Предыдущая публикация
Рассказы.
Истории.
...... УРОКИ ХИМИИ.
Тяжело когда время взбесилось и ты, ложась вечером спать, не знаешь в какой день прошедшей жизни тебе предстоит проснуться.
Сегодня тебе за сорок, ты экономист-консультант – не последний человек в банковской сфере; у тебя жена и двое детей – мальчик и девочка, а на следующее утро тебе бац! и вдруг 13 лет.
На твоей шее пионерский галстук и ты идешь по рябиновой аллее в школу. И когда до ее порога остается каких-то сотня метров ты вспоминаешь, что забыл дома «сменку»... Пропустят или не пропустят?-- думаешь. А потом говоришь себе: да пошло оно всё! Ведь сюда ты попал всего на один день, а где проснешься завтра неизвестно. Потому перестаешь волноваться и с гордым видом проходишь мимо дежурных старшеклассников в дверях рекреации и мимо учительницы французского, которую поставили им в помощь. Она смотрит то на тебя, то на твою обувь, а ты говоришь ей джо-дассеновское:
-- Салют! -- и попадаешь на первый урок.
Конечно же это химия. По другому и не могло быть. Потому и стоишь дурак-дураком перед формулами на доске и понимаешь, что за свою сорокалетнюю жизнь ты ни на миллиметр не продвинулся в понимании химических формул и предмета химии, как такового. Раиса Ивановна и остальной класс ждут от тебя ответа. А тебе им сказать по сути предмета нечего. Набираешь воздух в легкие и говоришь, как тебе кажется, что-то на порядок более важное:
-- Раиса Ивановна, я пол жизни мечтал вам сказать, что Советский Союз развалится. Развалится потому, что сама коммунистическая идея гиблая, а не потому что была допущена какая-то ошибка в его построении…
Она смотрит на тебя с открытым ртом. Глаза навыкат.
-- Я знаю, вам сейчас кажется, что это невозможно, но поверьте – пройдет всего два года и ВСЁ! Так, что Вам, как нашему классному руководителю, осталось совсем недолго говорить с нами шаблонными казёнными фразами, в смысл которых вы искренне верите…
Но посмотрев внимательно в ее глаза, смущаешься:
-- Ничего себе! Или не верите?!
После школы ты идешь домой. Портфель с учебниками давит на плечо. Вечереет. Прохладный воздух 89-го года забивает легкие и нагоняет тоску.
Приходишь домой. Родители еще живы. Красивая мама – в свои сорок ты уже можешь понять насколько она была красивой. Красивый, но уже тогда «помятый» поздне-советской жизнью отец. Помня от чего ему суждено умереть, просишь, чтобы он переставал пить. Знаешь, что не перестанет. После говоришь им, что их вызывают в школу и просишь рубль. Нет, не так – сначала просишь рубль, а только после сообщаешь о том, что Раиса завтра их ждет у себя – ведь иначе денег ты не получишь. И пока родители не опомнились, сбросив сумку прямо в коридоре, выбегаешь в подъезд:
-- Я гулять!
-- Стой!!! Стой, я сказала!
Спешишь до закрытия гастронома, чтобы успеть попробовать самое вкусное в мире мороженое, раз уж оказался в этом времени. Пробуешь. Мороженое, как мороженое. Заварные такие же. Всё как и ожидалось. А вот корзинки за 15 копеек, действительно, какие-то особенные и березовый сок за девять тоже пойдет…
Уставший возвращаешься домой. Ничего не хочется, кроме как спать. Но тут во дворе ты вдруг видишь ЕЁ.
Ей двенадцать. Вокруг апрель. Она стоит в сумерках возле юной березы, на которой вот-вот распустятся почки и смотрит на тебя. И ты решаешь сказать ей всё то, что не смог сказать тогда – много-много лет назад. Сейчас, ты знаешь, что дастся это тебе легко. Ведь уже прожито четыре десятка лет и то, что в юности казалось самым-самым важным, а оттого и самым сложным – слова признания, сейчас слетают с губ взрослых почти безэмоциональной пулемётной очередью.
