Предыдущая публикация
ПАМЯТИ АННЫ ВАСИЛЬЕВНЫ ТИМИРЁВОЙ
Анна Васильевна, июль 1969 г.: "Как трудно писать то, о чём молчишь всю жизнь, - с кем я могу говорить об Александре Васильевиче? Всё меньше людей, знавших его, для которых он был живым человеком, а не абстракцией, лишённой каких бы то ни было человеческих чувств. Но в моём ужасном одиночестве нет уже таких людей, какие любили его, верили ему, испытывали обаяние его личности, и всё, что я пишу, сухо, протокольно и ни в какой мере не отражает тот высокий душевный строй, свойственный ему. Он предъявлял к себе высокие требования и других не унижал снисходительностью к человеческим слабостям. Он не разменивался сам, и с ним нельзя было размениваться на мелочи - это ли не уважение к человеку?
И мне он был учителем жизни, и основные его положения: "ничто не даётся даром, за всё надо платить - и не уклоняться от уплаты" и "если что-нибудь страшно, надо идти ему навстречу - тогда не так страшно", - были мне поддержкой в трудные часы, дни, годы".
Анна Васильевна Тимирёва оказалась очень мужественным человеком. После смерти любимого начался её крестный путь жестоких испытаний. Но её не сломили тюремные застенки, лагерные мытарства, нищета и унижения. Она сумела сохранить нравственную чистоту. До конца своих дней она оставалась верной своей любви. Анна Васильевна пережила своего адмирала на долгих 55 лет. "Но был ли день за мои долгие годы, чтоб я не вспоминала то, что было мною прожито с этим человеком!" - вспоминала она в 1970 году.
Так глубоко ты в сердце врезан мне,
Что даже время потеряло силу
И четверть века из своей могилы
Живым ты мне являешься во сне,
Любовь моя... И у подножья склона,
И в сумерках всё не могу забыть,
Что в этот страшный мир, как Антигона,
"Пришла не ненавидеть, но любить".
Велика была цена любви.
В январе 1920 года Анна Васильевна добровольно последовала за Александром Васильевичем в тюрьму. Освобождена в том же году по амнистии.
В 1921 году вновь арестована без предъявления новых обвинений. В начале 1922 года переведена из Иркутска в Москву, где вскоре была освобождена.
В 1925 году выслана из Москвы на 3 года.
В 1935 году вновь арестована в Москве и приговорена к 5 годам лагерей, за тот же 1920 год; приговор заменён на 3 года высылки из Москвы. Поселилась в Малоярославце.
В 1938 году арестована в Малоярославце и приговорена к 8 годам лагерей. Срок отбыла полностью. Работала бутафором в Рыбинском театре.
Тогда же был арестован её сын от первого брака Владимир, 24-летний талантливый художник. Он был осуждён по 58-й статье и расстрелян в мае 1938-го. Реабилитирован в 1957 году.
В 1949 году арестована в Рыбинске и после года тюрьмы выслана в Красноярский край - до особого распоряжения; ссылка снята в 1954 году. До 1960-го жила в Рыбинске.
Реабилитирована была в марте 1960 года. После реабилитации поселилась в Москве.
"Что ж, платить пришлось страшной ценой, но никогда я не жалела о том, за что пришла эта расплата".
Илья Сафонов, 1969 г.: "Последние годы Анны Васильевны были, можно сказать, счастливые годы. Она была среди своих, была в квартире, в которой много прожила, где был её сын. Здесь родились её внучатые племянники, к которым она относилась как к родным своим внукам... Гости здесь не исчезали. Анна Васильевна всё это любила, любила устаивать домашнее хозяйство. При всей бедности жизни, потому что денег были крохи, она умудрялась, она умела то, что она называла "делать щи из топора". И всегда это было изобретательно, интересно..."
У неё было много друзей, круг общения был очень высокого уровня, куда входил, к примеру, один из лучших поэтов 70 - 80-х годов Александр Величанский. День 7 февраля был особым для Анны Васильевны: она вспоминала Александра Васильевича:
И каждый год Седьмого февраля
Одна с упорной памятью моей
Твою опять встречаю годовщину.
А тех, кто знал тебя, - давно уж нет,
А те, кто живы, - все давно забыли.
И этот, для меня тягчайший день,
Для них такой же точно, как и все,
Оторванный листок календаря.
(1969 г.)
Анна Васильевна, июнь 1969 г.: "Приблизительно с месяц тому назад мне позвонил по телефону М. И. Тихомиров - писатель, который пробовал писать роман об А. В. Колчаке, и, узнав, что я ещё жива, приехал ко мне для разговора.
