Ф. ЭНГЕЛЬС. ОБ АВТОРИТЕТЕ

Некоторые социалисты начали в последнее время настоящий крестовый поход против того, что они называют принципом авторитета. Достаточно им заявить, что тот или иной акт авторитарен, чтобы осудить его. Этим упрощённым приёмом стали злоупотреблять до такой степени, что необходимо рассмотреть вопрос несколько подробнее. Авторитет в том смысле, о котором здесь идёт речь, означает навязывание нам чужой воли; с другой стороны, авторитет предполагает подчинение. Но поскольку оба эти выражения звучат неприятно и выражаемое ими отношение тягостно для подчинённой стороны, спрашивается, нельзя ли обойтись без этого отношения, не можем ли мы — при существующих в современном обществе условиях — создать иной общественный строй, при котором этот авторитет окажется беспредметным и, следовательно, должен будет исчезнуть.
Рассматривая экономические, промышленные и аграрные отношения, лежащие в основе современного буржуазного общества, мы обнаруживаем, что они имеют тенденцию все больше заменять разрозненные действия комбинированной деятельностью людей. Вместо небольших мастерских разрозненных производителей появилась современная промышленность с её огромными фабриками и заводами, в которых сотни рабочих управляют сложными машинами, приводимыми в движение паром; дилижансы и повозки на больших дорогах вытеснены железнодорожными поездами, так же как маленькие парусные шхуны и фелюги — пароходами. Даже в земледелии все больше начинают господствовать машина и пар, медленно, но неуклонно заменяющие мелких собственников крупными капиталистами, которые обрабатывают с помощью наёмных рабочих большие площади земли. Таким образом, комбинированная деятельность, усложнение процессов, зависящих друг от друга, становятся на место независимой деятельности отдельных лиц. Но комбинированная деятельность означает организацию, а возможна ли организация без авторитета?
Предположим, что социальная революция свергла капиталистов, авторитету которых подчиняются в настоящее время производство и обращение богатств. Предположим, становясь вполне на точку зрения антиавторитаристов, что земля и орудия труда стали коллективной собственностью тех рабочих, которые их используют. Исчезнет ли авторитет или же он только изменит свою форму? Посмотрим.
Возьмём в качестве примера бумагопрядильню. Хлопок должен подвергнуться по крайней мере шести последовательным операциям, прежде чем он превратится в нить, и эти операции производятся по большей части в разных помещениях. Далее, для бесперебойного функционирования машин нужен инженер, наблюдающий за паровой машиной, нужны механики для ежедневного ремонта и много других рабочих для переноски продуктов из одного помещения в другое и так далее. Все эти рабочие — мужчины, женщины и дети — вынуждены начинать и кончать работу в часы, определяемые авторитетом пара, которому дела нет до личной автономии. Итак, рабочие прежде всего должны условиться относительно часов труда; а как только эти часы установлены, они уж обязательны для всех без исключения. Затем в каждом помещении ежеминутно возникают частные вопросы, касающиеся процесса производства, распределения материалов и т. д., которые требуется разрешать сейчас же, во избежание немедленного прекращения всего производства. И как бы ни разрешались эти вопросы, решением ли делегата, поставленного во главе каждой отрасли труда, или, если это возможно, большинством голосов, воля отдельных лиц всегда должна подчиняться, а это означает, что вопросы будут разрешаться авторитарно.
Механический автомат большой фабрики оказывается гораздо более деспотичным, чем были когда-либо мелкие капиталисты, на которых работают рабочие. По крайней мере, что касается часов труда, то над воротами этих фабрик можно написать: Оставьте всякую автономию, вы, входящие сюда! Если человек наукой и творческим гением подчинил себе силы природы, то они ему мстят, подчиняя его самого, поскольку он пользуется ими, настоящему деспотизму, независимо от какой-либо социальной организации. Желать уничтожения авторитета в крупной промышленности значит желать уничтожения самой промышленности — уничтожения паровой прядильной машины, чтобы вернуться к прялке.
Возьмём другой пример — железную дорогу. Здесь также сотрудничество бесчисленного множества лиц безусловно необходимо; это сотрудничество должно осуществляться в точно установленные часы во избежание несчастных случаев. И здесь первым условием дела является господствующая воля, решающая всякий подчинённый вопрос, — представлена ли эта воля одним делегатом или целым комитетом, которому поручено выполнять постановления большинства заинтересованных лиц. И в том и в другом случае налицо резко выраженный авторитет. Мало того: что стало бы с первым же отправляемым поездом, если бы был уничтожен авторитет железнодорожных служащих по отношению к господам пассажирам? Но как нельзя более очевидна необходимость авторитета — и притом авторитета самого властного — на судне в открытом море. Там в момент опасности жизнь всех зависит от немедленного и беспрекословного подчинения всех воле одного.
