Предыдущая публикация
ИНДЕЙСКАЯ ДУША.
В США очень любят национальный праздник – День благодарения. А история его такова.
Оказавшись в бедственном положении и в изгнании в Нидерландах, английская община пуритан решила отправиться в Америку, чтобы обрести лучшую жизнь и религиозную свободу. Они отплыли из Голландии сначала в Великобританию, а затем уже из Плимута 16 сентября 1620 года отправились в количестве 120 человек на судне «Мэйфлауэр» к берегам Северной Америки. Достигли они североамериканского мыса Кейп Код 21 ноября 1620 г.
Более половины из примерно сотни прибывших не смогли пережить суровую зиму и погибли от холода, голода и болезней. Выжившие основали колонию и весной с помощью местных индейцев, прежде всего Скванто, который научил их, какие культуры и каким образом выращивать, приступили к обработке земли. Неожиданно богатый урожай стал наградой за их усилия. Первый губернатор колонистов У.Брэдфорд предложил провести день принесения благодарности Господу. На праздник осенью 1621 г. отцы-пилигримы пригласили вождя и ещё 90 индейцев того племени, которое помогло им выжить. Эта трапеза, разделённая с индейцами, и стала празднованием Дня благодарения.
Америка за своё спасение «отблагодарила» коренное население. Они истребили индейцев, а оставшихся в живых согнали в резервации. Заодно навезли чёрных рабов, и теперь не знают, какой ещё толерантностью сохранить стабильность в обществе.
И теперь ежегодно в День благодарения каждый американец жрёт жирную индейку в клюкве. И никто не поперхнулся, не подавился. Индейку жрут или индейца – казуистическая игра слов, но в ней проклятье за неблагодарность.
Жирная процветающая страна с печатью проклятия в генах и с бессовестной историей.
Индейцы мне симпатичнее. Им не повезло. И это урок для всех нас, отстаивающих свою национальную самобытность и не желающих впускать внутрь себя чужеродный вирус. Жертвой, пищей оказаться очень легко. Зазевался, простодушно доверился белозубой улыбке и… готов в качестве индейки, обвешанной идеологической клюквой.
Это не простое совпадение – странная синхроничность слов «индейка» и «клюква». Только у нас под «развесистой клюквой» понимается «лапша на ушах». Ужас этой американской ритуальной магии поедания индейки в клюкве понимает только русский ум, думающий на языке богов. Смотрите, какие неосознаваемые рассудком тончайшие нити работают. Они повязали каждого американца проклятьем неблагодарности.
А ведь тебе с умной познеровской улыбкой твоё родное телевидение тихо нашёптывает, как хорошо бы ты процветал и благоухал, если бы в твоём народе укоренилось протестантство, если бы не держался за своё лапотное счастье. «Чего вы всё ищете свои корни и свой особый путь? Всё давно изобретено, копируйте западную модель», – шепчут тебе технологи. Над тобой посмеиваются, за дурачка держат. На тебя смотрят свысока. Так повара глядят на индейку перед праздником Дня благодарения.
А стоит тебе только заикнуться о своей русской национальной идее, как тут же возникнут возмущения и причитания. Не сметь! Они любят с трибун воспевать твою терпеливость, неприхотливость и молчаливость, ведь так удобнее явочным порядком тебя спровадить на жаровню.
Господа индейцы и индейки, за последние 20 лет нас уже хорошенько ощипали и обложили клюквой. Осталось совсем ничего – сковорода на День благодарения.
***
Предлагаю читателям сайта книгу Чарльза Истмэна «Индейская душа». Проводя параллели и сопоставления, вы примерно представите, что и как ценили ваши языческие предки на родной земле.
Ю.Ларичев
Моей жене Элайн Годейл Истмэн с благодарностью и признательностью за её постоянную вдохновляющую дружескую поддержку в мыслях и трудах и с любовью к самым индейским из её достоинств я посвящаю эту книгу.
Перевод с англ.: Н.Овсюковой, Новосибирск.
«И у нас есть религия, которую мы получили от наших предков и передадим нашим детям. Они учит нас быть благодарными, жить в единстве, и любить друг друга! Мы никогда не ссоримся из-за религии».
Так говорил великий оратор сенека Красная Куртка в своём великолепном ответе миссионеру Крэму более века тому назад, и я часто слышал, как мои соотечественники выражали те же мысли.
Я попытался описать религиозную жизнь типичного американского индейца, какой она была до встречи с белым человеком. Я давно хотел сделать это, потому что не мог найти ничего, что рассказывало бы о ней серьезно, равноценно и искренне. Религия индейца – это будет последнее, что когда-либо поймет в нём человек другого народа.
Во-первых, индеец не говорит о таких глубоких вещах, пока верит в них, а когда он прекращает верить, то говорит о них лживо и пренебрежительно.
Во-вторых, даже если индейца вынудят говорить об этом, расовые и религиозные предубеждения остальных будут преградой на пути к сочувствию и пониманию его воззрений.
В-третьих, практически все известные исследования по этому вопросу были сделаны в течение переходного периода, когда изначальные вера и философия коренного американца уже подверглись быстрому распаду.
То здесь, то там можно найти поверхностные описания странных обычаев и церемоний, символика или внутреннее содержание которых были глубоко скрыты от наблюдателя;
И есть очень много материала, собранного в последние годы, малоценного из-за своей современности и неразрывной связи с библейской легендой и европейской философией. Часть его даже была придумана ради коммерческих целей. Дайте резервационному индейцу подарок, и он, возможно, снабдит вас священными песнями, мифологией, и фольклором на заказ!
Моя маленькая книга не претендует на научный труд. Я постарался сделать её как можно более правдивой по воспоминаниям о моём детстве и идеалах предков, но с человеческой, не этнологической точки зрения. Я был озабочен не тем, чтобы нагромоздить побольше голых костей, а тем, чтобы наделить их плотью и кровью. Большинство написанного иностранцами о нашей древней вере и культе представляет её, главным образом, как некую диковину. Я хотел бы подчеркнуть её универсальные качества, её личностный призыв!
Первые миссионеры, хорошие люди, были ограниченны представлениями их эпохи, и они заклеймили нас как язычников и дьяволопоклонников, они требовали от нас отречься от наших ложных богов, прежде чем мы преклоним колени перед их священным алтарем. Они даже сказали нам, что мы были навечно потеряны, раз не приняли осязаемый символ и не исповедовали определенную форму их многоголовой веры.
Мы, жители двадцатого столетия, умнее! Мы знаем, что у всех религиозных стремлений и искренних богослужений – один источник и одна цель. Мы знаем, что Бог летописей и устных преданий, бог грека или варвара, в конце концов, один и тот же бог; и, подобно Петру, мы чувствуем, что Он не милостивец для людей, но что человек любого народа, кто страшится Его и созидает справедливость, нужен Ему.
Чарльз А. Истмэн (Охайеза)
I. ВЕЛИКАЯ ТАЙНА
Изначальное отношение американского индейца к Вечному, «Великой Тайне», которая окружает и наполняет нас, было так же просто, как и возвышенно. Для него это было высшим понятием, которое несло в себе самую полную меру радости и удовлетворения, возможного в этой жизни.
Поклонение «Великой Тайне» было молчаливо, уединенно, свободно от всякого своекорыстия. Оно было молчаливо, потому что все необходимые для этого слова несовершенны и ничтожны; поэтому души моих предков поднимались к Богу в бессловесном обожании. Оно было уединённо, потому что они полагали, что Он ближе к нам в одиночестве, и у нас не было священников, владеющих правом встать между человеком и его Создателем. Никто не мог увещевать или исповедовать, или как-то иначе вмешиваться в религиозный опыт другого. У нас все люди были созданы сынами Бога и стояли прямо, осознавая свою божественность. Наша вера не могла быть сформулирована в кредо, и не нападала на всякого, кто не желал принимать её; и потому у нас не было ни проповедей, ни прозелитства, ни гонений за веру, ни насмешников или атеистов.
У нас не было храмов или святынь кроме самой природы. Будучи естественным человеком, индеец был очень поэтичен. Он посчитал бы кощунством строить дом Тому, Кого можно встретить наедине (с глазу на глаз) в таинственных тенистых приделах первобытного леса, или на освещённой солнцем груди девственных прерий, на головокружительных шпилях и башенках голой скалы, и – вон там! – в сверкающем драгоценностями своде ночного неба! Он облачает Себя в легчайшую пелену облаков, там на границе видимого мира, где наш Прадед Солнце разжигает свой вечерний походный костер. Он мчится верхом на суровом северном ветре, или дышит Своим духом в ароматах южного воздуха, чьё боевое каноэ стремглав несётся по величественным рекам и озерам, – и Он не нуждается ни в каком меньшем соборе!
