Предыдущая публикация
Сергей Сартьянов
СЛОЖНАЯ СИТУАЦИЯ
1
В люблю ясность и определенность во всем, особенно в тех случаях, когда получаешь задание по работе. Отправляясь недавно в командировку, я попросил редактора точно определить, куда мне ехать, на какой срок, какую тему взять и т. д. Редактор был краток:
— Поезжайте в отряд. Там при штабе служит рядовой Легкобитов. Талантливый художник-самоучка. Напишите о нем.
Художник? На границе? Признаться, я ожидал что-нибудь другое. Но, как человек исполнительный, послушно записал фамилию солдата в блокнот и вопросительно посмотрел на редактора: будут ли другие темы? Других тем не было. Он только уточнил, что Легкобитов служит в должности чертежника-картографа и что его начальником является майор Свиридов. Свиридова я знал по нашим прошлым встречам.
На другой день я поехал в отряд. В Закарпатье не такие уж дальние расстояния. Весь путь в автобусе до небольшого пограничного города занял столько времени, сколько понадобилось, чтобы прочитать «Правду» и «Красную звезду» от передовиц до номеров телефонов редакций. Читая, я все время думал, как подступиться к художнику-самоучке. Граница и живопись слабо увязывались в моем сознании. И все же что-то привлекательное, достойное уважения я предугадывал в этом солдате.
Штаб отряда располагался за городом, в бывшем имении венгерского графа. За железной оградой рос старинный парк, в глубине которого стояло мрачное двухэтажное здание. Дальше парк примыкал к буковому лесу, покрывающему склоны холмов и гор. По хребту гор проходила граница.
Кроме часового у ворот да двух-трех офицеров, мне не встретилось ни одного человека. Дежурный сообщил, что все люди сейчас в клубе, на комсомольском собрании, там Же и майор Свиридов.
— А что обсуждают? — спросил я.
— Рядового Легкобитова прорабатывают, художника... — ответил дежурный.
— Легкобитова?
— Так точно. Был в самовольной отлучке. Целую ночь.
Вот тебе раз! Такого со мной еще никогда не случалось.
— Давно это было?
— Третьего дня.
— Третьего дня... Значит, редактор еще ничего не знал о происшествии, с этим художником.
В клубе, сумрачном зале со сводчатым потолком, сидело человек пятьдесят, и среди них майор Свиридов, сухопарый, жилистый человек с острым кадыком на длинной шее. Он кивнул мне и указал на свободный стул рядом с собой.
Я огляделся. В первом ряду, на виду у всех, стоял долговязый солдат, встретивший меня удивленным взглядом. Собрание вел младший сержант с бледным серьезным лицдм. Он смотрел на солдата испытующе, как следователь, и спрашивал:
— Как же вы дошли до жизни такой?
Солдат оторвал от меня взгляд и тихо ответил:
— Не знаю.
Он посмотрел на сводчатый потолок. Там были изображены различные сцены: охота, сражения, ка-кие-то торжественные церемонии. Роспись была старая, во многих местах облупившаяся: у блестящих рыцарей и дам не хватало то носа, то щеки, то пальцев.
Почему-то чертежник мне таким и представлялся: высокий, сутуловатый, с нервным интеллигентным лицом и очень большими черными глазами, внимательными и печальными. Как-то не верилось, что такая личность могла совершить что-нибудь дурное.
— А кто же знать будет? — упорно допытывался младший сержант.
Легкобитов покраснел и сказал негромко:
— Я уже говорил... Был в городе, выпил, ну... и задержался.
Он опять взглянул на потолок. Рыцари и дамы смотрели на него надменно и сурово.
В зале незлобиво и добродушно засмеялись. Кто-то даже заметил с восхищением:
— Вот дает!
Свиридов наклонился ко мне:
— Видали тихоню? Кто бы мог подумать? Правда, солдат из него никудышный, одни рисуночки в голове. Но чтобы напиться и совершить самоволку?.. Непостижимо!
Председательствующий спросил Легкобитова угрожающе:
— Почему же вы совершили выпивку?
Очевидно, он не знал, можно ли теперь обращаться к нарушителю порядка по фамилии с прибавлением слова «товарищ», и потому называл его одними местоимениями.
