ПРИМЕЧАТЕЛЬНЫЕ ФАКТЫ О СТАХАНОВЦАХ

Что нам, гражданам современной России, известно о стахановском движении и стахановцах? Как правило, разные небылицы, представляющие рабочих-стахановцев марионетками «партийных функционеров» или меркантильными дельцами, или и теми, и другими одновременно. Будто бы рекорды их дутые, специально приготовленные и являются по сути бездумной штурмовщиной. Дело подаётся таким образом, что стахановское движение являлось пропагандистской кампанией большевиков, направленной на одурманивание народа, а все рабочие над самими стахановцами морально издевались и даже убивали их. Но в действительности стахановское движение имело прочное массовое основание в рабочем классе.
Начавшись с рекорда А.Г. Стаханова, в ночь с 30 на 31 августа 1935 года добывшего 102 тонны угля, стахановское движение за кратчайший срок продемонстрировало бурный рост во всех сферах производства. Это хорошо видно по динамике роста стахановцев в автотракторной промышленности: сразу за рекордом Стаханова - в сентябре - на основных заводах этой отрасли появилось 184 стахановца, за октябрь это число выросло до 4 000 человек (или 4,3% от общего числа рабочих отрасли), а в начале 1936 года в рядах стахановцев состояло уже 16 555 человек, что составило 23% от общего числа рабочих автотракторной промышленности. Вдумаемся: всего лишь за четыре месяца каждый четвёртый рабочий автотракторной промышленности стал стахановцем. Это ли не свидетельство массовости стахановского движения и его прочного основания внутри рабочего класса. Это ли не самое убедительное опровержение мифа о «театрализованной» постановке стахановских рекордов.
Спецконтингентом от истории усиленно распространяется мнение, что штурмовщина и «партноменклатурная» театральная постановка стахановских рекордов приводила к последующим простоям и кроме перепроизводства отдельных деталей никак положительно не сказывалась на эффективности промышленного производства. Якобы кузнец Бусыгин, отковавший 117 валов в смену и установивший таким образом рекорд, затем элементарно простаивал, а вот фордовский рабочий в США якобы выполнял каждый день свою среднюю норму в 100 валов. В действительности кузнец Горьковского автомобильного завода А.Х. Бусыгин 10 сентября 1935 года при норме в 675 валов в смену отковал 966 валов и стал таким образом зачинателем стахановского движения в автотракторной промышленности. Но уже 13 сентября этого же года Бусыгин превысил свой рекорд, отковав 1001 вал. На этом Бусыгин не успокоился и вскоре довёл выработку до 1146 валов. Но самое примечательное заключается в том, что спустя два года - осенью 1937 года - норма выработки коленвалов для кузнецов составляла уже не 675, а 1300 валов в смену, а рекорды, которые установили кузнецы С.А. Фаустов и И.А. Повеликин, достигали 2000 - 2150 коленвалов и более. Те рекорды, которые критики стахановцев «разоблачают» как дутые и не жизненные, на самом деле спустя непродолжительное время становились нормой для производства, т.е. стали посильными рядовому рабочему, и это есть свидетельство готовности рабочей массы переходить на более высокую выработку, а значит, жизнеспособности стахановских рекордов.
Вообще история с производственными нормами и их пересмотром в связи со стахановскими достижениями весьма примечательна. Антисоветчики распространяют байки о повышении норм и снижении расценок из-за стахановцев, от которых страдали все рабочие. Массовые стахановские рекорды некоторая часть заводских руководителей действительно попыталась использовать для снижения расценок и повышения норм выработки. Для начинающегося стахановского движения это был бы удар в спину: в начальной фазе движения стахановцы только взламывали устаревшие представления о нормах и методах организации труда, поэтому условий для массового применения рекордов ещё не было создано, а значит, пересмотр норм и расценок был преждевременен. В октябре 1935 года по указанию С. Орджоникидзе газета «За индустриализацию» опубликовала достахановский приказ от 13 марта 1935 года о закреплении норм и расценок на один год. Этим действием нарком тяжёлого машиностроения публично предупредил администраторов о недопустимости самовольных и необоснованных пересмотров условий оплаты труда.
