Предыдущая публикация
Излишняя мнительность
Погода установилась шикарная, солнечная, безветренная, с умеренным морозцем. После Нового года снежка подсыпало и теперь все деревья им украшены. В такую благодать грех дома киснуть, это я и без наставлений супруги понимаю. Всё нутро на волю рвётся, а куда именно, никак не определюсь. Шляться по городским улицам, вдыхая автомобильные выхлопы, удовольствие так себе. Можно в парке погулять, только долго не получится, холод проберёт. Многие хорошо проводят время на дачах, но ехать туда зимой мне совсем не хочется.
Так что наилучшим вариантом активного досуга я избрал лыжные прогулки. Ну не совсем я, а с Ирининой помощью, конечно. Всё это замечательно, только для реализации задумки не хватало самой малости – лыж. Ирина дама решительная, расплываться в мечтах не любит и поэтому прямо с утра заявила: «Собирайся, пойдём тебе лыжи покупать и спортивный костюм заодно».
Купили, всё подготовили, решив отправиться на покатушки послезавтра. Ну и что? А в то самое послезавтра оттепель разразилась с плюсовой температурой и потопом. Водные лыжи как вид спорта я уважаю, ничего против не имею, но извините, на занятие им не подписывался. В ближайшие дни слегка подморозит, а толку-то? Снежный покров и без того негустой, уменьшился, напрочь уничтожив лыжню. Какое тут катание? Получится что-то типа «Стою на асфальте я в лыжи обутый…». Короче говоря, ждём опять подходящей погоды.
Но и без лыж мне скучать не приходится. Рассказывал я в прошлый раз, что Евгении Васильевне лечение назначил, включая капельницы. А кто их делать будет? Поликлиника отпадает – назначения-то неофициальные. Знакомых медиков, за моим исключением, у неё нет. Вот теперь и подвизаюсь на досуге медбратом-добровольцем. Когда пришёл делать первую капельницу, мнительная Евгения Васильевна выдала целый букет новых «смертельных» симптомов:
– Юра, мне всё хуже становится. Никогда такого кошмара не было. Я, наверное, слягу и больше не поднимусь.
– Что за кошмар, Жень, давай поподробней?
– Приступы начались, сердце бьётся как бешеное, дышать тяжело, прямо задыхаюсь.
– Проходит само по себе?
– Я в…идол с гл…цином беру под язык, полежу и постепенно проходит.
Хотел было спросить, не болит ли в груди, но передумал. Ведь таким наводящим вопросом у мнительного человека можно спровоцировать соответствующий симптом. Не болело, так непременно заболит.
Настоящего полноценного кардиографа у меня нет, зато имеется его альтернатива, миниатюрное устройство, размером не больше банковской карты, через блютуз пишущее ЭКГ на смартфон. Штука неплохая, но довольно капризная, к ней нужно приноравливаться. Так вот при помощи этого изделия посмотрел я и не увидел у Евгении Васильевны никаких сердечных проблем. Была незначительная синусовая тахикардия, но это не повод для беспокойства.
– Женя, ничего ужасного у тебя нет, – твёрдо сказал я. – Ты как узнала про это чёртово пустое седло, так себя и накрутила.
– Юр, ты думаешь я притворяюсь, что ли? – обиженно спросила она.
– Нет, это не притворство, а мнительность. До МРТ ты только на головную боль жаловалась, а теперь вообще вся расклеилась.
– Я в интернете прочитала, что тахикардия очень опасна, сердце может остановиться.
– Женя, в интернете ещё и не такое встретишь. Давай прекращай …рнёй заниматься, поищи лучше что-нибудь для души. Там же есть много хорошего, фильмы, музыка, рецепты кулинарные, чтение интересное. Ну какое удовольствие в болячки погружаться? Ты таким макаром в депрессию скатишься.
– Я уже скатилась. Может какой-нибудь антидепрессант посоветуешь, чтоб повеселей было?
– Нет, антидепрессанты не веселят, они приводят настроение в норму. Ты пойми, Жень, здесь всё от тебя зависит. Отвлекись чем-то, гуляйте, в кино, в театры ходите с Фёдором. Меня Ирина к активности только начала приучать, а я уже намного живее стал безо всяких антидепрессантов. Уясни, у тебя нет ничего смертельного. А то, что есть, выеденного яйца не стоит.