— Так получилось, — ответил Легкобитов.
— Да врет он все!—-выкрикнул кто-то с места.— Ничего он не пил.
— Нет, пил! — испуганно возразил Легкобигов.— Я пил, — повторил он упрямо.
— Товарищ Петров! — сурово заметил младший сержант. — Не мешайте собранию. Слышите, он сам подтверждает. Ясно? Вот так.
— Да брось ты, Кругликов! — закричал Петров.— А еще секретарь...
— Сколько же вы выпили? — не обращая внимания на реплики, спросил Кругликов.
— Пол-литра, — откровенно признался Легко-битов.
Собрание зашумело.
— А чем закусывал? — раздался веселей голос. — Акварельными красками, что ли?
Мало-помалу собрание, хотя и пересыпалось шутками и веселыми подковырками, приобретало для Легкобитова угрожающий оборот. Никто, даже Петров, черноволосый румяный крепыш, не намеревался прощать ему выпивку и отлучку. Многих интересовало, где он провел ночь в нетрезвом состоянии.
— Не помню, — ответил Легкобитов и опустил голову.
Он ничего не помнил, и это было самым странным.
2
А все началось с того, что старшина сжалился и не назначил его как-то на воскресенье в наряд. Это было удивительно. Обычно по воскресеньям Легко-битову «везло»: он дневалил по казарме или ходил рабочим по кухне. И не потому, что старшина был несправедлив или таил зло на него, а просто так. И вот старшина изменил своему правилу.
Утром Сергей взял этюдник и пошел в лес. Высокие буки с прямыми матово-серыми, как из замши, стволами бросали густую тень. Сергей выбрал укромное местечко на лесной опушке. В нескольких шагах рос большой куст шиповника. Он цвел и каждой своей веточкой старательно тянулся к солнцу.
Сергей сел писать этот розовый куст. Рисовал он хорошо и много и у себя, в родном Плёсе, готовился
поступить в художественное училище, но не любил распространяться об этом. Все свои наброски и рисунки он стыдливо хранил в шкафу вместе с карта- ^ ми и схемами. Майор Свиридов не раз вытаскивал рисунки и хвалился перед сослуживцами, что под его началом служит талант. Сергей краснел и низко опускал голову над чертежной доской.
В лесу по-весеннему громко пели птицы. Где-то в горах прогудел самолет, патрулирующий границу.
Сергей почти совсем написал куст, как вдруг услышал позади себя незнакомый девичий голос:
— Ой, как хорошо получается!
Он обернулся. Девушка, подстриженная под «мальчишку», в клетчатой яркой рубашке с засученными рукавами, рассматривала этюд.
— Очень хорошо! — повторила она и перевела на Сергея свои яркие, очень синие смеющиеся глаза. — Вы где-нибудь учились рисовать, да?
— Нет, не учился. А кто вы?
— Не бойтесь, я не собираюсь бежать за границу,— улыбнулась девушка. — Вы из отряда?
Он настороженно взглянул на незнакомку, но глаза ее были полны такой доверчивой наивности, что он подавил вспыхнувшее было подозрение.
— Да, из отряда.
— И вас часто отпускают сюда?
— Когда свободен от нарядов и работы.
— Работы? — удивилась она. — Какая же у вас может быть работа? У вас служба.
— Я чертежник-картограф,-—сказал он серьезно.
— A-а, понимаю. Карты, схемы...
Они помолчали.
— Ну, мне пора, не буду вам больше мешать.
Девушка кивнула и, сбивая прутиком верхушки
трав, скрылась в лесу. Вскоре на дороге громко хлопнула дверца, загудел мотор, и стало слышно, как проехала машина в сторону города.
«Интересно! — усмехнулся про себя Сергей. —
Откуда она взялась такая?» Ему расхотелось писать шиповник, он собрал этюдник, краски и зашагал в штаб отряда.
В следующий раз Легкобитову удалось выбраться в лес только через'две недели. Куст шиповника уже отцвел. В молодых листьях виднелись зеленые, еще не побуревшие ягоды. Сергей принялся писать поляну, такую тихую и нарядную в это солнечное весеннее утро.