Пересмотр норм выработок был произведён, как и намечалось, только весной 1936 года, и в связи с этим количество стахановцев сократилось. Но сократилось ненадолго, и уже с лета 1936 года начался процесс роста числа стахановцев, т.е. рабочие стали устанавливать рекорды относительно новых высоких норм. В апреле 1937 года вновь были пересмотрены нормы выработки, и число стахановцев в период с мая по август 1937 года опять снизилось, но с августа этого же года начало расти и перекрыло численность стахановцев 1936 года. В цифрах это выглядит следующим образом: общее число стахановцев автотракторной промышленности на 1 января 1936 года составило 16 555 человек (или 23% от общего числа рабочих отрасли), на 1 января 1937 года уже составило 25 262 человека (или 24% от общего числа рабочих отрасли), а на 1 января 1938 года число стахановцев достигло 28 014 человек (или 31% от общего числа рабочих отрасли).
Получается, что повышение норм сопровождалось ростом числа стахановцев. Для буржуазной мифологии - это парадокс, поскольку стахановское движение в её представлении не имеет общественно-политических оснований, а является штурмовщиной и театральным представлением, но для нефальсифицированной советской истории это объективная закономерность развивающихся производительных сил. Кроме того, увеличение численности стахановцев при одновременном ужесточении норм выработки свидетельствует о правильной политике в отношении нормирования: не было волюнтаристски завышенных норм, демотивирующих рабочих, но и не было заискивающего перед рабочими замораживания норм выработки, которое бы привело к перерасходу фонда оплаты труда и росту себестоимости продукции.
Вообще сводить стахановское движение к одним индивидуально-бригадным рекордам - большое заблуждение. Период, когда пытались «стахановской атакой» рекордсменов перевести в целом промышленность на стахановскую работу был завершён весной 1936 года. К этому моменту стало ясно, что завод или фабрику на коллективную стахановскую работу не перевести прорывами на отдельных участках производства, что требуется организационно-техническая перестройка производства и включение более широких слоёв трудящихся (ИТР и вспомогательных участков производства) в стахановский процесс. В стремлении стать всеобъемлющим стахановское движение проходило разные этапы и приобретало разные формы своего развития.
Историк-марксист В.А. Сахаров в своей работе о стахановском движении выделяет два метода стахановского движения. Первый метод восходит к началу движения и характеризуется совершенствованием организационных и технических мероприятий (рациональная расстановка рабочих, специализация и разделение труда, освобождение квалифицированных рабочих от вспомогательных работ, сокращение простоев оборудования и снижение ручного труда, тщательная подготовка к смене и т.д., и т.п.) и сопровождается увеличением выработки в 2,5 - 3 раза.
Второй метод выходил за рамки совершенствования производства и основывался на кардинальном изменении самой технологии производства. Первым его применил слесарь штампового цеха ГАЗа Г.И. Масленников. Достахановское время обработки штампа для кузнечного молота составляло 65 часов на один штамп. По первому стахановскому методу удалось в два раза сократить обработку штампа, и время обработки составило уже 35 часов. Весной 1936 года Масленников, применив второй метод, сумел обработать штамп за 10 часов, тем самым превысив стахановскую норму в 3 раза. В дальнейшем, работая по методу Масленникова, слесарь того же цеха А.И. Ляхов обработал тот же штамп за 4 часа 40 минут, а сам Масленников за 4 часа 35 минут, тем самым продемонстрировав новые горизонты стахановского движения.
Главная задача, которая стояла перед советской промышленностью, заключалась в переводе заводов и фабрик на постоянную работу по-стахановски. И здесь стахановский труд имел свои этапы развития. Одними из первых крупных коллективов, перешедших на стахановскую работу, стали главные конвейеры автотракторных заводов. Успешная работа смежных, обрабатывающих и заготовительных, цехов создавали необходимый запас исходных материалов для успешной работы главных конвейеров. Сначала Сталинградский тракторный (СТЗ), а затем Харьковский тракторный (ХТЗ) заводы перевели к декабрю 1935 года свои главные конвейеры на стахановскую работу. Результаты оказались впечатляющие: мощность конвейеров была перекрыта в два раза. Если в ноябре 1935 года главные конвейеры СТЗ и ХТЗ выпускали в смену по 72 машины, то в декабре, после перехода на стахановские методы работы, с конвейеров в смену сходило по 150 тракторов. При этом рост выпуска тракторов сопровождался снижением количества брака.