Это уединенное общение с Невидимым, которое было самым высоким выражением нашей религиозной жизни, частично передано в слове «хамбедей» (буквально «религиозное чувство») переводилось по-разному – «пост» или «сновидение». Но лучше объяснить его как «сознание божественности».
Первый «хамбедей», или религиозное уединение, отмечало эпоху в жизни юноши, которую можно сравнить с конфирмацией или обращением в опыте христианства. Очистив себя сначала в паровой бане, и отбросив как можно дальше все человеческие или плотские влияния, молодой человек разыскивал самую благородную высоту, занимающую командное положение в окрестностях. Зная, что Бог совсем не ценит материальные вещи, он не брал с собой ни подношений, ни жертв, кроме чисто символических – красок и табака. Желая предстать перед Ним в полном смирении, юноша надевал только мокасины и набедренную повязку. И в торжественный час солнечного восхода или заката он вставал, глядя на красоту земли, перед лицом «Великой Тайны», и оставался, обнажённый, прямой, молчаливый и неподвижный, под стихиями и силами Его армий, в течение ночи и дня, или двух дней и ночей, но редко дольше. Иногда он пел гимн без слов, или предлагал церемониальную «священную полную трубку». В этом священном трансе или экстазе индейский мистик находит своё высочайшее счастье и движущую силу своего существования.
Вернувшись в лагерь, он должен был оставаться в отдалении, пока снова не проходил паровую баню, тем самым подготовив себя к общению с товарищами. О видении или знаке, каким его удостоили, юноша не говорил, если только оно не содержало наказа, который нужно было выполнить публично. Иногда старик, стоя у края вечности, мог рассказать избранному несколько предсказаний его давно ушедшей юности.
Белые завоеватели по обыкновению презирали коренного американца за его бедность и простоту. Они забывали, возможно, что их собственная религия запрещала накопление богатства и обладание роскошью. Индейцу, как любому целеустремленному человеку каждого века и народа, от Диогена до братьев Святого Франциска, от монтанистов до шейкеров, любовь к богатству представлялась ловушкой, а бремя сложного общества – источником излишней опасности и соблазном. Более того, правилом его жизни было разделять плоды его умения и успеха с менее удачливыми братьями. Так он сохранял свой дух свободным от засорения гордостью, алчностью, или завистью, и этим выполнял, как верил, божественный завет – дело, глубоко важное для него.
Однако, не от невежества или непредусмотрительности он не основывал постоянные города и не развивал материальную цивилизацию. Простодушному мудрецу скученность населения казалась плодовитой матерью всех зол, моральных не менее чем физических. Он соглашался, что еда хороша, но неумеренность убивает; что любовь прекрасна, но похоть уничтожает; и не менее убийственна, чем чума, возникающая среди переполненных и антисанитарных жилищ, была для него потеря духовной силы, которая всегда сопутствует слишком близкому контакту с людьми. Все, кто много жил на открытом воздухе, знают, что есть магнетическая первичная сила, который накапливается в одиночестве и быстро расточается среди толпы; и даже враги признавали за американским индейцем внутреннюю мощь и полностью независимое от обстоятельств самообладание, считая его в этом непревзойденным среди людей.
Красный человек разделил ум на две части, – духовную и физическую. Первый – чистый дух, занятый только сущностью вещей, и его индеец стремился усилить духовной молитвой, когда тело подчинено постом и лишениями. В этом типе мольбы не было просьбы об удаче или помощи. Все дела личной и эгоистичной заботы, успех в охоте или войне, помощь в болезни, или скудости любовной жизни, отсылались на план низшего или материального ума, и все церемонии, амулеты, или чары, предназначенные обеспечить удачу или предотвратить опасность, были признаны исходящими от физического «Я».
Ритуалы физического поклонения также были полностью символичны, и индеец не больше обожествлял Солнце, чем христианин – крест. Солнце и Земля, очевидным иносказанием содержащие поэтической метафоры, едва ли больше чем научной правды, были на его взгляд родителями всей органической жизни. Солнце, как вселенский отец, даёт оживляющий порядок в природе, а в терпеливой и плодотворной утробе нашей матери, Земли, скрыты зачатки растений и людей. Поэтому наше почтение и любовь к ним было по-настоящему богато поэтичными образами, подобно нашей любви к нашим прямым родителям, и с этим чувством сыновнего почтения к старшим было соединено желание обратиться к ним, как к родителям, чтобы получить деланные для нас добрые дары. Это – материальная или физическая молитва.
Стихии и величественные силы в природе, молния, ветер, вода, огонь, и мороз, с благоговейным страхом почитались мистическими, но всегда вторичными или промежуточными по сути. Мы полагали, что дух охватывает всё мироздание, и что каждое существо обладает душой в той или иной степени, пусть душа и не всегда осознает себя. Дерево, водопад, медведь гризли, каждый был воплощенной силой и предметом почитания.
Индеец любил входить в понимание и духовное общение с его братьями из царства зверей, чьи бессловесные души носили для него ту безгрешную чистоту, которую мы приписываем невинному и неответственному ни за что ребенку. Он верил в их инстинкты, как в мистическую мудрость, данную свыше; и когда он скромно принимал добровольную, по общему мнению, жертву их тел, чтобы поддержать собственное, он воздавал должное их духам в предписанных молитвах и приношениях.
В каждой религии имеется элемент сверхъестественного, различающегося влиянием простых доводов для её приверженцев. Индеец логически и ясно размышлял о делах в пределах своего понимания, но он не наносил на карту мира обширную область природы или не выражал её чудеса в научных терминах. С его ограниченным знанием причины и следствия он видел чудо во всем – чудо жизни в семени и яйце, чудо смерти во вспышке молнии и в зыби океана! Ничто из чудес не удивило бы его – заговорил бы зверь или остановилось солнце. Непорочное рождение едва ли показалось ему более удивительным, чем рождение каждого ребенка, который входит в мир, а чудо рыбы и хлебов не взволновали бы сильнее урожая, вырастающего из одного зерна.
Кто может осуждать его суеверие? Конечно, не набожный католик, или даже протестантский миссионер, кто даёт чудеса Библии как буквальный факт! Человек, придерживающийся логики, должен отрицать все чудеса, или не отрицать ни одного, а наши американские индейские мифы и героические истории, возможно, сами по себе, заслуживают не меньше доверия, чем истории древних иудеев. Если мы обладаем современным складом ума, который видит в законах природы величие и пышность, гораздо значительнее любого возможного единичного исключения из правил, давайте не забывать, что, в конце концов, наука не объяснила всего. Мы все еще стоим перед последним чудом, – происхождением и основным принципом жизни! Есть высшая тайна, которая является сутью поклонения, и без которой не может быть ни одной религии, и в присутствии этой тайны наше отношение не может сильно отличаться от взглядов естественного философа, кто с благоговейным страхом созерцает Божественное во всём мироздании.
Это очевидно, что пока исконная философия индейца управляла его умом, он не завидовал и не желал подражать роскошным достижениям белого человека. В своих мыслях он поднимался выше их! Он даже презирал их, поскольку возвышенный дух, подчинённый суровой цели, отвергал мягкие кровати, роскошную еду, приятное времяпрепровождение богатого соседа. Ему было ясно, что достоинство и счастье не зависят от этих вещей, а то и вовсе несовместимы с ними.
В раннем христианстве, несомненно, многое призывало человека к этому, и суровые слова Иисуса к богатым и о богатых были бы всецело понятны индейцу. Однако, религия, которая проповедуется в наших церквях и соблюдается нашими прихожанами, с её элементом показушничества и самовозвеличивания, её активного прозелитства, и открытого презрения ко всем религиям, кроме самой себя, была долгое время крайне отталкивающей. Простой ум индейца считал профессионализм проповедника, оплаченного увещевателя, и денежная церковь, недуховными и неназидательными, и лишь когда его дух был сломлен, а моральные и физические устои подорваны торговлей, завоеванием и спиртными напитками, христианские миссионеры добились какой-то реальной власти над ним. Это может показаться странным, но воистину гордый язычник в тайниках души презирал добрых людей, прибывших просветить его и наставить на путь истинный!