Роман он написал скверный, сборный - и, собственно, о генерале Лукаче. Эпизодически и об Александре Васильевиче, меня наградил княжескими титулами и отвёл крайне сомнительную роль, ничего общего со мной не имеющую, и имел дерзость мне его прислать. Перелистав, я читать его не стала. Но тут он сообщил мне, что в архиве сохранились не отправленные мне письма А. В., частично напечатанные в журнале "Вопросы истории" № 8 за 1968 год, что писатель Алдан-Семёнов имел их в руках и может мне передать в перепечатке из журнала.
Я просила его передать Алдан-Семёнову, чтобы он доставил мне их. Письма 1917 - 1918 годов. Тот привёз их мне.
И вот больше чем через 50 лет я держу их в руках. Они на машинке, обезличенные, читанные и перечитанные чужими, - единственная документация его отношения ко мне. Единственное, что сохранилось из всех его писем, которые он писал мне с тех пор, как уехал в Севастополь, - а А. В. в эти два года писал мне часто. Даже в этом виде я слышу в них знакомые мне интонации. Это очень трудно - столько лет, столько горя, все войны и бури прошли надо мной, и вдруг опять почувствовать себя молодой, так безоглядно любимой и любящей. На всё готовой. Будто на всю мою теперешнюю жизнь я смотрю в бинокль с обратной стороны и вижу свою печальную старость. Какая была жизнь, какие чувства!..
Что из того, что полвека прошло, - никогда я не смогу примириться с тем, что произошло потом. О Господи, и это пережить, и сердце на куски не разорвалось.
И ему и мне трудно было - и чёрной тучей стояло это ужасное время, иначе он его не называл. Но это была настоящая жизнь, ничем не заменимая, ничем не заменённая. Разве я не понимаю, что, даже если бы мы вырвались из Сибири, он не пережил бы всего этого: не такой это был человек, чтобы писать мемуары где-то в эмиграции в то время, как люди, шедшие за ним, гибли за это и поэтому".
Интересной была встреча на Плющихе с писателем Л. И. Шинкарёвым, который рассказал о том, как нашёл последнюю записку А. В. Колчака, которая дошла до любимой через 50 лет: "Мы встретились в апреле 1972 года на Плющихе, в её старой квартире, где теперь жили родная сестра и племянник. Маленькая седая женщина будет кутаться в вязанный платок, наброшенный на белую с кружевным воротничком блузку. Говорили о Сибири, перебирали в памяти места, обоим знакомые, и мне долго не хватало духу сообщить, с чем пришёл.
И я, запинаясь, рассказываю, как искал документы по истории Сибири, как в Иркутск пришло "Дело по обвинению...", и среди бумаг оказалась последняя записка Александра Васильевича, у него отобранная, до неё тогда не дошедшая. Вот мой блокнот... Анна Васильевна поднялась, прошла в другую комнату. Куда запропастились очки? Не найдя их, опустилась на стул и ослабевшим голосом, с несвойственными ей паузами попросила меня прочитать вслух. Такое ожидание напряглось в её зрачках, что мне стало не по себе от растерянности. Я открыл блокнот и стал читать записку, которую помнил наизусть, но перехватывало горло, как было, когда увидел записку в первый раз... Анна Васильевна сидела, не шелохнувшись, под обтянувшим её плечи платком, мыслями в далёком страшном времени, когда обваливалось государство, истреблялись народы, злоба и ненависть стелились по выжженной земле. Сквозь стылую Сибирь шёл поезд, в морозном окне кружились сугробы и сосны, и два человека сидели рядом, втянутые в грозные события и обречённые стать их жертвами; оба сберегали в своих душах чувство любви, единственную ценность, многими забытую, иными растоптанную, а ими, несмотря на всё пережитое, сохранённую..."
Анна Васильевна пережила всех военных и гражданских лиц, входивших в ближайшее окружение адмирала. Пережила и тех, кто привёл в исполнение смертный приговор над её любимым Александром Колчаком.
Полвека не могу принять,
Ничем нельзя помочь,
И всё уходишь ты опять
В ту роковую ночь.
А я осуждена идти,
Пока не минет срок,
И перепутаны пути
Исхоженных дорог.
Но если я ещё жива,
Наперекор судьбе,
То только как любовь твоя
И память о тебе.
(30 января 1970 г.)
Умерла Анна Васильевна 31 января 1975 года.
Следующая публикация
Нет комментариев