– Во-во, правильно, Иваныч, – поддержал меня Фёдор. – Она на болезнях зациклилась и ни о чём другом не хочет думать.
После этой беседы и на фоне капельниц состояние Евгении Васильевны заметно улучшилось, упаднический настрой почти исчез. Причиной плохого самочувствия послужил не синдром пустого турецкого седла, а невротическое расстройство и вызванный им разлад вегетативной нервной системы. Тахикардия с одышкой здесь как раз из той оперы.
В таких случаях можно назначить препарат, урежающий сердечный ритм, но он будет играть лишь второстепенную роль. А в главной выступает успокоение. Для его достижения не нужны сильнодействующие средства, недопустимо загружать пациента, превращая его в зомби. В первую очередь надо отвлечь его, переключить на что-то позитивное.
И есть ещё нюанс. С ипохондричным мнительным пациентом нельзя сюсюкать, нельзя выказывать излишнюю обеспокоенность его состоянием. Но и пренебрежение с раздражением, тем более хамство абсолютно неуместны. Тон общения должен быть ровным, спокойным и доброжелательным, без крайностей. А для этого необходимы терпение и сдержанность.
***
В выходные и праздники транспорт работает плохо. Если это упустить из вида, на работу можно запросто опоздать. Вот потому вышел я из дома пораньше, чтоб с дальней остановки уехать на автобусе другого маршрута. Хотя плюс тоже имеется: в такие дни транспорт свободный, непереполненный, едешь в человеческих условиях.
На этот раз в «телевизионке» аншлага не наблюдалось. Ничего удивительного, сейчас вызовов много, для «скорой» и прочих экстренных служб самое напряжённое время.
– Приветствую всех! Ну как, заездили? – поинтересовался я.
– Не скажу, что заездили, но вызовы все какие-то дурацкие, – ответил врач Анцыферов. – Вчера вечером один <чудак> на мопеде в помойку врезался.
– Пьяный, что ли? – спросил врач Данилов.
– Нет, …ля, трезвый в белом смокинге! – саркастически сказал Анцыферов. – Какой трезвый будет зимой на мопеде рассекать?
– Ну и что с ним? – спросил я.
– Открытая черепно-мозговая. Лобную кость расколол, вроде бы и мозг повредил. Но я не разглядел как следует. Самый прикол в том, что сначала был в сознании, хоть и оглушённый. Потом вырубился, в кому ушёл.
– Ха, сам себе лоботомию сделал! – сказала фельдшер Захарова. – А у нас почти все вызовы то на перепои, то к заср…м. На Новый год всего наготовили, сразу не съели, теперь доедают, потом блюют и дрищ…т.
– ОРВИ пошли, – сказала фельдшер Шишкина. – В прошлую смену так много не было. Потому что шляются везде и детей с собой таскают. Не сидится дома-то.
– Ну, Ольга Геннадьевна, ни к чему такая строгость, – возразил я. – Вы что предлагаете, все каникулы в четырёх стенах просидеть? Это будут уже не каникулы, а домашний арест. Людям тоже хочется отдохнуть и развеяться.
– Вот-вот, они развлекаются, а мы из-за них пашем круглые сутки,
– У нас работа такая, что поделаешь, – сказал я.
– Нет, Юрий Иваныч, – не согласилась Шишкина. – Наша работа всегда такая, но раньше по столько вызовов не было.
– Что было, то прошло, – ответил я. – Те времена уже не вернёшь. Надо приспосабливаться к тому, что есть.
Откровенно говоря, и сам я ещё недавно рассуждал как Ольга Геннадьевна, мол, обнаглел народ, избаловался, на каждый чих, по всякой ерунде «скорую» вызывает. А потом дошло до меня: люди и времена стали другими. Можно сколько угодно возмущаться, сотрясая воздух, только от этого не изменится ровным счётом ничего. Нам нужно быть реалистами и не питать призрачных иллюзий.
Долгого и приятного безделья не получилось. К половине девятого всем дали по вызову, никого не обделили. Нам досталась женщина пятидесяти четырёх лет. Она теряла сознание, но видимо никак не могла потерять, поскольку самолично вызывала.
Открывшая нам дамочка, невысокая, полненькая, румяная, была крепко поддата и совсем не походила на умиравшую:
– Проходите, пожалуйста, сейчас я стульчики вам принесу.