-- Привет. – говорит она и выжидающе смотрит.
И тебя вдруг осеняет: О, Боже – что ты делаешь?! Опомнись! Ведь ты же сейчас можешь разрушить всё ее будущее, о котором тебе хорошо известно! Берешь себя в руки и так же как тогда, в юности, начинаешь говорить ничего не значащие глупости. Видно, что она ждала услышать совсем другие слова, но разговор поддерживает… Кивает. Натужно смеется и тоже говорит ничего не значащую чепуху, которой живут все дети, когда им немногим за десять…
-- До завтра! – наконец говорит она.
-- До завтра. – отвечаешь ей, а сам думаешь: Какое к чёрту «завтра»?!
Дома родители устраивают тебе «головомойку». Говорят все те правильный слова, которые ты говоришь сейчас уже своим детям. Но не смотря на здравость этих слов, ты всё-равно чувствуешь, что что-то в этом всём не так… Чего-то не хватает. И перебивая, ты говоришь им:
-- Как же я люблю вас! Вы бы только знали!
Они удивленно переглядываются. Умолкают. А ты уходишь к себе, еще раз взглянув на них – еще живых. Знаешь что возможно видишь их в последний раз.
Закрываешься в комнате. С тяжелым сердцем пытаешься уснуть. Не получается. А в половине одиннадцатого, тебе – советскому пионеру вдруг страшно хочется выпить. И ты в этот момент, как никогда хорошо понимаешь старика Финна – отца Гекльберри Финна, который в желании «нажраться», не побоялся посреди ночи и посреди 19-го века, прокувыркаться вниз по высокой крыше …
После полуночи на цыпочках входишь в кухню. С надеждой открываешь холодильник. А вдруг! Но там пусто. Эх, папа-папа! Вместо берешь на подоконнике у него сигарету «Стюардессы» и у себя в комнате, открыв окно, куришь и смотришь в ночь – поверх далеких девятиэтажек с тёмными окнами-бойницами и мечтаешь завтра проснуться если не в свой день, то хотя бы в день, когда есть какой-то праздник и веселье…
Но просыпаешься ты со страшной головной болью. Рядом любимая жена. По ее внешности понимаешь, что проснулся где-то в 2008-09 году. Тебе только за тридцать.
-- Ну ты сегодня ночью и дал! – говорит она.
Чего дал, когда дал – непонятно. Но понятно, что вчера была пьянка, о которой ты так мечтал несколько часов назад -- в 1989-ом, и которую пропустил, но зато попал как-раз на опохмелку. Обидно и несправедливо.
-- «Дал» – в смысле напился?— спрашиваешь жену.
-- И это тоже… Кстати нас в понедельник вызывают в школу.
-- Что-о?!-- кричишь и пулей влетаешь к дочери в комнату.
Приседаешь возле нее:
-- Катенька, скажи мне сколько сейчас тебе лет?. Только честно!
-- Десять, папа! Ты же знаешь. Что с тобой? – удивляется она.
-- Точно десять?! Тебе не пятьдесят сейчас или там тридцать?! Я всё знаю! – пытаешься взять ее «на понт» -- Говори!
Дочь крутит пальцем у виска и ты успокаиваешься. Очень не хочется, чтобы еще кого-то кроме тебя, в этом мире бросало по времени из стороны в сторону. Тем более твою родную Катю. Жена, стоя в пороге детской с ехидством наблюдает эту картину:
-- Там в холодильнике осталось после вчерашнего, если что...
А ты думаешь, может ей рассказать обо всём. Что тебе сейчас, на самом деле, сорок с хвостом, и что попал ты сюда на один день, и что ты очень устал просыпаться в разные дни и годы. Думаешь, но не говоришь. Потому что не поверит. А если и поверит, то скажет: ограбь в прошлом банк или в конце девяностых купи доллары подешевле или что-то другое в этом роде…
Подходишь к окну. «Вчерашние» девятиэтажки не изменились. Но возле них за двадцать лет, как грибы, повырастали разноцветные, радующие глаз домики и магазины, детские площадки... Вечно-серая школа стала вдруг бело-зелёной.
