Ничего критического у неё не нашли, потому как особо и не искали. Может, и назначили бы какое обследование, если бы не прорезался у нее голос. Был он хриплый, крякающий, как у утки. И теперь, отвечая на вопросы доктора, Соня со слезами на глазах рассказывала про тетку, которая ее прокляла, наказала голосом. Доктор, пожилой мужчина с уставшими глазами внимательно посмотрел на девочку, покачал головой, и спросил, вы ничего не употребляли? Соня, вытаращив глаза отрицательно махала головой, и доктор, пожав плечами, мол, ну нет, так нет, ушел. В палате Соня сразу же уснула, свернувшись калачиком. Видать, укол так на нее подействовал, а может, просто стресс и усталость сделали своё дело... Проснувшись, Соня первым делом спросила, не приходил ли к ней кто. Она- то думала, что её сожитель, узнав, что она в больнице, сразу же прибежит её навестить, да не тут-то было. Ни в тот день, ни на следующий никто к ней так и не пришёл, и по отделению ходила Сонечка в казённом халате, в чужих, кем-то ношенных тапочках, и спала в казённой ночной рубашке, выцветшей от многочисленных стирок. Видать, не она одна такая, кто в больницу попадает вот так, с улицы, и лежит, всеми забытый, и никому не нужный. Бабушка, соседка по палате, сокрушенно качала головой, Сонечку жалела, мол, ты поглянь- ка, что за муж у тебя такой? Даже исподнее на смену не принёс! Дааа, девка, вот не свезло-то тебе в жизни! И родителей нет, и мужичонка никудышный. Поди-ка пьёт, окаянный? Ох, как сама себя жалела Соня! Не сказала она, что мать у неё сидит, а отца-бандита убили, стыдно стало. Так ей себя было жалко, что плакала она, почти не переставая. И ведь сама она поверила в то, что не повезло ей. Ни с родителями не повезло, ни с сожителем. А ведь и правда не повезло! Отец вляпался в такое, что убили его при задержании, и мать недалеко от него ушла, тоже вляпалась. А сожитель - видать, и правда, не так уж и нужна она ему. А может, и не знает он, что в больнице она? Может, девки и не сообщили ему? И так уцепилась она за эту мысль, что успокоилась, и улыбнулась. Костик, наверное, волнуется, переживает, куда она подевалась, а она тут лежит, ерунду про него думает. Выписали Соню через 2 дня, так толком ничего и не сказав. Доктор долго рассказывал о том, что такое может быть на нервной почве, при сильной эмоциональной перегрузке, при переутомлении и нервном стрессе. Мол, не нервничали в последнее время? И узнав, что за последнее время стрессов у Сонечки предостаточно, кивнул, мол, вам бы к другому специалисту, к тому, что головы лечит. И, мол, вот еще что: вы бы про тетку, что вас прокляла, сильно никому не говорили бы, а то мало ли... Очень все это глупо звучит, странно, неправдоподобно, и совсем неубедительно. Ну какие проклятья в наше время, ей-Богу! Поверить вам не поверят, а вот упечь в интересное отделение - это запросто. А вообще, если вы в эту ересь с проклятьем верите, то ведите себя достойно, прилично, чтобы проклятье к вам не липло. Как вы там сказали? Прокляла за то, что людям вы хамите и обижаете их, да голосом она вас наказала? Вот и не хамите, не обижайте слабых. Это, знаете ли, и без проклятья приветствуется. И усмехнувшись, доктор сказал: - Бандиты кругом всё заполонили, а вы в проклятье верите. Додумайтесь ещё к бабкам сходить, порчу снять... Порекомендовав побольше отдыхать, не переутомляться, и беречь горло, Соню отпустили домой. Вот тут-то и выяснилось, что Костик совсем не нервничал, не переживал, и не волновался за Соню. В то время, пока она лежала на казенной кровати, в казенном халате, застиранной ночнушке и тапочках, кем-то ношенных, Костик жил в свое удовольствие, и развлекался с Сонькиной подружкой, с той, что была одной из самых близких. Что уж эта близкая подружка наговорила Костику про Соню, остается только догадываться, но то, что ничего хорошего - это однозначно. Сунув зареванной Сонечке пакет с тряпьем, Костик вытолкал девушку из квартиры, мол, катись- ка ты отсюда, психичка припадочная! Ох, как она ревела! Колотила в дверь руками и ногами, пыталась