Но эта публичность и фарисейство были не единственными элементами чужой религии, оскорблявшими красного человека. Ему казалось отвратительным и почти невероятным, что среди этих людей, претендующих на превосходство, много атеистов, даже не пытавшихся исповедывать национальную веру. Мало того, они не только не исповедывали её, но пали столь низко, что оскорбляли своего Бога непристойными и богохульными речами! На нашем языке Его имя даже с предельным почтением никогда не произносили громко, но ещё реже с легкостью или непочтением.
Более того, даже в тех белых людях, кто исповедывали религию, мы находили много несообразности поведения. Они много говорили о духовном, но искали при этом только материального. Они покупали и продавали всё: время, труды, личную независимость, любовь женщины, и даже службы их собственной святой веры! Жажда денег, власти и завоеваний, столь характерная для англосаксонской расы, не избежала морального осуждения от её простодушного судьи, и при этом он не мог не сравнивать эти очевидные черты господствующей расы с духом кроткого и непритязательного Иисуса.
Он вовремя понял, что алкоголики и развратники среди белых людей, с кем он слишком часто общался, осуждались религией белого человека также сильно, и не должны поддерживаться, чтобы не дискредитировать её. Но было не так легко простить или оправдать чужую плохую веру. Когда видные посланцы Отца в Вашингтоне, среди них священники и даже епископы, приезжали к индейским народам и ручались перед ними в торжественных соглашениях национальной честью, с молитвой и упоминаниями об их Боге; и когда созданные таким образом соглашения быстро и бесстыдно нарушались, разве странно, что это должно было пробудить не только гнев, но и презрение? Историки белой расы признают, что индеец никогда первым не нарушал клятвы.
Моё личное убеждение, основанное на тридцатипятилетнем опыте, – что такого объекта, как «христианская цивилизация» просто нет. Я полагаю, что христианство и современная цивилизация противоположны и несовместимы, а вот дух христианства и нашей древней религии по сути своей один и тот же.
II. СЕМЕЙНЫЙ АЛТАРЬ
Американский индеец был индивидуалистом и в религии, и в войне. У него не было ни национальной армии, ни организованной церкви. Не было священника, принимавшего на себя ответственность за душу другого. Мы верили, что это – высшая обязанность родителя, и только им разрешалось в какой-то мере притязать на службу и функции священника, поскольку только его созидающая и защищающая власть подходила торжественной роли Божества.
Индеец был религиозным человеком с утробы матери. С момента, когда она объявляла о факте зачатия, до конца второго года жизни, который обычно был периодом кормления грудью, полагали мы, духовное влияние матери значило больше всего. Её отношение и тайные размышления должны были по капле вливать в восприимчивую душу будущего ребенка любовь к «Великой Тайне» и чувство братства со всем мирозданием. Молчание и уединение были правилом жизни для будущей матери. Она с молитвою бродила в тишине великих лесов, или по лону нехоженой прерии, и её поэтический ум рисовал предстоящее рождение её ребенка как появление человека-созидателя – героя, или матери героев; мысль возникала в девственном дыхании первобытной природы и продолжала грезить в тишине, нарушаемой только вздохами сосны или волнующим оркестром отдаленного водопада.
И когда день дней в ее жизни наступает – день, когда появляется новая жизнь, чудо, создание которого поручается ей, она не ищет помощи людей. Она воспитывает и готовит свои тело и ум для самой священной, какую она могла вспомнить, её обязанности. Испытание лучше встретить одной, где никакие любопытные или жалостливые глаза не смущают её; где вся природа говорит ее духу: «Это – любовь! Любовь! Исполнение жизни!» Когда священный голос приходит к ней из тишины, и пара глаз смотрит на неё в глуши, она знает с радостью, что хорошо исполнила свою роль в великой песне создания!
Теперь она возвращается в лагерь, неся чудесный, священный, самый дорогой сверток! Она чувствует её покоряющее тепло и слышит его мягкое дыхание. Это – всё ещё часть её, поскольку оба кормятся одним и тем же ртом, и даже взгляд возлюбленного не может быть слаще, чем его глубокий, доверительный пристальный взгляд.
Она продолжает своё духовное обучение, сначала молча – простое повеление указующего перста природы; потом в нашёптывающих, словно птичьих песнях, утром и вечером. Для неё и ребенка птицы – истинный народ, кто живет очень близко к «Великой Тайне»; бормочущие деревья дышат Его присутствием; падающие воды поют Его хвалу.
Если ребенок начинает капризничать, мать поднимает руку. «Тише! Тише! – предостерегает она ласково, – можно обеспокоить духов!» Она просит его утихнуть и прислушаться – послушать серебристый голос осины, или звенящие цимбалы березы; а ночью она показывает на небесный, сверкающий белыми точками след, след сквозь природу вселенского великолепия к природе Бога. Тишина, любовь, почтение, – вот три первых урока; и к ним она позже добавляет щедрость, храбрость, и целомудрие.
В давние дни наши матери оправдывали доверие, возложенное на них; и известный вождь нашего народа имел привычку говорить: «Мужчины могут убивать друг друга, но они никогда смогут одолеть женщину, поскольку на её коленях лежит в покое ребенок! Ты можешь уничтожать его раз за разом, но он так же часто сходит с этих нежных коленей – дара Великого Добра народу, где мужчина – только соучастник!»
Эта мать-дикарка пользовалась не только опытом её матери и бабушки, и правилами ее народа, принятыми, чтобы вести её по верному пути; она смиренно стремилась учиться у муравьёв, пчёл, пауков, бобров, и барсуков. Она училась семейной жизни, столь утончённой в своей эмоциональной насыщенности, терпении и преданности, у птиц, пока ей не казалось, что вселенское сердце матери будто стучит в её собственной груди. В назначенное время ребенок создает своё отношение к молитве, и почтительно обращается к Высшим Силам. Он считает себя кровным братом всем живущим существам, и штормовой ветер для него – посланник «Великой Тайны».
В возрасте около восьми лет мальчика передают отцу для более спартанского воспитания. Девочка же с этого времени находится больше под опекунством её бабушки, кто считается самым достойным защитником для девушки. В самом деле, основным трудом и бабушки и дедушки было знакомить молодежь с национальными традициями и верованиями. Их предназначением было с достоинством и властностью повторять освященные временем истории, чтобы молодые наследовали хранимую мудрость и народный опыт. Старики посвящали себя служению молодым, как учителя и советчики, а молодежь в свою очередь платила им любовью и почтительностью.
Старость была у нас в какой-то мере самым счастливым периодом в жизни. Прожитые годы принесли с собой свободу не только от бремени трудных и опасных задач, но и от тех ограничений традиций и этикета, которые неукоснительно соблюдались всеми остальными. Никто, кто был знаком с индейцем в его доме, не сможет отрицать, что мы – вежливые люди. Как правило, воин, вселявший величайший ужас в сердца своих врагов, среди семьи и друзей был образцом мягкости и почти женской утонченности. Мягкий, низкий голос считался превосходным как для женщины, так и для мужчины! При вынужденной тесноте жизнь в палатке скоро стала бы воистину невыносимой, не будь этих бессознательных сдержанности и такта, этого неизменного уважения к установленному месту и имуществу другого члена семейного круга, этого обычного порядка тишины и этикета.
Наш народ, хотя и одаренный сильными и прочными чувствами, не проявлял свои привязанности в любое время, и меньше всего в присутствии гостей или незнакомцев. Только старикам в дальнем путешествии, освобожденным от обычных правил, разрешались некоторая игривая фамильярность с детьми и внуками, более простой разговор, а порой резкость и упреки, другим строго запрещенные. Если коротко, то старые мужчины и женщины вольны были говорить, что и как им приятно, не ожидая возражений, поскольку лишения и телесная немощь, по неизбежности, выпадавшие на их долю, должны были смягчаться как можно сильнее уважением и вниманием.
У нас не было религиозной церемонии, связанной с браком, хотя с другой стороны отношения между мужчиной и женщиной расценивались сами по себе как мистические и священные. Брак, отпразднованный в церкви и благословленный священником, как представляется, может в то же самое время быть окружен обычаями и мыслями фривольного, поверхностного, и даже похотливого характера. Мы верили, что двое любящих должны соединяться втайне, прежде чем все узнают об их союзе, и должны испытать свой апофеоз наедине с природой. Помолвка могла или не могла обсуждаться и одобряться родителями, но в любом случае для молодой пары было общепринято исчезнуть в глуши и провести там несколько дней или недель в полном уединении и совместном одиночестве, и позже возвратиться в поселок как муж и жена. Обмен подарками и пирами между двумя семействами проходил обычно после, но свадебное благословение давалось Высоким Священником Бога – почитаемой и священной Природой.
