Предыдущая публикация
Навь.
Кащей Бессмертный и ночь Самайна
Навь замерла. Как огромная хищная кошка перед прыжком. Как пантера, не сводящая своих жёлтых голодных глаз с тонконогой лани, подходящей всё ближе и ближе… Так и жуткая, вечно страждущая человеческого тепла и энергии, Навь нетерпеливо ждала открытия Врат Миров. С ней вместе ждал и главный некромант мира мёртвых — Кащей Бессмертный. Время отсчитывало последние часы перед Самайном — самым коварным днём в году, когда Грань так слаба, так тонка, что тёмные силы прорываются в Явь. Не все —только сильнейшие. И тогда приходит беда: жестокие и холодные, слуги Чернобога несут лишь смерть и ярость тем, кто попадётся им навстречу.
Но мир живых, обычно, встречал выходцев из Нави морозом и пустынными деревнями. Жители Яви не страдали беспечностью: они всегда помнили о главном предостережении предков: в ночь Самайна — ни шагу из дома до первых петухов! Что бы ни случилось, никому не открывай дверь! Не выходи сам и никого не приглашай в своё жилище. Иначе — сам виноват в своей судьбе…
Долина Скорби, серый Замок
Очень высокий, жилистый, чуть ссутулившийся мужчина в серебристо-стальном плаще стоял перед тёмной мутью зеркала Безвременья. Глаза незнакомца сияли, светились, как факелы. Да и от его чёрной короны вверх взвивались языки пламени. Бледное лицо пугало: иногда по нему пробегали гримасы досады, нетерпения, гнева, которые мужчина пытался усилием воли подавить. Тогда лицо становилось похожим на непроницаемую маску. И это вызывало ещё больший ужас. Но сейчас, в полутёмной зале, рядом никого не было. Так что незнакомец мог не скрывать своих эмоций.
Впрочем, он давно привык к своей безжизненной маске. Сросся с ней. Внешняя холодность не вызывала в нём дискомфорт: нелюдимость и патологическая подозрительность стали его второй натурой. Кожей. Он никого не любил, никому не верил, ничего ни от кого не ждал. Хотя, ложь. Да, ложь! Наглая и безапелляционная ложь!
Он ждал. Он искал… Рьяно, до мушек перед глазами, до в кровь искусанных губ, до вогнанных в ладони острых ногтей…
Но об этом — позже.
Ночь Самайна
Часы Вечности — пробили полночь. И тут же, в тишине, раздался хриплый смех, похожий на карканье. Муть Зеркала стала оседать, как песчинки на дно озера. От центра, как круги по воде, пошли круги: тёмные, плотные, медленные. Они гнали черноту к краям рамы, оставляя прозрачность хрусталя, через которую проступали заснеженные поля, сизые тучи на чёрном небе и жёлтая луна, жирная, масляная, аппетитная…
Но мир живых, обычно, встречал выходцев из Нави морозом и пустынными деревнями. Жители Яви не страдали беспечностью: они всегда помнили о главном предостережении предков: в ночь Самайна — ни шагу из дома до первых петухов! Что бы ни случилось, никому не открывай дверь! Не выходи сам и никого не приглашай в своё жилище. Иначе — сам виноват в своей судьбе…
Долина Скорби, серый Замок
Очень высокий, жилистый, чуть ссутулившийся мужчина в серебристо-стальном плаще стоял перед тёмной мутью зеркала Безвременья. Глаза незнакомца сияли, светились, как факелы. Да и от его чёрной короны вверх взвивались языки пламени. Бледное лицо пугало: иногда по нему пробегали гримасы досады, нетерпения, гнева, которые мужчина пытался усилием воли подавить. Тогда лицо становилось похожим на непроницаемую маску. И это вызывало ещё больший ужас. Но сейчас, в полутёмной зале, рядом никого не было. Так что незнакомец мог не скрывать своих эмоций.
Впрочем, он давно привык к своей безжизненной маске. Сросся с ней. Внешняя холодность не вызывала в нём дискомфорт: нелюдимость и патологическая подозрительность стали его второй натурой. Кожей. Он никого не любил, никому не верил, ничего ни от кого не ждал. Хотя, ложь. Да, ложь! Наглая и безапелляционная ложь!
Он ждал. Он искал… Рьяно, до мушек перед глазами, до в кровь искусанных губ, до вогнанных в ладони острых ногтей…
Но об этом — позже.