кричать, да снова посадила свой ещё не окрепший голос. Соседка, едва приоткрыв дверь, разразилась такими словами в адрес Сонечки, что стояла девушка, как помоями облитая. Такие маты отборные произносила бабка, а с виду такая приличная, Божий одуванчик. Ну что за люди? Что же они все такие злые? Что плохого сделала Соня этой бабке, что так она ее отчитала?.. И даже не вспомнила Сонечка, что еще недавно и сама костерила соседку последними словами только за то, что посмела жить эта бабка, посмела ходить той же дорогой, что и она, Сонечка. Еще и Костик, открыв внезапно дверь, так приложил Сонечку ребром ладони по лбу, что аж искры из глаз посыпались. - Слышь ты, оглохла? Чего долбишься? Сказано же, катись, пока не накостылял тебе! Без денег, без голоса, со слезами на глазах шла Соня по городу, и думала о том, что же ей теперь делать? Как жить без денег? Ведь и профессии никакой у нее нет. Только полы мыть и остается. Добравшись до квартиры, рухнула Соня на диван без сил. Она уже засыпала, когда зазвонил домашний телефон, громко, настойчиво, требовательно... Нехотя встала Соня, взяла трубку, и услышав бабушкин голос разревелась, как маленькая. - Соня, Сонечка, детка, что ты плачешь? Кто обидел тебя, девочка моя? А я звоню, звоню, а ты и не отвечаешь. Я приезжала, да дома никого нет, соседи сказали, что давно тебя не видели. Я уж грешным делом подумала, не случилось ли чего?.. Глотала Соня солёные слезы, и шептала в трубку, мол, бабушка, приезжай пожалуйста, мне так плохо! И ведь что удивительно: не подумала она о том, что провоняет она бабушатиной от того, что приедет к ней бабушка. Бабушка Соню слушала молча, не перебивая, лишь изредка задавая вопросы. Рассказала Соня и про тетку эту с девочкой- инвалидкой, что словами обидела Соня, а тетка эта прокляла ее, наказала голосом. И про то, что в больнице она опять лежала, все повторилось как тогда, в первый раз. - Понимаешь, бабушка, я ведь и правда рот закрыть не могла. Сидела, глазами хлопала, а рот закрыть не получалось. И слюни эти до пола - знаешь, как не приятно, когда люди на тебя как на прокаженную смотрят? Еще и Костик мой, он сейчас с Леркой этооооой! А меня выгнал, еще и в лооооб стууукнул, представляешь?... Расплакалась Соня от жалости к себе, прижалась к бабушке, как раньше, в детстве, и всхлипывая, дышала тяжело, прерывисто. И голос этот, такой чужой, хриплый, так раздражал Соню, что заплакала она еще сильнее, и от злости, и от жалости к себе, и от собственного бессилия. -А что ты хотела, детка? Тебе не приятно было, как люди на тебя глядели, да пальцами тыкали? А кому же это приятно? Все в этой жизни взаимосвязано, Сонечка. Ты плохое сделала, а оно тебе во сто крат вернется. Так же и с добром бывает. Долго говорила бабушка. Все вспоминала, каким отец Сонечкин рос, и все удивлялась, где же не доглядела она, где же упустила сына, что пошел он по кривой дорожке. - Не ему наказание, Соня, а мне. За то, что не так воспитала. Думаешь, что легко детей своих хоронить? Я уж и глаза все выплакала, а толку? Хоть ведрами слезы лей, а не помогут они моему горю, не отмоют они меня от пересудов людских, и отца твоего не вернут. Так и у тебя сейчас выходит. Реветь мы все горазды, когда туго приходится. Ревем, вопросы в небушко посылаем, мол, где провинились мы, да за что нам наказание такое... А ведь ответы в себе искать надо, а не на небе. Много пороков людских, а один из них- гордыня. Я ведь матери- то твоей еще когда сказала, что негоже ребенка так воспитывать, когда все дозволено ему. Да кто слушал меня? Холили тебя, лелеяли, как вазу хрустальную берегли, да отказа ты ни в чем не знала. Ни за делами своими не следила, ни за словами, ни за поступками. А ведь за все отвечать придется, Соня. Думаешь, что деньги- самое главное в жизни? Да как бы не так, Сонюшка. Да, время такое, что и без них не прожить, без бумажек этих, но без души да без сердца уж куда хуже. И на гоноре одном далеко не уедешь. Что проку от гонора твоего, когда сама по себе и не стоишь ты пока ничего, и