Предыдущая публикация
Сестра была ей очень близка.
Она вообще для всех братьев и сестёр была как мать. Потому что реальная мать, помимо бесконечных беременностей, успевала ещё и работать в совхозе старшим агрономом, держать большое хозяйство дома, да и просто уставала от большой семьи: всех накормить - напоить.
А Таня - старшая – в няньках. И было ощущение, что ей это нравится. Она как будто родилась именно для такого самопожертвования. Утверждала, что её семья – это мать с отцом, три сестры и брат, ну и бабушка, пока была жива. И другой семьи ей не надо.
И все привыкли так считать: Таня – правая рука матери, с детьми всегда она. Ещё сама была школьницей, а уже наглаживала платьишки младших в садик, ходила к ним на утренники. А у матери весной, летом и осенью - самая горячая пора. В общем, практически всегда.
Когда родилась пятая Элечка, именно Таня пошла в отпуск. Она уже тогда работала в школе учителем начальных классов. Мать быстро оправилась, как рассказали потом Эле, и вышла на работу, так было выгодней материально.
Надо сказать, что мать их была очень строга. Ох уж, сколько слёз пролила Эля из-за обид на неё! Она не смогла заниматься в школьном драмкружке, по настоянию матери пришлось оставить.
– Чему там научат? На сцене кривляться? Чтоб после школы – на пастбище и домой! Дойка – на тебе!
И не было у Эли вечерних прогулок с друзьями, не было дискотек, да и нарядов-то особых не было. Матери было уже 60 и современные моральные принципы ею не принимались. Страдала от этого не только она, но и старшие сестры, и брат. Просто пунктик какой-то: блюсти нравственность! Главное, чтоб люди ничего плохого не сказали!
Только Татьяна во всем матери потакала, хоть и жалела, порой, молодежь.
Откуда такое преклонение перед несправедливыми материнскими порывами у старшей сестры, Эля не могла понять. Не раз видела Таню заплаканной, но перечить матери та никогда себе не позволяла.
– Тань, ну скажи ты маме, пусть Ирку в поход отпустит, весь класс же идёт, они же уже десятиклассники. Она ревёт там, как белуга.
– Не отпустит она!
– Да почему? Можешь объяснить почему?
Таня молча отвернулась к корове и продолжила её обтирать. В очередной раз без объяснений. И так всегда. Потом старшая сестра успокаивала Ирину на старом бабушкином диване в летнице, чтоб не слышала мать, но с матерью не спорила.
Только Таня радовала Эльку подарками, только Таня могла потихоньку от матери, взять на себя её обязанности, только она понимала и радовалась успехам сестры. Мать тоже хвалила, но редко и очень сухо – без души.
И вот Эля вырвалась на свободу - после девятого класса поступила в медицинское училище в областном центре. Отца к тому времени уже не стало. Жизнь в общежитии, новые друзья и , конечно, первая любовь.
Кому рассказать? Мама не поймёт. Рассказала Тане. Та не на шутку распереживалась почему-то. Смешная! А что переживать-то, если они с Маратом решили пожениться. Уже думают о светлом будущем, строят планы. Вот только 18-ти ей нет. Но счастье переполняло.
Но, как это бывает в самых слезливых сериалах: она забеременела и он её бросил. Вернее пропал. Уехал на родину и не вернулся. Эля искала, звонила, писала ... В техникуме сказали, что перевёлся, а куда – не знают.
Сначала Эля считала, что что-то у него случилось, попал в беду. Но пелена с глаз постепенно спала ... он просто испугался.
А как испугалась Эля! При такой матери, домой ей возврата нет. Из училища придётся уйти, а как одной с ребёнком? Аборт! Это был выход.
Как в тумане, она направилась в больницу. Но ей было 16, и врач сказала, что, в любом случае, нужно родительское согласие. Если б она знала, почему Эля здесь! Именно матери она больше всего и боялась. Как такое сказать? А что наговоры теперь про нее в посёлке! Нет, дома знать не должны!
Но пока ничего не было заметно, и Эля приехала на выходные домой. Как смотреть всем в глаза? Что делать?
Где найти тот обрыв, с которого можно шагнуть в бездну. Шагнуть и всё. Как в фильмах. Но только там, в фильмах, эти обрывы появлялись как-то сами, а в жизни ...
Но хотелось. Был бы он рядом, уже бы решилась. Всего лишь шаг.
Таня почувствовала первой. Вечером присела на краешек дивана, на котором лежала, отвернувшись к стене, Эля:
– Эль, что случилось, на тебе лица нет? Что-то в училище? Может Марат обидел?
– Марат уехал, перевёлся в другой техникум. Мы больше не встречаемся.
– Так дело только в этом?
Эля молчала.
– А ну ка, собирайся, пошли в летницу.
Там было их гнёздышко. На старом бабушкином ещё диване они часто откровенничали. И сейчас там же Эля, рыдая, рассказала всё.
– Выхода нет! У меня нет выхода. Я опозорила вас! Я не хочу жить.
Таня слушала очень спокойно. Правда, осунулась, задумалась. И тихо произнесла:
– Выход есть всегда!
А дальше очень спокойно и обстоятельно предложила сделать следующее: Эле в посёлке с животом не появляться, а Тане сэмитировать беременность. И врача в области она знает подходящего, та отправит её в декрет вместо Эли, и рожать лягут вместе. По документам ребёнок Эли будет её ребенком. А ей уже 37, давно бы пора иметь своих детей, посёлок поймёт.
