Православный журнал «ФОМА»

НА САМОМ ДЕЛЕ их можно сжечь, если это обусловлено санитарной необходимостью или ветхостью вещей. А вот сжигать вещи лишь потому, что их хозяин скончался, — языческое суеверие, в основе которого лежит страх перед всем, что напоминает о смерти. В христианстве же, наоборот, память о смерти — одна из добродетелей: Во всех делах твоих помни о конце твоем, и вовек не согрешишь (Сир 7:39). Поэтому если вещи находятся в хорошем состоянии, их можно отдать людям, которые в них нуждаются, например — через волонтерские организации. Это и будет настоящей заботой об умершем, потому что милостыня и молитва за него — главное, в чем теперь нуждается его душа. #говорятчто_фома

Душа высокая и твердая не отчаивается при несчастьях, какие бы они ни были. Преподобный Серафим Саровский

Помню, как в 2003 году я смотрел на Саровские торжества по случаю 100-летия прославления преподобного Серафима. Тогда я был совершенно нецерковным человеком, думал: надо же, какие чудики, даже дороги перекрыли. Я не то чтобы был равнодушен к происходящему, скорее, все это мне не нравилось. А надо сказать, вырос я в Сарове, и дом наш стоит недалеко от Ближней пустыньки батюшки Серафима. В детстве я там бегал, играл, мы ходили мимо… Ее называли «святое место» — и никто не знал почему. Например, мой отец говорил, когда мы собирались за грибами: «Идем до святого места, и там направо». Однажды осенью я застал там бабушек в белых платочках. Они стояли гурьбой и что-то тихо пели, я стал подслушивать, но подо мной вдруг хрустнула ветка. Они сразу притихли, стали оглядываться… Наверное, был какой-то церковный праздник. Меня всегда поражало, как приезжие относились к нашим местам и к преподобному Серафиму. Один мой знакомый приехал однажды в Саров по делам, осталось у него минут двадцать свободного времени. И он попросил отвезти его в храм преподобного Серафима (его построили как раз над кельей батюшки). Там уже все закрывали, он уговорил его пустить. Оказавшись в келье, он упал на колени и от радости расплакался. Я смотрел на него и думал: надо же, а я тут всю жизнь живу — и ничего… Спустя годы я как-то постепенно пришел к тому, что пора в жизни что-то менять. Занялся спортом, начал бегать по утрам… И бегал я мимо той же пустыньки, где тогда уже стоял памятник батюшке Серафиму. Вот подбегу я, посмотрю на него, он на меня посмотрит… Как молиться — не знаю, стою и просто молчу. Неизвестно, сколько бы это продолжалось, но однажды мои друзья позвали меня в крестные к своим детям. Я был крещеным, но о жизни в Церкви вообще ничего не знал, начал думать: ну какой же я крестный, это же нечестно. И я стал читать книжки, в храм заглядывать, интересоваться. Когда у нас в городе при храме открыли курсы для взрослых, я стал туда ходить и в итоге прозанимался три года. Многое стало мне там понятно, там я встретил, кстати, свою будущую жену. Теперь я сам катехизатор при храме. К батюшке Серафиму у меня совершенно особое отношение. Он как будто излучает внутреннее тепло, радость. Удивительно: он прятался в лесу от мирской славы, но люди к нему все равно шли и шли. И теперь во многих городах есть храмы преподобного Серафима, и люди очень его любят, через него знают наш Саров. В этом смысле самый поразительный эпизод произошел с моим знакомым в Турции. Едет он в такси, достает кошелек, чтобы расплатиться, — а там бумажная иконочка батюшки Серафима. И таксист, как увидел ее, стал кричать: «О! Сэрафим, Сэрафим!» Денег не взял, попросил ему икону подарить! Когда такие вещи случаются — по-моему, это здорово. Алексей Голубев, научный сотрудник Российского федерального ядерного центра ВНИИЭФ #фома_истории

