Предыдущая публикация
Деревню Травное обороняли отчаянно...
У меня особое отношение к селу Новотравному. Оно связано с трагическими событиями самого крупного в России крестьянского восстания 1921 года. Появился этот интерес после рассказа старого деда, который работал сторожем в Богоявленском соборе, – к сожалению, его имени уже не помню. Это был правдивый рассказ о тех грозных событиях, которые еще пятнадцать лет тому назад назывались «кулацко-эсеровским мятежом». Он говорил о том, как героически защищалось село, как расстреливали травнинских мужиков у реки, а весной вода была красной от крови. Через много лет я нашла документальное подтверждение его словам в рассекреченном докладе комбрига красных Николая Николаевича Рахманова.
Из доклада командира 85 бригады внук Н.Н.Рахманова помглавкому о подавлении повстанческого движения в Тюменской губернии с 10 февраля по 24 марта 1921 года:
“Целый ряд боев показал нашим частям, что с повстанцами нужно считаться, как с силой. Особенно отважно, отчаянно бандиты вели оборону селений, обнаружив при этом высокие качества выдержанности, инициативы, дисциплинированности, полной согласованности действий своих отрядов и поддержания самой прочной связи, взаимопомощи, умения сориентироваться в обстановке и нередко появления высокой доблести и самопожертвования. В полевых схватках повстанческие отряды обычно не выдерживали и бежали, отчасти потому, что они не могли противопоставить нашим отрядам достаточного оружейного и пулеметного огня. Но защиту своих селений во многих случаях проводили великолепно, стойко держались при самых тяжелых условиях: под артиллерийским обстрелом, пулеметным огнем, в горящих деревнях - и наносили значительные потери нашим частям своим метким огнем и атакой. Таковы были случаи при наших наступлениях на д.Травное, д.Локти, д.Песьяново, д.Босоногово, д. Аромашево и др. Засевши в окруженных, часто горящих деревнях, нередко под огнем артиллерии, бандиты не теряли духа и спокойно, без лишней траты патронов, расстреливали из-за укрытий наши цепи, выбивая почти весь комсостав, умело бросали в наши тылы и на фланги полевыми тропами, специально протоптанными, конницу. Пользуясь знанием местности, повстанцы великолепно разведывают, пробираясь в тыл нашего расположения, и собирают ценный материал, часто вызывают панику среди наших частей и отрядов”.
Совсем недавно мне рассказали случай, который произошел в Новотравном в шестидесятые годы прошлого века. В сельсовет пришла пожилая женщина, держа в руках клюку, которой многозначительно постукивала об пол, и деловито смоля “козьей ножкой”, заряженной ядреной махоркой. Игнашиха – так прозывали эту женщину – пришла требовать дрова на зиму. Когда за ней закрылась дверь, председатель таинственно шепнул собеседнику, что она возглавляла бабий бунт во время мятежа двадцать первого года. О том же говорит М.М. Агарков, ныне здравствующий житель села Травное (ему уже, слава Богу, за девяносто): “Игнашиха выскочила на улицу с криком: “Женщины, берите вилы и ухваты!” Собравшихся крестьянок повела к амбарам. Красноармейцы, которые охраняли зерно, стали стрелять. Собралось много народа. Там, где сейчас правление, солдаты застрелили женщину...»
Начало бунту было положено. Вспоминает внучка Игнашихи, Валентина Степановна Алексеева: «Бабушку звали Татьяна Ивановна Григорова, она получила свое прозвище по имени мужа Игната Петровича. В небольшой роще недалеко от деревни до сих пор сохранились окопы, оставшиеся здесь после восстания. Весной в них накапливалась вода, женщины ходили полоскать белье. В 60-е годы колхозники проводили там праздник “красной борозды”... Дом культуры в деревне построили на месте церкви. Строители случайно выкопали гроб, нашли крест с цепочкой, а мальчишки по деревне таскали череп и руку священника», – вздохнув, добавила Валентина Степановна.