-- Я же говорил вам, Раиса Ивановна, что он развалится … Живы ли вы ещё? Увидимся ли?
Накаркал. Увиделись. Потому что на следующий день ты октябренок и третьеклассник, но из принципа снова находишь Раису Ивановну и слово в слово повторяешь позавчерашний приговор СССР. И пока она приходит в себя сбегаешь из школы и несколько часов катаешься на троллейбусе восьмёрке – он ходит по-кругу.
С интересом рассматриваешь такие знакомые здания, магазины, ловишь себя на мысли, что запомнились они тебе совсем другими, также как и люди. Смотришь через стекло на них – когда ещё представится такая возможность! Думаешь о времени, о себе, о родных и знакомых, еще живых и уже, которых нет рядом. Нет сейчас- то они есть. Это если выйти из троллейбуса. Тогда можно пойти к ним, но ты не делаешь этого, потому что будет слишком больно. По этой же причине домой больше не возвращаешься.
-- А ты мальчик всё ездишь... – говорит подошедшая знакомая женщина-контролёр.
-- А вы всё контролируете...
Из важного в этот день ты делаешь ещё только одно дело. Во дворе находишь Петрова – толстого вечно дерущегося мальчика. Он, дразнясь, вертит перед твоими глазами моделькой «Волги» с открывающимися дверцами, в то время как у тебя в кармане всего-навсего пластмассовый неандерталец с занесенным над головой камнем. Даже не индеец.
-- Дурак ты, Юра! И твоя будущая жизнь это показала. – спокойным голосом выполняешь свою миссию и «уходишь в завтра».
Как оказалось «завтра» -- это твой День Рождения.
Тебя тянут в страшный холод.Ты сопротивляешься и орешь во все горло.
-- Легкие раскрылись! – говорит кто-то.
Какие, к чертям, легкие?! Верните меня обратно в тепло – туда откуда только, что достали! Но тебя никто не слушает.
Так же никто тебя не слушает и через несколько дней, когда тебе месяц от роду и тебя везут куда-то в поезде. Но тут ты кричишь совсем по-другому поводу:
-- Люди! Мама! Прекратите пеленать детей! Вы слышите меня?!
Материшься на чем свет стоит, а сам лежишь стиснутой «куколкой» с затекшими руками и ногами. Лежишь весь такой знающий банковское дело от «А» до «Я», знающий о катастрофической судьбе Советского Союза, знающий все поверхностные глубины философии, религии и науки, и чуть не плачешь от беспомощности…
Мама берет тебя на руки. Пытается убаюкать… За окном вагона проплывают деревья, над ними стоит одно и то же облако, то пряча, то показывая для тебя солнце… Куда везут тебя, зачем везут – непонятно…. Ты сам себе не хозяин. Пытаешься в этом найти хоть какое-нибудь удовольствие, но это плохо получается
Засыпаешь…
Засыпаешь, чтобы проснуться наконец в своём времени .
Дни начинают идти, как и положено, один за другим Привыкаешь понемногу к нормальному ритму. К своему настоящему возрасту. Всё хорошо.... Даже отлично!
И где-то через месяц, когда регистрируешься на каком-то очередном сайте, в поле для пароля не задумываясь вводишь -- Аш два эс о четыре. Должна же наконец химия принести в твоей жизни хоть какую-нибудь пользу.
Вводишь, разумеется, без пробелов и маленькими буквами, потому что поле для ввода очень чувствительно к регистру.
Все мы очень чувствительны к регистру на самом деле. Особенно когда в нём появляются пробелы.
С этим ничего не поделаешь.
Шинковенко Игорь
худож.Николай Овчинников "Первенец"
Следующая публикация
Нет комментариев