достижений у тебя нет никаких, кроме гонора этого, да языка поганого. Ты вот женщину оскорбила, унизить хотела прилюдно, дитя безвинное с грязью смешала, и ведь не подумала даже, что для женщины, для матери, свой ребенок, каким бы ни был он, самый лучший, самый красивый, и самый любимый. Мать за дитя свое и жизнь свою отдаст, а если надо, то и чужую заберет. А больных да слабеньких жальче, чем здоровых, Сонечка. Поймешь ты слова мои, когда сама матерью станешь, и не приведи Господь - родить дитя с недугом. Говорила бабушка, вздыхала, замолкала, и говорила снова, гладя свою непутевую внучку по головушке. Она даже не сразу и заметила, что Соня давно уже не слушает ее, потому что спит спокойным, безмятежным сном. Пока спала Соня, бабушка провела ревизию шкафов, и обнаружила, что продуктов-то кот наплакал. Банка тушенки в холодильнике, да крупа кой-какая. Сонечка проснулась, когда по квартире начал расходиться запах еды. Бабуля не стала мудрить, и сварила макароны с тушенкой. В животе у Сони заурчало, и она, глотая слюни пошла на кухню. Пока Соня с аппетитом уплетала немудреную еду, бабушка молча на нее смотрела, и только после того, как девушка сыто улыбнулась, и поблагодарила бабушку за еду, женщина спросила: - И что дальше делать думаешь? Так и будешь болтаться, как оно в проруби? Ты девка большая уже, должна понимать, что не дело это, так жить, в содержанках. Один Костик выгнал тебя, так что, другого искать пойдешь? А потом что? Молодость да красота, Соня, они ой как быстро проходят. И здоровье тоже. А оно, как я погляжу, у тебя и так не ахти. Деньги - они хоть и не главное в жизни, но хоть маленько их быть должно. А чтобы деньги были, работать надо. На одну мою пенсию не шибко- то мы с тобой наживем. Мать твоя вон где, и не известно, что дальше будет. Тебе она не помощница, так что теперь ты сама себе хозяйка, внучка. Думай, что дальше делать станешь. Соня, опустив глаза в пол молчала. А что она скажет, когда права бабушка? Работать? Где? И бабушка, словно услышав мысли внучки, сказала, что для начала надо бы профессию получить. А то отчислили тебя, а ты и рада. - Так где денег-то взять на учёбу, бабушка? - А что, у нас нынче только с деньгами учатся? Вроде как и бесплатные профессии есть. Не всем же юристами- шмуристами быть, Соня. Кому то и кормить людей надо, и обшивать, и товары продавать. Вон, училищ полно, выбирай любое. Скривилась Соня по привычке, мол, где я, и где училище! Ты что, совсем что ли?... Усмехнулась бабушка, да спросила, мол, а кто ты такая, Соня? Чем тебе училища плохи? То ли ты персона важная, что не по статусу тебе профессии рабочие? То ли ты отличница, которую любой институт с руками оторвет? Дочка уголовника, бандита, всю школу с двойки на тройку скакала, а гонору- то, Сонька! Даром я тебе битый час объясняла, что на одном гоноре далеко не уедешь? Мало тебя жизнь по носу щелкала? Так ты не переживай, сколько еще таких щелчков будет, коли не станешь ты проще к людям относиться, да себя выше всех ставить не перестанешь. Думай, пока время не ушло. Есть у меня знакомая в училище, коли надумаешь, так помогу тебе, пристрою. Хоть выбор там и не великий, но все ж какая- никакая, а профессия будет у тебя. Думала Соня не долго. То ли до раздумий, когда и правда, выбор не велик. И уже осенью пошла она на занятия в училище, чтобы в будущем стать не юристом, не программистом, а простым поваром- кондитером. Та же бабушка подсуетилась, и нашла Сонечке работу. Вечерами в пекарне мыть полы да противни с формами. Денег платили хоть не много, но и работы всего- то на пару часов. Зато стабильно, на хлеб с молоком хватает. И в квартиру пустили жильцов, все копеечка. Поначалу тяжело было Соне ужиться с бабушкой, ведь привыкла девушка к другой жизни, на широкую ногу, и хлебать жиденький супчик ей ох как не нравилось. Бывало, что и выступала Соня, хамила бабушке, дерзила, доводила пожилую женщину до слез, но расплата настигала ее сразу, мгновенно. Открывался у нее рот, а закрыть его не получалось. И стояла Соня, хлопала