Семья была не только частью общества, но и частью местного управления. Род – ничто иное, как большая семья с патриархальным главой, как естественным лидером; и союз нескольких родов посредством межродственных браков и добровольных связей составлял племя. Самое название нашего племени, Дакота, означает Объединенные Люди. Мы знали полностью отдаленнейшие степени родства, и не только для проформы: первые кузены были известны как братья и сестры; название «кузена» требовалось обязательно, ибо наша твёрдая этика запрещала брак между кузенами в любой известной степени, или другими словами, в пределах рода.
Семья, как правило, состояла из мужчины с одной или несколькими жёнами и их детьми, все они дружно жили вместе, часто под одной крышей, хотя некоторые известные и уважаемые люди могли обеспечить отдельное жилище для каждой жены. Полигамные браки были известны не только среди старых и уважаемых людей, и в большинстве своем жёны были обычно, хотя не обязательно, сёстры. Брак изредка мог расторгаться, но мы почти не слышали о неверности или безнравственности, тайной или открытый.
Говорят, что положение женщины – тест цивилизации, в таком случае положение наших женщин было прочно. В них облекался наш эталон морали и чистоты нашей крови. Жена не брала имени мужа, и не входила в его род, а дети принадлежали роду матери. Вся собственность семьи принадлежала ей, наследование велось на материнской линии, и честь дома была в её руках. Скромность была её лучшим украшением, поэтому молодые женщины были обычно молчаливы и застенчивы; но женщина, достигшая зрелых лет и мудрости, или показавшая особую храбрость в трудной ситуации, иногда приглашалась заседать в совете.
Она без споров руководила в своих владениях, и была для нас цитаделью моральной и духовной силы, пока не пришел в наши края белый, солдат и торговец, кто крепкими напитками разрушил честь мужчин, и через власть над никудышным мужем купил добродетель его жены или его дочери. Когда пала она, вместе с нею пал весь народ.
До того, как эта беда пришла к нам, Вы нигде не нашли бы более счастливого дома, чем созданного индейской женщиной. В её личности не было ничего искусственного, и так же мало неискренности – в её характере. Её раннее и последовательное воспитание, ясность её призвания, и, прежде всего, её глубокая религиозность давали ей силу и уравновешенность, которые не смогла бы победить обыденная неудача.
Индейские имена были или характерными прозвищами в игривом духе, именами поступков, детскими именами, или же имели религиозное и символическое значение. Говорят, когда ребенок рождался, какой-то случай, или необычное его появление определяли ему имя. Иногда такое случалось, но не было правилом. Человек яростного характера, с прекрасной военной репутацией, обычно носил имя бизона или медведя, молнии или смертоносной природной стихии. Другой, с более мирной натурой, мог быть назван Быстрой Птицей или Синим Небом. Женское имя обычно говорило о чем-то домашнем, часто с прилагательным «милая» или «хорошая», и женским окончанием. Имена достойные или важные должны были присуждаться стариками, и особенно, если они имели духовное значение; как Священное Облако, Таинственная Ночь, Духовная Женщина и т.п… Такое имя иногда носили три поколения, но каждый должен был в свою очередь доказать, что достоин этого.
В жизни индейца была только одна неизменная обязанность, – обязанность молитвы, ежедневного обращения к Невидимому и Вечному. Ежедневная набожность была ему необходимей ежедневной еды. Пробуждаясь на рассвете, он надевает мокасины и спускается к воде. Здесь он бросает пригоршни чистой холодной воды себе в лицо, или окунается целиком. После купания он встаёт лицом к наступающему рассвету, лицом к солнцу, когда оно пляшет на горизонте, и предлагает свое безмолвное моление. Его супруга может предшествовать или следовать за ним в своей набожности, но никогда не сопровождает его. Каждая душа должна встретить утреннее солнце, новую, душистую землю, и Великое Молчание в одиночестве!
Всякий раз, когда в ходе ежедневной охоты красный охотник встречается с картиной, поразительно красивой или возвышенной – черная грозовая туча с блистающей аркой радуги над горой; белый водопад в сердце зеленой теснины; обширная прерия, с оттенком кроваво-красного заката – он останавливается на миг в благоговении. Он не видит необходимости выделять один день из семи, как священный, для него все дни – Божьи.
Каждый поступок его жизни – в самом настоящем смысле религиозное действие. Он видит дух во всём мироздании, и верит, что получает от него мистическую мощь. Его уважение к бессмертной части животного, его брата, часто заводит его так далеко, что он с роскошью выкладывает тело своей дичи и украшает голову символическим рисунком или перьями. Потом он стоит перед ним в молитвенной позе, подняв полную трубку, в знак того, что он освобождает с честью дух своего брата, чьё тело заставила его взять нужда ради поддержания собственной жизни.
Когда все поели, женщина бормочет слова благодарности, опускает котёл; это выполняется так тихо и ненавязчиво, что незнакомый с обычаем, будет не в состоянии уловить шепот: «Дух, отведай!» Когда её муж принимает кубок или тарелку, он тоже бормочет свою благодарность духу. В старости он любит показать, как выражает благодарение. Он отрезает наилучший кусочек мяса и бросает его в огонь – самую простую и воздушную стихию.
Гостеприимство вигвама ограничено только установлениями войны. Все же, если враг окажет нам честь визитом, его доверие не будет обмануто, и он уйдёт в убеждении, что встречался с царственным хозяином! Наша честь – гарантия его безопасности, пока он в пределах лагеря.
Дружба считается самым сильным мерилом характера. Легко, думаем мы, быть лояльными к семейству и роду, чья кровь течёт в наших собственных венах. Любовь между человеком и женщиной основана на инстинкте спаривания и не свободна от желания и своекорыстия. Но иметь друга, и быть верным при любых и всех испытаниях, является высокой оценкой человека!
Самый высокий тип дружбы – отношения «друг брат» или «друг в жизни и смерти». Эти узы двух мужчин обычно созидаются в ранней юности, и разрушить их может только смерть. Это – суть товарищества и братской любви, без мысли об удовольствии или выгоде, а скорее для моральной поддержки и вдохновения. Один клянется умереть за другого, если будет нужно, и ни в чем не откажет брату, но и брат не потребует ничего, что расходилось бы с самыми высокими понятиями индейского ума.
III. ЦЕРЕМОНИИ И СИМВОЛИКА КУЛЬТА
Публичных религиозных обрядов у индейцев равнин – немного, и те большей частью современного происхождения и принадлежат по существу к так называемому «переходному периоду». Считается, что этот период берёт начало с незаметно проникающего влияния на их обычаи и поведение после встречи с господствующей расой, а многие племена были подвержены ему задолго до прекращения кочевой жизни.
Торговцы пушниной, священники «Черные Одежды», военные, и, наконец, протестантские миссионеры, были людьми, начавшими разрушение индейских народов и ниспровержение их религии; примерно семьдесят пять или сто лет назад они принудили эти племена перейти к жизни в резервации. У нас нет достоверных знаний об этих племенах до переходного периода, когда виски и торговля уже развратили их родные идеалы.
В эпоху реконструкции они изменяли свои обычаи и верования непрерывно, создавая своеобразную смесь христианства с языческими суевериями, и дополняя старый фольклор неузнаваемыми библейскими историям, подаными с индейской точки зрения. Даже на их музыке сказывается влияние католических гимнов. Большинство материала, собранного современными наблюдателями, неизбежно имеет разнородный характер.
Примечательно, что первым эффектом от встречи с белыми было усиление жестокости и варварства, возрастание тёмных теней в картине! Именно поэтому «Пляска Солнца» индейцев равнин, наиболее важная их общественная церемония, была извращена, ею стали злоупотреблять, пока она не стала ужасным проявлением варварства, и в результате была запрещена правительством.
В старые времена, когда воин сиу оказывался в пасти самой смерти, он мог предложить молитву своему отцу, Солнцу, ради продления своей жизни. Избежав неминуемой опасности, он должен был отблагодарить божественного покровителя и устроить Пляску Солнца, согласно клятве, в которой он объявлял прежде, что не боится ни пытки, ни смерти, но просит жизнь только ради тех, кто любили его. Таким образом, суровое физическое испытание было выполнением клятвы, и своего рода искуплением того, что иначе могло показаться предосудительной слабостью перед лицом смерти. Это было в характере моления и благодарственной жертвы «Великой Тайне», через материального отца, Солнце, и не выражало молитву о будущей удаче.