Если я выдвигаю эти аргументы против самых отчаянных антиавторитаристов, то они могут дать мне лишь следующий ответ: «Да! это правда, но дело идёт здесь не об авторитете, которым мы наделяем наших делегатов, а об известном поручении». Эти люди думают, что мы можем изменить известную вещь, если мы изменим её имя. Эти глубокие мыслители просто-напросто смеются над нами. Итак, мы видели, что, с одной стороны, известный авторитет, каким бы образом он ни был создан, а с другой стороны, известное подчинение, независимо от какой бы то ни было общественной организации, обязательны для нас при тех материальных условиях, в которых происходит производство и обращение продуктов.
С другой стороны, мы видели, что с развитием крупной промышленности и крупного земледелия материальные условия производства и обращения неизбежно усложняются и стремятся ко все большему расширению сферы этого авторитета. Нелепо поэтому изображать принцип авторитета абсолютно плохим, а принцип автономии — абсолютно хорошим. Авторитет и автономия вещи относительные, и область их применения меняется вместе с различными фазами общественного развития. Если бы автономисты хотели сказать только, что социальная организация будущего будет допускать авторитет лишь в тех границах, которые с неизбежностью предписываются условиями производства, тогда с ними можно было бы столковаться. Но они слепы по отношению ко всем фактам, которые делают необходимым авторитет, и они борются страстно против слова.
Почему антиавторитаристы не ограничиваются тем, чтобы кричать против политического авторитета, против государства? Все социалисты согласны в том, что политическое государство, а вместе с ним и политический авторитет исчезнут вследствие будущей социальной революции, то есть что общественные функции потеряют свой политический характер и превратятся в простые административные функции, наблюдающие за социальными интересами. Но антиавторитаристы требуют, чтобы авторитарное политическое государство было отменено одним ударом, ещё раньше, чем будут отменены те социальные отношения, которые породили его. Они требуют, чтобы первым актом социальной революции была отмена авторитета.
Видали ли они когда-нибудь революцию, эти господа? Революция есть, несомненно, самая авторитарная вещь, какая только возможна. Революция есть акт, в котором часть населения навязывает свою волю другой части посредством ружей, штыков и пушек, то есть средств чрезвычайно авторитарных. И если победившая партия не хочет потерять плоды своих усилий, она должна удерживать своё господство посредством того страха, который внушает реакционерам её оружие. Если бы Парижская Коммуна не опиралась на авторитет вооружённого народа против буржуазии, то разве она продержалась бы дольше одного дня? Не вправе ли мы, наоборот, порицать Коммуну за то, что она слишком мало пользовалась этим авторитетом?
Итак: или — или. Или антиавторитаристы сами не знают, что они говорят, и в этом случае они сеют лишь путаницу. Или они это знают, и в этом случае они изменяют движению пролетариата. В обоих случаях они служат только реакции.
Написано Ф. Энгельсом в октябре 1872 —
марте 1873 г.
Напечатано в декабре 1873 г. в сборнике
«Almanacco Repubblicano per l'аппо 1874»
Подпись: Фридрих Энгельс

ДОЛОЙ КАПИТАЛИЗМ!

«Надо честно сказать, система распределения доходов и расходов в России откровенно несправедлива, на одном и том же предприятии разрыв зарплат между топ-менеджерами и работниками может достигать 100 и более раз – эти цифры учитывают только заработную плату, оставляя в стороне доходы собственников в виде дивидендов и так далее», – заявил Председатель Федерации независимых профсоюзов России М. Шмаков, выступая на съезде независимых профсоюзов ФНПР. (РИА Новости, 7 февраля 2015 г.) И что нового мы узнали? Вот если бы М. Шмаков объяснил бы нам: как же случается, что в современной капиталистической России можно вообще не работать и в то же время быть очень богатым человеком, тогда все его заявления имели бы какой-то смысл. А так все эти громкие фразы, произнесённые на съезде независимых (от кого?) профсоюзов в городе Сочи, есть обыкновенная демагогия, одурачение рабочего класса. И всё-таки, как же случается, что, не работая, можно быть очень богатым человеком? Более того, это обогащение вообще осуществляется в полном соответствии с действующей Конституцией РФ, а именно, в полном соответствие со статьёй 37, в которой говорится: «Принудительный труд запрещён». Или, говоря проще, в современной России никого нельзя заставить работать. А между тем тот, кто отказывается работать, не отказывается кушать; он просто погибнет от голода. Следовательно, этот человек просто обязан работать. Но если он не работает, но кушает, то, значит, кто-то другой работает за себя и за того, кто не работает. Здесь налицо присвоение результатов чужого труда, жизнь за чужой счёт. Уже здесь мы фактически имеем конституционное узаконивание тунеядства в современной России. Но просто так, прямо, нельзя присвоить продукты, произведённые чужим трудом. Такое присвоение даже в рамках буржуазных правовых отношений не допускается, наоборот, признаётся кражей и преследуется в уголовном порядке. И, тем не менее, как мы видели, из 37 статьи конституции РФ вытекает, что такое присвоение всё-таки допускается. Следовательно, должны существовать возведённые в закон условия, которые допускали бы законное присвоение продуктов, произведённых чужим трудом, прямо, без всяких оговорок. И такие, возведённые в закон, условия действительно существует. Слушайте: «1. Граждане и их объединения вправе иметь в частной собственности землю. 