Когда мы уселись, она спросила:
– А можно я вам всё по-честному расскажу?
– Даже нужно, – ответил я. – Внимательно слушаем.
– Я вчера чуточку позволила, юбилей у меня, две пятёрочки, пятьдесят пять! Сами понимаете. Сегодня надо было на работу, а я не смогла…
– Больничные и справки не даём, – твёрдо сказал я, понимая, куда она клонит.
– Я знаю, мне сейчас не надо ничего. Просто напишите у себя, что мне было плохо, а я завтра приду и попрошу справку, что «скорую» вызывала.
– Хм, почему-то ничего плохого не видно, – заметил я. – Наоборот, вы выпили и вам хорошо.
– Ну у меня же юбилей, – жалобно сказала она.
– Когда он у вас был? – спросил фельдшер Герман.
– Будет… Четырнадцатого. Ну что тут осталось-то? – смущённо ответила она.
– Ага, то есть вы заранее начали? – уточнил я.
– Да, так получилось. Я вас очень прошу, пойдите навстречу! Ведь я тоже в медицине работаю!
– И кем же? – поинтересовался я.
– В пятой больнице…
– Кем вы там работаете?
– Буфетчица. Но всё равно и с врачами, и с сёстрами пересекаемся, у нас один коллектив. Я сегодня не вышла и со сменщицей не дали поменяться. Теперь с меня будут документ требовать. Уж напишите, пожалуйста.
– Так, ладно. Карту вызова мы по любому оформим, только написанное вам не понравится.
– А что вы там напишете?
– Всё, как есть, включая алкогольное опьянение.
– Ой, да вы что?! Никакого опьянения у меня нет, я сегодня ни капли не выпила, это от вчерашних пор осталось!
– Мы не наивные мальчики, не надо нам сказки рассказывать.
– Ну я же не валяюсь, не ругаюсь, нормально разговариваю. Просто напишите давление, да и всё!
– Знаете, ответственность за служебный подлог никто не отменял. Так что мы вам тут не помощники.
– А кто узнает-то? Я что, побегу всем рассказывать?
– Нет-нет, это не обсуждается, – твёрдо сказал я.
– А если я к частнику приду, мне дадут больничный? – не отступала она.
– Понятия не имею.
– Я вам ничего подписывать не буду!
– Ну и ладно, как скажете. Всё, до свиданья.
Не стану отвечать за всех, но лично я не ведусь на такие просьбы. Это только кажется, что всё останется шито-крыто, а потом возьмёт и вылезет оттуда, откуда не ожидаешь. Про служебный подлог я не ради красного словца упомянул. Не помню, рассказывал или нет про завотделением одной из больниц, влипшего в дурную историю.
Некому гражданину обвиняемому в преступлении, не знаю каком, должны были избрать меру пресечения в виде заключения под стражу. Сидеть в СИЗО ему страсть как не хотелось и решил, что в больнице всё ж получше будет. Мне неведомо, за взятку или за красивые глаза, но вопрос был решён положительно. Лёг гражданин в больничку с якобы черепно-мозговой травмой.
Всё бы хорошо, только правоохранители тоже не дураки. Опять же, не знаю как, но вывели обоих на чистую воду. В итоге хитрый обвиняемый всё же отправился в СИЗО, а заведующий получил условный срок за служебный подлог. Так что мне почему-то не хочется повторять печальный опыт коллеги.
Следующий вызов был, мягко скажем, нехорошим, вынуждающим грязно ругаться: лёгочное кровотечение у мужчины сорока четырёх лет, больного туберкулёзом. Диспетчер Надежда даёт непрофильные вызовы, как правило, находящиеся поблизости и тем самым лишает нас оснований для протеста. До места рукой подать, мы самая ближайшая бригада, поэтому отказаться не выйдет.
Квартира находилась на первом этаже древнего барака. Родители больного вид имели потрёпанный и были хорошо выпивши. Но к их чести надо сказать, вели себя достойно, без агрессии, истерики и пьяных слёз.
– У нас сын умирает, – сказала мать. – Кровь горлом пошла.
– Туберкулёз? – коротко спросил я.
– Да, ещё в колонии заболел.
В таких ситуациях долгие разговоры неуместны, и мы поспешили заняться пациентом.