История одного кадра Что вы видите, смотря на эту фотографию? Солнечный летний день. Семья вышла на прогулку. Они держатся друг за друга. В их лицах тихий свет, на губах как будто легкая улыбка, а в глазах ― едва уловимая печаль и что-то необъяснимо глубокое. Смотря на них, тоже слегка улыбаешься. И хочется также идти по залитой солнцем улицам, держа за руку кого-то близкого. А потом смотришь еще раз внимательнее. И замечаешь детали: какие худые ножки у всех героинь фотографии, как висит на них одежда, как опухли колени у малышки, как опирается на палку старшая сестра. И безошибочно узнаешь город. Не по архитектуре. По людям. Ленинград. Эта фотография была сделана весной 1942 года военным корреспондентом В. Г. Федосеевым. Тогда это фото стало символом надежды на возвращение мирной жизни. На ней семья Опаховых: мать Вероника Александровна (35 лет) и ее дочери, Долорес (4 года) и Лора (13 лет). Мама выводила девочек на прогулку почти каждый день. Лоре, старшей дочери, пережившей паралич на фоне дистрофии, врач посоветовал побольше гулять, чтобы набираться сил и разрабатывать мышцы. Младшая же дочь, медленно передвигаясь по городу и рассматривая происходящее вокруг, на время забывала о том, что хочется есть. И конечно, на улице можно было хотя бы чуть-чуть, хотя бы на несколько мгновений, но все же почувствовать вкус жизни: тепло солнца, ароматы весны, ощущение радости от того, что голодная и ледяная зима осталась позади, а они живы. Благодаря этому случайному кадру, мы знаем о судьбе этой семьи. Ведь спустя несколько лет интервью у них брали Алесь Адамович и Даниил Гранин для своей «Блокадной книги». Муж Вероники Александровны был гражданским дирижером любительских оркестров, ушел на военную службу и стал военным дирижером. Единственный, в семье Опаховых, кто не выжил в этой войне, погиб при переправе через Ладогу в 1941 году. В семье была еще одна дочь Берта, которой нет на фото. 🏛️ Из «Блокадной книги»: «Мне было тридцать четыре года, когда я потеряла мужа на фронте. А когда нас потом эвакуировали вместе с моими детьми в Сибирь, там решили, что приехали две сестры — настолько она (старшая дочь в свои 14 лет — прим. ред) была страшна, стара и вообще ужасна. А ноги? Это были не ноги, а косточки, обтянутые кожей. Я иногда и сейчас еще смотрю на свои ноги: у меня под коленками появляются какие-то коричнево-зеленые пятна. Это под кожей, видимо, остатки цинготной болезни. Цинга у нас у всех была жуткая, потому что сами понимаете, что сто двадцать пять граммов хлеба, которые мы имели в декабре месяце, это был не хлеб. Если бы вы видели этот кусок хлеба! В музее он уже высох и лежит как что-то нарочно сделанное. А вот тогда его брали в руку, с него текла вода, и он был как глина. И вот такой хлеб — детям… У меня, правда, дети не были приучены просить, но ведь глаза-то просили. Видеть эти глаза! Просто, знаете, это не передать… Гостиный двор горел больше недели, и его залить было нечем, потому что водопровод был испорчен, воды не было, людей здоровых не было, рук не было, у людей уже просто не было сил. И всё-таки из конца в конец брели люди, что-то такое делали, работали. Я не работала, потому что, когда я хотела идти работать, меня не взяли, поскольку у меня был маленький ребёнок. И меня постарались при первой возможности вывезти из Ленинграда: ждали более страшных времён. Не знали, что всё пойдет так хорошо, начнется прорыв и пойдут наши войска, пойдёт всё очень хорошо. Нас вывезли в июле месяце сорок второго года». 872 дня в блокадном городе от голода и обстрелов умирали семьями. По разным данным, за время блокады погибли от 650 000 до 1 млн ленинградцев. Вечная память погибшим. Вечная слава освободителям!

