Дождь... Уже который день он льет, барабаня по обветшалой кровле. Когда опускаются сумерки на зеленые холмы и все вокруг погружается в сон, душа тихо устремляется навстречу безмолвию.
Я слушаю шелест листвы за окном, так похожий на шепот отчаявшегося сердца.
Мерцающей на столе свече не развеять тоску. Дождь снова и снова напоминает о том дне, когда пролилась кровь невинной.
Я не мог предотвратить твоей гибели. Или не желал? Трусливая душа всему ищет оправдание.
Истерзанная пытками, ненавидимая беснующейся толпой, ты молча плакала. Кажется, даже в пустыне не так одиноко, как среди озлобленных людей.
Предвкушая долгожданное зрелище и радуясь тому, что отступница получит по заслугам, народ на площади ликовал. Губы обреченной шевелились, должно быть, она молилась в последний раз. Но кто-то вскричал:
- Что она там бормочет? Не иначе, как порчу насылает ведьма!
Удар. На рассеченной губе проступили алые капли.
О чем она молилась, глядя на людей невидящим взором? К кому взывала израненная душа? Кого просила о помощи?
Вот уже много лет я встречаю рассвет не в постели, а сидя за столом. И верная спутница моя, свеча, догорает на окне.
В предрассветном тумане, коим дышит утро, исчезает образ той, что предстает предо мною каждую ночь. А день, когда я встретил ее, буду помнить весь оставшийся срок, отведенный мне небесами.
* * *
В этот холодный край попал я по воле божьего провидения. Шотландия, дикая и прекрасная в своей суровости, погрязла в язычестве. Костры Белтейна горели на холмах и люди предавались плотским утехам.
А промозглой осенью наступал Самейн. В канун праздника Всех Святых горцы выставляли за порог дома угощения для умерших!
Святая церковь узрела в этом ересь. Костры Белтейна заменило пламя инквизиции. И я поклялся искоренить зло в землях грешников!
Королевский суд наполнился прошениями людей избавить их от ведьм и колдунов. Опасаясь божьего гнева, за кружкой доброго эля сосед доносил на соседа, муж на жену, дети на мать.
Как я торжествовал, зачитывая очередному несчастному приговор! Все они были обречены не только на телесные, но и на душевные муки.
- Ваша светлость, давеча мы изловили ведьму! Язычница сеяла ересь в душах христиан и насылала порчу!
- Приведите,- устало сказал я.
В зал вводят девицу, лица ее не вижу, лишь платье длинное скрывает ее босые ноги. Стража расступилась, я обомлел: такой чистый взгляд может быть лишь у мадонны на фресках храма. Что это, ворожба? Колдовское наваждение, развейся!
Рука уверенно берет пергамент, отвожу свой взгляд.
- Известно ли, что тебя обвиняют в колдовстве, ереси и порче? Что можешь сказать в свое оправдание?
Рыжие как всполохи пламени волосы, кожа подобна мрамору, а глаза - бездонные омуты. Такая красота создана мужчинам на погибель. Не защитит от нее святой крест!
Но почему ведьма молчит, не прячет глаз, не пытается оправдаться? Или не понимает, что ее ждет?
- Молчишь, заблудшая душа? Бог милостив, покайся в грехах.
Я говорил, а сам не желал слышать ее признания! Она не страшилась, эта гордая дочь гор. Стояла с высоко поднятой головой и смотрела прямо мне в глаза.
- Мне не в чем каяться. Не совершила я ничего дурного,- голос был подобен музыке.
- Тебя видели в лесу и на болотах,- я потряс пергаментом.- Что ты там делала?
- Я собирала травы,- смиренно ответила она.
- Травы, чтобы колдовать?
- Едва ли. К чему эти расспросы? Вы давно уж все решили за меня.
- Видит Бог, тебе хочу помочь.
- Это вы нуждаетесь в помощи,- тихо сказала девица.
- Тебя сожгут на костре,- обреченно вздохнул я. - Это смерть и вечные муки адского огня!
- Смерти нет,- она тряхнула рыжими кудрями.
- Покайся, пока еще не поздно!
- Покаяться? Мне рассказать, как прекрасны холмы, покрытые вереском, в лунную ночь? Поведать, как солнце встает над лесом и лучами касается священных камней? Тогда слышится их песня, дающая силу.
- Молчи, безумная! - я пытался остановить ее.
- Когда пастух гонит стадо на пастбище, а волынщик играет пиброх, хочется танцевать и смеяться. Это сродне молитве. И сила заветных трав, собранных в лугах, помогает от хворей и бед не хуже креста. Но разве ведомо о том вам, называющим себя воинством божьим?
- Подобными речами ты подписала себе приговор! - вскричал я, вскакивая со стула.
- Его уже давно подписали. Но я жила не зря. И мне известно, что такое любовь и сострадание.
- Уведите!
Она шла, не оборачиваясь. Но я чувствовал огонь, бушующий в ее душе.
Последующие дни рыжеволосую ведьму пытали и каждый болезненный стон разрывал мое сердце на части. Я закрывал глаза, уверяя себя в том, что так действуют колдовские чары.
* * *
Вдоль смрадных, грязных улиц шли босые ноги. Серое платье висело мешком. Рыжие волосы спутались. И пусть руки были связаны, но голова гордо поднята и сама она походила на ангела. Бывает ли у ангелов такой безжизненный взгляд?
Народ на площади жаждал дотянуться до ведьмы. Стража отгоняла тех, кто бил ее, плевал и обрывал куски одежды, что и так превратилась в лохмотья.
Девушка молча поднималась на помост. Теперь, привязанная к столбу, она молча выслушала приговор и обратила взор к небесам. Но когда пламя охватило бревна, а в воздух взвились искры, сквозь крики до меня донеслись слова проклятия.
Изумленные люди в страхе осенили себя крестом, когда небо вдруг заволокло тучами, грянул гром, сверкнула молния.
На землю обрушился ливень и разогнал толпу. Люди оставили ведьму и догорающий костер.
Казалось бы: правосудие свершилось, радуйся. Но отчего я был так глубоко несчастлив?
Я уходил с площади, а вслед мне все еще неслось проклятие. Я слышал голос и видел перед собою деву с зелеными очами, объятую огнем.
Отныне ее образ неотступно преследует меня. Она является по ночам, чтобы снова и снова обвинять меня. Больше ни одной казни я провести не смог.
Лики мадонн с грустью и укором взирают на меня. В нежной мелодии флейты я слышу голос ведьмы. И нет мне покоя ни днем, ни ночью.
Однажды она позовет меня за собой и я пойду, не в силах воспротивиться.
Но как скоро это случится? Я так устал сгорать в пламени каждый божий день...
© Copyright:
#АннаГринина, 2021
Свидетельство о публикации №221072701575
Комментарии 3