Предыдущая публикация
2 500 лет истории Краснотуранского района
Всадники из прошлого: петроглифы Краснотуранского района в работах исследователей.Дорогие друзья, сегодня вашему вниманию представлены Всадники!
Всадники, изображения которых оставили на скальных выступах нашего района около двух с половиной тысяч лет назад скифские художники. Сравнительное исследование в 1980 году провел историк, археолог Яков Абрамович Шер.
Саму книгу можно почитать по ссылке.https://kronk.spb.ru/library/sher-yaa-1980-2.htm
А конкретное описание и оценку можно почитать в комментариях к этой публикации.
Вам интересны такие факты? Продолжать?
Нескучное краеведение:
1.5. Стиль и иконография. ^
Какие стилистические и иконографические элементы позволяют различать эти изображения всадников? Всадник из Усть-Тубы (рис. 6: 1) сидит на лошади, изображение которой носит явные черты скифо-сибирского звериного стиля. Это в первую очередь спиральные завитки на плече и бедре лошади — мотив, столь широко распространённый в скифо-сибирском зверином стиле, что вряд ли необходим длиннейший список ссылок. Правда, сам по себе спиральный завиток не может служить диагностическим признаком, ибо подобные же завитки на плечах и бедрах животных можно встретить и в кельтском зверином стиле, и в искусстве викингов, и в искусстве древнего Переднего Востока. Однако в данном случае завитки сочетаются с другими элементами, присущими только савромато-скифо-сибирскому стилю. Например, глаз изображается как бы примыкающим к верхнему контуру головы или даже выступающим за его пределы; уши изображены в виде вытянутого треугольника, обращённого тупым углом вниз; особые пропорции корпуса лошади с мощными грудью и шеей и с поджарым крупом; коротенький выступ надо лбом, обозначающий чёлку; массивная и укороченная, по сравнению с истинными пропорциями, голова; свойственная скифской иконографии остроконечная шапка у всадника; особая трактовка посадки всадника, который сдвинут вперёд и сидит вплотную к шее лошади, скорее на холке, чем на спине (только так может устойчиво сидеть всадник без опоры на стремена), и др.
Если бы перечисленные стилистические и иконографические элементы встречались порознь на разных рисунках, то они могли бы быть лишь основанием для гипотезы о неслучайности подобных аналогий. Но в данном случае можно говорить о полном стилистическом и иконографическом сходстве. Вспомним, например, золотую фигурку всадника на лошади (рис. 7), приобретённую Г. Миллером на Колывано-Воскресенском заводе и вошедшую затем в сибирскую коллекцию [Толстой и Кондаков, 1890, с. 47, рис. 49; Руденко, 1952, с. 131, рис. 59; Артамонов, 1973, с. 51 (? — надо: с. 202, илл. 265)], и сравним её с рисунком из Усть-Тубы. Разница между этими двумя изображениями проявляется только за счёт различий в материале и технике: первое грубее, а второе пластичнее.
Изображение второго всадника, обнаруженное на одной из скал горы Суханиха (рис. 6: 2), своим общим обликом мало чем отличается от усть-тубинского. Он тоже, по-видимому, на скаку стреляет из лука, хотя в силу плохой сохранности рисунка изображение самого лука зафиксировать не удалось. Однако обратим внимание на стилистические элементы. У усть-тубинского коня показаны две ноги, вторая пара ног как бы спрятана за ними. Обычно в искусстве скифо-сибирского стиля в таких случаях вторая пара ног, находящаяся на заднем по отношению к зрителю плане, чуть-чуть сдублирована очертаниями (см. статуэтку всадника из сибирской коллекции). Надо полагать, что на камне такой приём во всей полноте реализовать было трудно, и поэтому лошадь получилась «двуногой». Однако лошадь с горы Суханиха отличается от усть-тубинской не только тем, что она бежит рысью и поэтому все четыре ноги видны. При изображении ног животных (не только лошадей) на рисунках этого стиля всегда использован определённый изобразительный приём, когда не различаются передний и задний по отношению к зрителю планы. Ноги заднего плана и ноги переднего плана находятся как бы в одной плоскости.
