- Как вам снова работается на русском языке?
- Очень интересный вопрос. В чем-то легче, в чем-то сложнее. Легче, потому что я там все понимаю. Но иногда кажется, что ты понимаешь слишком много. Я уже привык понимать меньше. Я привык заниматься какими-то такими более формальными вещами: ритмической структурой спектакля, образностью.
Для кого новый спектакль Дмитрий Крымова?
- В Латвии большое русскоязычное комьюнити - и те, кто здесь жил раньше, и те, кто приехал после начала войны. Для кого вы поставили "Записки сумасшедших"?
- Я никогда не думаю о том, для кого я ставлю. Я ставлю для себя. Я хочу высказаться. И буду счастлив, если это высказывание кто-то разделит со мной. Я никогда не думаю, кто придет на показ. Придут - уже хорошо. Я верю, что мы на таком языке разговариваем, что нормальный человек вполне поймет и почувствует, о чем мы говорим. Важно выразить. И моя надежда, что люди придут. Они как-то что-то для себя вынесут, что-то сегодняшнее пробьет между нами толщу воздуха. Я говорю про язык театра. Русский язык - это неважно, сейчас такое время, что можно титры с переводом включить, чтобы понимать. Главное - что театр говорит с тобой.
- Вы рассчитываете, что на ваш спектакль будут ходить не только люди, которые лично прошли через этот опыт?
- На предпоказе, например, были студенты. Студенты через этот опыт не прошли, слава богу. Они молодые люди, и они учатся. Это была чудесная аудитория, которая воспринимала юмор и затихала, когда драма. Публика должна быть. Если вообще можно так говорить, что публика должна быть… Человек должен быть открыт к высказыванию другого человека. Будь это просто разговор или картина, фильм или спектакль. Если ты глухой в этом смысле, то тебе ничто не поможет - будь это твой язык или не твой язык, титры или не титры. Ты все равно уйдешь, сказав, мол, я такое видел, это неинтересно. Любопытство должно быть в людях. И скромность по отношению к тому, что ты знаешь - даже тогда, когда ты знаешь очень много.
Знаете, есть такие подводные растения, которые усиками шевелят: или рыбку ловят, или воздух вдыхают, или пьют… Вот это и есть публика. Это есть люди вообще. Как объяснить эту сложную структуру, над которой мы столько времени, столько месяцев трудились? Как это объяснить достаточно просто, не рассказывая буквально, про что это? Но про что это - десятый вопрос. Важно, чтобы оттуда пошел какой-то воздух, который был бы интересен.
Дмитрий Крымов - об искусстве во время войны
- Вы как человек искусства, да вообще театр в целом что может сделать для людей в ситуации войны?
- Почти ничего. Отчаянное положение. Но я просто больше ничего не умею делать, поэтому я тупо это и делаю. Каждое утро я думаю, какое это значение имеет в общем - в той жизни, в которой мы сейчас оказались. Начинает меня просто накрывать и подбрасывать, пока я не встану и не начну чистить зубы или что-то делать. Это настроение как-то уходит в физические упражнения. Ответить на этот вопрос трудно…
Пахнет какой-то безнадегой. Хотя искусство вечно. Это все пройдет, как все войны, как падения империй. Мы разве сейчас переживаем по поводу падения Египта? Нет. Ездим отдыхать туда. А искусство Египта осталось. Все говорят, как оно повлияло на Грецию. И греческое осталось. И потом римское, потом готика, Возрождение - и так далее. Мы - последователи этой цепочки, которая прошла через чудовищные жертвы, смерти, страдания, гибели наций, материков. Искусство остается. При этом чувствуешь каждую секунду, что бессилен. Это удивительно. Я понимаю, что искусство сильнее всего происходящего, но с другой стороны - чувство абсолютного бессилия.
Нет комментариев