Предыдущая публикация
Литературный журнал «Донбасс». № 3, 2023 г.
ИСТОРИЯ И КРАЕВЕДЕНИЕДЕЛА НАСУЩНЫЕ. ЭКСКЛЮЗИВ
Сергей БОГАЧЕВ
Сергей Валентинович БОГАЧЕВ. Писатель, экономист, доктор экономических наук, член Союза писателей России.
АЛЯСКА—КРЫМ: СДЕЛКА ВЕКА
Как капитан второго ранга, адьютант Великого князя Константина Лузгин положил начало поселению Юзовке, превратившейся потом в современный город Донецк
Историческая повесть
Рождению Донецка посвящается
Глава XII
Продолжение.
— Это сегодня. Земля видишь, сырая еще. Вчерашние там, ближе к акациям, — пальцем показал Михась.
— И точно. Сухая. Глянь-ка — будто тащили что-то... — Аккуратные холмики подсохшей земли в двух местах были разрушены.
— Ага, ага! Точно, господин хороший! Лянь, с балки наверх тащили, к колодцу! — Михась пробежал вдоль тропы и оттуда еще громче крикнул: — Отсюда, точно! Трава вся помята, аж репей сбили. Тута возня была, зуб даю!
Прибыв на место предполагаемой схватки, Лузгин оценил наблюдательность мальца:
— Инженером, говоришь, собираешься стать? Может, в городовые для начала? Потом, может, научишься, а там, глядишь, в розыск возьмут, а?
— Не, дядь... мне машины интересно. Еще паровоз надобно повидать. Мужики говорят — адова машина! Вся пыхтит, шипит, плюётся. Вот бы таким драконом командовать, вот это — я понимаю! Так, а шо ты хотел, Леонид Палыч? — Михась незаметно для себя перешёл на «ты».
— Полазь по траве. Нужно место обследовать. Так по правилам. А там посмотрим...
Спустя пару минут перед ногами капитана лежали ржавая подкова, обрывок веревки и свинцовый, полый внутри перстень, забитый свежей землёй.
— Ну, подкова тут не первый год валяется, а вот это — то, что нам нужно! — удовлетворённо заметил капитан. — Смотри, Михась, о нашей с тобой экспедиции — никому! Понял?
Лузгин достал на этот раз пятак, чем привёл Михася в полнейший восторг — таких денег малец отродясь в руках не держал.
— Могила! — Монета исчезла в недрах Михасевых штанов и, поправив кепи, юный следопыт обоснованно решил, что миссия его закончена. — Если нужен буду — завтра ищи меня, Леонид Палыч, возле завода. А щас мне бежать надо — и так тут с тобой заболтался, коровы без присмотра.
Неспешно направившись в сторону разрезавшей линию горизонта пополам домны, капитан Лузгин озадаченно крутил в руках свинцовый перстень, внимательно разглядывая его с разных сторон.
Что за необходимость такая — лить украшение из свинца? Детская забава? Лицевая часть, на которой рельефом был изображен валлийский красный дракон, обработана очень тщательно, в мелочах. Просматриваются крылья, витиеватый хвост, заканчивающийся стрелой, даже маленькие когти — и те чётко видно. Остальное же тело перстня отшлифовано небрежно, лишь чётко просматривается буква
«Л» с обратной дракону стороны.
По какой причине Паша Крапива шёл один, если мужики обычно со смены шли гуртом? Его Вильямс преднамеренно задержал? За что его убили? Хьюз уверен, что домна загружена по правилам и защищает своих мастеров, зачем же он отправил «хвост» за несчастным каталем? Или не он? Неужели причиной смерти парня стал их вчерашний разговор о подробностях загрузки, после которого Вильямс пришел в ярость? Парень сболтнул лишнего? Что движет Вильямсом? Чего он боится, если решился на такой грех?
Обилие вопросов, на которые капитан второго ранга Лузгин пока не имел ответов, угнетало его аналитический ум. Даже расположить эти вопросы в правильном порядке, чтобы соблюсти какую-то логику, на данный момент не удавалось, что чрезвычайно выводило из равновесия обычно контролирующего свои эмоции капитана.
