходится придумывать, что ответить.
Следующая публикация
Нет комментариев