Целый год около ста тысяч человек следили за его историей в Instagram. Его дневник стал символом борьбы с лимфомой. 32-летний татуировщик показывал больничную жизнь с улыбкой. Ринат рассказал «Правмиру» о том, над чем можно посмеяться, если у тебя рак, как его история вдохновила Веру Брежневу, и о чем не стоит спрашивать человека, который сражается с болезнью.«У вас лимфома, ничего страшного»
Год назад я ехал на тренировку в спортзал и почувствовал неприятное ощущение в горле. Сначала я не обратил на это внимания и продолжал жить обычной жизнью. Работал, ходил в спортзал, как раз решил бросить курить. В какой-то момент я стал походить на Рокки Бальбоа после финальной схватки (Прим. ред. – профессиональный боксер и тренер, вымышленный персонаж серии фильмов «Рокки»), такие у меня были отеки.
В горле стоял ком, при наклонах вперед было четкое ощущение, что я нахожусь на глубине десять метров под водой и превратился в сома. Слезились глаза, закладывало уши. Врачи долго искали недуг, но легче не становилось, и тогда по настоянию друзей я обратился в РОНЦ им. Блохина на Каширке, где и услышал свой окончательный диагноз. Это была лимфома.
О том, что у меня за болезнь, я узнал в больничном коридоре между обследованиями. Врач небрежно сказал: «У вас лимфома, но ничего страшного, мы вас вылечим», и всё. В этот день я хотел серьезно испугаться, но почему-то не вышло. Я сел в машину, забил «лимфома» в поисковые серверы. Прочитал, что это рак. Подумал: «Рак, значит рак. Буду лечить» и поехал домой, чтобы позвонить родным, которые ждали и волновались.
Самым трудным было – рассказать родителям. У меня совершенно обычная семья. Я вырос в небольшом якутском поселке. Папа – плотник, мама – оператор «Аэрофлота». Мне, конечно, пришлось их успокаивать. Главное, о чем я их просил – не жалеть меня и не плакать. Если обо мне плачут, значит, меня уже хоронят. Им было тяжелее всех из моих близких понять и принять факт, что их сын теперь «Легенда русского рака», как выразился один мой знакомый.
Папа быстрее пришел в себя. Маме помогла брошюрка из больницы, что-то вроде «Лимфомы для чайников». После нее она стала реже плакать и даже без сожаления смеялась над моими шутками. Все понимали, что я могу и не вылечиться. Я тоже это понимал, но даже в этом случае не хотел, чтобы меня жалели. Жалость – хуже всего.
Почему я так решил? Не знаю. Меня не готовили в детстве к какой-то особенной выносливости и стойкости. Мама любила и баловала, папа занимался со мной «мужскими» делами – брал с собой в гараж и на рыбалку. Родители хотели приехать ко мне с первого дня диагноза, но я был против. Во-первых, им и так пришлось несладко: слезы, горечь, страх. При каждом нашем разговоре это так или иначе проявлялось, не давая мне возможности поверить в себя.
«Мы ведь не бросаем человека, если у него насморк»
Мне нужна была не жалость, а забота. Все бытовые вопросы взяла на себя моя девушка Юля. Представьте себе взрослого мужчину, который временно не может обслуживать себя, даже убраться. Я не мог вести абсолютно никакую совместную жизнь. Даже коты приносили бы больше радости. Один раз я порывался помыть посуду, разбил пару чашек, выскользнувшие из онемевших пальцев, и оставил эту затею. Легко можно понять, каково было Юле тащить меня «на себе».Физическое недомогание – это полбеды. Помню, что почти каждую ночь она проверяла температуру и дыхание, волнуясь за мою жизнь. Апогеем был момент с температурой в 41 градус, когда она проснулась от того, что я был горяч, как печка, и трясся в судорожных конвульсиях. Ничего особенного по поводу моей болезни Юля не говорила, мы обсуждали насущные дела. Полагаю, она очень переживала, но при мне не плакала. У нас схожий взгляд на мир: появилась задача – надо ее решать.
Я не понимаю, когда говорят о том, что невеста меня «не бросила». Мы ведь не бросаем человека, который простудился, или если у него насморк. Рак – это тоже болезнь, просто она дольше и сложнее лечится. Я знаю, что рака боятся больше, чем ОРЗ. Во-первых, пока ученые не смогли точно определить его природу, поэтому существует мифическое предположение о том, что «рак заразен», во-вторых, всем кажется, что рак неизлечим. При этом большинство моих друзей с раком вошли в ремиссию.
«Приложите капустный лист»
С раком связано много суеверий, заблуждений и особенно «народных рецептов». Однажды, проходя по коридорам РОНЦ, я услышал обрывок фразы: «Чистотел вымачиваете, потом через марлю…»
Я тоже читал много абсурдных рекомендаций: лечение пельменями, одеялом из усиков барсука. Всегда есть люди, знающие по теме лечения онкологии больше врачей: «Не ходи там, где много народа, ешь свеклу, не ешь свеклу, только голодание тебя спасет, к ботинкам купи шляпу, мы лечили стоматит жареным изюмом, купи воду и пей вместо еды, постоянно плавай, не нюхай сахар…» Однажды у меня заболело горло, и я попросил читателей меня пощадить! Уж с горлом-то я мог справиться сам.Самым популярным был метод «приложить к опухоли капустный лист». Хочу обратиться ко всем, кто дает такие советы: вы берете на себя слишком большую ответственность. Если бы я приложил к опухоли капустный лист, меня бы уже не было. Я бы скончался от тромбоза через неделю после начала такого «лечения». Сам я советы стараюсь не давать. Иногда меня спрашивают: «Какие препараты ты принимал?» Как я могу ответить на этот вопрос? Не бывает двух одинаковых раков.