Если Бога нет, а я в Него верю, я ничего не теряю. Но если Бог есть, а я в Него не верю, я теряю всё. Блез Паскаль

Не копите мусор. Копите простые радости! ⛄️

💔 "Таких детей, испуганных и потерянных, приводили в детские приемники, и часто они даже своей фамилии не могли назвать... Им давали новые фамилии, врач определял их возраст... Они выросли и много лет ищут своих близких. Я подумала: а не могут ли в поисках помочь детские воспоминания? Ведь ребенок очень наблюдателен, он видит остро, точно и часто запоминает увиденное на всю жизнь..." 🎙 В 1965 году, на радио "Маяк" начала выходить передача "Найти человека" с ведущей Агнией Барто. Она была посвящена поиску родных, разлученных в годы Великой Отечественной войны. За 8 лет с ее помощью нашли родственников около тысячи человек. #фомавидеоистории

БИЛЕТ ДОМОЙ 👛 Мне повезло в жизни встретить много искренних, отзывчивых людей, знакомых и незнакомых, которые жертвовали чем-то своим ради меня просто так… из любви… не из любви ко мне, а из любви к Добру, к Богу! И совершенно всё равно, что это была за жертва, материальная или духовная, для меня она была бесценна. Студенткой я жила в другом городе — на поезде три дня туда и обратно, а прямой поезд был только летом. Но все-таки к родителям я выбиралась, на каникулах, когда сессия сдана, практика пройдена и можно найти время для себя, для любимых близких людей. Покупка билета в кассе была  событием волнующим и тревожным. Ведь это время отпусков, каникул — переживаешь, чтобы было место на нужное число, на удобное время… Подхожу к кассам и издалека присматриваюсь к лицам кассирш, выбираю самую добрую, становлюсь в очередь и, переминаясь с ноги на ногу, жду. Вот так же было и в тот раз — стою в кассу и успокаиваю себя, что одно-то место, хоть верхнее боковое у туалета, должно найтись, а я и такому буду рада. Подходит моя очередь, называю число, станцию, пару минут кассирша смотрит в монитор компьютера... Кивает — место есть! Радость волной охватывает меня, самое главное — есть билет! Я отсчитываю деньги… не может быть!... Изнутри начинает бить дрожь. Мне не хватает всего 20 рублей... Я растерялась: что же делать? Сзади меня в очереди стоит ужасно много людей, я боюсь, что сейчас они начнут возмущаться, а мне так плохо, слезы стоят в глазах... Я повернулась к этим людям и сказала, что мне не хватает 20 рублей — просто не знала, как в тот момент поступить. Молодой человек, стоявший за мной, тут же достал кошелек и высыпал всю мелочь на стол перед кассиршей. Не обещаю, говорит, что тут хватит, но мы начали считать. Сначала рубли, потом по 50 копеек, потом уже 10 копеечные монеты... Оказалось, ровно 20 рублей и еще несколько копеек! Мне протянули билет, и я уже могла в полной мере окунуться в волну радости, вновь охватившую меня. С молодым человеком мы познакомились, обменялись телефонами, я обещала всё ему вернуть, когда приеду назад. Удивительно, ни один человек из очереди не возмущался, не подгонял, не ругался, а кассирша не ворчала, как часто это бывает, что ей дают такую мелочь. Наоборот, чувствовалось понимание, участие и желание помочь. Дома я рассказала маме, каким чудом взяла билет. Ей тоже сложно жилось: они с отцом остались без работы, он тяжело болел, она стояла на бирже труда, считала копейки, экономила на всем, чтобы что-то еще и мне выслать. Смотрю — она плачет... Не пойму: такая чудесная, радостная история, а она плачет! Оказывается, пару дней назад в храме незнакомая женщина попросила у нее деньги в долг, и мама отдала ей свои последние... 20 рублей. Господь знает, в чем мы нуждаемся. Он и дает нам по нужде нашей. Любовь Его и забота о нас грешных — безграничны. Елена, 30 лет, Воронеж «Письма о ближних»/ журнал «Фома»