Девушка появилась неожиданно, как в первый раз.
— Здравствуйте! А почему вас не было в прошлое воскресенье? Опять старшина в наряд назначал?
— Да, — признался Сергей, поднимаясь с пенька. — А откуда вы знаете?
— Догадываюсь... — она бросила взгляд на этюд, прищурилась, чуть склонив голову. — Послушайте, вам обязательно надо учиться. У вас талант. Вам сколько осталось служить?
Девушка говорила так быстро, что Сергей даже улыбнулся.
— Полтора года. Вопросы еще будут?
Она посмотрела на него смущенно и ничего не ответила. На ней был яркого ситца сарафан; голые руки, шея и лицо покрылись легким загаром. Кто она? Почему все время появляется здесь?
Он сказал, слегка покраснев:
— Давайте познакомимся, меня зовут Сергей Легкобитов.
— А меня Татьяной, — она протянула руку. Рука была теплая и нежная.
— Ну вот... А теперь скажите, что вы делаете в лесу?
— Так, гуляю... — Татьяна изучающе оглядела его и вдруг рассмеялась. — Ой, какая у вас странная фамилия! Легко-битов. Мне почему-то казалось, что у вас именно такая и должна быть фамилия. Вы откуда призывались? ^
— С Волги, из Плёса, слыхали?
Нет, она ничего не знала о Плёсе и никогда не видела Волги, вернее видела, но проездом и то зимой. А какой он, этот Плёс?
Сергей начал рассказывать о родном. Плёсе, о тихих зеленых улочках, о синих заволжских лесах. 0 Плёсе много домов отдыха, а в прошлом веке там Л<ил Левитан.
Татьяна слушала, не сводя с него глаз, внимательных и чуть насмешливых. А Сергей говорил, боясь замолчать: во время пауз он чувствовал себя неловко, но пауза все-таки наступила: нельзя же рассказывать только о Плёсе... Татьяна задумчиво посмотрела на него, улыбнулась и сказала:
— Ну, что же вы замолчали?
Это было хуже всего. Лучше бы он разговорился сам, без подсказки! И он неопределенно пожал плечами и насупился.
Татьяна улыбнулась и сорвала цветок. Потом она сказала, что ей пора идти, и спросила, не хочет ли он ее проводить.
Они шли лесом. Татьяна запела песенку из но-00го кинофильма. Дорогу пересекала широкая канава, полная весенней, уже чуть зацветшей воды. Девушке надо было помочь, но Сергей стеснялся подать ей руку. К счастью, Татьяна легко перепрыгнула канаву и быстро выбежала на тропинку.
— Дальше я сама!
Они расстались, как и прежде, неожиданно и как-то странно. У Сергея было такое ощущение, словцо он опять остался в дураках. И снова на дороге хлопнула дверца машины.
Между тем жизнь шла своим чередом. Отряд готовился к весеннему инспекторскому смотру. От него не освобождался никто, даже чертежник-картограф. Для Легкобитова настали самые мрачные дни. Он умел прекрасно чертить карты и схемы, но не умел метко стрелять. Он неизменно посылал пули «за молоком». И это было самым удивительным: чертежник — и вдруг мазила. Вся беда заключалась в том, что он дергал за спусковой крючок. С этим нельзя было ничего поделать. Это было как наваждение. Он старался не дергать, но чем больше старался, тем сильнее дергал. И художник здесь был ни при чем.
Тем не менее Кругликов, секретарь комсомольской организации, сказал ему тоном, не допускающим возражения:
— Легкобитов, нарисуйте на себя карикатуру в стенную газету.
— На себя? — удивился Сергей.
— Ну да! Идея такая: рядовой Легкобитов рисует картиночки, а на огневом рубеже не может выполнить упражнения. Ясно? Вот так, давайте...
Вскоре Сергея вызвал к себе майор Свиридов.
— Что же вы, товарищ Легкобитов? — укоризненно уставился на него майор. — Стреляете скверно,
в газету вот попали... Я вас расхваливаю кругом, дескать, талант и все прочее, а вы подводите меня, — кадык перекатывался у него вверх и вниз. — Как жить будем дальше? — закончил майор, и кадык тут же остановился.