Церемонии обычно проводили через шесть месяцев или год с момента клятвы, чтобы тщательно подготовиться; всегда в разгаре лета, и перед большим и важным собранием. Они, само собой, включали в себя пиршество и раздачу большого дикарского богатства в честь случая, хотя это не было необходимой частью религиозного обряда.
Когда наступал день установления столба, последний приносила группа воинов, возглавляемая каким-нибудь уважаемым человеком. Выбранное дерево было от шести до восьми дюймам в диаметре у основания, и двадцати – двадцати пяти футов в высоту.
Столб выбирали и очень торжественно срубали вместе с церемонией «полной трубки», а потом несли на носилках, как символ тела человека, устраивавшего пляску. Одинокое типи ставили на ровном месте неподалеку от селения, и с такой же церемонией вблизи него в центре круглого ограждения из свежесрубленных веток поднимали столб.
Тем временем, один из наиболее знаменитых наших стариков вырезал из сыромятной кожи, а позднее из дерева, две фигуры, обычно – человека и бизона. Иногда фигурка птицы, представлявшей, как считалось, Гром, заменяла бизона. Было общепринято окрашивать человека красным, а животное – черным, каждый подвешивался с разных концов крестовины, надежно привязанной приблизительно в двух футах от вершины столба. Я никогда не слышал, чтобы этот крест имел определенное значение; вероятно, не более чем случайное драматическое совпадение увенчало Столб Пляски Солнца символом христианства.
Краска показывала, что человек, собиравшийся воздавать благодарность публично, был потенциально мертв, но ему позволило жить таинственное покровительство и вмешательство Подателя Жизни. Бизон висел напротив изображения его мертвого тела, потому что был поддержкой его физического «я» и ведущей фигурой в знаниях легенд. Следуя той же самой мысли, когда человек этот выходил из уединенной палатки и приближался к столбу, чтобы танцевать, нагой, если не считать мокасин и набедренной повязки, с распущенными и вымазанными глиной волосами, он должен был тащить за собой бизоний череп, представляющий могилу, из которой он убежал.
Танцору делали надрезы или насечки на грудной клетке, достаточные, чтобы потекла кровь и возникла боль, естественное сопровождение его метафоричной смерти. Он вставал напротив певцов, лицом к столбу, и с черепом на кожаных ремнях, которые были просто привязаны к его плечам. В более поздний период, разрезы делали на груди или сзади, иногда и там и там, через них проходили деревянные шпильки, привязанные ремешками к столбу или к черепам. Так он танцевал без перерыва в течение дня и ночи, или даже дольше, постоянно пристально глядя на солнце днем, и дуя время от времени в священный свисток из кости гусиного крыла.
В последние времена этот обряд был сильно искажён и превратился в обычный ужасающий показ физической силы и выносливости под пыткой, почти наравне с европейским представлением боя быков, или более того с современным рингом. Кроме того, вместо искупления или благодарственной жертвы, он стал сопровождать просьбы об успехе в войне, или в набеге за лошадьми врага. Число танцоров увеличилось, и они должны висеть подвешенные к столбу за собственную плоть, которую им нужно разорвать, чтобы освободиться. Я хорошо помню, как мы обсуждали в нашем жилище исчезновение этой простой, но важной церемонии, потерю ею всякого смысла и ценности под давлением деморализующих дополнений, которые были плодом первых контактов с белым человеком.
Возможно наиболее замечательная организация, когда-либо известная среди американских индейцев, была «Великая Знахарская Палатка», по-видимому, косвенный результат деятельности ранних миссионеров иезуитов. В ней легко узнаваемы европейские идеи, и кажется разумным предположить, что её создали, чтобы основать орден, который успешно противостоял бы вторжению «Черных Одежд». Как бы там ни было, неоспорим факт, что единственные религиозные лидеры, сколько-нибудь значимые, рождавшиеся среди коренных племен начиная с появления белого человека, «Пророк шауни» в 1762, и пророк-полукровка «Пляски Духов» в 1890, оба основывали свои притязания или пророчества на евангелистских историях. Таким образом, в каждом случае индейского религиозного возрождения или помешательства, которое более или менее угрожало захватчику, проявлялось отчетливое чужое начало.
Знахарская Палатка родилась среди племен алгонкинов и своими ответвлениями распространилась постепенно повсюду, в конце концов, начав влиять на сиу долины Миссисипи и создав крепкий оплот против трудов первых миссионеров. Она сохранилась, почти без изменений, практически до восстания 1862 г., когда поражение, голод и лишение свободы обратило разбитые сердца моего народа к принятию христианства, которое, казалось, предлагало им единственный проблеск доброты или надежды.
Орден был тайным, и кое в чём мало отличался от Свободных Масонов, являясь союзом или собранием многих палаток, каждая из которых имела свои отличительные песни и снадобья. Лидерство в ордене было ранжировано по старшинству, и его можно было получить только заслугами; женщинам допускалось членство в обществе на равных правах, с возможностью добиться самых высоких почестей. Никто не мог бы стать членом ордена, если не был высокоморален, все кандидаты испытывались в течение года или двух, а убийцы и неверные супруги исключались. Заповеди, провозглашенные этим орденом, были по существу те же, что и десять моисеевых, так что он оказывал прекрасное моральное воздействие, помимо его основной цели – введению в тайны правильного целительства.
В этом обществе исчерпывающе обучали, как использовать и применять на практике все известные нам лечебные корни и травы, это делали главным образом старики, более молодые члены учились, чтобы прийти на места тех, кто скончались. Моя бабушка была известной и удачливой практикующей знахаркой, а мои мать и отец были членами ордена, но не практиковали.
Знахарство или «мистическое пиршество» не был публичным занятием, разве что только при избрании новых членов, и в этих случаях все «знахарские сумки» и тотемы различных палаток выставлялись напоказ, и исполнялись особые «Знахарские Песни». Еда раздавалась только между приглашенными гостями, а не хозяевами, или палаткой, дающей пир.
«Великая Знахарская Пляска» устраивалась в случае принятия тех кандидатов, кто прошел испытание, или нового члена, призванного занять места умерших с момента прошлой встречи. Приглашения рассылались в виде маленьких связок табака. Два очень больших типи ставили в сотне футов друг напротив друга, они были полуоткрыты и соединены коридором без крыши и с колоннадой свежесрубленных сучьев. Одна из этих палаток была для общества, устраивающего пляску, и новичков, другую занимали «бойцы», чьей обязанностью было подавать закуски, и поддерживать порядок среди участников. Они отбирались из числа лучших и самых храбрых воинов племени.
По окончании приготовлений члены каждой палатки наряжались и раскрашивались согласно их ритуалам, а затем они входили в зал по отдельности гуськом, и их вел старейшина или «Великий Вождь». Стоя перед «Палаткой Бойцов», лицом на закат, их глава обращался напрямую к «Великой Тайне» в нескольких словах, после чего все протягивали вперед на уровне плеча правую руку с открытой вверх ладонью, и пели в унисон короткий молитвенный призыв, заканчивая глубоким: «Э-хо-хо-хо!». Это преставление, по-настоящему впечатляющее, повторялось перед палаткой руководителей, лицом к рассвету, после чего каждая палатка занимала свое место, а песни с плясками следовали своим чередом.
Заключительная церемония, наиболее драматическая по своему характеру, была инициированием новичков, завершивших подготовку предыдущей ночью. Они выходили теперь перед главной палаткой и вставали коленопреклоненно на ковер богатых одежд и мехов; мужчины, стоявшие по правую руку, были обнажены и раскрашены черным, только напротив сердца было круглое красное пятно, тогда как женщины в лучших одеяниях собирались слева. И те, и другие были с распущенными волосами, словно в трауре или ожидании смерти. Равное число великих знахарей, каждый из которых был назначен к одному из новичков, стояли к ним лицом в середине коридора, или, может, футах в пятидесяти.
После тихой молитвы, каждый знахарь обращался к своему подопечному, призывая его блюсти все правила ордена пред оком Мистического, и уча его обязанностям по отношению к собратьям и к Правителю Жизни. Затем все принимали позу великолепной мощи и достоинства, легко припадая к земле, словно прыгая вперед в состязаниях по бегу и крепко сжимая их знахарские сумки в обеих руках. Махнув руками вперед в тот же самый момент, они произнесли все вместе гортанное и пугающее «Э-хо-хо-хо!» Посреди безмолвного молчания, они делали шаг вперед, другой, третий, заканчивая примерно метрах в пяти от ряда коленопреклоненных жертв, размахивая священными сумками, которые словно могли вложить всю их мистическую силу в тела вступающих. Последние тотчас же падали вперед, словно потеряв жизнь.