Из доклада командира 85 бригады внук Н.Н.Рахманова помглавкому о подавлении повстанческого движения в Тюменской губернии с 10 февраля по 24 марта 1921 года:
“Обычно во всех направлениях, главным образом на дорогах и перекрестках их, выставляются заставы, а на подступах отдельные полевые караулы и секреты. Главные силы располагаются внутри селений, которые баррикадируются особыми частоколами, сохами, боронами, плугами, косилками, жнейками, если позволяют условия, входы укрепляются засеками или проволокой, на колокольнях или крышах домов выставляются наблюдательные пункты, если есть – пулеметы, между дворами прокладываются ходы сообщения для прохождения на позиции. Удобные места для обстрела укрепляются: в домах окна заваливаются мешками с песком, устраиваются бойницы, используются для этих же целей крыши сараев и домов… Наши цепи обманываются полнейшей тишиной, царящей на улицах деревни, проходя по улицам к центру деревни. Тогда по сигналу начинается сильнейший обстрел из-за укрытия метким хладнокровным огнем. Наши части обычно ложатся под обстрелом бандитов, чем увеличивают потери от огня противника, а затем наши части быстро отступают… Огонь всегда перекрестный. В результате наши потери очень высоки, потери бандитов ничтожны”.
Как-то, просматривая в ишимском архиве личное дело красноармейца Ивана Павловича Маринина, я обнаружила небольшую запись о том, что в феврале 1921 года «в Ишимском уезде село Травное участвовал в подавлении бандитского восстания, ранен в левую ногу, контужен не был». Мало кто знает, что Иван Маринин – отец известного детского писателя, книга которого “Баранкин, будь человеком!” опубликована на двадцати языках народов мира (только в Японии вышло одиннадцать изданий). В 1937 году Иван Павлович приговорен к высшей мере наказания – расстрелу (якобы являлся участником контрреволюционной организации и проводил вредительскую работу в сельском хозяйстве). Через полгода с таким же тяжким обвинением арестована и мать будущего писателя. Четырнадцатилетний мальчик взял фамилию приемного отца – так Валерий Иванович Маринин стал Валерием Владимировичем Медведевым…
Из доклада командира 85 бригады внук Н.Н.Рахманова помглавкому о подавлении повстанческого движения в Тюменской губернии с 10 февраля по 24 марта 1921 года:
“В деревне Травное бандиты оборонялись, будучи окруженными нашей пехотой и кавалерией. Приходилось с боем брать бомбами и поджогами каждый дом. После нескольких часов уличного боя помкомполка тов. Лушников был убит, наши части понесли сильные потери убитыми и ранеными до 120 человек, был выбит почти весь комсостав, много красноармейцев обморозилось. В результате части не выдержали и отошли на д.Кислое, а затем на дер. Быково, при отходе конница бандитов отрезала путь отступления двум ротам 256 полка, которые пробирались в д.Быково с боем”.
Во избежание излишнего кровопролития при взятии деревни Новотравное «комбриг-85» Рахманов получил приказ из Омска от 22 февраля 1921 года:
«1) Установить имеющиеся у вас орудия на близких дистанциях и прямой наводкой метким огнем разрушить каменные строения, где засели бандиты.
2) Из числа охотников, наиболее отважных, организовать команды, которым поручить производить взрывы домов при помощи ручных гранат.
3) Организовать команды, которым поручить при помощи горючего материала производить поджоги домов.
По выполнении тщательной предварительной подготовки решительно атаковать деревню, стремясь окружить ее со всех сторон.
Помглавком. Наштасиб.»
Однако наступление на деревню, предпринятое 24 февраля, вновь окончилось неудачей. Артиллерия стреляла с близких дистанций, но повстанцы встретили наступавших сильнейшим ружейным и пулеметным огнем. Мороз был настолько силен, что многие красноармейцы обморозились. Цепи стали редеть, орудия и пулеметы заклинило. Красноармейским частям пришлось отступить. Лишь 2 марта отряд 256 полка вновь атаковал Травное и с боем занял его.