Сергею было очень неловко. Он сознавал, что заслуживает такой упрек, и хотел, чтобы о нем заговорили другое, совсем другое. Ведь он не такой, как о нем думают, и это он докажет. Но как?
— Разрешите, я проведу с пограничниками беседу о Левитане? — предложил Сергей.
Левитан — пока все, на что он был способен. Подумав, Свиридов согласился.
Во время беседы Сергей был неузнаваем. Он снова видел свой родной Плёс, зеленые холмы, тихие березовые рощи, широкий разлив волжской воды. Он рассказывал о Левитане, о его пейзажах, полных утренней тишины и светлой грусти. Потом он рассказал о старой плафонной росписи, что украшала потолок зала. Это были сцены из жизни старинного рода венгерских графов, а писали их немецкие художники, специально вызванные из Мюнхена.
Солдаты расходились притихшие, с опаской поглядывали на потолок и с уважением — на этого бледнолицего чертежника, который знал то, чт не знали они. Даже Кругликов и тот похвалил его:
— Легкобитов, а у вас здорово получилось. Такие беседы очень полезны для комсомольцев. Они расширяют их культурный кругозор.
— Сам ты «кругозор», — сердито заметил Петров, подошедший к «им. Он смотрел на Легкобитова преданно и влюбленно.
Но Кругликов уже не мог удержаться от указаний:
— Было бы неплохо, если бы свою беседу вы увязали с конкретными практическими задачами, стоящими перед отрядом. Ясно?
— Во-во, — усмехнулся Петров. — Левитан — и весенний инспекторский смотр!
На следующее воскресенье старшина не назначил Легкобитова в наряд. Сергей снова пошел на поляну, где рос куст шиповника. Расставил этюдник, пописал немного, прислушиваясь и оглядываясь, но кругом было тихо и безлюдно.
Он вернулся в отряд, побродил по парку и ре- |
шил сходить в город. У ворот встретился Кругликов.
— Куда направляемся?
— Да так... в книжный магазин, потом погулять.
— Ну, счастливо. Только учтите, Легкобитов, насчет случайных встреч и всего прочего. Ясно?
— Каких это случайных встреч? — переспросил Сергей, раздражаясь.
— А таких... Не забывайте, что рядом граница.
Вот так.
День был испорчен. Если бы не книги, Сергей, наверное, не пошел бы в город. Но ему нужно было побывать в книжном магазине, он сказал Кругликову правду.
И все-таки дело было не только в книжном магазине. Шагая по улицам, Сергей все время оглядывался по сторонам. Он нарочно выбрал самый длинный путь, но город был маленьким, и до магазина он дошел слишком быстро.
Сергей купил альбом с репродукциями Иогансона перешел к отделу, где продавали художественную литературу. Тут он неожиданно увидел Татьяну.
Она за чем-то нагнулась за прилавком, а когда выпрямилась, они увидели друг друга. Яркие синие глаза смотрели на него радостно и задорно.
— Здравствуйте! — сказала Татьяна. — Подождите минуточку, — и она снова нырнула под прилавок, будто так и полагалось при встречах.
Сердце у Сергея забилось быстро-быстро, но в следующую минуту он подумал: «Какие все-таки странные у нас встречи. Раньше я не видел ее здесь».
Потом она опять выпрямилась и положила на прилавок толстую книгу в желтой обложке.
— Вот, специально для вас, Диковский.
— Спасибо, — сказал Сергей. — А почему вы знаете, что мне нужен Диковский?
— Иогансона вы уже купили...
Сергей с удивлением взглянул на нее.
— Не ожидали меня здесь встретить, правда? Я здесь недавно, — объяснила она. — Вы что-нибудь рисуете сейчас?
— Мало,—и в порыве откровения Сергей добавил: — Я сегодня снова был на той поляне...
— Да? — встрепенулась девушка.
— Да.
Татьяна улыбнулась одними глазами.
— Возьмете Диковского?