Ночь Самайна
Часы Вечности — пробили полночь. И тут же, в тишине, раздался хриплый смех, похожий на карканье. Муть Зеркала стала оседать, как песчинки на дно озера. От центра, как круги по воде, пошли круги: тёмные, плотные, медленные. Они гнали черноту к краям рамы, оставляя прозрачность хрусталя, через которую проступали заснеженные поля, сизые тучи на чёрном небе и жёлтая луна, жирная, масляная, аппетитная…
Рывок, и вот по ту сторону зеркала стоит сухощавая жилистая фигура. Вокруг колышутся черные сухие ветки деревьев. Стылый ветер удивлённо принюхивается к чужаку. А затем, в ужасе, стремительно улетает прочь. Наступает тишина. Только ночь, Луна и Самайн.
Незнакомец, а это был он, поднял к ночному небу своё лицо с закрытыми глазами и жадно вдохнул морозный воздух. Какое наслаждение! Живой воздух, свежий, колючий, холодный! Не то что это снулое гнилое марево там, за Гранью. Ещё один глубокий вдох и на бледном худом лице появилась кривая улыбка. Такой улыбкой только маньяков в подворотне пугать, но для Кащея, забывшего что такое удовольствие и радость — это стало настоящей победой.
Мужчина огляделся. Распрямил плечи и в его фигуре проявилась та самая удаль и стать, которая присуща бывалым воинам. В чёрных глазах сверкнул азарт. Он свистнул, и в одно мгновение, перед выходцем из Нави возник туманный силуэт огромного коня. Монстр был страшен. Его кожа свисала лохмотьями, на боках проглядывали белые кости, от сбруи остались лишь клочья. Но Кащей, вместо того, чтобы отшатнуться, потянулся всем телом к коню и тот, склонив голову, тихо заржал, ткнувшись в грудь бывшему хозяину.
— Дождался, Морок, хороший мой, — прошептал мужчина, — Ну-ну… я тоже помнил о тебе… Послужи мне ещё!
И выходец из Нави зашептал заклинание, от которого туманный конь резко взвился на дыбы, заржал, и гулко ударил копытами по земле. Его шкура стала пепельно-седой, под лоснящейся кожей заиграли жгутами мышцы, а глаза зазолотились. Сбруя протянулась платиновыми цепочками, в которых сверкнули алмазные вставки. Всем был хорош конь — удивительное создание мрака и колдовства. Жаль, живым себя мог почувствовать только одну ночь в году — пока длится Самайн, пока Грань между мирами проницаема и хозяин своей магией вдыхает огонь в его жилы. А потом — тело снова покроет тлен, вернув миру мёртвых добычу.
Кащей Бессмертный провёл рукой по вздымающемуся крутому боку монструозного коня. А затем, легко вскочил в седло, пришпорил, гикнул, от чего с шумом взлетели вороны с деревьев, и помчался, не разбирая дороги. Помчался, полетел по земле, по верхушкам сосен, по низким тёмным тучам, туда, вперёд, где искрилось и переливалось огромное море человеческих построек.
Незнакомец, а это был он, поднял к ночному небу своё лицо с закрытыми глазами и жадно вдохнул морозный воздух. Какое наслаждение! Живой воздух, свежий, колючий, холодный! Не то что это снулое гнилое марево там, за Гранью. Ещё один глубокий вдох и на бледном худом лице появилась кривая улыбка. Такой улыбкой только маньяков в подворотне пугать, но для Кащея, забывшего что такое удовольствие и радость — это стало настоящей победой.
Мужчина огляделся. Распрямил плечи и в его фигуре проявилась та самая удаль и стать, которая присуща бывалым воинам. В чёрных глазах сверкнул азарт. Он свистнул, и в одно мгновение, перед выходцем из Нави возник туманный силуэт огромного коня. Монстр был страшен. Его кожа свисала лохмотьями, на боках проглядывали белые кости, от сбруи остались лишь клочья. Но Кащей, вместо того, чтобы отшатнуться, потянулся всем телом к коню и тот, склонив голову, тихо заржал, ткнувшись в грудь бывшему хозяину.
— Дождался, Морок, хороший мой, — прошептал мужчина, — Ну-ну… я тоже помнил о тебе… Послужи мне ещё!