2. Владение, пользование и распоряжение землёй и другими природными ресурсами осуществляются их собственниками свободно, если это не наносит ущерба окружающей среде и не нарушает прав и законных интересов иных лиц». (Конституция РФ, ст. 36). Если теперь сюда добавить ещё статью 34 Конституции РФ: «1.Каждый имеет право на свободное использование своих способностей и имущества для предпринимательской и иной не запрещенной законом экономической деятельности», – то мы получаем полный набор конституционно узаконенных условий капиталистического способа производства, а именно: нахождение земли и средств производства в частной собственности. Но, в чём заключается смысл частной собственности на землю? Только в том, чтобы земля приносила доход её собственнику? А это возможно только в том случае, если собственник земли взимает плату за пользование землёй, т.е. взимает дань за право жить на земле с другого человека. С другой стороны, крупные средства производства: заводы, фабрики, электростанции и т.д., могут быть созданы и приведены в действие исключительно усилиями всего общества. Поэтому никто в отдельности не может сказать о них: «Это сделал я, это мои предприятия». Следовательно, крупные средства производства должны находиться исключительно в общественной собственности. Однако согласно, опять-таки, Конституции РФ крупные средства производства могут находиться в частной собственности. Короче говоря, узаконивание в Конституции РФ права частной собственности на землю и крупные средства производства, равно как и на банки, есть юридическая фикция, обыкновенное мошенничество. Итак, современная Россия — это капиталистическое общество, или, точнее говоря, общество, которое осуществляется на основе капиталистического способа производства. Но — что такое капиталистический способ производства? Прежде чем перейти к рассмотрению капиталистического способа производства, необходимо, во избежание недоразумений, сделать несколько предварительных замечаний. Во-первых: «Без труда, — гласит народная поговорка, — не выловишь и рыбку из пруда». Однако голыми руками много не наловишь. Для этого надо иметь или удочку, или сети, или снасти и т.д., одним словом — орудия труда, средства производства. Между тем при капиталистическом способе производства средства производства: земля, машины, здания и т.д. в форме частной собственности находятся в руках нерабочих — капиталистов, в то время как рабочие обладают только личным условием производства — рабочей силой. А это фактически означает, что рабочие находятся в зависимом положении от капиталистов, и поэтому, чтобы не умереть от голода, вынуждены наниматься на работу к капиталистам. Наём же рабочего капиталистом есть не что иное, как покупка-продажа рабочей силы: рабочий продаёт свою рабочую силу, капиталист покупает её. Таким образом, при капитализме рабочая сила является товаром. Какова стоимость товара рабочей силы? Стоимость всякого товара измеряется необходимым для его производства трудом; количество же самого труда измеряется его продолжительностью, рабочим временем. Рабочая сила существует в виде живого рабочего, который нуждается в определённой сумме жизненных средств как для себя, так и для содержания своей семьи. Таким образом, рабочее время, необходимое для производства этих жизненных средств, и представляет собой стоимость товара рабочей силы. Во-вторых: Поскольку рабочий продал свою рабочую силу капиталисту, постольку он потерял право собственности на её использование. Право собственности на использование рабочей силы теперь принадлежит капиталисту. Следовательно, теперь капиталисту принадлежит не только труд рабочего, но и созданный трудом рабочего предмет потребления. Итак, рабочий продаёт капиталисту свою рабочую силу за известную плату в день, называемой зарплатой. Однако, то обстоятельство, что для поддержания жизни рабочего в течение 24 часов достаточно, скажем, половины рабочего дня, нисколько не препятствует тому, чтобы рабочий работал целый рабочий день. Следовательно, стоимость рабочей силы, оплаченная в заработной плате, и стоимость, создаваемая в процессе её использования в течение целого рабочего дня, суть две различные величины. Капиталист, покупая рабочую силу, имеет в виду именно это различие стоимости. То, что капиталист даёт рабочему за его рабочую силу при её покупке и то, что он получает при использовании этой рабочей силы, это, как говорят в Одессе, две большие разницы. Здесь дело происходит совершенно так, как при использовании лошади в буквальном смысле: корм, необходимый для лошади, и то время, в течение которого она работает на хозяина, представляют собой совсем не одно и то же. В капиталистическом обществе рабочему разрешают работать, следовательно, жить лишь постольку, поскольку он известное количество времени работает даром на капиталиста. При таком положении дел с зарплатой, с перераспределением общественного богатства в «интересах» работников, наконец, с Конституцией РФ, трудящимся классам России ничего не остаётся, как, начертав на своих знамёнах: «Долой капитализм!», завоевать политическую власть и обратить землю и её недра, средства производства и банки в общественную собственность.