Тем не менее, работа главного конвейера зависела от работы вспомогательных цехов, смежных заводов и транспорта, и это делало невозможным постоянную работу по-стахановски. Требовался повсеместный переход на новые формы работы. Стали практиковаться переходы заводов и отраслей на стахановские сутки, пятидневки, декады. Наряду с успехами такие формы коллективной работы сопровождались провалами и неудачами. Это придавало стимул в поисках новых форм массовой стахановской работы и в разработке эффективных организационно-технических мероприятий. Были попытки организации сквозных бригад, объединявших рабочих разных профессий и подразделений одного завода, которые не получили своего развития. Наиболее эффективным, максимально удлинявшим время стахановской работы предприятия и охватывавшим наибольшее число рабочих, оказался метод, при котором смежные подразделения, технологически связанные друг с другом, постепенно и последовательно включались в стахановскую работу. Как правило, начинали стахановскую работу заготовительные и вспомогательные цеха, обеспечивая задел для основных цехов, подключавшихся позднее. Этот метод стал широко применяться с середины 1937 года, и к концу года стали заметны результаты. Так, Московский автомобильный завод им. Сталина (ЗИС) из 130 рабочих дней (с 15 июля по 10 декабря) по-стахановски проработал 45 дней, а заготовительные цеха проработали 55 рабочих дней.
Стимулирование и поддержка стахановцев, разработка организационно-технических мероприятий и их внедрение в производство, постоянный поиск новых форм коллективной стахановской работы дали свои плоды. Производительность труда в автотракторной промышленности в 1936 году возросла по сравнению с 1935 годом на 14,5%, а в 1937 году возросла в сравнении с 1936 годом на 8,3%. В итоге, ГАЗ выпускал в декабре 1937 года на 76% больше грузовых машин, чем в 1936 году, а ЗИС увеличил среднесуточный выпуск грузовых машин на 12%. В целом, это позволило переоценить и повысить проектную мощность автомобильных и тракторных заводов. Благодаря стахановскому движению стало очевидно, что ГАЗ может давать продукции на 33% больше, чем считалось, ЗИС больше на 50%, Челябинский тракторный больше на 25%, а такие передовые гиганты, как Сталинградский и Харьковский заводы, могли давать продукции в 2 раза больше, чем планировалось ранее. При этом на ХТЗ брак в первом квартале 1936 года снизился в 1,5 - 3 раза, а на СТЗ потери от брака на один трактор в 1936 году снизились на 33% по сравнению с 1935 годом, и выплаты по рекламациям снизились на 58%. Можно с уверенностью констатировать, что стахановское движение обеспечило выполнение напряжённых планов 1936 и 1937 годов и содействовало выполнению пятилетнего плана в четыре года.
История стахановского движения не ограничивается только установлением отдельных производственных рекордов, стахановцы внесли весомую лепту в прирост богатства Советского Союза, в укрепление его обороноспособности. Вполне понятно, что подобный вклад должен поощряться, но любители «рыночной» экономики считают по-иному. Когда капиталист, эксплуатируя рабочего, обогащается, присваивая прибавочный продукт, то буржуазия считает это справедливым вознаграждением за предпринимательский «талант», но если советский рабочий, вкалывая, выдаёт на-гора качественную продукцию, то его соответствующее материальное вознаграждение за этот труд оценивается буржуазией как несправедливое. В этом случае буржуазия обвиняет стахановцев в рвачестве и корысти, стараясь противопоставить рабочих-стахановцев остальным рабочим.