При этой волнующей кульминации раздается сильный грохот барабанов, и пляска начинается с новой силой. После нескольких поворотов пляски на простертые тела набрасывали прекрасные накидки и другие одежды, которые позже преподносились как дары, и вступающим разрешалось вернуться к жизни и участвовать в заключительном танце. Все представление было явным символом смерти и воскрешения. Я не могу предполагать, что этот сложный ритуал с использованием публичной всем слышимой молитвы, публичной проповеди и других европейских особенностей, проводился когда-либо до сравнительно недавних времен, но, несомненно, в него добросовестно верили его члены, и в свое время люди относились к нему с почтением. Но позднее оно становилось все безнравственнее и попало под подозрение в колдовстве.
Несомненно, что индеец причислял целительство к духовным вещам, но и здесь он также был неправильно понят; фактически, всё, что он считал священным, без разбора называется «шаманством» в смысле тайны или волшебства. Как лекарь, он был сначала очень искусен и часто удачлив. Он применял только те целительные кору, корни и листья, чьи свойства он хорошо знал, используя их в форме дистилляции или чая всегда по отдельности. Его ценным открытием было желудочное или внутреннее промывание, а паровая или турецкая ванна использовалась повсеместно. Он мог весьма успешно соединить сломанную кость, но никогда не применял никакой хирургии. Вдобавок ко всему этому, знахарь обладал сильным личным магнетизмом и авторитетом, и он часто стремился восстановить равновесие больного через умственное или духовное влияние – своего рода примитивная психотерапия.
Слово сиу для исцеления – «ва-пи-йя» буквально означало исправление или воссоздание. «Пэй-жи-у-та» (буквально корень) означает лечение, и «вакан» обозначает дух или таинство. Так три понятия, порой действующие совместно, были тщательно разделены.
Важно помнить, что в давние дни «знахарь» не получал никакой оплаты за услуги, они носили характер благородного служения. Когда мысль об оплате или обмене воцарилась среди нас, и за лечение болезни стали требовать ценные подарки и вознаграждение, это повлекло за собой жадность и соперничество и привело ко многим безнравственным методам, а также к возвышению современного «фокусника», который являлся вообще обманщиком и самым гнусным мошенником. К счастью, его день фактически закончен.
Всегда стремясь установить духовное товарищество с миром животных, индеец принимал того или иного зверя как свой «тотем», символический девиз его общества, семьи или рода. Вероятно, выбранное существо было традиционной прародительницей, поскольку у нас рассказывают, что у Первого Мужчины было много жен из звериного народа. К священному зверю, птице или рептилии, представленными их чучелом или грубым рисунком, относились с почтением и несли с собой в битву, чтобы обеспечить защиту духов. Символические свойства бобра, медведя или черепахи, такие как мудрость, хитрость, храбрость, и т.п., как предполагалось, должны были мистически перейти к носителю знака. Тотем или амулет, используемые в лечении, были обычно таким же и у знахарской палатки, к которой принадлежал практикующий знахарь, хотя некоторые великие люди могли похвастаться особым откровением.
Две церемонии использовались, насколько я мог установить, повсеместно среди американских индейцев, и, очевидно, были фундаментальными. Они уже были упомянуты – «инипи», или паровая баня, и «шан-ди-ху-па-йя-за-пи», или церемония трубки. В наших легендах и традициях сиу эти две стояли выше всех остальных, потому что шли с самых древних времен и сохранились до последнего.
В нашем мифе Создания или истории Первого Человека, паровая баня была волшебством, использованным «Тем-кто-был-Сотворен-Первым», чтобы дать жизнь мертвым костям его младшего брата, убитого чудовищами бездны. На берегу Великой Воды он выкопал две круглых ямы, над одной из них он построил низкую ограду из ароматных ветвей кедра, и в ней он собрал вместе кости брата. В другой яме он развел костер и нагрел четыре круглых камня, которые он прикатил один за другим в палатку из ветвей. Закрыв все щели кроме одной, он пел мистическую песнь и одновременно брызгал водой на камни связкой шалфея. Немедленно поднялся пар, и как говорит легенда, «здесь появилась жизнь». Второй раз он разбрызгал воду, и голые кости застучали вместе. В третий раз он будто бы услышал тихое пение изнутри домика; и в четвертый раз голос воскликнул: «Брат, выпусти меня!» (Нужно заметить, что число четыре – волшебно или священно у индейцев).
Эта история показывает традиционное происхождение «инипи», которое среди индейцев считалось самым главным для очищения и обновления своего духа. «Инипи» использовалось и лекарем и больным. Каждый должен пройти очищающую баню и потом окунуться в холодную воду, чтобы подготовиться к любому духовному кризису, к возможной смерти или грозящей опасности.
Не только само «инипи», но и все, что использовалось в связи с мистическим событием, – ароматные кедр и шалфей, вода, и особенно обкатанные водой валуны, – считались священными, или, по меньшей мере, назначенными для духовных целей. Скале мы давали особое почтительное имя – «Тункан», сокращение слова сиу «Дед».
Природные валуны входят во многие наши торжественные церемонии, вроде «Пляски Дождя», и «Пира Девственниц». Одинокий охотник или воин почтительно предлагает полную трубку «Тункану», в уединенном ознаменовании чуда, для него столь же подлинного и священного как воскрешение Лазаря набожному христианину.
Есть легенда, как Первый Человек заболел, и Старший Брат научил его церемониальному использованию трубки, чтобы молиться духам для облегчения и утешения. Эта простая церемония очень обыденна, ежедневное выражение благодарности или «благодарения»; но она и клятва верности и честных намерений, когда воин участвует в рискованном предприятии, она входит в его «хамбедай», или уединенную молитву, которая как дым или фимиам поднимается к Отцу Духов.
Во всех военных церемониях и в лечении использовалась особая трубка, но дома или на охоте воин пользуется личной. Измельченный табак смешивался с ароматной корой красной ивы, и слегка спрессовывался в чашечке длинной каменной трубки. Молящийся степенно разжигал её и выпускал один-два клуба дыма; затем, стоя прямо, он молчаливо предлагал её Солнцу, нашему отцу, и Земле, нашей матери. В современных вариациях трубки предлагаются Четырем Ветрам, Огню, Воде, Скале и другим стихиям или почитаемым предметам.
Много религиозных праздников являются местными и специфичными по своему характеру, воплощая молитву об успехе в охоте или войне, о дожде или обильных урожаях, но эти два – символы нашей религии. Крещение нам заменяет «инипи», очищение паром, и в нашем святом причастии мы разделяем успокоительный фимиам табака вместо хлеба и вина.
IV. ВАРВАРСТВО И МОРАЛЬНЫЙ КОДЕКС
Задолго до того, как я что-либо услышал о Христе, или увидел белого человека, я получил от необразованной женщины понятие морали. Сама дорогая Природа помогла ей научить меня вещам, простым, но очень важным. Я узнал Бога. Я понял, что есть добро. Я увидел и полюбил истинно прекрасное. Цивилизация не научила меня ничему лучшему!
Ребенком я умел давать; я забыл эти приличия, став цивилизованным. Я жил естественной жизнью, как теперь живу искусственной. Любая милая галька была мне ценной тогда; и я почитал каждое живое дерево. Теперь я молюсь с белыми людьми перед раскрашенным пейзажем, чья цена измеряется долларами! Так уничтожен индеец; так и природные камни измельчают в порошок, делая искусственные кирпичи, из которых можно построить стены современного общества.
Первый Американец смешивал свою гордость с необычным смирением. Духовное высокомерие было чуждо его характеру и воспитанию. Он никогда не утверждал, что членораздельная речь доказывает превосходство над бессловесными тварями; он даже считал её опасным даром. Он верит в проникновенном молчании – признаке настоящего равновесия. Молчание – вот совершенное самообладание или баланс тела, ума и духа. Человек, всегда спокойно и непоколебимо сохраняющий себя в житейских бурях – не лист, трепещущий на дереве, не рябь на глади светлого озера, – вот в уме неграмотного мудреца идеал отношения к жизни и поведения.
Если Вы спросите его: «Что есть молчание?», он ответит: «Это – Великая Тайна!», или «Священное молчание – Его глас!» Если Вы спросите: «Что является плодами молчания?», он скажет: «Самообладание, истинная храбрость или выносливость, терпение, достоинство и уважение. Молчание – краеугольный камень характера». «Удерживайте ваш язык в юности, – сказал старый руководитель, Вабашав, – и к старости у Вас может созреть мысль, которая послужит вашему народу!»
