Номеров домов тут не было. За частоколом одного из дворов склонилась над грядой старушка. – Здравствуйте! – звонко окликнула ее девушка. Старушка распрямилась, поправила запястьем косынку, щурясь посмотрела на девушку.  – И тебе не хворать! – А Вы не подскажите, где тут дом Кузнецовых?  – Так тута, почитай, одни Кузнецовы и живут. Тебе кого надо-то? – Я Димы Кузнецова невеста. Мне б узнать, где мама его живет.  – Димы? –старушка задумалась, – Ааа...Так это Митьки что ль? – Ой, не знаю... – Хороша невеста – не знает, как жениха звать! Ты мне мозги не крути. В армии Митька. Служит он. – Так знаю я, – кивнула девушка радостно.. – Знаю. Он осенью вернётся. А мне велел домой к нему ехать, к маме его. Вот я и приехала. В гости...а может и насовсем. – Как это? Сама что ли? – Ага... – Во даёт! А Надежда-то знает? – Кто?  – Надежда – мать Митькина. Знает ли? – Он обещал написать ей. И все же скажите мне, где она живёт, пожалуйста. – Так чего говорить-то? Вон ее дом под шифером, – старуха показала рукой. Девушка поблагодарила, подхватила чемодан и направилась к указанному дому. А старушке уж было и не до прополки. Она из-под ладони наблюдала за гостьей. Это ж надо! Вот времена! Девки сами к парням в дом приезжают без стыда и совести. Что теперь Надежда-то? Как встретит? Ох и резкая она бабенка, замкнутая и грубоватая. А тут... И право – ненормальная девка. А девушка вошла в калитку указанного дома. Ей навстречу с лаем выскочила дворовая чёрно-белая собачонка, но, подбежав ближе, завиляла пушистым хвостом. Девушка наклонилась, протянула руку. – Здорово! Ты Гулька, да? Гу-улька? – она потрепала собаку по голове, – мне Дима о тебе рассказывал.  Она понюхала жёлтые цветы у крыльца, оставила чемодан под лестницей и, впорхнув по пологим ступеням, стукнула в дверь. Но за дверью никто не отозвался, тогда она постучала громче.  Послышалось шарканье ног, ворчание. – Кого черти... Поспать не дадут... Дверь открыла заспанная женщина в накинутом на плечи цветастом платке, светлой самошитой рубахе. Пучок волос ее съехал на плечо, из него торчали шпильки. Она с удивлением смотрела на гостью. – Здравствуйте, тетя Надя, а я – Лиза. Вот приехала, – она схватила хозяйку за руку и затрясла ею. Повисла пауза... Хозяйка автоматически убрала руку, поправила волосы за ухо, обнаружила беспорядок, начала вынимать шпильки, сунула на скорую руку их в рот. Так, со сжатыми губами, и спросила: – Какая Лиза? – Лиза! – повторила девушка, как будто это имя и должно было всё разъяснить. – Слышу, что Лиза. Кто нужен-то тебе? – она вставляла шпильки в закрученные волосы и ворчала: – Ходют тут. А у нас покос, встали в рань, а теперь ты мне весь сон сбила! Насмарку день. Разе усну теперь? Кого тебе надо-то? – хозяйка была уверена: девушка ошиблась адресом. – Вас. Я невеста сына Вашего – Димы.  Хозяйка бросила руки, уставилась на девушку молча. Та хватилась, положила чемодан на крыльцо, открыла его и извлекла конверт.  – Вот, – протянула женщине, а потом передумала, достала из конверта лист и протянула опять, – Вот, тут и адрес – деревня Беляевка.  Хозяйка молча взяла конверт, развернула вчетверо сложенный исписанный лист, сдвинула брови, пробежала глазами. – Митька что ль пишет? – тихо пробормотала. Почерк беглый, мелкий. – Да, он. Понимаете, он написать Вам хотел, а я училище закончила, – затараторила гостья.. – А у меня нет никого. Вот он и велел к матери своей ехать. Все равно, говорит, поженимся, так уж жди дома у меня, немного осталось. Матери помоги. А как вернусь... А я ведь без дела сидеть не буду, я помогу Вам по хозяйству. Я всё могу. Вы не смотрите, что детдомовская. Нас там всему научили, я даже доить пробовала... Я... – Да помолчи ты!.. Девушка примолкла, смотрела на женщину растерянно.  – Ты что, сама к моему Митьке поехала? – Ага, – тихо кивнула девушка, уже понимая, что матери жениха это не нравится. – Сумасшедшая. Сбрендила совсем – ехать к чужому парню! А если обманет?  – Не-ет, – замотала головой девчонка, – Дима очень хороший. – Хороший..., – повторила мать, – Все они ... хорошие. А где вы познакомились-то? Они так и стояли в дверях, нарушать тихий ход своего обычного дня хозяйка не спешила. Девушка рассказывала с явным удовольствием. – А они канал у нас в городе рыли осенью, а мы там с девчонками ... Случайно, в общем. Они несколько дней его рыли, у них командир знаете какой строгий! Ого-го! Не забалуешь. Но когда их на отдых отпускали, мы и познакомились. Там танк стоит, ну, памятник в парке. И скамеек много. Мы с девчонками репетировали там перед Днём комсомола. Вот и... – И чего? Ходили ходили, да и выходили? Девчонка хлопала глазами. Нос ее был немного конопат и облуплен на солнышке, но вообще она была очень мила.  – Ладно, заходь. В ногах правды нет, – хозяйка сделала шаг назад, запустила в дом гостью. В сенях было темно, здесь не было окон и когда закрылись двери, повисла чернота. – Ой! Я ничего не вижу, – смеясь, воскликнула девушка.. – С солнышка, да как в яму... Надежду слова эти задели, и она разозлилась на девчонку ещё больше. Они вошли в светлую кухню. Девчонка поставила чемодан, огляделась с улыбкой как-то по-хозяйски. – Просто диву даюсь, – качала головой мать..– Какие вы нынче... Так познакомились, и чего? Сразу жениться предложил? А ты и побежала... Надежда, шаркая вязаными носками по половицам, начала убирать на столе, зажгла плитку, зазвенела посудой. Девушка Лиза огляделась, постеснялась пройти далеко, села у двери на свой чемодан. Она уж поняла, что матери Митя о ней не сообщил, хоть и обещал в письме, но ничего страшного в этом она не видела. Все равно ж он осенью приедет. – Нет, я не сразу, я уж потом. Мы зимой на курсы ходили в клуб Красной армии. И опять с ним встретились. Вообще-то, я конечно из-за него туда и пошла. Они там тоже чего-то делали. Он же рукастый у Вас, Дима-то. Ремонтировали они что-то. – Димитрий-то? И то верно... Ну, однажды свет у нас на ферме вырубило, а он там крутился мальчонкой ещё. Залез в рубильник, да и разобрался, дал свет. Удивились тогда бабы-то. Малой, а... Как он сейчас-то там? Чай, исхудал?  – Да, худощавый, конечно. Ну, ничего. Были б кости, а домой приедет, мы с вами откормим его, – она встала, наклонилась к окну.. – Боже мой! Какие цветы у вас вот эти сиреневые! Скажите, а как они называются? – А почём мне знать. Растут и растут, мать моя ещё садила. Ишь, ты ...откормим ... Деловая какая, – пробурчала Надежда, – Ну, и чего дальше-то у вас было? – Дальше? А потом мы переписывались всю весну. Вот в письме он и велел к себе домой ехать. Мне все равно некуда, а он сказал тут у вас и работу найти можно. Я на швею вообще-то училась. Шить могу. Знаете, какие мы модели шили! Ооо! Хотите, мы Вам платье сошьем? Такое, что вся деревня упадёт. Я могу... – Да погоди ты со своим платьем! У меня уж голова от тебя трещит! – Надежда стояла посреди своей серой кухни, махала рукой.. – Ты чего ж это думала, что можно вот так в чужой дом завалиться: "Здрасьте, я жить тут буду!"