Пытаясь систематизировать рой возникших в голове вопросов, адъютант снял китель, повесил его на спинку грубо сколоченного из досок стула, поставил на стол чернильницу и, взявшись за перо, подвинул поближе подсвечник, густо залитый воском, но на бумаге стали появляться совсем не те слова, которых требовало дело:
«Дорогая Татьяна Борисовна. Не знаю, смею ли Вас так величать, ведь виделись мы лишь однажды, но другого слова подобрать не могу. Благодарен провидению, позволившему мне оказаться волей случая в одном с Вами поезде. Уж где меня только не носило, чем я только не был занят, а мысли о Вас меня не покидают, будто пребываю во сне и постоянно встречаюсь с Вашим взглядом, глубоким и пронзительным, словно воды тех морей, в которых я еще не бывал...»
Перо от излишнего нажатия тихонько хрустнуло, оставив в конце недописанного предложения уродливую кляксу.
«Вот так, капитан второго ранга, проваливаются самые ответственные миссии. Ты, Лузгин, даже адреса её не знаешь! Не ожидал я от тебя такой слабины...» Разговаривая сам с собой, адъютант взял новый лист бумаги и попытался собраться с мыслями, сжигая недописанное письмо в пламени единственной свечи, что была в его доме.
Глава XIII
24 апреля 1871 г. Завод Новороссийского общества каменноугольного, железного и рельсового производств. Бахмутский уезд Екатеринославской губернии.
Лучи заходящего солнца, рассеянные облаками, неподвижно зависшими в безветренном воздухе над Смолянкой, на фоне быстро чернеющего апрельского неба окрасили доменный дым в неестественно белый, с розоватым оттенком цвет.
Колонна доменной печи и соседствующая с ней каменная труба изменили кардинально и местный пейзаж, и образ жизни немногочисленных местных крестьян, порой с тревогой поглядывавших в сторону возведенного на берегу Кальмиуса завода. Спокойные времена, похоже, закончились навсегда. Слухи о том, что англичане налаживают плавку чугуна, разнеслись по уезду и губернии, после чего в Григорьевке и соседней Александровке стали появляться чужаки — искатели счастья и лучшей доли.
Конечно, оставался некоторый шанс на то, что Пашка стал жертвой такого гастролёра, но что взять с работяги, державшего путь домой со смены с пустыми карманами, — рассуждал Лузгин. Нет, даже если допустить такую случайность, то залетный грабитель наверняка остановил бы свой выбор на каком-нибудь гораздо лучше одетом англичанине, но никак не на бедном юноше в потертых штанах, крепко прохудившейся обуви и старой, запыленной косоворотке.
Нет, это был не случайный человек. Они были знакомы. Очень похоже на то, что Пашка шёл с ним некоторое время рядом. Тропинка через балку узкая, в аккурат для одного путника, а молодая трава на сырой, не высохшей еще в тени деревьев земле притоптана на протяжении нескольких десятков метров с обеих сторон. По отпечаткам подошв, иногда чётко просматривавшихся на сырой обочине, можно было легко понять, что эти два человека шли в одну сторону вместе. В сторону Пашкиного дома. Тот, что шёл справа, наступал на траву правой ногой. Тот, что слева — левой.
Эти подробности капитан разглядел по пути на завод. Предстояло сперва обстоятельно побеседовать с Хьюзом, а затем в зависимости от ситуации принимать решение о дальнейших действиях. Лузгин не мог себе ответить на вопрос, зачем он раскапывает подробности гибели Пашки. Селяне посчитали падение односельчанина в колодец несчастным случаем, волей Божьей. На фоне общего состояния тела жертвы кровоподтек на шее тоже странным никому не показался, да и что об этом могли знать люди, видевшие в своей жизни только узкие своды шахтной выработки или подсолнухи в огороде? И казалось бы, причём тут ушлый валлиец, у которого и так забот по горло?
Беспокойный ум капитана перебирал возможные варианты. Конечно, говорить о том, что это сделал Хьюз, смешно. Не его уровень. У него алиби, которое подтвердят десятки людей, но мог ли управляющий сначала задумать, а потом кому-нибудь дать щекотливое поручение для исполнения? Вполне. Ведь всё случилось именно после того, как Пашка, проникнувшись собственной значимостью, разоткровенничался с капитаном из столицы. Таким взбешенным Лузгин не видел Хьюза за всё то время, что его знал. С таким же перекошенным лицом Вильямс крикнул на юношу, да так, что тот от неожиданности вздрогнул и тут же ретировался, не дав Лузгину ответ на главный вопрос — кто приказал ему возить шихту именно из той кучи, в которой в числе прочих нужных ингредиентов была намешана глина.