В миг, когда человек почувствует идеальное тело, гибкое, симметричное, изящное и терпеливое – в тот миг он заложит основу моральной жизни! Ни один человек не может питать надежду поддерживать такой храм духа после юности, если он не сумеет сдерживать потворство своим слабостям. На этой истине индеец строит строгую систему физического воспитания, социальный и моральный кодекс, закон своей жизни.
Ещё ребенком постигал он высокий идеал человеческой силы и красоты, достичь которой можно было только строгой умеренностью в еде и в сексуальных отношениях, а также суровыми и настойчивыми тренировками. Он желал быть достойным звеном в цепи поколений, чтобы не уничтожить своей слабостью силу и чистоту крови, которых достигла ценой великого самоотречения длинная череда его предков. Иногда он должен был недолго поститься, а излишнюю энергию спускать посредством тяжелого бега, плавания и паровой бани. Физическая усталость особенно вместе со строгой диетой, являлась надежным заслоном для чрезмерных сексуальных желаний.
Личная скромность воспитывалась с ранних лет как защита, вместе с прочным чувством собственного достоинства и гордостью за семью и нацию. Частично это выполнялось тем, что ребенок с самого рождения постоянно был представлен общественному мнению. Его появление в мир, особенно, если он был первенцем, часто публично объявлялось глашатаем, и сопровождалось раздачей подарков старикам и беднякам. То же самое происходило, когда он делал первый шаг, когда прокалывали его уши, и когда он убивал его первую дичь; его ребяческие успехи и рост были известны всему роду, его более крупной семье, и он мужал со спасительным чувством, что сохраняет свою хорошую репутацию.
Юноша поощрялся к раннему служению обществу, в нем развивались здоровые амбиции лидера и подателя пиров, а им он мог стать, только будучи правдивым, щедрым и храбрым, никогда не забывая к тому же о личных целомудрии и чести. У многих церемониальных обычаев был особое моральное влияние; женщина строго изолировалась в определенные периоды, и молодому мужу запрещали приближаться к собственной жене при подготовке к войне или к любому религиозному событию.
Общественное или племенное положение индейца полностью основывалось на его личной добродетели, и ему никогда не давали забыть, что он живет не сам по себе, а среди своего племени и рода. Привычка к полному самообладанию были установлены издавна, и его не окружали неестественные условия или сложные искушения, пока он не встретился и был побежден более сильной нацией.
Чтобы строго сохранить честь молодых мужчин и женщин, у нас соблюдались, как я помню, ежегодные церемонии полурелигиозного характера. Одной из самых серьёзных был священный «Пир Девственниц», который, когда давалась впервые, был равносилен публичному оглашению, что девушка достигла брачного возраста. Глашатай, делая круг по селению среди типи, объявлял о пире примерно так:
«Милая Ласка, дочь Храброго Медведя, разожжет завтра свой первый девичий костер! Все вы, кто никогда не уступали мольбе мужчины, кто не губил свою невинность, вы одни приглашены подтвердить снова перед Солнцем и Землей, перед вашими товарищами и перед Великой Тайной целомудрие и чистоту вашего девичества. Прибудьте, о, вы, все, кто не знали мужчины!»
Все селение сразу проявляло интерес к предстоящему событию, которое по общественной важности считалось следующим после Пляски Солнца и Великой Знахарской Пляской. Оно всегда проходило в разгаре лета, когда много различных родов собирались вместе для летних празднеств, и проводилось в центре большой круглой лагерной стоянки.
Чертили два круга, один в другом, возле скалы, грубо похожей на сердце, её раскрашивали красной краской, а по другую сторону скалы в землю втыкались нож и две стрелы. Внутренний круг был для девушек, а внешний для их бабушек или наперсниц, которые, как предполагалось, прошли возраст климакса. Участниц пира окружало много публики, и порядок охраняли воины с самой высокой репутацией. Любой мужчина среди зрителей мог подойти и бросить обвинение девушке, которую он считал недостойной; но если обвинитель не сумел бы доказать обвинение, воины должны были строго наказать его.
Каждая девушка по очереди приближалась к священной скале и со всей торжественностью клала на нее ладонь. Это было религиозное объявление её девственности, её клятва оставаться чистой до замужества. Если она когда-либо нарушит девичью присягу, то добро пожаловать этот острый нож и те острые стрелы!
Наши девы честолюбиво жаждали посетить множество таких пиров перед браком, а иногда случалось, что девушка была вынуждена дать пир из-за слухов о её поведении. Так она бросала вызов сплетникам, чтобы те доказали свои слова! Подобный пир иногда давался молодыми мужчинами, для кого правила были ещё строже, и мужчина не мог посетить этот пир, если много говорил о любви к девушке. Среди нас считалось высокой честью получить заслуги на войне и на охоте, но выше всего было получить приглашение заседать в совете, если юноша не говорил ещё ни с одной девушкой кроме своей сестры.
Мы верили, что любовь к имуществу – слабость, которую надо преодолевать. Стремление к материальному, если дать ему путь, в свое время разрушит духовное равновесие человека. Поэтому ребенок должен с малых лет познать красоту щедрости. Его учат отдавать то, что он ценит больше всего, и чтобы он испытывал счастье дарения, его с детства делают семейным дарителем. Если ребенок склонен к жадности или цепляется за свои маленькие вещи, ему рассказывают легенды, повествующие о презрении и позоре, падающем на скаредного человека. Публичная раздача даров – часть каждой важной церемонии. Она связана с празднованием и рождения, и свадьбы, и смерти, и соблюдается всякий раз, когда желательно оказать честь какому-нибудь человеку или событию. В таких случаях общепринято раздать всё до полного обнищания. Индеец в своем простодушии буквально отдает всё, что имеет, родственниками и гостям другого племени или рода, но, прежде всего бедным и старым, от кого он не рассчитывает получить ответный подарок. В конце концов, это – дар «Великой Тайне», религиозное подношение, может, малоценное само по себе, но в мыслях дарителя оно несет значение и награду истинной жертвы.
О сиротах и стариках неизменно заботятся не только ближайшие родственники, но и весь род. Любящие родители гордятся, когда их дочери посещают несчастливых и беспомощных, приносят им еду, расчесывают их волосы, и чинят одежду. Имя «Винона» даруется самой старшей дочери, и ясно подразумевает эти действия, и девушка, потерпевшая неудачу в благотворительности, не будет считаться достойной такого имени.
Мужчина, искусный охотник, и его жена, понимающая их удачу, дают много пиров, куда заботливо приглашаются старейшины рода; тем самым признается, что они пережили лучшие свои дни, и теперь ничего не любят так сильно, как поесть в хорошей компании и жить прошлым. Старики, в свою очередь, стараются вознаградить щедрость хозяина небольшой речью, где они к случаю восхваляют храбрые и щедрые дела его предков, и в конце поздравляют его самого, как достойного преемника благородной линии. Так его репутация охотника и подателя пиров известна не менее чем великого воина – он имеет известное имя и считается «человеком мира».
Истинный индеец не ценит ни свое имущество, ни свой труд. Его щедрость ограничена только его силой и дарованиями. Он считает честью, когда его выбирают для трудной или опасной службы, и постыдится просить за неё награды, сказав скорее: «Позвольте выразить тому, кому я служу, благодарность за его воспитание и понятия чести!» Но он признает права собственности. Украсть у кого-то из своего племени было настоящим позором, и если это открывалось, кличка «Ваманон», или Вор, закреплялось навсегда как неизменное клеймо. Единственным исключением из правил была еда, которая всегда считалась свободной для голодного, если не было никого, чтобы предложить её. В индейской общине не существовало иной защиты кроме морального закона, ибо у нас не было ни замков, ни дверей, и всё лежало открыто и легко доступно всем посетителям.