Сергей утвердительно кивнул головой. Потом они перекинулись несколькими фразами, причем Татьяна больше спрашивала, а он отвечал. Им все время мешали покупатели, и Сергей подолгу стоял молча, наблюдая, как она работает там, за прилавком.
В сквере напротив он присел на скамейку и открыл томик Диковского. Тут были и повесть «Патриоты», и рассказы «Товарищ начальник», «Наша Занда», «Погоня», «Приключение катера «Смелый». Он полистал книгу и наугад прочитал:
«— Замечайте, — сказал Дубах, пряча окурок в коробку, — все замечайте. Как дягел кричит... Когда японцы караулы сменяют... Где Пачихезу можно вброд перейти... Замечайте и подозревайте. Вопросительный знак—великое дело»
Сергей услышал грохот опускаемых жалюзи в дверях магазина и тут же увидел Татьяну. Узкое модное платье обтягивало ее стройную фигуру, большая клетчатая сумка на длинном ремешке висела на плече, туфельки были на тонком высоком каблучке. И казалось, она шла на цыпочках. За прилавком она была в халатике и тапочках. «Какая она всегда разная», — подумал Сергей.
— А я знаю, что недавно вы выступали с лекцией о Левитане, — присаживаясь, сказала Татьяна, словно продолжая давно начатый разговор. — Правда?
— Правда, — признался Сергей, сразу же сбитый с толку ее поразительной осведомленностью. — Откуда вы знаете?
— Знаю, — загадочно улыбнулась девушка. — А как идут ваши дела на инспекторском смотре?
— Пока никак, еще не стреляли.
Он хотел спросить, откуда ей известно, что у них проходит смотр, но Татьяна уже переменила тему разговора, поинтересовавшись, нравится ли ему Ди-ковский. Сергей захлопнул книгу и ответил, что успел прочитать лишь несколько строк.
— Непременно прочтите все! Слышите? — потребовала она. — Вы любите романтику?
— Не знаю, что вы имеете в виду.
— Ну, как бы вам сказать? Чтобы человек был как у Джека Лондона. Смелый, сильный, ловкий, чтобы в поединке с врагом надеялся только на свои кулаки, что ли... Вот как в старину, — нашла сравнение она, — сходились два войска, а перед битвой...
— Да, да, понимаю, — перебил ее Сергей. — Я тоже много думал об этом, о таких людях. Но я ведь другой. Я не сильный, не ловкий и плохо стреляю, — внезапно признался он.
Татьяна посмотрела на него с интересом и участием, но ничего не сказала.
— Хотите, я напишу с вас портрет? — внезапно предложил Сергей.
Татьяна испуганно замахала руками:
— Что вы, что вы! Я не люблю даже фотографии роваться.
Какая она все-таки странная! Странная и хорошая. Ему очень хотелось побыть с ней, но увольнительная... Он украдкой посмотрел на часы.
— Увольнительная кончается? — догадалась Татьяна.
— Да. — Сергей подумал немного и спросил: — У вас дома есть телефон?
— Да, то есть...
— Скажите мне ваш номер, я позвоню вам, — он проговорил это быстро, единым духом, чтобы не растерять смелость.
— Нет, нет, мне нельзя звонить, — всполошилась девушка.
— Ну хорошо, тогда дайте мне адрес, я напишу.
Татьяна кивнула. Свой адрес она написала маленьким карандашиком на странице записной книжки, которую вынула из своей огромной сумки. Татьяна писала, а Сергей смотрел на ее тонкие с маникюром пальцы, чуть загнутые ресницы, пышные волосы и думал: «Откуда это у нее? Джек Лондон — и кокетство фифы».
Адрес был кратким: ул. Суворова, д. 15, Татьяне.
— Какую же фамилию мне написать на конверте?
— А никакую. Просто Татьяне.
И это было тоже странным. «Замечайте и подозревайте, — мелькнули в голове слова Дубаха. — Вопросительный знак — великое дело». А что, если... Нет, не может быть, чепуха!»