«Эх, Пашка... Губа твоя заячья... Кто-то нашёл тебя быстрее, чем я...» — с сожалением подумал капитан. Парень был ему симпатичен своей искренностью и желанием помочь.
Размышляя о произошедшем на тропе, Лузгин попытался представить себе в лицах картину происходивших событий. Капитан относился к той породе людей, которые воспринимали мир глазами. В его уме должна была сложиться картинка, только после явления которой где-то там, в недрах его мозга, могли сформироваться причинно-следственные связи событий и, в конце концов, рождалась версия, подтверждение которой он искал в дальнейшем.
Постояв на месте, где гнилая акация, завалившаяся, судя по всему, еще прошлой осенью, почти перегородила тропинку, капитан попытался в ролях представить себе происходившие события.
Да. Вот здесь Пашка шел уже по обочине, а его спутник следовал рядом. Никаких следов борьбы.
Скорее всего, они шли не спеша и о чём-то беседовали. Спутник не ставил перед собой поначалу цель убить каталя. Иначе он бы нанёс неожиданный удар сзади — камней подходящего веса по дороге подобрать можно было предостаточно.
Сколько у нас до тех кротовых ям, что приметил Михась?
Лузгин преодолел путь от поваленной акации до предполагаемого места схватки за полторы минуты. Предостаточно, чтобы обменяться несколькими фразами, задать вопрос, получить ответ. А если его спутник говорил на английском? Ведь Пашка совершенно не понимал англичан, а на заводе к тому времени уже не оставалось местных рабочих — они ушли раньше. Пашка шёл последним. Если его братья по ремеслу уже как-то, пусть на простецком уровне, но разбирались в ключевых фразах англичан, то Пашке даже примитивный набор слов не давался. Лузгин еще вчера обратил внимание, что парень совершенно никак не реагировал на команды мастеров, пока кто-то из земляков ему не крикнет, что от него хотят.
За полторы минуты в таком случае можно лишь попытаться объясниться. «Допустим...» Капитан, пройдя по одной стороне тропы, задал воображаемому своему собеседнику вопрос, пробормотав на английском: «How are you?».
Со стороны случайному наблюдателю поведение капитана могло показаться весьма странным — он тут же, слегка подпрыгнув, перескочил на другую сторону тропинки и, изобразив сутулую фигуру и неуверенную походку Пашки, так же бормоча себе под нос, ответил: «Чего надо? Я ж тебя не розумею...»
До открытой части тропки, идущей в гору, где уже виднелся колодезный сруб, оставалось не больше метров двадцати. Похоже, этого расстояния не хватило собеседникам, чтобы объясниться. Сейчас Пашка выйдет наверх, где дорожку видно от ближайших заборов и всё. У их диалога появятся свидетели.
Еще пара фраз, прокрученных Лузгиным в уме, заняли точно то время, которое было необходимо, чтобы он дошёл до места, где виднелись разрушенные кротовые холмики.
«Вот тут он и не выдержал». Оглянувшись вокруг, Лузгин сам с собой согласился. Это было последнее место, не видное из крайних домов.
Быстро развернувшись, капитан Лузгин направился обратно в заросли акации, в которых Пашка Крапива встретил последнего в своей жизни человека. Увесистая трость с серебряным набалдашником легко, словно бамбуковая палочка перелетала из одной его руки в другую в такт его шагов — Лузгин быстро и уверенно двигался в сторону завода.
Упражняясь с тростью, капитан наслаждался своей властью над силой притяжения и тем балансом, равновесием, которого он добивался с помощью рук. Трость проделывала вокруг его пальцев замысловатые пируэты, иногда замирая в горизонтальном положении, словно весы богини Фемиды(1). Тут же, после того как движение воздуха или очередной его шаг нарушали это секундное равновесие, трость снова продолжала крутиться, иногда — в бешеном темпе, словно повторяя карусель его мыслей и следуя темпу их появления.
(1) Фемида — древнегреческая богиня правосудия.
Так, легкомысленно жонглируя, капитан вышел к заводу Новороссийского общества, где быстро убедился в справедливости своих предположений.