Имущество врага – военная добыча, и всегда допустимо реквизировать его, если возможно. Однако, в старые дни было не так много грабежа. До прихода белого человека фактически было мало соблазнов или возможностей ограбить врага; но в наши дни «кражи коней» у враждебных племен стала всеобщей, и почти бесчестной. Войну мы считали установлением «Великой Тайны» – организованный турнир или испытание храбрости и ловкости с созданными правилами и «зачетами» для желающих чести орлиного пера. Она поддерживала развитие мужественности, и её мотивы были рыцарственными или патриотическими, безо всяких территориальных захватов или уничтожения братского народа. В прежние времена сражение или стычка обычно длилась целый день, с великим показом отваги и умениями в верховой езде, но едва ли с поля боя уносили больше убитых и раненых, чем уносят сейчас с поля во время университетской футбольной игры. Убивший в сражении человека должен был носить траур в течение тридцати дней, раскрасив черным лицо и распустив волосы по обычаю. Он, конечно, не считал грехом взять жизнь врага, и церемониальный траур был просто знаком почтения к ушедшему духу. Убийство не участвующих в войне сторон, вроде женщин и детей, частично объясняется фактом, что в первобытной жизни женщина без мужа или защитника находится в жалком положении, и предполагалось, что дух воина будет более доволен, если его вдова и сироты не останутся ни страдать, ни плакать.
продолжение: https://ok.ru/antiamerik/topic/65638620851143
Следующая публикация
Комментарии 56
Сенсационные подробности на своей странице раскрыл беглый (а во времена Василия Джарты и “преступного режима” – придворный) экономист Андрей Клименко.
По его словам, российские власти обязали всех силовиков, командированных в Крым, рожать как можно больше детей.
«Один из элементов стратегии РФ в Крыму, по данным нашей разведки, заключается в следующем. Всем сотрудникам “спецслужб”, то есть Госохраны, ФСБ, Следственного комитета и др, которые были отправлены в Крым на постоянное место службы (а они из русской “глубинки”, кто же поедет в Крым из тех, у кого есть дети, имущество и счета в ЕС и жилье в Москве и др.) предписано (рекомендуется) рожать как можно больше детей. Чтобы: а) получать большие служебные квартиры, которые уже строятся, б) что
...ЕщёУкраинские разведчики зафиксировали всплеск рождаемости в Крыму. Правда, причиной называется не зимний блэкаут, а традиционные происки ФСБ и Владимира Путина.Сенсационные подробности на своей странице раскрыл беглый (а во времена Василия Джарты и “преступного режима” – придворный) экономист Андрей Клименко.
По его словам, российские власти обязали всех силовиков, командированных в Крым, рожать как можно больше детей.
«Один из элементов стратегии РФ в Крыму, по данным нашей разведки, заключается в следующем. Всем сотрудникам “спецслужб”, то есть Госохраны, ФСБ, Следственного комитета и др, которые были отправлены в Крым на постоянное место службы (а они из русской “глубинки”, кто же поедет в Крым из тех, у кого есть дети, имущество и счета в ЕС и жилье в Москве и др.) предписано (рекомендуется) рожать как можно больше детей. Чтобы: а) получать большие служебные квартиры, которые уже строятся, б) чтобы дети имели место рождения – Крым … Вы понимаете зачем … Наши источники сообщают о значительном увеличении количества детей и беременных женщин. Это не шутка. Это – результаты визуального наблюдения и непосредственного общения», – сообщает Клименко своим последователям в Киеве.
ВИКТОР ЗВОРЫГИН
12:27АГОВ-кастрюлеголовые!Адекватных не касается! Увага!Ахтунг!Внимание!Зрада! Киев исключили из переговоров о Донбассе: Порошенко не позвали на «G-20».
...ЕщёУкраина обиделась: Москва стремится реализовать схему решения конфликта
в Донбассе без ее участия. РФ недооценила вклад Клима Чугункина в дело
реализации Минска-2, да и Порошенко в мятом костюме видеть за столом
переговоров европейцы больше не хотят.
Всепрекрасно
понимают, что нынешние
ВИКТОР ЗВОРЫГИН
12:27АГОВ-кастрюлеголовые!Адекватных не касается! Увага!Ахтунг!Внимание!Зрада! Киев исключили из переговоров о Донбассе: Порошенко не позвали на «G-20».
http://antifashist.com/item/kiev-isklyuchili-iz-peregovorov-o-donbasse-poroshenko-ne-pozvali-na-g-20.htmlУкраина обиделась: Москва стремится реализовать схему решения конфликта
в Донбассе без ее участия. РФ недооценила вклад Клима Чугункина в дело
реализации Минска-2, да и Порошенко в мятом костюме видеть за столом
переговоров европейцы больше не хотят.
Всепрекрасно
понимают, что нынешние лидеры Украины - безвольные марионетки, сдавшие
свой суверинитет и геополитический статус за коробкупеченек на Майдане.
Поэтому о чем общаться с говорящими куклами? Поэтому российские власти
стремятся реализовать схему решения военного
конфликта на Донбассе
без участия Украины. Такое мнение выразил директор Института
политического анализа и международных исследований Сергей Толстов.
«Это идеальная схема для Путина – решить вопрос с Францией и Германией, обозначить
нейтральный статус Украины и обозначить преобладающие интересы России на
постсоветском пространстве», - отметил политолог. По его словам, со
стороны
российского МИДа прозвучало предложение провести встречу «нормандской
четверки» в Пекине на саммите G20, хотя, как известно, этот формат не
предусматривает присутствия Украины, поэтому и сама встреча, очевидно,
будет проходить без участия главы украинского государства. Порошенко в
Пекин не зовут: зачем сильным мира сего общаться с
недоразвитыми странами уровня Габона и Сомали?
А,тем
более что украинская сторона также неоднократно осуществляла попытки
вести переговоры сепаратно, без участия Москвы, однако в таких случаях
остальные трое участников встреч в неполном формате звонили
президенту
РФ Владимиру Путину. «Без Путина этот вопрос не решается», - водин
голос заявляют в Европе, куда так хотели доскакать майдауны.
Теперь
же Украину, бесстрашно защищавшую мир от Путина, не пускают за один стол
с серьезными людьми, которые договариваются о новых союзах и
новых границах. Где будет на этих картах Украина, Киеву сообщат
https://ok.ru/profile/474773432/statuses/65662344260536
Обуздать страну-террориста: Марков об ответе России на украинские провокации...
https://ok.ru/profile/474773432/statuses/65662328794040
Стало известно, что готовились взорвать в Крыму украинские диверсанты.
https://ok.ru/profile/474773432/statuses/65662260112312
ООН требует от Киева платить пенсии Донбассу и переселенцам, которые «украла» власть
https://ok.ru/profile/474773432/statuses/65660758092728
Наглый Киевский шалман исключили из переговоров о Донбассе: Порошенко не позвали на «G-20»
https://ok.ru/profile/474773432/statuses/65660738431928
Россия подминает под себя Турцию: эксперты о встрече Путина и Эрдогана..
https://ok.ru/profile/474773432/statuses/65660614503352
Совфед объяснил, зачем России постоянная авиабаза в Сирии.
https://ok....ЕщёПутин предостерег Украину от опасной игры с Россией...
https://ok.ru/profile/474773432/statuses/65662344260536
Обуздать страну-террориста: Марков об ответе России на украинские провокации...
https://ok.ru/profile/474773432/statuses/65662328794040
Стало известно, что готовились взорвать в Крыму украинские диверсанты.
https://ok.ru/profile/474773432/statuses/65662260112312
ООН требует от Киева платить пенсии Донбассу и переселенцам, которые «украла» власть
https://ok.ru/profile/474773432/statuses/65660758092728
Наглый Киевский шалман исключили из переговоров о Донбассе: Порошенко не позвали на «G-20»
https://ok.ru/profile/474773432/statuses/65660738431928
Россия подминает под себя Турцию: эксперты о встрече Путина и Эрдогана..
https://ok.ru/profile/474773432/statuses/65660614503352
Совфед объяснил, зачем России постоянная авиабаза в Сирии.
https://ok.ru/profile/474773432/statuses/65660634229688
Путин стал образцом сильного мужчины для Трампа и Эрдогана.
https://ok.ru/profile/474773432/statuses/65660569021368
Этот подходит!
Пресс-секретарь Путина: "Когда мы распустим нашу армию, отдадим в концессии все наши природные ресурсы и продадим всю нашу землю западным инвесторам. Вот тогда нас перестанут критиковать. Но такому никогда не быть".
"...Политика «золотого миллиарда» очень проста. Как только энергопоток на душу населения в этой стране растет - она становится врагом «золотого миллиарда». И наоборот, тот режим, при котором энергопоток на душу населения сокращается - становится другом. А все остальное – байки про демократию, про коррупцию, или права человека, или свободу торговли - детали, сказки для детей, в том числе, скажем, 40-летних, цель которых приведение к власти «друзей Запада» и деиндустриализация территории, последующее снижение плотности местного населения. Попросту говоря – геноцид..."