В отряде Легкобитова ожидало то, что было вчера, позавчера и каждый день. Чертежная доска, пузырек с тушью, перо, краски. Работа у него была секретная. Он чертил карты и схемы участков, различные таблицы, наглядные пособия по службе нарядов. Это были святые святых границы. Он знал такое, чего не знали многие. Каждый день он вычерчивал на бумаге следы чужих подвигов, а сам отсиживался за толстыми стенами. Люди мерзли и мокли в нарядах, распутывали чертовски хитрые уловки врага, а он корпел над бумагой, орудуя чертежным пером. Об этом ли мечтал он?
Сергей мысленно ставил себя на место тех, кому завидовал, и спр'ашивал: а как бы он поступил, что сделал? Но все это было только в мечтах. Он с интересом прислушивался к разным пограничным историям, которые рассказывались в казарме, но сам не мог ничего рассказать о себе и, наверное, потому старался держаться в сторонке.
Теперь его занимали мысли о Татьяне. Мысли были путаные, противоречивые. С одной стороны, она нравилась ему, с другой — настораживала своими непонятными поступками и вопросами. Кто же она в конце концов? И не следует ли им выяснить свои отношения? Сергей уже хотел написать ей письмо, но решил, что лучше всего это сделать при встрече. Может быть, скоро удастся сходить в город.
Через три дня в отряд приехал полковник в отставке Гусев. Он провел беседу о традициях. Это был увлекательный рассказ человека, жизни которого хватило бы не на одну книгу. Он громил басмачей, вылавливал браконьеров и контрабандистов, участвовал в боях на Хасане и Халхин-Голе, встретил первый день войны в Прибалтике и выдержал всю ленинградскую блокаду, потом охранял границу в Заполярье и закончил службу здесь, в этом округе. Он был рядовым бойцом, отделенным командиром, старшиной эскадрона, начальником заставы, комендантом, начальником отряда и, наконец, ответственным работником штаба .округа. На его кителе пестрели четыре ряда орденских планок. Но больше всего о прожитой жизни и характере этого человека говорило его лицо, необыкновенно мужественное и суровое. И оно сначала насторожило Сергея. Не будет ли беседы сухой и неинтересной? Но, к счастью, ничего подобного не случилось.
— Главное, ребята, чтобы вы ни на минуту не теряли в себе чувство границы. А чувство границы — это, как бы вам сказать? — Гусев на секунду задумался. — Это любовь к Родине, умноженная на ответственность за ее покой. У нас в стране двести восемь миллионов жителей, и за каждого из них вы как бы в ответе. За каждого! И где бы вы ни были — на службе ли, в отпуску ли, — везде чувствуйте себя так, будто никто, кроме тебя одного, не сможет уберечь страну от беды. Вот был у нас один случай...
Легкобитов слушал полковника с таким ощущением, словно был виновен перед ним в чем-то, будто должен совершить что-то очень важное и большое.
После беседы Гусев попрощался с каждым солдатом за руку, и только Сергей не подошел к нему, спрятавшись за спины товарищей.
В город Легкобитову не удалось выбраться: начались страдные дни инспекторского смотра.
И в это время от Татьяны пришло письмо — коротенькая записка в несколько слов: «В магазин поступили репродукции Верещагина. И все, больше ни буквы.
Легкобитов прочитал записку несколько раз. «У вас имеются в продаже старые туфли?» — вспомнился ему диалог из какого-то детективного романа. «Имеются. Будут стоить восемьдесят два рубля».
— Нужно обязательно встретиться! — вслух сказал Сергей.
На следующий день он отправился к майору Свиридову. Он попросил увольнительную, не питая никакой надежды. Но майор неожиданно разрешил. •Он только спросил, почему Легкобитову понадобилось так срочно в город.
— Видите ли, там появилась в продаже новая книга с репродукциями Верещагина.
— Ну что ж, скажите старшине, что я разрешил, — миролюбиво согласился Свиридов. — Но к двадцати ноль-ноль чтобы были в подразделении.
— Слушаюсь!
Майор остановил его:
— Между прочим, мне о вас говорил полковник Гусев. Ему очень понравилась беседа о Левитане, он слушал ее вместе с солдатами.
Легкобитов вдруг понял, почему таким благосклонным к нему оказался начальник.
В книжный магазин он пришел за десять минут до закрытия. В его распоряжении оставалось не более часа.