«Еду, — говорит, — смотрю: а вокруг — один простой, что называется, люд. Приезжие рабочие, пригревшиеся безработные. Лица суровые, взгляды уставшие». Моя мама всегда была большим начальником — пока не вышла на пенсию. И шофер у нее был. И не ездила она сроду на электричках. А вот наступил у нас с ней такой период: пришлось. Но мама не сразу его заметила. Он наступил как-то тихо и сразу. «Это что же? — говорит она себе. — Вот теперь вот такой у меня образ жизни? Я теперь тоже такая? Теперь это мои сотоварищи? По поздним электричкам?» Мысль пошла дальше, и мама стала представлять себе, куда они едут. Кто-то — на железную койку в общежитие. Кто-то — в одинокую каморку вроде дворницкой, где разрешили жить. Многие живут в подвалах и на чердаках, пока не найдут себе денег на кров. Многие с последней электрички пойдут и свернутся калачиком на вокзале, если их только не обнаружит полиция. «Какие безрадостные конечные станции! — вдруг пронзила ее мысль. — А я еду, — думает пожилая моя мамочка с тяжелым рюкзаком, — в светлый теплый дом. Где сидит моя любящая дочь и ее смешные дети. Где стоят мои тапочки в коридоре. Где закипит чайник и польется беседа. Теплая беседа двух любящих женщин. И на подоконнике будет сидеть кот, очень добрый просто оттого, что живет в очень доброй семье и жизнь его балует. Господи, как же важна конечная станция!» — думает мама, и уже не кажется ей тяжелым рюкзак, но она готова достать оттуда свои пироги и хотя бы часть раздать этим притихшим людям. Многих из которых на конечной станции не ждет теплый светлый дом. «Так, значит, самое главное — конечная станция?» — спрашиваю я, до слез заслушавшись ее рассказом. «Ну конечно!» — уверенно говорит она. И я чувствую, что это правда. Но я знаю другую правду. Однажды я приехала в Питер к мужу. Он был в командировке, и я приехала неожиданно, никого не предупредив. Такой был порыв души: сделать сюрприз. А вот монеток для телефона-автомата не было, а мобильники в 90-е если и были, то не у простых смертных. Ну, в общем, вышла я из Московского вокзала и понимаю, что такси в Питере не ловятся в пять утра вовсе. А метро, как и в Москве, не работает. Но так хочется этого сюрприза! И пошла я в длинном черном пальто по питерским улицам к гостинице мужа. Идти между тем было прилично. На меня пошел дождь. Иду я под этим дождем, намокаю и думаю: «Здорово ты все продумала, детка. Монеток для телефона не приготовила. Зонтик не взяла (как будто не знаешь, что такое Питер)». А дождик почему-то отчаянно холодный, и мое пальто становится тяжелым, и ботиночки понимают, что, в общем, нет уже никакого смысла не пропускать эту ледяную воду. Тем более что хозяйка идет прямо по лужам. И вдруг меня пронзает мысль. Когда-нибудь, много лет спустя, я буду вспоминать именно этот момент! Да-да, я буду вспоминать как счастье мой проход по Дворцовой, в мокром пальто, по колено в лужах, по спящему еще городу. Не тот момент, когда я дошла, а тот, в котором я только иду. И нет еще ничего, кроме меня, этого серого города и моей любви к мужу, который не подозревает ни о чем. И правда. Много лет прошло, а я вспоминаю эти лужи и свои мысли об этом. Муж ужаснулся, увидев мокрую как мышь меня, сушил одежду, грел ноги, заваривал чай. Но почему-то главным был — мой путь, он мне и врезался в память. До сих пор. Так что, спрашивается, важно — конечная остановка или сам путь? ✏️Анна Леонтьева, отрывок из книги "Голос в эфире”, изд. Никея.