Буржуазии очень бы хотелось, чтобы Советская власть 30-х годов проводила хрущёвскую антирабочую политику начала 60-х годов, снижая заработную плату путём повышения норм выработки. Но в сталинский период такого не было, и выдающиеся рабочие, многократно перекрывавшие нормы выработки, получали достойное материальное вознаграждение. Кроме высокой заработной платы в связи с многократно перевыполняемой нормой, стахановцев материально поощряли и из других фондов. Кузнец Бусыгин через месяц после своего рекорда получил от завода отдельную квартиру с полной обстановкой. В цехах были сформированы крупные денежные фонды для премирования стахановцев. В ноябре 1935 года на ЗИСе 100 стахановцев получили новую жилплощадь, а на Сталинградском тракторном к 1936 году в новые квартиры въехало 60 стахановцев. Стахановцам выдавались безвозвратные ссуды на ремонт жилья и льготные долгосрочные кредиты на строительство индивидуальных домов. Только на одном ГАЗе для строительства индивидуальных домов 200 стахановцам было выделено 1,5 миллиона рублей. В 1937 году на ГАЗе уже 800 стахановцев получили жилплощадь в новых домах. Особо отличившиеся стахановцы, такие как Бусыгин, Фаустов, Масленников получили от завода легковые автомобили.
Буржуазные пропагандисты утверждают, что рабочие ненавидели стахановцев за то, что те обогащались, а остальные бедствовали. Но так ли это? К концу 1935 года, когда стахановское движение только начиналось и нормы выработки оставались ещё достахановскими, процент рабочих, не выполнявших нормы, составлял по разным заводам 10 - 21% и даже кратковременно увеличился до 18 - 40% после повышения норм выработки. Но в 1937 году, после повторного повышения норм, доля рабочих, не выполнявших нормы, составила только 5 - 14%. Обратим внимание, что нормы 1937 года повысились по сравнению с 1935 годом на 40 - 50%, а число рабочих, не выполнявших нормы, снизилось вдвое. Это свидетельствует о возросших способностях всей массы рабочих, для которой стахановцы выступили ориентиром в труде и своеобразным локомотивом повсеместного повышения производительности труда. Мы видим, что основная масса рабочих была вместе со стахановцами и не отделяла себя от стахановского движения, а недовольство стахановцами могло распространяться только среди узкой группы отсталых рабочих. Безусловно, что стахановское движение преодолевало массу трудностей, в том числе и сопротивление внутри рабочего класса, и это вполне естественно для новаторского процесса. Но также безусловно то, что недовольство стахановским движением и сопротивление ему оказывала небольшая прослойка неразвитых, отсталых рабочих. Вообще нелепо представлять рабочий класс как однородную массу, напротив, рабочие в своём развитии неоднородны: в своих рядах класс рабочих имеет как передовую, так и отсталую прослойку. Безусловно и то, что стахановцы являлись передовой прослойкой рабочего класса, его наиболее развитой и сознательной частью, а то, что эта передовая прослойка сумела возглавить рабочий класс и повести его за собой, исторический факт.
В заключение отметим несколько закономерностей развития социалистических производительных сил, которые выявило стахановское движение.
Во-первых, стахановское движение, возникшее снизу из рабочей массы, наглядно показало, что при социализме интенсивно развиваются не только технические производительные силы, но и интенсивно развивается самая главная производительная сила - человек. Здесь важно отметить, что, в отличие от капиталистической интенсификации производства, социалистическая интенсификация (т.е. стахановское движение) двигалась не по пути внедрения потогонной системы труда, а по пути внедрения научной организации труда. Если капиталисты сверху навязывали рабочим чрезмерные темпы работы, стремясь при этом максимально упростить производственные операции рабочего, превращая его в «отвёртку» и тем самым отупляя его ещё больше, то при стахановском движении сами рабочие, используя свою практику и свой интеллект, находили изъяны и узкие места производства и совершенствовали их, развивая таким образом свои способности ещё больше.