— Ну, как ваши карты и схемы? — спросила Татьяна.
— Ничего... — пожал плечами Сергей.
— Куда мы пойдем?
— Мне все равно, — ему очень хотелось пройти вместе с ней до ее дома.
Но у Татьяны были другие планы.
— Пойдемте, я знаю тут одно место, — покровительственно сказала она.
Татьяна снова командовала, и Сергей опять ей покорялся.
Они выщли на главную улицу, а потом Татьяна увлекла его в какой-то тупичок, который кончался маленьким, заросшим каштанами и черной бузиной садиком, где, кроме них, не было ни души.
— Здесь хорошо, правда?
Они сели на бревна.
— Как вас отпустили? — спросила Татьяна после паузы.
— Я сказал, что мне надо купить Верещагина.
— Значит, вы можете обманывать?
Она подвинулась вплотную к нему, сняла с его головы фуражку и заглянула в глаза. Сергею стало не по себе. Что за игра в кошки-мышки? А Татьяна положила ему голову на плечо и доверительно взяла его за руку.
— Если я спрошу о чем-то, вы скажете?
— Смотря о чем.
— Нет, нет, ответьте: скажете?
— Не знаю.
Татьяна подумала немного и отпрянула от него.
— Ну, ладно, не буду, раз вы такой...
— Какой? — с вызовом спросил Сергей. Он слегка откинул голову и внимательно посмотрел на нее. — Послушайте, Таня, — серьезно начал Сергей,— Я о вас до сих пор ничего не знаю.
— Это допрос? — насторожилась она.
— Нет, почему же...
— Какой же вы чудной! — внезапно рассмеялась Татьяна. — Вам обязательно знать мою родословную? — она поднялась с бревен, надела набекрень его фуражку и, дурашливо отдавая честь, отрапортовала:— Слушаюсь, товарищ начальник! Я — Татьяна Александровна... — Она сразу осеклась, помолчала, сняла фуражку и тихо, даже чуть робко сказала: — Уж поздно, мне нельзя. Пойдем лучше отсюда.
Они покинули глухой уютный садик. Уже темнело.
Сергей возвращался в отряд, глубоко задумавшись. Он натыкался на прохожих и один раз чуть не получил замечание, не отдав честь офицеру. Потом улицы стали совсем безлюдными, он вышел на дорогу, идущую меж виноградников к штабу.
Почему она ничего не рассказала о себе? Что за игра в прятки? Он был с ней всегда так откровенен, а она вела себя как-то странно. Фамилию не назвала. Портрет не разрешила писать. Ни разу не позволила проводить домой. И все знала о нем, даже про беседу о Левитане.
Вдали показался старинный парк. В свете луны он выглядел расплывчатым и таинственным. Из ворот, светя фарами, быстро выехала легковая машина, помчалась в сторону гор.
Сергей повернул и зашагал обратно. Вскоре он снова шел по улицам города — мимо освещенных окон, витрин магазинов и кафе-закусочных, в которых стонали скрипки. Он только узнает, живет ли она в доме № 15. А там будет видно.
Это был небольшой каменный особняк, окруженный железной оградой. Три окна, выходящие на улицу, были задернуты шторами. Сквозь них светился огонь.
Сергей толкнул калитку, она оказалась запертой. Он перелез через ограду и направился к крыльцу, тускло освещенному наружной лампочкой. Поднялся по ступенькам и нажал на кнопку звонка. Звука не было слышно — так громко билось сердце.
Через минуту за дверью повернули ключ, и на пороге появилась Татьяна.
3
Обо всем этом я узнал потом, а сейчас шло собрание, и Легкобитов никак не мог вспомнить, где он провел ночь в нетрезвом виде. В зале наступило тягостное молчание.
Вдруг все услышали, как к штабу подъехала машина. Хлопнула дверца. Забубнил голос дежурного, ему ответил другой — девичий, взволнованный, и через несколько минут в зал вошла девушка. Это и была Татьяна. Высокая, стройная, подстриженная под «мальчишку», в оранжевом платье и накинутом на плечи белом прозрачном шарфе, она была очень хороша.
Легкобитов побледнел и вымолвил хрипло:
— Зачем вы приехали?