? Или ты дурочка совсем? Где это видано, чтоб девка до свадьбы сама к парню в дом приезжала. Ещё и в постель к нему прыгни. Давай... Девушка Лиза расстроилась. Она помолчала, а потом стянула косынку и взъерошила себе пальцами волосы, словно стряхивая растерянность. – Да я, собственно... Не думала. Его же нет здесь, так... Разве я в постель? – она подняла наивные глаза на мать жениха. Та со злобой махнула рукой, отвернулась, напряжённо спросила: – Было у вас чё?.. Девчонка молчала, Надежда обернулась, спросила громче: – Было чё, спрашиваю? – Чего? – девчонка моргала глазами. – Ты дурочку-то из себя не строй! Обрюхатил он тебя?.. Глаза девушки округлились, лицо вытянулось. – Да Вы что-о! Не-ет. Нет, конечно. Мы же... Мы...  – она, стесняясь, опустила глаза, – Мы только поцеловались один разок и всё.  Надежда выдохнула, но в голове все равно ничего не прояснилось. – Ох, ты, горе мне горе, – вздыхала она.. – Садись давай! – она вынимала из печи хлеб, на столе уж стояла круглая картошка, лежало сало. Лиза присела за стол. – Вы не беспокойтесь, я не голодная. Я на вокзале в буфете перекусила перед автобусом. – Денег что ли много? – грубо спросила хозяйка. – Нет, не много. Немножечко только, – девушка опять погрустнела. Надежда села напротив девчонки, глянула с осуждением. Та не ела, просто сидела, сложив руки, смотрела в пол. Стало ее жаль, глупышку. Вспомнила Надежда, как сама пришла в дом к будущему мужу, как смотрели на нее свекровь с золовками. От воспоминаний этих аж передёрнуло, и она сказала уже мягче: – Ну, ешь, давай, ешь. Чай, путь-то не близкий, уж в автобусе растряслося всё, – сказала она, разглаживая клеенку. Девушка протянула руку, взяла самую маленькую картошину, начала чистить на стол, потом сунула ее в рот целиком. – А сама-то откуда будешь? – спросила мать. – Я-то? – обрадовалась вопросу девчонка, начала жевать быстрее.. – Я из Иванова, – сглотнула.. – У нас там большой детдом, хороший. Воспитатели хорошие были, вожатая... Все думают, раз детдомовка, так битая, а у нас не так было. Мы дружим с ребятами нашими, переписываемся. У меня, знаете, подружка оттуда, Галька, так она вообще с женихом заочно познакомилась. Мы однажды открытки писали в армию из детдома. Ну, там... Желали всего на День Победы. А он возьми и ответь. А она – ему. Так она даже в училище поступать не стала, она сразу к нему поехала. А он военный.  – Вот и ты так решила, да? – Я? Нет, что Вы. Я просто случайно Диму полюбила. Он добрый такой, нежный, он цветы мне рвал... А когда в клубе были, всегда нам помогал. Вот Клавдия Ивановна говорит: где б скамейки взять для занятий, а он – раз, и нашел.  – Влюбилась ты, видать. – Да-а, – она кивнула, – Я Диму очень-очень люблю. Вот увидите, – она посмотрела на подоконник.. – А можно я приемник включу?  От рассказов этой гостьи уж и так было шумно, но приемник включить разрешила. Надежда привыкла сидеть одна, в тишине. Дом ее сейчас совсем опустел, и она привяла как-то в последнее время. Даже на Пасху убралась нехотя и не чередом. В последнее время замкнулась она в себе, горевала по рано умершему мужу, по уехавшему служить сыну. Димка из армии написал всего трижды, и письма эти были какие-то короткие, скучные и тоскливые. Он хандрил, жаловался на трудности, ждал окончания службы.  А в последнем третьем письме вообще писал, что хочет завербоваться на север, и думает – стоит ли ехать домой. Надежда загоревала ещё больше. И сейчас Надежда понимала, почему он писал так редко – ему было кому писать. Мать удивлялась изменениям в сыне. Все, что рассказывала эта Лиза, удивляло. Вот, что с парнем делает любовь!  Она позволила девчонке остаться, велела располагаться в большой комнате, на диване. И пока та радостно чирикала, задавала вопросы, летала по комнате, всё думала о случившемся. Сирота? Это значит помощи ждать неоткуда. Вон и сандалии на девке рублёвые. Все ляжет опять на ее плечи. А может ещё и пить девчонка начнет. Сейчас, вроде, не похоже на то... Да кто их разберёт. Хорошие мамаши детей не бросают. А если Митька отругает мать? Скажет, пошутил, мол, с девкой, а она и приехала. А ты мать, с дуру, в дом пустила. Вот теперь и расхлебывай.  