Предыдущая публикация
★ "ОКОПНАЯ ЖИЗНЬ"
Не помню уже: то ли было это согласно плану боевой подготовки, то ли обстановка на границе так сложилась, что…
Однажды заставу подняли по команде «К бою!» Ничего нового или необычного, в общем-то. Подобные тренировки заместитель начальника заставы по боевой подготовке старший лейтенант Азовцев проводил часто. На него злились, конечно. По той причине, что он почти всегда делал это во время сна. Ладно ещё тем, кто пришёл со службы часа в два ночи и к моменту поступления команды хоть как-то успевал выспаться. Но приходили-то и в шесть утра, и в восемь даже. Только отобьёшься — к бою! А после «боя» уже и не заснёшь толком, а в 14.00 и вовсе общий подъём.
Ну вот, подняли, значит. Дело привычное. Оделись быстро (а на дворе вторая половина своеобразной приамурской зимы с ветрами, дикой влажностью и крутыми морозами), похватали вооружение, снаряжение и траншеями высочились в опорный пункт. За своими опорными пунктами на заставах тогда очень следили и содержали их в полном порядке. Так что и перекрытые щели имелись, и блиндажи, и доты — всё, как положено. В блиндажах печки-буржуйки имелись и нары деревянные.
Прибежал со своим отделением в блиндаж, закреплённый за нами. А из отделения только я да Лёха Сальников, остальные на службе ещё. А это значит, что приволокли мы на своих горбах всё боевое имущество отделения (так положено!) и принялись налаживать связь. Ткнуть микротелефонную трубку в гнездо связи, пощёлкать тангентой и доложиться — минутное дело. По рации связаться на постоянной волне — ещё быстрее. Вот проделали мы всё это с Лёхой и сидим, ждём обхода начальства. Сейчас придёт Азовцев, проверит, что мы с собой притащили, расспросит про сектора обстрелов, подкинет пару-тройку вводных и уйдёт. А там, через полчаса где-нибудь, отбой объявят.
Пришёл Азовцев, отработал свою программу, положительно отозвавшись о нашей добросовестности (ничего не оставили в оружейной пирамиде) и уже пошёл было дальше. Но потом остановился и:
— Да, чуть не забыл. Несколько суток будем жить в окопах. На заставе остаётся только дежурная служба. Питаться здесь, на службу ходить — отсюда. Так что обживайтесь. Я бы на вашем месте печку в блиндаже растопил. Да не транжирьте дрова! Одно-два полена, а потом углём… Ясно?
— Так точно… — унылым хором ответили мы с Лёхой, чувствуя, как стремительно идут на убыль неистребимый оптимизм и пламенный энтузиазм. Морозец-то давит нынче, а с реки, как из форточки, постоянно тянет промозглым ветром.
— Амбец, — сказал Лёха, едва Азовцев скрылся за поворотом траншеи. — Я же валенки на босу ногу напялил. Думал, как всегда будет.
— А я шубенки не взял… — М-да, скучновато придётся без толстых овчинных рукавиц. А Сальников вообще босиком, считай.
— Тебе когда на службу?
— В восемнадцать тридцать…
— Слушай, заряжаться же всё равно на заставу, наверно, будем ходить. Патроны ж не станут сюда таскать! Ну вот. Пока то да сё — сбегай в спальное, а? У меня там носки шерстяные заныканы под матрасом. Лады? А мимо дота когда пойдёте, я подскочу, лады?
Не проблема, вроде. Но вдруг скажут: быстро заряжайтесь, а приказ на охрану границы в окопах получите? И когда я в этом случае за Лёхиными носками и своими шубенками пойду?
Но всё оказалось гораздо проще. Вскоре разрешили отправить по одному человеку от отделения на заставу, чтобы добрать по мелочи необходимое имущество. Мы бросили с Лёхой монетку, и выпало идти всё равно мне. А так как всё боевое мы и так притащили, то я сосредоточился на утеплении и жратве. Недавно приезжала автолавка, и у нас с Лёхой в тумбочках ещё остались ириски и концентрированное молоко в банках. Что я благополучно и забрал вместе с «рыльно-мыльными» принадлежностями, понятно. Остальное (своё) заберут те, кто придёт со службы и узнает про такой чудный сюрприз.
Мы раскочегарили буржуйку, и началась наша окопная жизнь. Дрова сразу стали экономить, а уголь без надлежащей тяги горел плоховато, поскольку был не слишком качественным. Печка чадила, отчаянно воняла и совсем, как нам казалось, не грела. В блиндаже было холодно и сыро. Теплее, конечно, чем на улице, но… Там-то вообще за тридцать шкалит, а у нас где-то минус шесть-восемь, что ли…
Тяжелее всего оказалось вставать на службу после сна, во время которого невозможно было ни выспаться, ни отдохнуть — от холода, неудобства, оттого, что спали прямо в полушубках своих. Умывались талым снегом, брились со скрежетом, туалет — в конце траншеи, в закутке, оборудованном только ямой и несколькими поперечными досками. Отрады аж целых три: покурить, поесть горяченького, уйти в наряд. А что? В наряде ты двигаешься, ходишь, ты на просторе. А не в промёрзших насквозь траншеях и не в холодном сыром полумраке блиндажа со сверкающей изморозью на тёсаных стенах. А! Ещё первые минуты возвращения с улицы в блиндаж были ничего так. Очень тёплым он казался…
Ещё, правда, была возможность согреться, когда отрабатывали действия по отражению атаки противника. Особенно если эта атака была химической, например. Напяливали в виде комбинезона общевойсковые защитные комплекты, противогазы и воевали! Замбой лично ходил и проверял: а все ли у тебя «завязочки-шпеньки-крокодильчики» на месте? А пока ты всё это на место пристроишь — семь потов с тебя сойдёт. Стёкла в противогазе моментом запотевают, и действуешь ты, как в индивидуальном, очень малоразмерном аквариуме в облипочку. Война, однако!
Просидели мы в окопах всего пять дней, которые нам показались вечностью. Но зато тогда не только я, а вообще все мы как-то внезапно осознали, как на самом деле тяжело было на войне нашим дедам. Сражения, бои — это само собой. Но ведь кроме страха надо было преодолевать ещё и неимоверные трудности осеннего, зимнего, весеннего окопного быта.
Однако урок пошёл впрок, как говорится. После этого «великого сидения» по команде «К бою!» собирались отныне без дураков. По крайней мере, босиком в валенки уж точно никто не вскакивал. А то ведь и за мной этот грешок водился.
Олег Бучнев.
Следующая публикация
Нет комментариев