С землистым лицом, худой, он лежал в постели, будто спал. Дыхание было хоть и частым, но поверхностным, непродуктивным. Съеденные туберкулёзом лёгкие не могли усваивать живительный кислород. Рот и подбородок, опачканные запекшейся кровью, безобразно низкие давление и сатурация, буквально вопили о крайне тяжёлом состоянии больного.
– Олег, слышишь меня? – окликнул я его.
– …Да, – тихо ответил он. – Увезите на больничку…
– Увезём-увезём, только сначала покапаем.
Прежде чем хватать и везти, состояние больного надо стабилизировать, иначе жизнь легко может уйти от малейшего толчка. Дали кислород, зарядили капельницу, и пока длились эти процедуры, появилась возможность побеседовать, полноценно собрать анамнез.
– Он хоть лечился после освобождения? – спросил я.
– Да, лежал в тубдиспансере долго, стало получше, а потом опять. Уж и кормим его хорошо, себе во всём отказываем…
– Давно он в таком состоянии?
– Перед новым годом сильно ослаб, почти не вставал. Говорили ему: «Олег, ложись в больницу, дома не вылечишься!». А он ни в какую, упёрся: «Вот Настюха вернётся, тогда и лягу». Дочка его, наша внучка, она в Москве сейчас, должна приехать на той неделе.
Результаты помощи особо не порадовали. Давление чуть поднялось, а сатурация почти не изменилась. Что ж, высиживать дальше смысла не имело, поэтому на носилках принесли в машину и повезли в туберкулёзный стационар. Но не довезли, по дороге Олег умер, и реанимация была заведомо безуспешной. Поэтому конечной точкой маршрута стал судебный морг.
Вот и ещё один «лишний» человек этот мир покинул. Бесславно жил, бесславно умер, как будто и вовсе не было его на свете. Кто-то скажет, мол, ну и пусть, туда ему и дорога, всё равно пользы никакой. Может и так, только общество, в котором человеческая жизнь и гроша ломаного не стоит, вряд ли имеет хорошие перспективы.
После освобождение поехали на «скорую» машину и оборудование дезинфицировать, как-никак с туберкулёзом шутки плохи. Мы, такие «грязнули», оказались не одиноки. Обработки ждали ещё три бригады, а дезинфектор Галина Петровна одна единственная.
– Да куда уж вы ездите? – возмущённо спросила она. – Тринадцатая обосс…, двадцать первая и пятнадцатая в крови, у вас туберкулёз!
– Так мы же не выбираем, что дадут, туда и едем.
– Ужас! Юрий Иваныч, пока не забыла. Мне сегодня такой сон необычный приснился! Дайте я расскажу быстренько. Значит сижу я за длинным столом, еда шикарная, люди незнакомые сидят, как будто праздник отмечаем. Вдруг ко мне Андрей Малахов подошёл и спрашивает, строго так: «Вы почему ничего не едите?». Протягивает мне тарелку, а на ней какая-то колбаса противная. Говорю: «Нет, я такое не люблю!». Он ушёл, смотрю, передо мной бокал вина стоит. Я потянулась к нему и всё, проснулась. Вот скажите, как психиатр, к чему этот сон?
– К тому, что надо меньше телевизор смотреть, а немножко винца выпить не грех, – ответил я.
– А что, завтра с работы приду и выпью! Скажу врач посоветовал. Ладно, ждите, сейчас и до вас доберусь.
– Ну а куда мы денемся?
Ожидание затянулось более, чем на час, но обед просить не стали, рановато было. Вызов дали на этот раз вроде как профильный: психически больной семидесяти двух лет закрылся в квартире. Почему «вроде как»? Да потому что он мог не открыть по разным причинам, а не только под влиянием психоза. Подобные вызовы в прошлом году частенько бывали, тогда как раньше, наоборот, являлись редкостью.
Этот больной давний, хорошо знакомый не только психиатрической, но и многим другим бригадам. О нём я раньше рассказывал, если не ошибаюсь, дважды. Многолетними возлияниями человек покалечил свою психику, заработал алкогольный бред ревности, которым изводил жену. Пить он прекратил, состояние стало получше, однако о выздоровлении речь уже не идёт. Поздно.
К нашему приезду полиция со спасателями были на месте, здесь же находилась и вынужденно бездомная супруга пациента.