Во-вторых, стахановское движение показало, что даже для высокосознательных рабочих материальное стимулирование имеет важнейшее значение, что нельзя пренебрегать этим фактором мотивации при социализме и нельзя надеяться исключительно на сознательность рабочих. Материальная заинтересованность является мощнейшим фактором, стимулирующим производительность труда при социализме, но в то же время не является исчерпывающим и имеет свои границы. Исключительно на материальной основе невозможно устойчивое и продолжительное развитие главной производительные силы и, соответственно, социалистической экономики. Правильнее будет говорить, что материальная заинтересованность является внешним или первым стимулом, заставляющим рабочего в своей деятельности выйти за установленные рамки. Материальная заинтересованность не обеспечивала и не могла обеспечить постоянное развитие стахановского движения, для этого нужен был более весомый и более значимый фактор. И таким фактором явилось участие рабочих в ломке старого и в создании нового производственного процесса, а значит, более активное и весомое участие в производственной жизни, а значит, в конечном итоге, участие в управлении производством. Стахановское движение как процесс развития социалистических производительных сил не могло развиваться спонтанно и самотёком: оно требовало умелого руководства, которое заключалось в правильном сочетании материального стимулирования и вовлечения рабочих в управление производством. И здесь мы подходим к третьему важному обстоятельству, которое выявило стахановское движение.
В-третьих, опыт внедрения и развития стахановского движения показал, что без государственной поддержки, без опеки и содействия сверху, стахановское движение, несмотря на свою массовую базу, не продержалось бы и месяца и уж тем более не получило бы такое развитие и применение. Поскольку основной направляющей силой Советского государства являлась коммунистическая партия, то именно большевики несли основную тяжесть ответственности за поддержку и внедрение стахановского движения в народном хозяйстве. Коммунистическая партия проделала колоссальную по объёму и трудности работу, содействуя стахановцам, и для современных коммунистов этот опыт, наряду с опытом Октябрьской революции, представляет собой бесценный кладезь знаний.

По поводу творчества Булгакова

#реплика
Надо не забывать, что личный опыт Булгакова был весьма специфичный и с идеями о превосходстве интеллигенции вполне коррелировал.
Во-первых, Булгаков некоторое время работал в деревне в исключительно аграрной волости. Его рассказы из этого периода можно запросто спутать с вересаевскими, там один в один дичь и глупость народная, с которой интеллигент бессилен бороться (например, рассказ про морфий).
Во-вторых, белодельцы его мобилизовали и он помотался по югу России. Оказавшись по другую сторону баррикад с пролетариями и наблюдая эксцессы Гражданской, там особых симпатий к пролетариату родиться не могло, особенно учитывая, что основная масса низовых кадров была в Гражданскую диковата как у белых, так и у красных.
Третье, он долго-долго работал в "Гудке" фельетонистом и репортером по происшествиям. На такой работе набраться уважения к трудящимся невозможно, а вот увидеть пролетария во всей его мещанской "красе" - с пьянством, невежеством, грубостью, стяжательством, глупостью труда не составляло. Но "Гудок" был не просто газетой, а органом ж\д профсоюзов - сиречь, наследников... ВИКЖЕЛя, а чуть поздней, в дискуссии о профсоюзах, - из этих ж\д профсоюзов Троцкий лепил оказармливанине, а Шляпников и остальные - фактически, анархические синдикаты, которые должны были рулить страной. Одним словом, профкомычи там оставались в значительной массе если не напрямую те, которых в ноябре 1917 большевики уговаривали не бастовать, а в 1918-1921 -м хотя бы просто не лезть в политику больше того, что отмерит партия, то как минимум те, которые этим профкомычам, раскрыв рты, внимали несколько лет. Соответственно, и обстановка в редакции способствовала тому, что партию и что она там старалась до народа донести в грош не ставили.
Ну, и, в-четвертых, попав в нэпманскую Москву и получив доступ через журналистику к знакомству с лицами, принимающими решения, Булгаков увидел и пожиравшую советский аппарат коррупцию (а аппарат состоял не только из большевиков, большевики, собственно, даже в госаппарате были всегда в меньшинстве), и мещанство. Тут тоже не к чему было любовью проникаться (разве что к дензнакам), вот он и не проникся.
И "Собачье сердце", и "Мастер и Маргарита" - это всё отражение в кривом зеркале сложного периода борьбы коммунистов против буржуазии в условиях 20--30-х гг.