Господи, и что делать-то ей?! Но пока Надежда решила к девчонке присмотреться. Прогнать-то ведь всегда успеется. Правда, потихоньку забиралась в свой тайник меж простынями – проверяла, все ль там на месте.  А гостье спокойно не сиделось. Она ходила за Надеждой по пятам. – Пушистая какая морковка! Надо же! Я прополю. А тут у вас что? – А тут цыплята. Подросли уж. Да чего-то лысеет один, – переживала о своем Надежда.. – Взяла на свою голову! – Ой, а можно я их кормить буду. А этого особенно. У нас тетя Дуся таких измельчёным пером кормила. Давайте я измельчу попробую... – Пробуй. Надоели они мне... Надежда смотрела на гостью и удивлялась. Чему радуется?  А девушка улыбалась. Ей всё нравилось, всё восхищало: и широкий просторный двор, и куры, и поросята, и зелёные незрелые яблоки, и чистая вода из колодца. – Эх, как красиво тут у вас! Природа необычайная, воздух чистый!  – Да-а... , – вот уж и Надежда глазела по сторонам, разглядывала горизонты – такие знакомые, надоевшие, за делами да невзгодами жизненными давным давно позабытые.. – У нас благодать! Прошло пару дней. И так и не решила Надежда, как быть дальше.  На покосе бабоньки приставали: – Надьк, а кто-й-то там у тебя? Мария сказывала, невеста Митькина.  – Квартирантка! Не дело-то не говорите. В армии он. Какая невеста? У него этих невест ещё будет... Бабы судачили, а Надежда отмалчивалась. Приедет Митька – разберётся. И получше невесты есть. А эта – ни кола, ни двора... Один чемодан всего и добра-то. Да и сама уж больно глупа. Все б ей цветочками восхищаться. А жизнь-то – она ведь не цветочками выстлана. Но почему-то после косьбы ноги понесли домой с радостью. Усталая, раскрасневшаяся она шагнула во двор. Елизавета там играла с собачкой, называла ее как-то по-своему. – Тёть Надь, устала? Я все, что сказали Вы, сделала. Сейчас покормлю Вас. – Да балуйся уж. Чай, я не безрукая, – махнула рукой Надежда, и почему-то приятно было быть такой любезной. Даже не полезла в простыни – проверять тайник. – А давайте вечером на речку прогуляемся. Так хочется! – Прогуляемся, прогуляемся... Стирать буду, вот и прогуляемся – белье прополощем. Стирку начали, когда Надежда отдохнула. Лиза шустро наносила воды, а стирая половину расплескала. – Да что ж за стирка у нас! Купание! – Зато весело! Смотрите, смотрите, и петух в пену залез! – Лиза смеялась в голос, громко и заливисто, Надежда качала головой, но улыбалась тоже. Из соседнего двора подглядывал мальчишка лет семи, Лизавета уж подружилась и с ним. – А почему вы Белку Гулькой зовёте? – спросил он ее. – Белку? Нет, она Гулька. Ты чего-то путаешь. Мне Дима много рассказывал про собаку. На четвертый день Лизавета заявила. – Тёть Надь, а я в совхоз на работу устраиваюсь. – Чего-о? – В правление ходила. Берут меня. На полевые работы пока. Но только с понедельника. – Вот ведь быстрая! Не успела приехать... А не думала ты, что Митька мой от ворот поворот тебе даст? – Нет, не думала... Он не даст. Он любит меня. – Ох, девка! Жизни ты не знаешь! А она и не такие кренделя завинчивает. Погодила бы... – А давайте я вам новые занавески сошью. Сатинчик у вас там есть славный. Давайте... – Да какие шторки! Погодить надо... А вечером полоскали белье тоже по-особенному. Лиза наполоскалась, а потом болтала ногами в прохладной воде, сидя на мостках. – Тёть Надь, садитесь тоже. Ну, садитесь. Ногам хорошо так. И