“Во время атаки красных страшенно били церковные колокола и сильно бомбили деревню”, – вспоминает Михаил Мефодьевич Агарков, которому во время восстания было семь лет. “В наш дом тоже попал снаряд и разбил крышу. Хорошо, дома никого не было, мы прятались в подполе у соседей”.
Григорий Петрович Насекин пересказывает рассказы матери: “Перед боем забежал молоденький парень по имени Дмитрий. Он был ранен и лег на койку. Мать, Пелагея Ивановна, хотела спрятать его в сенях и накрыть тулупом. Он не послушал. Вскоре в дом забежали красные и застрелили его прямо на кровати”. Одна из старейших жительниц деревни Новотравное Татьяна Власовна Криволапова добавляла: “В нашей семье было семеро детей, отец умер от горячки еще до восстания. Старший брат Андрей служил в Красной Армии, его фотография, где он в форме и с красной повязкой на рукаве, спасла семью. Перед самым захватом деревни мама приколотила ее на стенку на самом видном месте, а мы в это время сидели в подполе. Когда зашли солдаты, то сразу увидели фотографию, и нас не тронули”. Запомнила на всю жизнь Татьяна Власовна, как везли по деревне на санях трупы убитых коммунаров, спаянные лютым холодом. Руки у них были подняты к небу. В таком виде и закопали их в общей могиле.
«После подавления восстания, – продолжает Григорий Петрович Насекин, – мужиков, захваченных в плен, собрали и куда-то повели. Старый дед спросил: “Сынки, куда мужиков забираете?” Красноармейцы ответили: “Да в плен повели!” Старик предложил: “Забирайте и меня”. – “Пошли, дед”. Мужиков расстреляли около деревни Синицыно из трех пулеметов. Дали очередь, крикнули: “Кто живой, поднимайся”. Мужики покорно встали. По ним еще очередь. И так, пока не добили».
В деревне Синицыно я нашла двух старожилов и обратилась с просьбой помочь отыскать место расстрела и захоронения сотни восставших крестьян. Вера Даниловна Коровина родилась в соседней деревне Симаново в 1913 году и уже девяносто два года живет в этих местах. Увидев ее на лавочке, я предложила поехать с нами, но старушка ответила: “Подо-жди, переоденусь, я ведь работала, картошку мыла. Еще печку сама топлю”. Бабушка бодро засеменила к дому, помогая себе клюкой. Вскоре она появилась вновь и, подбодрив себя: “Ать-два”, – с моей помощью забралась в машину. Мы поехали по центральной улице деревни, затем свернули на Южную, по направлению к речке Дятель. “Вот здесь и расстреливали. Видишь, берег какой крутой”, – показала Вера Даниловна. Я вышла из машины, перешла через мостик и оказалась на просторной пойменной поляне. Представила, как на противоположном крутом берегу стояли пулеметы. Кровью крестьян был залит снег, а весной, когда речка вышла из берегов, вода окрасилась в красный цвет…
Теперь надо было найти место захоронения мятежников. Бабушка предложила заехать к Ксении Антоновне Кокориной, которая по рассказам своих родителей знала место в бору, где захоронены крестьяне. Подростком, в сороковые годы, она собирала в этом лесу грибы. И уже тогда на могиле росли сосенки. “А площадь могилы была большая, – заметила Ксения Антоновна, – но никакого бугорочка не было. Просто все знали, что это братская могила”.
Приехав в Синицынский бор, мы попытались найти место захоронения. Но, увы, прошло больше восьмидесяти лет, и от могилы не осталось и следа. Действительно – победители не оставили ни креста, ни камня…
Н. ПРОСКУРЯКОВА,
сотрудник музея.
Ишимская правда, 17 декабря 2005
#1921Год
Следующая публикация
Комментарии 9
Точно, не знаю в каком населённом пункте. Казанский район.