Коллеги Лузгина по инспекции, сформировав мнение о происходящем и вооружив капитана заметками для написания детального отчёта великому князю, отбыли каждый по своим делам, оставив адъютанта разбираться со всеми текущими кознями в одиночестве, и, скорее всего, это было на пользу делу. Так рассуждал капитан уже на подходе к невиданному доселе в этих краях строению.
Настроение англичан, колдовавших возле домны, одним словом можно было бы описать как упадническое. Лица их выражали озабоченность, сродни той, что бывает у матери, выяснившей, что дитя её заболело. Воздуходувная машина надсадно ревела, пытаясь насытить чрево домны таким нужным ей кислородом, но из разговоров валлийцев Лузгин понял, что все попытки реанимировать «больного» к успеху не приводили.
Прежде чем задать мистеру Хьюзу вопросы по существу интересующего его дела, капитан несколько раз обошел заводской двор, обращая внимание на разного рода мелочи — кто и чем занят, откуда поступают поручения, существует ли какая-то система в этом муравейнике. Отдельно Лузгин для себя отметил, что от кучи шихты, замешанной с глиной, о которой сказывал ему Пашка Крапива, ничего не осталось.
— Мистер Хьюз! Мистер Хьюз! — Капитан обратил внимание на изменения во внешнем облике управляющего, не оставившие и следа от вчерашнего довольного успехом и жившего радужными перспективами валлийца. Вчера улыбающийся и розовощёкий, представительный и официальный, подчёркнуто любезный, сегодня мистер Хьюз предстал перед Лузгиным таким, каким очевидно он был на протяжении всего строительства.
«Начинаю понимать, как они умудрились хоть что-то построить за зиму в степи...» — подумал адъютант великого князя Константина, наблюдая в другом конце двора тучную фигуру валлийца. Мистер Хьюз сегодня был облачен в серый сюртук и брюки того же цвета, высокие сапоги покрылись толстым слоем пыли, что свидетельствовало о том, что весь день он провёл на ногах, и именно на заводском дворе — пыль была слегка рыжеватая, как и везде здесь. Выражение лица управляющего было подобно тому, какое имел Атлант(2), когда подпирал собой небо, согласно версии древнегреческих скульпторов — никакой истерики, но вместе с тем — явно сквозило понимание своей значимости. Оказалось, управляющий имел зычный голос, достойный флотского боцмана. Распоряжаясь заводской суматохой, Хьюз почти не сходил с места, он лишь громко командовал, сопровождая свои посылы выразительными жестами.
(2) Атлант — персонаж древнегреческой мифологии, держащий на руках небесный свод.
«Какие разительные перемены...» Лузгин, понимая, что в этой суете не был замечен, приблизился к Хьюзу вплотную, чем вызвал его явное неудовольствие. В этот час, когда его репутация висела на волоске, меньше всего управляющий хотел видеть адъютанта.
— Если ваше дело терпит до завтра, я буду благодарен, капитан, если вы оставите меня в покое. Мне есть чем заняться! — Лузгин сразу же обратил внимание на то, что обычно показательно учтивый мистер Хьюз сознательно опустил в обращении к нему слово «господин».
— Я готов подождать, но не долго, господин управляющий. Моё дело не терпит отлагательства, и, я так думаю, совершенно скоро у вас появится время для предметной беседы.
Некоторое время Хьюз обдумывал этот выпад в свою сторону, но ответить не успел — подбежавший рыжий ирландец О’Гилви сорвал с головы кепку и с виноватым видом выпалил свой доклад:
— Мистер Хьюз! Нет сомнения, домна останавливается, нужно что-то делать....
Продолжение следует.
Издание осуществлено при поддержке Президентского фонда культурных инициатив (заявка ПФКИ-22-С4-003560 «Вместе с Россией! Культурный код Донбасса»).
© Литературно-художественный журнал «Донбасс», 2023
#журнал_Донбасс #проза_Донбасса #поэзия_Донбасса #публицистика_Донбасса #Землячество_донбассовцев_в_Москве #Союз_писателей_России #история_Донбасса #культура_Донбасса #краеведение_Донбасса #искусство_Донбасса #наука_Донбасса #образование_Донбасса #писатели_Донбасса #поэты_Донбасса #Сергей_Богачев
Следующая публикация
Нет комментариев