И. Бортник

Враг прогресса - враг и себе 

#беллетристика
Подлинная революция в деревне началась с комбедами в 1918 году. В городах большевики уже забрали власть, а в деревне были еще старосты и урядники. В земотделах сидели эсеры. Когда по инициативе Ленина ввелись комбеды (декрет ВЦИК от 11 июня 1918 года), беднота решительно выдвинула своим вожаком Анныча. Комбеды произвели переворот в деревне. Они добывали городу и армии хлеб, устанавливали советские порядки, выгоняли из Советов и земельных органов земских буржуазных дельцов и кулаков. Комбеды упрочили диктатуру пролетариата в деревне, снабдили бедноту хлебом, наделяли ее землей. Комбедовцы не выпускали ни на миг из рук винтовок. Поволжьем прошли, как штормы, — мятежи. Анныч уцелел. А его приятели — первые коммунисты села — окропили кровью своей свободную землю России. Комбедовцы были пионерами социалистической деревни.
Анныч со всей страстью взялся за осуществление своей мечты — кооперирование бедняков. На месте помещичьей усадьбы он создал первую в районе производственную сельскохозяйственную коммуну. Колхозы тогда возникали в поместьях. Опыта никакого не было. Все приходилось решать самому на месте, обмозговывать и мимоходом изобретать. Он объединил на свой риск пятнадцать семей с Голошубихи. Он вкладывал всю душу в это дело. Он верил, что оно открывает перед беднотой перспективу подлинной жизни, лишенной страхов за будущее. В «Договоре» коммуны «Искра Ильича», составленном самими коммунарами, говорилось: «Живя поодиночке, бороться с нашей нуждой — бесхлебьем и без средств к существованию мы не можем, и учтя при этом все наши силы и средства, и принимая во внимание настоящую дороговизну грядущей весной обработки полей, мы, пролетарии деревни и беднота, безлошадные и безынвентарные, поняли, что действительно один в поле не воин и что, работая каждый в одиночку, мы никогда себя не обеспечим даже насущным хлебом в достаточном количестве и что только соединившись для общей и дружной работы, при взаимном соглашении и единении есть возможность выбиться из нашей тяжелой нужды и сделать свое материальное положение более прочным и надежным».
То, что в коммуне была только одна беднота, это даже нравилось Аннычу. Беднота не дорожила единоличным хозяйством, дух коллективизма в ней был резче выражен, наконец, коммуна ее не пугала. Дело было в надежных руках, спорилось и ожидало расцвета, несмотря на гражданскую войну, голод, разруху, отсутствие рабочих рук. Но оказались подводные камни. Борьба против этого новшества — коммуны — приняла сразу в деревне две формы. Форму мимикрии: враги вредили коммуне, прикидываясь ее друзьями. И форму открытого бандитизма.
Чуя беду и желая избежать налогов, разверсток, контрибуций, репрессий, кулаки, монахи, беглые эсеры самоорганизовывались в коммуны на землях монастырских угодий и в помещичьих усадьбах. Там они искусно и нагло укрывались от революционных бурь, избегали карающей руки закона. Даже помещики, надеясь вернуть себе имения и взирая с надеждой на Запад, даже они, оседая в своих усадьбах и с лихорадочной поспешностью переманивая к себе родственников, приказчиков, лакеев, вывешивали над въездом в парк: «Сельскохозяйственная коммуна». Регистрировались в местном земотделе. Лжеколхозы появлялись вместе с колхозами, как тени. Эти лжеколхозы тогда же и тотчас же начали подрывать авторитет подлинных коммун. Это и была первая легальная форма нелегальной борьбы с ростками социализма в деревне. И были враги открытые. Они действовали методами разбоя. В ту пору много мятежников пряталось по лесам. Немало было и дезертиров (их звали «зелеными»), всякого рода жуликов, обиженных продразверсткой, контрибуцией. Они находили опору и убежище в лжеколхозах: пахать и сеять коммунары выходили с обрезами, охраняя друг друга. И немало коммунаров постреляли на поле, на тропах лесных. Бандиты нападали на стада, резали скот, жгли стога сена, умолот зерна на токах, угоняли оставленных на подножном корму лошадей, разрушали амбары. Коммунары жили в обстановке осады — коммуну пришлось распустить. Несмотря на неудачу эту, Анныч еще больше убедился в непреложности принципа общей жизни на селе.
Пришел нэп, и крестьянство, разделившее помещичью землю по едокам, заметно осереднячилось и принялось лихорадочно наживаться.