глазами, пока не успокаивалась. И голос терялся ненадолго, а потом становился хриплым, крякающим. И опять скорая больница, уколы... На людях старалась она молчать, контролировать и мысли свои, и слова, потому как не очень хотелось стоять ей с открытым ртом и капающей слюной. Уже подсознательно ждала она наказания голосом, и по возможности старалась сдерживаться. Но, как бы ни старалась она, пару раз все равно не сдержалась, нагрубила педагогу, накричала на нее, обозвала, сорвала урок и довела женщину до слез. И естественно, расплата пришла мгновенно. Опять все повторилось так, как обычно. Открытый рот, слюна до пола, и слезы градом. Скорая, больница, усталый доктор, и выписка, потому как ничего страшного найти не смогли. Доктор, когда беседовал с бабушкой, сказал женщине, что все эти приступы, все это в голове у нее. Вы бы показали ее специалистам, мало ли. Ну и стрессы все же ограничьте. Пусть успокоительное принимает, может и поможет. Ну или к бабке какой сходите, если так верит девица в проклятье да колдовство. Шло время, закончила Соня училище, вышла на работу. Удивительно, но научилась она контролировать свои эмоции, научилась держать язык за зубами, научилась не хамить людям, не обижать их, и приступы эти у нее прекратились. Только голос после последнего приступа не восстановился, так и остался хриплым, слегка крякающим. Вышла на свободу Сонина мать. Тоже притихшая, без больших амбиций, без гонора. И ее жизнь обломала, не пощадила, наказала за все то зло, что причинила она людям. Уже не смотрела Тамара свысока на соседей, не ерничала, не язвила, не хамила, и не кичилась своим статусом и состоянием, потому как ни статуса, ни состояния больше не было. Соня так и осталась жить с бабушкой. Привыкли они вместе жить, притерлись, и бабушка стала для Сони ближе, чем родная мать. Познакомилась Сонечка с простым парнем, который работал водителем автобуса, и часто забегал на обед в столовую, где работала Соня. Обычный парень, без огромных денег, без статуса, простой, как 3 рубля. И Соню полюбил не за что- то, не за внешность, не за голос, а просто так, только за то, что она есть. Не долго они встречались, позвал он Соню замуж, и она согласилась. На пышную свадьбу денег не было, поэтому решили они, что просто зарегистрируются, посидят в столовой в узком семейном кругу, и все на этом. Жить молодые решили самостоятельно, на квартире, чтобы и им никто не мешал, и они свои шишки в семейной жизни набивали самостоятельно, без чьей либо указки. Вскоре Соня забеременела. Вроде и долго это - 9 месяцев, а пролетели они, как один день. Едва увидела Соня свою новорожденную девочку, так и растаяла от любви и нежности к этому маленькому комочку. И не думала она, что такое бывает, когда кого- то любишь ты больше, чем саму себя. Отчего-то сразу вспомнились ей слова бабушки, когда говорила она Соне, что для женщины, для матери, свой ребенок, каким бы ни был он, самый лучший, самый красивый, и самый любимый. Мать за дитя свое и жизнь свою отдаст, а если надо, то и чужую заберет. Однажды, когда дочке Сониной было уже чуть больше года, поехали они на приём к доктору. Сидела Соня, прижимала к себе свою девочку, Что-то говорила ей на ушко, и улыбалась. На остановке зашла женщина с девочкой- подростком, и уселась аккурат напротив Сони. Лишь на секунду задержала Соня взгляд на девочке этой, и словно током её прошибло. Глазки близко посажены, рот приоткрыт, слюна течет и нос приплюснутый, словно вдавлен немного. Да ведь это та самая тётка, что голосом её, Соню, наказала, и девчонка- инвалидка. Светочка! Ещё сильнее прижала Соня дочку к себе, побледнела, смотрит на тётку эту во всё глаза, дышит тяжело, прерывисто, того и гляди, что в обморок свалится. А тётка эта на Соню смотрит с улыбкой, и молчит. А взгляд такой, что кажется, в самое нутро смотрит, и все-всё видит, что в той душе творится... Так и сидели они молча, смотрели друг на друга, да прижимали каждая к себе своих девочек. Автобус подпрыгнул на кочке, и Соня, моргнув, словно ожила. Засуетилась, смотрит