Надежда сдалась, тоже села на край, опустила ноги, их охватила прохлада, и усталость ушла сразу, как будто вода в реке текла целительная. Вечерний туман уже поднимался над водой, но она ещё светлела сквозь него. Они сидели на мостках. Пахло сыростью, мокрой осокой и сладкими кувшинками. И странное дело – Надежде сейчас казалось всё здесь просторней и бесконечный, чем было раньше. А Елизавета фантазировала, что течет эта вода до самого горизонта, а потом и за горизонт, до самого море, а из него – в океан. Потом подскочила, поднялась по откосу в высокую траву. Сорвала один цветок, потом второй, третий, рвала еще и ещё. – Это Вам, – протянула букет Надежде. – Зачем они мне? –букет благоухал сладко и пряно. – Просто Вы – такая красивая... Цветы Вам идут. И это... Занавески б пошить. Сатинчик у вас там есть славный. Давайте... – Да шей уже... приставучая ... А в поле опять бабы пристали. – Так квартирантка твоя и в правлении сказала, что за Митьку твово замуж выходить приехала. Во девки дают! Сами в руки падают. – Да, приехала! Так она ж не сама. Это он ей велел. Так и сказал – езжай к матери, она примет. И мне велел... Не было у них ничего, нече языки точить. Скромная девчонка, славная такая, веселая. Сирота просто. А мне чего? Куска хлеба чё ли жаль? Она собирала скошенную траву, привычно вилами набрасывала стог. Отвечала привычно грубо, наотмашь. И было ей хорошо, что она нынче не одна, что появилась и у ней – нежданная дочка. На следующий день открыли большой сундук – искали старое кружево для занавесок. – Было где-то. Точно помню, – перекладывала отрезы материи Надежда. – Ух, ты! Это ж фотки, – Лиза вытащила из сундука темно-зеленый тяжёлый альбом. – Да-а... Уж и забыла, что сюда положила. А, вот и кружево! Говорю же –есть. Только вишь...на накидушки. Они сели рядышком, решили полистать фотоальбом. – Это мама моя с папой, а вот и я маленькая... Ох, выгорела карточка -то. Она у меня на комоде стояла. А это муж мой, Царство небесное, батя Митькин. А вот и Митька малой еще. А тут уж в школе их фотографировали. Ох, и шебутной он был... Надежда когда-то убрала этот альбом подальше, от навалившейся тоски, а теперь размякла, ушла в свои воспоминания и не заметила, как оцепенела Лизавета. Девушка встала, молча подошла к дивану, вытащила из-за него чемодан, начала складывать вещи. – Лизавет, – не сразу обратила на нее внимание Надежда, – Ты чего это? Лиза повернулась к ней резко, как солдат по команде, и отрапортовала: – Дорогая тетя Надя, простите меня, пожалуйста. Ошиблась я. Ввела Вас в заблуждение. – Ошиблась? В чем это? Не пойму че-то я, Лиз ... – Это не Дима, – она махнула рукой на альбом, – Ваш сын – не мой Дима. Мой совсем другой. Я ничего не понимаю, – она бухнулась на диван, закрыла лицо руками и заплакала. – Как это? – Надежда переводила глаза с фоток сына на плачущую девушку.. – Как не твой? – она подхватила альбом, села с Лизой рядом, совала ей фотографии, – Посмотри-ка вот – может тут узнаешь? Он здоровым стал, как подрос, посмотри-ка... Симпатичный он парень-то, глянь-ка на эту... Лиза отвела руки от лица, жалостливо смотрела на фотографии, а потом перевела взгляд на Надежду. – Теть Надь, мне ехать надо. А занавески я так и не сшила... Уж замерила всё, а не сшила. – Да брось ты с этими занавесками! – Надежда только сейчас всё поняла, – И чего теперь? – Поеду. Когда автобус-то? – Неуж уедешь? А может... А чего... Оставайся, может и с моим Митькой слюбится. А? Они посмотрели в глаза друг другу. Лизины глаза были полны жалости, а в глазах Надежды – растерянность. – Да что Вы, тёть Надь, – она хлопнула себя по коленям, – Не пойму, как