На передней части головы лошади всегда изображён особой формы гребневидный султанчик. Изображения глаз у животных никогда не примыкают непосредственно к контуру головы, как это было у скифо-сибирских рисунков. Все эти и другие, трудно передаваемые словами стилистические элементы повторяются на рисунках не только лошадей, но и быков, оленей-маралов, лося, медведя, людей (рис. 10: 9, 11-13, 16; см. также [Аппельгрен, 1931, рис. 96-98, 302-308; Грязнов, 1971, рис. 3-4; Дэвлет, 1976 (II), табл. 37: 1, и др.]). Такая манера изображения была свойственна таштыкской культуре.
Изображение третьего всадника происходит из комплекса Усть-Туба III.77 (рис. 6: 3). По своей семантической распознаваемости он ничем не отличается от предыдущих: всё тот же вооружённый воин верхом на лошади. Но стилистические элементы опять свои, особые. Фигура лошади дана почти схематично, но в то же время она достаточно изящна. По своим пропорциям корпус по крайней мере втрое уже, чем это должно было быть у реальной лошади. Длинная тонкая шея, удлинённая голова, уши значительно длиннее, чем у тагарской и таштыкской лошадей. Хвост изогнут дугой. Ноги при всей схематичности показаны пластичными линиями с утолщениями в местах главных двигательных мышц. Трактовка посадки всадника совсем иная: он сидит уже не на холке, а на спине и опирается на стремена, хотя самих стремян и не видно. Таких рисунков в тепсейско-тубинском комплексе много. Они относятся к древнетюркскому времени и повторяют те же самые стилистические особенности.
Интересно, что здесь, в устье р. Тубы, нет другого, тоже относящегося к древнетюркскому времени стиля, ареал которого более широк и связывает Алтай с Забайкальем. При сопоставлении изображений курыканских лошадей из Шишкина на р. Лене [Окладников, 1959, табл. I-III, VII, XVI, XVII, XX, XXIV, XXIX-XXX, XXXII и др.] с рисунками на скалах из Сулека [Аппельгрен, 1931, рис. 78-86], а также с рисунками конных охотников на луке седла и с изображениями лошадей на валуне из кудыргинского могильника [Гаврилова, 1965, табл. VI, XV] обращает на себя внимание особая, не свойственная другим культурам манера изображения лошадиной гривы в виде нескольких острых зубцов, чаще — трёх. Те же зубцы показаны на рисунке «гобийского всадника» [Волков, 1965, рис. 1]. В одном случае эти зубцы оказались даже на хвосте лошади [Аппельгрен, 1931, рис. 82].
1.5. Стиль и иконография. ^
Какие стилистические и иконографические элементы позволяют различать эти изображения всадников? Всадник из Усть-Тубы (рис. 6: 1) сидит на лошади, изображение которой носит явные черты скифо-сибирского звериного стиля. Это в первую очередь спиральные завитки на плече и бедре лошади — мотив, столь широко распространённый в скифо-сибирском зверином стиле, что вряд ли необходим длиннейший список ссылок. Правда, сам по себе спиральный завиток не может служить диагностическим признаком, ибо подобные же завитки на плечах и бедрах животных можно встретить и в кельтском зверином стиле, и в искусстве викингов, и в искусстве древнего Переднего Востока. Однако в данном случае завитки сочетаются с другими элементами, присущими только савромато-скифо-сибирскому стилю. Например, глаз изображается как бы примыкающим к верхнему контуру головы или даже выступающим за его пределы; уши изображены в виде вытянутого треугольника, обращённого тупым углом вниз; особые пропорции корпуса лошади с мощными грудью и шеей и с поджарым крупом; коротенький выступ надо лбом, обозначающий чёлку; массивная и укороченная, по сравнению с истинными пропорциями, голова; свойственная скифской иконографии остроконечная шапка у всадника; особая трактовка посадки всадника, который сдвинут вперёд и сидит вплотную к шее лошади, скорее на холке, чем на спине (только так может устойчиво сидеть всадник без опоры на стремена), и др.