Анныч не расстался с мыслью о колхозе.
Нэп принес деревне большие перемены. После бурных лет гражданской войны все ушли в хозяйство. Кулака называли «культурным хозяином». Заменили продразверстку продналогом. Разрешили аренду, наем батраков. Поощрялось уважение к «культурному хозяину», который и действительно был хозяином, на выставке получал похвальные листы. Поощрение интенсивного ведения хозяйства вселяло в зажиточную часть деревни надежду на водворение капиталистических форм жизни по западноевропейскому образцу. Хвалили Англию, Америку. Даже в глухих деревнях слышали о Форде и распространялись легенды о фантастических карьерах западноевропейских рабочих и крестьян, достигающих благодаря труду и смекалке вершин приобретательства. Многие парторганизации в деревне распались. Коммунисты, работавшие при комбедах и первых сельсоветах сплоченно, распылились по сельским учреждениям или по городам. Из крестьян одни быстро начали опять богатеть, а другие беднеть. В этом процессе Анныч не видел ничего нового. Ну, пойдет дело дальше, середняк будет опять «вымываться» за счет кулака и бедняка. Знакомая история, которой партия должна же будет положить предел. Немногие в деревне в это верили. Большинству казалось, что жизнь возвращается назад с некоторыми поправками, внесенными революцией. Но это было только кажущееся явление. Под покровом хозяйственных забот и деревенской тишины зрели непримиримые силы борьбы. Ростки нового, свежего прибивались наружу. Старые силы настойчиво им противодействовали. Богатый начал водворяться во все сферы деревенской обстановки. Анныч в это время сколотил опять коллектив, и назвал его по-старому: «Искра Ильича». Открытых бандитов теперь не было, но борьба стала изворотливее, хитрее, не менее, чем в открытом бою, жестокой. Вышедший из периода гражданской войны, из-под комбедов, продразверсток, конфискаций, мятежей изворотливым, проницательным и злым, кулак теперь зорко следил за всем на селе, охотно приспособлялся, атакуя активистов советским же оружием: так возникали на селе лжеактивисты, лжеколхозы, лжесоветы, лжеячейки. История расскажет об этом. История расскажет, как подкупали бедняков, проходящих в сельсовет, как зажиточные выбирали негласно своего «начальника по зарплате» — мирского смотрителя за сельсоветом, как обходили избирательный закон, дурачили налоговую комиссию, скрывая от гласности свои доходы и пожитки, промыслы, торговлю, делились семьями, дробились, чтобы избежать «твердого задания» и «индивидуального обложения», переписывали часть имущества на бедных родственников, скрывали отел коров, никогда нельзя было узнать, чей скот на бедняцких дворах. Всего не перечтешь. Декреты, указы, постановления, решения, относящиеся к сельскому быту, налогу, урожаю, — все это уяснялось отчетливо и твердо, обсуждалось по избам, по шинкам, по трактирам, которые заменяли мужикам в ту пору клубы. Кулаки научились оплетать сельсоветы тонкой паутиной козней, в которую попадали даже самые опытные активисты. Жизнь для кулаков была темной, лукавой и отчаянной борьбой.
Анныч, прошедший в период комбедов суровую школу деревенских университетов, сам был потом, когда пришел нэп, удивлен немало, сколько у них еще всего уцелело и как много способов их мимикрии он в свое время не разгадал. Припрятанное от местных властей добро позволило им при нэпе быстро опериться. И внешность кулака теперь стала другой. Вовсе не той, как изображали на плакатах. На плакате показывали кулака в жилетке с цепью, пузатым, сапоги лаковые и бутылкой, волосы стрижены под горшок, борода до пояса. А на самом деле кулак был брит, в солдатской заштопанной гимнастерке, тонок и тих, иногда в лапоточках, в рваном картузишке, стоял смирно на сходках, голосовал за советские декреты, ратовал за культуру, выписывал газеты, селькорствовал. «Нутро не выворачивай» — вот его постоянная присказка в своей среде. За звание «середняк» он боролся до изнеможения, до седьмого поту. Когда-нибудь история доберется до этих шахт быта, и мы удивимся ярости подземных вод, бушевавших в них.
Кочин Н.И.
«Девки»