так вышло. Деревня Беляевка, Дмитрий Кузнецов... – Лиз, так у твоего этого ... и мать – Надежда? – Мать? Нет. Мне Ваше имя соседка сказала, вон из того дома старушка. А он только мамой называл, да и всё. – Ой-ошеньки! Вот ты ... – Надежда уж хотела начать ругаться, но тут взглянула на Лизавету. Та сидела бледная, несчастная, – Лиз, а может всё-таки с моим Митькой... Он простой парень, смотришь и... Ведь ты уж, как дочка мне. Свыклась я... Лиза замотала головой, и Надежда уж и сама поняла, что говорит не дело. Нужно было помочь девчонке. – А нут-ка, письмецо-то дай ... Лиза, хлюпая носом, достала письмо. Надежда воткнулась в него носом. – Надо же, и почерк схож. Тоже мельчит... Где тута? А... Беляевка... Вота, – Надежда шевелила губами, читала, а потом откинулась назад, – Ооо, Лиза. Так ведь поняла я... Это другая Беляевка. Две у нас в краю-то пермском. Только в другом районе. Не туда ты приехала. Ошиблась ты, девка. Вот и всё. Вон и дом – девятый ведь у нас, а тут сорок седьмой. Нет у нас таких. Лизавета смотрела на нее с надеждой, уходила горечь. – Да-а. А там тебя встретят уж получше моего. Там ждут тебя. И жених приедет. Уж он-то матери сообщил, наверное. Не горюй, Лиза. Найдешь ты жениха своего. А поехать и завтра можно, куда спешить-то... – Тёть Надь, а можно я сегодня поеду? Уж не могу я... – Ну, как нельзя-то? Только ... Только собрать-то тебя как? Спешить надо. Надежда скоренько собрала провиант, а потом побежала к соседу – Ивану Кузьмичу. Работал он когда-то водителем грузовика, все дороги знал. Потом она юркнула в свой тайник, в тяжёлые наглаженные простыни – взяла денег. – Держи..., – сунула деньги и записку Кузьмича. – Ой, да что Вы... Я и так... Ведь я чужая Вам совсем. Свалилась, как снег на голову... – Бери, бери. Тебе ещё такую дорогу ехать. Запомни – район Октябрьский, рядом большое село Нефёдовка. Кузьмич все вот тут подробно тебе написал. Надежда вызвалась провожать Лизу до автобуса. Они пошли через перелесок, полем. Вышли на дорогу. На то самое место, куда приехала Лиза. А когда вдали на горе показался пылящий автобус, Лизавета бросилась ей на грудь. – Тёть Надь, как жалко мне, что не Вы Димы моего мама. Вот бы здорово было... – Ну, чего ж делать-то? Так уж ... Дай Бог, чтоб повезло тебе в жизни, девонька! Надежда возвращалась домой, захотелось вдруг снять тапки, пойти как Лизавета босиком по пыльной дороге. Солнце уже клонилось к закату, сквозь деревья били розовые лучи, зайчиками плясали на высокой траве. Было так грустно, что случилась эта ошибка, но на душе было легко. Крупные ромашки, колокольчики, какие-то красные цветочки росли на обочине. Красивые, а раньше не замечала... Надежда не удержалась – набрала букет. Теперь уж она точно верила, что будет и у нее когда-нибудь славная невестка. Желательно вот точно такая же, как Лизавета. – Ты откуда это босиком-то? – соседка баба Маня встретила ее у своей калитки. – Лизу провожала. Держи, баб Мань, – она протянула букет. – Куда мне! У меня от них голова болит,– ответила баба Маня, но руки протянула, букет взяла..– А куда Лиза-то?.. – Куда? Счастье свое искать. И найдет, я думаю, – Надежда устало упала на скамью, сзади над забором склонялись сиреневые цветы.. – Баб Мань, а ты не знаешь, как эти цветы называются? – Цветы-то? Да кто их знает... Растут да растут... А тебе зачем? – Да так... Хорошо тут у нас. Ведь правда? До того хорошо! Баба Маня сунула нос в букет, вдохнула их аромат. – И то верно... Хорошо ... *** Послесловие: Следующей весной получила Надежда по почте посылку. А в ней – новые занавески с кружевом. Автор: Наталья Павлинова (Рассеянный хореограф).