Что-то не нравилось Эле в этом раскладе. Получается, она всю жизнь будет рядом со своим сыном или дочкой в качестве тёти. Как такое можно выдержать? Но это был выход. Больше всего она боится позора и ещё материнского гнева!
– Но если я долго не появлюсь, мама заподозрит неладное. Я же каждые две недели бываю дома.
– У нас ещё масса времени это обдумать. Возможно, ей стоит сказать правду! – вдруг предложила Таня.
– Чтооо? Ты шутишь? Этого нельзя делать! – воскликнула Эля.
– Не переживай, я всё решу!
Эля успокоилась. По крайней мере часть проблем теперь лежала не на её плечах. Так устроена жизнь: беременность наступить может гораздо раньше осознания своей ответственности перед этим.
Прошло четыре месяца. Никто в семье и окружении, кроме Тани, не знал о беременности Эли. Подходило время, когда надо было скрываться. Но шло лето и Эля была ещё дома на каникулах. Таня говорила, что всё идёт по их плану, что решат всё в августе.
Животик Эли только слегка затвердел. Она стояла перед зеркалом и любовалась им. Как бы было хорошо, если б они поженились. Это был бы желанный малыш, а теперь ...
И вот однажды вечером, в дом с улицы зашла мама и предложила Эле прогуляться к реке. Элю всю охолонуло! У матери болели ноги, и она никогда прежде не гуляла просто так, никогда не приглашала её. А тут!
Всё понятно! Татьяна проговорилась! Зачем? Передумала усыновлять? Тогда почему не сказала это ей? Эля была готова к тому, что мать сейчас её выгонит из дома. Но что-то не стыковалось: мама не была сейчас холодна, как в моменты нравоучений, не смотрела жёстко, а скорее наоборот, была излишне мягка и задумчива.
Всю дорогу до реки молчала. Шла, тяжело ступая и переваливаясь, смотрела себе под ноги. А у реки сели на знакомое обтёртое временем бревно.
Эля не знала, что и думать. Мать грустно смотрела на воду, а потом заговорила:
– Я знаю ваш с Татьяной план.
Эля замерла. Господи, что же будет-то сейчас! Но мать спокойно продолжала:
– Этот план я и придумала. И врачиху тоже я нашла. Тогда пришлось двух свиней зарубить досрочно, чтоб расплатиться с ней. Отец только и знал. Больше никто. И было это давно. Когда ты родилась. Только родила тебя не я.
– Как это? – выдохнула Эля.
– Так, – мама посмотрела на Элю, повернулась и взяла её за руку, – Ты прости меня, дочка, – она запнулась, – То есть, внучка. Родила тебя Таня, а записали мы на меня. Вот такая история.
И уже не мать, а бабушка смотрела на внучку и ждала её реакции. А у Эли покатились слёзы. Всю жизнь она любила Таню, но как сестру, а Таня знала, что Эля – её дочь и скрывала это. Это была мама! Таня - моя мама! Таня, Танечка, Таня ... Слёзы лились сами по себе. Как же ей было нелегко-то, наверное!
А мама-бабушка продолжала:
– Принципы мои меня и наказали. Так боялась позора семьи, так мнения чужих людей боялась, что в жертву принесла дочь собственную. Я ж и за других-то детей именно поэтому переживала: закрепила в себе эту семейную тайну, а она меня изнутри ела и ела, ела и ела. Я на Таню смотреть иногда боялась – это я её несчастной сделала. Жить рядом со своим ребёнком и не назваться его мамой – страшно!
Девочки! Девочки мои! Девочки вы мои милые, не повторяйте эту ошибку!
У пожилой женщины начали дрожать губы и руки. Она глубоко вздохнула и вдруг заплакала. Только сейчас Эля поняла, что ни разу в жизни не видела, как плачет мама. За её холодностью не видно было эмоций.
– Мама! Что ты, мама! Не плачь!
– Бабушка я – тебе, бабушка, – сквозь слёзы проговорила мать.
Эля обняла маму. Сейчас она её любила больше всех на свете. Кажется, даже больше Тани. Сейчас встало всё на свои места. И даже в юном несмышленом сердце зародилось сомнение по поводу правильности этого обмана, а теперь ... Людей обмануть можно, себя обманом только накажешь!
– Рожай, голубушка! Вырастить поможем. Но это будет твой ребенок, а в нём и найдешь счастье. А люди ... Пусть только попробуют злым словом обидеть! Прабабка у него будет ...ох, злющая! – мать уже успокаивалась, сморкалась и утирала глаза.
Из перелеска вышла Татьяна. Она встала поодаль, прижалась к стволу берёзы и застыла. Сегодня она решила раскрыть матери тайну Эли. Ведь у них была такая же. История просто повторяется. Таня была почти уверена, что мать поддержит её, потому что не захочет позора.
Но вышло совсем не так. Спокойная и жёсткая женщина, её мать, вдруг бросилась перед ней на колени и начала просить прощения.
Мать увидела Таню первой.
– Танюша вон, – она махнула платком, указывая внучке, – Поди, познакомься ... с матерью.
Эля шла по траве к сестре медленно, осознавая уже, что идёт к матери...
А потом, через несколько минут, уже бабушка успокаивала рыдающих на плечах друг друга мать и дочь, поругивая и бормоча, что некоторым тут вообще-то волноваться вредно.
Три женщины шли по поселку. Шли и беседовали о будущем без тайн. А за рекой алел закат. Словно невесомой шалью окутал он эту троицу. Особый закат! Потому что солнце выполнило свою работу на сегодня. А завтра новый день!
(Автор Рассеянный хореограф)
Следующая публикация
Комментарии 1