Объявили перерыв. Все двинулись к выходу и, проходя мимо Легкобитова, удивленно поглядывали на него.
Майор пригласил Татьяну, Легкобитова и меня к себе в кабинет. Здесь-то я и узнал всю историю. А продолжение ее такое.
Дверь открыла Татьяна. Она была в пестром халате и тапочках на босу ногу.
— Ты?
— Да. я, — ответил Легкобитов.
— Зачем?
— Нужно.
— А увольнительная?
— Не все ли вам равно!
Он говорил грубо для смелости. Татьяна поколебалась с полминуты и громко шепнула:
— Я сейчас, только переоденусь.
Отпускать ее от себя было нельзя.
— Нет, я с вами, — отчетливо проговорил Сергей и шагнул в полутемный коридорчик.
— Ты с ума сошел?!. Нельзя, — в голосе ее послышался испуг.
— Ведите в комнаты! — приказал Сергей и сжал кулаки. Он был готов к любым неожиданностям.
Настороженность в ее голосе сменилась откровенным изумлением.
— Ну, проходи...
«Вот так-то!» — торжествующе заметил про себя Сергей и вслед за покорно отступившей девушкой прошел в ярко освещенную комнату.
— Таня, с кем это ты там разговариваешь? — послышался из другой комнаты очень знакомый голос.
— Ни с кем, папа, — растерянно проговорила Татьяна, умоляюще посмотрев на Сергея.
Но было поздно. Появился полковник Гусев, в полосатой пижаме и с разобранной двустволкой в руках. Вслед за ним выбежал огромный сеттер, настороженно обнюхал сапоги Сергея и улегся позади, у порога.
Мало сказать, что Сергей остолбенел. И мало сказать, что он был готов провалиться сквозь землю. И что было потом, тоже понятно. Сергей позорно .бежал, успев лишь сказать:
— Извините. До свидания.
Потом он долго бродил по улицам и виноградникам, сгорая от стыда и не зная, как объяснить дежурному свое опоздание. Он бродил до рассвета, пока не придумал историю с выпивкой. Это была блестящая мысль...
Но вот в отряд приехала Татьяна. Она сидела перед нами, красивая и взволнованная.
— Да, сложная ситуация, — протянул Свиридов.— Как же, товарищ Гусева, вы узнали про комсомольское собрание и все прочее?
— Папа в отряд звонил, — пояснила Татьяна.— Два дня я ничего не отвечала на его расспросы. Боялась рассказать о наших встречах. Он у меня очень строгий. А потом все-таки сказала. И он позвонил в отряд, все узнал и послал меня сюда. Езжай, говорит, выясни, за что его привлекают к ответственности.
— Вот видите, как получилось, — заключил Свиридов. — И смех и грех.
Легкобитов старался не смотреть на Татьяну. Он сидел сгорбившись, сжав свои тонкие пальцы так, что они побелели на косточках. Мне стало жалко его. Татьяна не простит ему этого. И еще думал я, как поступит майор Свиридов. Но он чего-то выжидал, посматривая на Татьяну.
— Да, и смех и грех, — повторил он.
— Почему вы гак говорите? — запальчиво возразила Татьяна. — Сережа хороший, понимаете? Хороший!
Легкобитов метнул на нее благодарный взгляд. У меня вырвался вздох облегчения. А Свиридов хитровато усмехнулся:
— Вот и я говорю, что кому-нибудь расскажи об этом, вашего Сережу на смех поднимут. А если поглубже вникнуть... Вся беда в том, что Легкобитов сильно дернул за спусковой крючок. В общем будем продолжать собрание.
Мы поднялись и направились в клуб. Сергей и Татьяна оказались рядом, и она незаметно пожала его локоть: дескать, ничего, держись.
Заходя в клуб, я подумал: а, пожалуй, редактор не напечатает, если я опишу все, как было. Скажет, чудак ваш Легкобитов и никакой не герой. Но я все-таки напишу. Не все в жизни бывает ясно и просто. И пусть люди целятся, пусть. Лишь бы не дергали сильно за спусковой крючок.
Собрание продолжалось.
Следующая публикация
Нет комментариев