Больше всего людей пугает боль. Мне действительно было больно – после операции и в перерывах между химиотерапией. Самым неприятным стал стоматит. Стоматит онкологического больного отличается от стоматита здорового человека. От боли невозможно даже спать, в язык вонзаются острые пики, всюду язвы, ты захлебываешься слюной. Бывали дни, когда я спал всего шесть часов (не подряд).
Я мечтал об огурце! Мне и так нельзя было на протяжении всей болезни есть свежие овощи, но стоматит лишал возможности жевать в принципе. Мой рацион состоял из разбавленных водой баночек детского питания. Мы обсуждали меню с другом.
– Говяжья «Фрутоняня», оказывается, очень вкусна!
– А мне вот «Семпер» манго нравится.
Нормальный разговор двух взрослых мужчин с онкологией.
Я пробовал разные методы – например, обкладывал зубы ватными валиками. Вычислял, что лучше сделать – поспать и проснуться от боли или не спать и поймать момент для обезболивания.
Я никогда не смеялся над раком!
Есть вещи, над которыми нельзя смеяться – война, болезни и смерть. Мои друзья умирали на моих глазах, что тут смешного? Я смеялся над собой, солдаты ведь тоже шутят на войне.
Может быть, способность иронизировать и помогла мне не остаться в одиночестве. Меня даже узнавали врачи и медсестры. Однажды медсестра призналась, что мой инстаграм читает ее сын, попросила передать ему привет. Многие раковые больные сами виноваты в том, что их начинают избегать. Представьте человека, который год сидит дома. О чем с ним поговорить?Я честно пытался читать, даже ставил себе цель – по одной книге в неделю, но у меня ничего не получилось. Перед глазами всё плыло. Даже если бы я смог прочитать страницу, я бы не понял, о чем идет речь. Так же и с фильмами. Ты просто не понимаешь, что происходит на экране. Но это не значит, что надо раствориться в болезни. С соседями по палате, например, мы старались онкологию не обсуждать.
Я старался думать о том, что в эти же секунды с онкологией борются дети, женщины, пожилые люди, и они справляются. Мне даже удалось организовать сборы для детского отделения РОНЦ на Каширке. Это не было целенаправленной благотворительностью, просто помогли собрать памперсы, пеленки и другие расходные материалы детям. Собирать деньги я не умею, а нецелевое использование детских памперсов сложно себе представить.
Однажды я расплачивался в супермаркете пластиковой картой, и кассир попросила меня предъявить документ, так как на карте не было подписи. Я показал кассиру права, забыв, что фото сделано до болезни. По ее глазам я понял, что мне не мешало бы объясниться. К тому моменту я сам уже легко мог отличить онколысых людей от бритых наголо. У онкологических больных отсутствовали брови и ресницы. Тогда я задумался о том, как же тяжело некоторым людям переносить все метаморфозы тела, связанные с лечением и болезнью. При этом уже на первом курсе я стал замечать, что в нашем отделении женщины, как и во всём остальном мире, очень ухаживали за собой.
В восемь утра я приползал на сдачу крови обычно как после бомбежки. Женщины сидели и щебетали уже накрашенные. Их красота была в их силе! Когда я видел вышагивающих по коридору больницы женщин с улыбкой на лице, с желанием жить, бороться, любить, то я совсем не замечал, что они были лысыми, без бровей или с легким зеленоватым оттенком кожи от лекарств. В целом, мы мало думали о красоте. Когда у тебя рак, тебя больше волнует вопрос выживания.
«Рак – не то, на чем хочется заработать славу»
В инстаграме мне приходили сотни писем, я физически не успевал на все ответить. В один прекрасный день число моих подписчиков начало увеличиваться тысячами. Оказалось, что мой дневник нашла Вера Брежнева, перепостила мою фотографию с пожеланиями здоровья. Я написал ей «спасибо!», и она ответила мне словами поддержки. Мы немного пообщались в личных сообщениях, а позже смогли увидеться. Она пригласила меня в Санкт-Петербург на свой концерт.
Постепенно меня стало читать почти восемьдесят тысяч человек. Я не стремился к популярности. Рак – не то, на чем хочется заработать славу. Моей главной целью было вдохновить других людей, столкнувшихся с этим заболеванием. Своим примером показать, что рак победим. Недавно я написал свое последнее сообщение в инстаграме. Эту фотографию я сделал в тот день, когда узнал, что вошел в ремиссию. Я вышел из кабинета, сел на пол и взахлеб заплакал.Ремиссия – это не чудесное излечение. Я не начал сразу курить или снова есть огурцы. Но постепенно стал возвращать себе жизнь. Во время лечения от онкологии я не мог бегать – терял сознание. Недавно я совершил свою первую пробежку, приступил к работе, открыл свою тату-студию. Я стараюсь не жить в страхе, мне нравится рациональный подход. Есть факторы, которые, очевидно, способствуют развитию онкологии. Например, известно, что 80% всех онкобольных курили. Я бросил курить, стал правильно питаться. Постепенно я перестал хвататься за любой скрипнувший орган, покрываясь холодной испариной.
Каждый раз, когда я слышу, что я – «крутой», «молодец», «красавчик», меня одолевает смятение и немного стыд, потому что я себя таким не ощущаю. Не выздороветь я не мог, меня читали тысячи людей. На мне лежала слишком большая ответственность перед теми, кто тоже лечится. Теперь мы вместе узнали, что рак победим.(Материал с сайта Правмир)
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Нет комментариев