И выходец из Нави зашептал заклинание, от которого туманный конь резко взвился на дыбы, заржал, и гулко ударил копытами по земле. Его шкура стала пепельно-седой, под лоснящейся кожей заиграли жгутами мышцы, а глаза зазолотились. Сбруя протянулась платиновыми цепочками, в которых сверкнули алмазные вставки. Всем был хорош конь — удивительное создание мрака и колдовства. Жаль, живым себя мог почувствовать только одну ночь в году — пока длится Самайн, пока Грань между мирами проницаема и хозяин своей магией вдыхает огонь в его жилы. А потом — тело снова покроет тлен, вернув миру мёртвых добычу.
Кащей Бессмертный провёл рукой по вздымающемуся крутому боку монструозного коня. А затем, легко вскочил в седло, пришпорил, гикнул, от чего с шумом взлетели вороны с деревьев, и помчался, не разбирая дороги. Помчался, полетел по земле, по верхушкам сосен, по низким тёмным тучам, туда, вперёд, где искрилось и переливалось огромное море человеческих построек.
Явь. Человеческий город.
Город, странный, громоздящийся вышками и небоскрёбами, шумел, грохотал музыкой, разговорами, гудками машин. Хлопали двери магазинов и подъездов, слышались весёлые крики и смех, а люди, эти беспечные сгустки тепла, эмоций и жизненной энергии метались как ненормальные. «Что им не сидится дома?» — недоумевал выходец из Нави, удивлённо разглядывая изменившуюся реальность.
Раньше всё было иначе: дома крошечные, тёмные, их обитатели — испуганные, осторожные. Никто в ночь Самайна не бегал по гостям, не смеялся и не наряжался в чудовищ… Редко-редко какой пьяница, забывшись, мог выйти на улицу… Или дура-баба, вереща и оглядываясь, мчалась домой, если вдруг припозднилась в гостях. Бывало, злые родственники её специально отправляли за дровами или водой, в надежде, что тёмные силы заберут дурёху. Но… нечистая сила никогда глупой не была: такую бабу не трогала. Наоборот, скрытно следовала за ней и охраняла от несчастий: где досочку под ногу положит, чтоб не провалилась, где волков отгонит… А вот когда баба домой возвращалась — то след в след за ней в дом заходили ВСЕ.
Наутро дом пустой был: тех, кто выжил — с собой в Навь забирали. Так-то. Но такой улов — редкость огромная, об этом легенды складывали, сказки рассказывали, да только мало кто в них верил. А здесь?! Что здесь творится?!! Народ, словно, с ума посходил: все веселятся и празднуют, в полночь по улицам толпы ходят, во многих окнах люди мелькают… То двери, то окна открывают… Заходи кто хочешь, твори, что можешь…
Всадник на туманном коне ухмыльнулся: ему никто не поверит! Да уж! Но — так даже и лучше! Быстрее найдёт ту, которую ведьма предсказала, но облик её не показала… Лицо мужчины опять перекосила гримаса ярости. Ведьма! Если бы смог — оживил её… чтобы отомстить! И всадник зарычал. Как дикий зверь, больной и голодный, который вдруг почувствовал запах крови на снегу — от раненного оленя…
Кащей Бессмертный, воспоминание.
Иногда на Земле рождается невероятной силы чародей. В нём бушуют колдовские силы и энергия, неутомимое любопытство и азарт. Знания легко даются ему, манускрипты, в которых заключены все тайны Мира — сами идут в руки. Словно сама Магия избрала юного ведьмака своим любимчиком. Таков был Кащей. Конечно, тогда звали юношу иначе. Но разве можно сообщать своё истинное имя каждому встречному-поперечному?! Никак нельзя! А потому хитрый колдун спрятал своё истинное имя, выбрав звучное прозвище: Кащ. Так, в одном из манускриптов, назывался один из индийских царей, очень любивший золото. А ещё его величали «Кеши», что означало — «лучезарный». Красиво и кратко — решил для себя чернокнижник, которому льстило новое необычное имя.
Город, странный, громоздящийся вышками и небоскрёбами, шумел, грохотал музыкой, разговорами, гудками машин. Хлопали двери магазинов и подъездов, слышались весёлые крики и смех, а люди, эти беспечные сгустки тепла, эмоций и жизненной энергии метались как ненормальные. «Что им не сидится дома?» — недоумевал выходец из Нави, удивлённо разглядывая изменившуюся реальность.
