Париж, 10.11.2016 Не говори что сердцу больно - очень редкий романс в репертуаре Хворостовского. Мы, то есть, сайт, имеем по крайней мере одну запись этой композиции. Париж, ноябрь 2016 год. Он уже глубоко болен, кажется поёт как в последний раз. От усталости какой-то вселенской, от безысходности, уже от не жажды жизни, которая всегда бежала с ним рядом словно верный пёс, а от тяжести её, немыслимой тяжести этой самой жизни, которой суждено было продлиться всего только год. Париж всегда оставлял в моей душе какую-то прореху, незаполненную ячейку, чего-то мне не хватало, какая-то грусть таилась в этих кадрах, сожаление, безвозвратность, что-ли. Позднее прояснилось, мне не хватало твоей съёмки, Оля, настроения, чуткости, внимания, понимания, влюблённости, сопереживания, страдания...и наверное сострадания. Это как с собаками. Ты либо их любишь и ощущаешь, позволяя им отражаться в себе как в зеркале, либо, увы, нет. Тут не обманешь. Никого. До сих пор стою на том, что именно ты должна была лететь в Париж и жалею ужасно, что ты не полетела. Сколько бы всего мы смогли увидеть, услышать, почувствовать... ...Кругом было странное замешательство. Сквозь поясницу еще вращавшегося палача начали просвечивать перила. Скрюченный на ступеньке, блевал бледный библиотекарь. Зрители были совсем, совсем прозрачны, и уже никуда не годились, и все подавались куда-то, шарахаясь, - только задние нарисованные ряды оставались на месте. Цинциннат медленно спустился с помоста и пошел по зыбкому сору. Его догнал во много раз уменьшившийся Роман, он же Родриг: - Что вы делаете! - хрипел он, прыгая. - Нельзя, нельзя! Это нечестно по отношению к нему, ко всем... Вернитесь, ложитесь, - ведь вы лежали, все было готово, все было кончено! Цинциннат его отстранил, и тот, уныло крикнув, отбежал, уже думая только о собственном спасении. Мало что оставалось от площади. Помост давно рухнул в облаке красноватой пыли. Последней промчалась в черной шали женщина, неся на руках маленького палача, как личинку. Свалившиеся деревья лежали плашмя, без всякого рельефа, а еще оставшиеся стоять, тоже плоские, с боковой тенью по стволу для иллюзии круглоты, едва держались ветвями за рвущиеся сетки неба. Все расползалось. Все падало. Винтовой вихрь забирал и крутил пыль, тряпки, крашенные щепки, мелкие обломки позлащенного гипса, картонные кирпичи, афиши; летела сухая мгла; и Цинциннат пошел среди пыли и падших вещей, и трепетавших полотен, направляясь в ту сторону, где, судя по голосам, стояли существа, подобные ему. Приглашение на казнь. Набоков http://hvorostovsky.su/

Yevgeny Vladimirovich Kolobov (Russian: Евгений Владимирович Колобов; 19 January 1946 – 15 June 2003) was a Russian conductor. One of Kolobov's lifelong ambitions was to revive undeservedly forgotten music and to produce new, modern interpretations of well-known compositions. Yevgeny Kolobov was the first opera conductor in Russia to stage Verdi's La forza del destino, Bellini's Il Pirata, Donizetti's Maria Stuarda, Catalani's La Wally, Verdi's I Due Foscari, Mussorgsky's Boris Godunov in the composer's original version and Thomas's Hamlet. He has also produced new, remarkable stagings of Glinka's Ruslan and Lyudmila, "O Mozart! Mozart..." (based on the opera Mozart and Salieri by Rimsky-Korsakov and Mozart's Requiem), Tchaikovsky's Eugene Onegin, Golovin's First Love (Kolobov's debut as stage director), Verdi's La Traviata. Kolobov's style of conducting was highly expressive and energetic, he was acclaimed by opera lovers and critics alike as one of the best opera conductors in modern Russia. Fragments from the rehearsal of the opera "Maria Stuart" by G. Donizzetti. 1993. Soprano: Victoria Lukianets. Ukrainian opera singer, about whom Luciano Pavarotti wrote in his book. And the famous director Franco Zefirelli, put her on a par with Maria Callas and Teresa Straras, and called them the three great Traviatas of opera history. Фрагменты с репетиции оперы "Мария Стюарт" Дж. Доницетти. 1993. Сопрано: Виктория Лукьянец. Украинская оперная певица, о которой писал в своей книге Лучано Паваротти. А знаменитый режиссер Франко Дзефирелли, поставил её в один ряд с Марией Калласс и Терезой Страрас, и назвал их тремя великими Травиатами истории оперы. Subtitles are available in English. Ye. Kolobov: I am always saying: Why people are singing? Because I really want to say so much that I can't say it in prose. I cannot say in prose what I am feeling. Singing should be higher than any prose. This is an ideal. Singing should include all meanings. I must hear in the sound: love, anger, passion, death. How to achieve this? It is very difficult, but this is very interesting. Any theater and art should appeal us to the Supreme, to the ideal of some kind, of bright one. This is our goal.