Если бы перечисленные стилистические и иконографические элементы встречались порознь на разных рисунках, то они могли бы быть лишь основанием для гипотезы о неслучайности подобных аналогий. Но в данном случае можно говорить о полном стилистическом и иконографическом сходстве. Вспомним, например, золотую фигурку всадника на лошади (рис. 7), приобретённую Г. Миллером на Колывано-Воскресенском заводе и вошедшую затем в сибирскую коллекцию [Толстой и Кондаков, 1890, с. 47, рис. 49; Руденко, 1952, с. 131, рис. 59; Артамонов, 1973, с. 51 (? — надо: с. 202, илл. 265)], и сравним её с рисунком из Усть-Тубы. Разница между этими двумя изображениями проявляется только за счёт различий в материале и технике: первое грубее, а второе пластичнее.
Изображение второго всадника, обнаруженное на одной из скал горы Суханиха (рис. 6: 2), своим общим обликом мало чем отличается от усть-тубинского. Он тоже, по-видимому, на скаку стреляет из лука, хотя в силу плохой сохранности рисунка изображение самого лука зафиксировать не удалось. Однако обратим внимание на стилистические элементы. У усть-тубинского коня показаны две ноги, вторая пара ног как бы спрятана за ними. Обычно в искусстве скифо-сибирского стиля в таких случаях вторая пара ног, находящаяся на заднем по отношению к зрителю плане, чуть-чуть сдублирована очертаниями (см. статуэтку всадника из сибирской коллекции). Надо полагать, что на камне такой приём во всей полноте реализовать было трудно, и поэтому лошадь получилась «двуногой». Однако лошадь с горы Суханиха отличается от усть-тубинской не только тем, что она бежит рысью и поэтому все четыре ноги видны. При изображении ног животных (не только лошадей) на рисунках этого стиля всегда использован определённый изобразительный приём, когда не различаются передний и задний по отношению к зрителю планы. Ноги заднего плана и ноги переднего плана находятся как бы в одной плоскости.
На передней части головы лошади всегда изображён особой формы гребневидный султанчик. Изображения глаз у животных никогда не примыкают непосредственно к контуру головы, как это было у скифо-сибирских рисунков. Все эти и другие, трудно передаваемые словами стилистические элементы повторяются на рисунках не только лошадей, но и быков, оленей-маралов, лося, медведя, людей (рис. 10: 9, 11-13, 16; см. также [Аппельгрен, 1931, рис. 96-98, 302-308; Грязнов, 1971, рис. 3-4; Дэвлет, 1976 (II), табл. 37: 1, и др.]). Такая манера изображения была свойственна таштыкской культуре.
Изображение третьего всадника происходит из комплекса Усть-Туба III.77 (рис. 6: 3). По своей семантической распознаваемости он ничем не отличается от предыдущих: всё тот же вооружённый воин верхом на лошади. Но стилистические элементы опять свои, особые. Фигура лошади дана почти схематично, но в то же время она достаточно изящна. По своим пропорциям корпус по крайней мере втрое уже, чем это должно было быть у реальной лошади. Длинная тонкая шея, удлинённая голова, уши значительно длиннее, чем у тагарской и таштыкской лошадей. Хвост изогнут дугой. Ноги при всей схематичности показаны пластичными линиями с утолщениями в местах главных двигательных мышц. Трактовка посадки всадника совсем иная: он сидит уже не на холке, а на спине и опирается на стремена, хотя самих стремян и не видно. Таких рисунков в тепсейско-тубинском комплексе много. Они относятся к древнетюркскому времени и повторяют те же самые стилистические особенности.
Интересно, что здесь, в устье р. Тубы, нет другого, тоже относящегося к древнетюркскому времени стиля, ареал которого более широк и связывает Алтай с Забайкальем. При сопоставлении изображений курыканских лошадей из Шишкина на р. Лене [Окладников, 1959, табл. I-III, VII, XVI, XVII, XX, XXIV, XXIX-XXX, XXXII и др.] с рисунками на скалах из Сулека [Аппельгрен, 1931, рис. 78-86], а также с рисунками конных охотников на луке седла и с изображениями лошадей на валуне из кудыргинского могильника [Гаврилова, 1965, табл. VI, XV] обращает на себя внимание особая, не свойственная другим культурам манера изображения лошадиной гривы в виде нескольких острых зубцов, чаще — трёх. Те же зубцы показаны на рисунке «гобийского всадника» [Волков, 1965, рис. 1]. В одном случае эти зубцы оказались даже на хвосте лошади [Аппельгрен, 1931, рис. 82].
Следующая публикация
Нет комментариев