Раньше всё было иначе: дома крошечные, тёмные, их обитатели — испуганные, осторожные. Никто в ночь Самайна не бегал по гостям, не смеялся и не наряжался в чудовищ… Редко-редко какой пьяница, забывшись, мог выйти на улицу… Или дура-баба, вереща и оглядываясь, мчалась домой, если вдруг припозднилась в гостях. Бывало, злые родственники её специально отправляли за дровами или водой, в надежде, что тёмные силы заберут дурёху. Но… нечистая сила никогда глупой не была: такую бабу не трогала. Наоборот, скрытно следовала за ней и охраняла от несчастий: где досочку под ногу положит, чтоб не провалилась, где волков отгонит… А вот когда баба домой возвращалась — то след в след за ней в дом заходили ВСЕ.
Наутро дом пустой был: тех, кто выжил — с собой в Навь забирали. Так-то. Но такой улов — редкость огромная, об этом легенды складывали, сказки рассказывали, да только мало кто в них верил. А здесь?! Что здесь творится?!! Народ, словно, с ума посходил: все веселятся и празднуют, в полночь по улицам толпы ходят, во многих окнах люди мелькают… То двери, то окна открывают… Заходи кто хочешь, твори, что можешь…
Всадник на туманном коне ухмыльнулся: ему никто не поверит! Да уж! Но — так даже и лучше! Быстрее найдёт ту, которую ведьма предсказала, но облик её не показала… Лицо мужчины опять перекосила гримаса ярости. Ведьма! Если бы смог — оживил её… чтобы отомстить! И всадник зарычал. Как дикий зверь, больной и голодный, который вдруг почувствовал запах крови на снегу — от раненного оленя…
Кащей Бессмертный, воспоминание.
Иногда на Земле рождается невероятной силы чародей. В нём бушуют колдовские силы и энергия, неутомимое любопытство и азарт. Знания легко даются ему, манускрипты, в которых заключены все тайны Мира — сами идут в руки. Словно сама Магия избрала юного ведьмака своим любимчиком. Таков был Кащей. Конечно, тогда звали юношу иначе. Но разве можно сообщать своё истинное имя каждому встречному-поперечному?! Никак нельзя! А потому хитрый колдун спрятал своё истинное имя, выбрав звучное прозвище: Кащ. Так, в одном из манускриптов, назывался один из индийских царей, очень любивший золото. А ещё его величали «Кеши», что означало — «лучезарный». Красиво и кратко — решил для себя чернокнижник, которому льстило новое необычное имя.
Молодой, полный сил, некромант мог всё! Он призывал монстров и демонов, заставляя их себе служить, приносить магические амулеты и талисманы, драгоценные камни и редкие травы, которые на Земле не росли. Он понял язык птиц и зверей, услышал голоса богов и титанов, смог дотянуться до Нави и Прави. Велик, могущественен, умён и хитёр был молодой маг! Но однажды и он совершил ошибку: как-то раз юный колдун нашёл в горах старую серебряную дверь, обвитую железными цепями. Не смог открыть ту дверь сильнейший маг. Смертельные заклятья на ней лежали, страшные печати её охраняли. Уйти бы ему тогда… Но взыграла гордыня. Тщеславие глаза застило: как так, неужели он не справится? Неужели отступит?! Да и любопытство заело: если сокровищницу так старательно закрыли — значит, дорогое да необычное там спрятали?
Несколько дней в колдовских талмудах некромант рылся, сильнейшие артефакты применил, но сорвал печати, открыл дверь… Да только внутрь он и шагу ступить не смог: не сокровищница то была. Ход в Безликую Бездну…
Едва отворилась дверь, хлынули оттуда чудовища — таких он и представить себе не мог. Не нужны им были ни драгоценности, ни власть… Разума в них совсем не было, лишь ярость неугасимая да голод неутолимый. Всё живое, что попадалось на глаза — пищей им служило. Чистое зло и Гибель всему живому то было. Оттого древние боги их закрыли, оттого запаяли своей силой вход в Безликую Бездну.
Несколько дней в колдовских талмудах некромант рылся, сильнейшие артефакты применил, но сорвал печати, открыл дверь… Да только внутрь он и шагу ступить не смог: не сокровищница то была. Ход в Безликую Бездну…
Едва отворилась дверь, хлынули оттуда чудовища — таких он и представить себе не мог. Не нужны им были ни драгоценности, ни власть… Разума в них совсем не было, лишь ярость неугасимая да голод неутолимый. Всё живое, что попадалось на глаза — пищей им служило. Чистое зло и Гибель всему живому то было. Оттого древние боги их закрыли, оттого запаяли своей силой вход в Безликую Бездну.
(ТАМ много интересного и ПЕЧЕНЬКИ! хотя врём, там есть всё, кроме печенек...)Фэнтези от Светланы Рид
Следующая публикация
Комментарии 3