на тетку эту, и шепчет, мол, простите меня!.. очень я виновата перед вами, и перед Светочкой вашей. Простите, если сможете. Молодая была, глупая, и гонору было выше крыши. Наказана я и за слова свои, и за все слезы, что из-за меня люди лили. И женщина эта, улыбнулась еще шире, повернулась к Светочке, и сказала: - Вот, Светочка, посмотри, хорошая тетя сидит. И лицо красивое, и нутро смотри- ка ты, посветлело. Ушла чернота-то твоя, девка! Пообтесала тебя жизнь- то, сильно пообтесала, и науку хорошую выдала, и уроков много преподала. Ну как тебе, девка, со ртом открытым было? Со слюной, что до пола тянулась? Понравилось молчать, мычать да крякать? Видать, не понравилось, раз такая смиренная стала, да слова вежливые выучила. Видишь, как оно бывает, Светочка? Не каждый слова простые понимает, иной раз урок жизненный, горе, боль, да слезы только и воспринимают люди. Только через наказание и меняются. И Сонька, вытирая слезы, вновь прошептала: -Простите меня! Простите, если сможете! И наказание свое снимите! Я знаю, вы сможете. Пожалуйста! -Да полно, полно тебе, девка. Давно я тебя простила, и зла на тебя не держу. А наказание - так то не я, ты сама себя наказала, а я только исполнила. За слова твои злые, за язык твой поганый. Язык твой- враг твой. Хорошо, что вовремя поняла ты, что молчание- золото. Встала женщина, взяла свою Светочку за руку, и пошла на выход. Сделав несколько шагов, повернулась она к Соне, и сказала, мол, нет никакого наказания. Давно уже нет. А то, что есть, что было, так по заслугам, получила то, что заслужила. Живи по совести, и наказания не получишь. Только помни, что каждый получает то, что заслуживает. Вдруг да опять гонор твой наружу попросится? Вышла женщина, и пошли они со Светочкой по тротуару, а Соня задумчиво смотрела в окно и думала над словами женщины. Каждый получает по заслугам. А ведь и правда. А было ли наказание голосом, или правда, все сама себе придумала Соня? Было или не было, а рисковать, чтобы проверить Соне не хотелось. Ну их, такие проверки. *** Уже и девочка Сонина большая, и Соня повзрослела, первые маленькие морщинки появились у нее, и мама у Сони не молодая, а бабушка и вовсе совсем старенькая уже, лежачая, после инсульта. Соня с семьей к бабушке в квартиру переехали, чтобы ухаживать за старушкой, потому как не набегаешься каждый день, а уход за больным человеком нужен постоянный. И ведь не воняет ей бабушатиной, Соне- то. И даже мысли не возникает, чтобы бабушку свою, родную и любимую, в богадельню какую сдать только за то, что заболел человек родной. Никто от этого не застрахован. Иной раз вспомнится ей, как кривила она свой нос, да Вовку гнобила, и так ей стыдно становится. Встретить бы Вовку и прощения попросить. Только уехали они давно, в другой город. И про Верочку часто вспоминает Соня, и про Машу. У нее, Сони, тоже сейчас круговорот вещей в природе. И сама она вещи не стесняется брать у знакомых, и свои вещи отдает тем, кто в них нуждается, и ничего зазорного в этом нет. Почему бы и не взять вещь, если она в хорошем состоянии? И почему бы не отдать кому-то хорошую вещь? Пусть носят ребятишки, а то на них и так все как на огне горит. Да и вырастают они моментально. Вот так и бывает. Обломала жизнь Сонечку, пообтесала, намяла ей бока, да шишек наставила. Хорошо хоть дошло, что так, как жила она, нельзя. Не царь ты, не Бог, не тебе и решать, кому жить, а кому нет. Все мы люди. Со своими достоинствами и недостатками, со своими плюсами и минусами, и нет у нас права обижать тех, кто слабже, тех, кто ответить тебе не может. И гонор да высокомерие никого не красят. Иногда такую оплеуху жизнь отвесить может, что мигом слетит корона, и покатится к прохожим под ноги, а бывший коронованный согнется в три погибели в ее поисках, да вряд ли найдет, потому как далеко укатилась она, корона- то. Затоптали ее люди, сплющили, да запнули куда подальше, чтобы глаза не мозолила, чтобы никто другой не нашёл её, да не напялил не дай Бог на черепушку свою бестолковую. Автор: Язва Алтайская.