– А он точно дома? – спросил я её.
– Точно, он уж больше года никуда не выходит.
– Как себя ведёт? Получше?
– Да, стал намного спокойней, сильно не ругается. Так, иногда побормочет, я уж привыкла, не обращаю внимания.
– Как он себя чувствует?
– По-всякому бывает. У него ноги плохо ходят, да и вообще ослаб.
– А когда вы уходили, он за вами запирал?
– Нет, я сама, а он потом изнутри на другой заперся, у меня от него нет ключа.
Давно заметил, что для профессионалов нет неприступных преград. Эта дверь казалась мощной, крепкой, способной выдержать взрыв. А вот поди ж ты, спасатель малость поколдовал, и она гостеприимно открылась.
– Живооой! – раздалось из квартиры.
Пациент лежал в комнате на полу лицом вниз, находясь без сознания. Перекладывать на кровать его не стали. Зачем, ведь всё равно надо госпитализировать?
Давление оказалось не просто высоким, а зашкаливало до совсем уж запредельных значений. Кожа горячая, потная, будто от лихорадки. Носогубная складка с одной стороны сглажена, угол рта опущен. Патологическое дыхание вызывало серьёзные опасения.
По всему было видно, что больного сразил геморрагический инсульт. Не теряя времени, оказали помощь и увезли в сосудистый центр. На КТ диагноз подтвердился, что означало полное отсутствие шансов на выживание. Ничего не поделаешь, уж такова судьба.
После освобождения нас ждал обед. Несколько дней назад меня вдруг потянуло к самой простой, можно сказать, примитивной пище. Любимыми блюдами стали вермишелевый суп и варёная картошка, посыпанная укропом. Их-то я и взял на обед.
Мы изначально предчувствовали, что отдых долгим не будет, потому и не ложились. Вызов дали всего через час: психоз у мужчины сорока под вопросом лет. Поехали безотлагательно, поскольку сие безобразие происходило на улице, да ещё и вызвал не абы кто, а полиция.
В спальном районе, на дороге между домами, творилось форменное непотребство. Бомжеватого вида мужичонка, стоя на коленях, обеими руками плескался в луже, будто что-то искал. За ним снисходительно наблюдали двое полицейских, а чуть поодаль стояла группка мальчишек, увлечённо снимавших происходящее на телефоны.
Прямо сходу, без всяких приветствий, я «наехал» на полицию:
– Мужики, вы чего творите? На …рена это шоу? Вы ещё билеты начните продавать!
– А мы что сделаем? У него «белка», – ответил один из полицейских.
– Ну так посадили бы к себе в машину, пока нас ждали. Зачем зрителей-то собирать?
– Куда его сажать, он всё перепачкает! У нас «стакана» нет.
– Хотя бы от лужи оттащили! – не отступал я.
– Оттаскивали, а он всё равно туда лезет, якобы там айфон утонул.
– Вы хоть досмотрели его? Документы есть? – спросил я.
– Да, вот паспорт. В <Подмосковном городе> зарегистрирован. Как сюда попал не говорит.
Мои парни, предварительно надев перчатки, силой уволокли болезного в нашу машину. Постелили на носилки одноразовую простынь, усадили и начали беседу:
– Как тебя зовут, уважаемый?
– <Абстрактная нецензурная брань>.
– Перестань ругаться! Как тебя зовут?
– Виктор. <На фига> мне эта подводная лодка? Чё за беспредел, <распутная женщина>? Майор пришёл, кричит: «Давай плати за два ящика и приёмник!». Там оружия <до фигища> и все стоят смотрят! Ракета бууух, и я…
– Стоп. Ты зачем в луже-то бултыхался? Подводную лодку искал?
– Я её не удержу, …ля буду! Пусть мне айфон принесут!
– Виктор, ты сейчас где находишься?
– <Загребала> меня эта база! Когда я домой пойду?
– Где ты живёшь?
– Я солдат, <самка собаки>!
– Военный, что ли?
– Я солдат на подводной лодке, пошли все <в звезду>! Айфон мне сюда! Я <имел> того майора!
Увезли мы болезного в наркологию с алкогольным делирием. Но так и осталось непонятным, что это за человек и как очутился в нашем городе. Лишь одно можно утверждать: военная служба обошла его стороной. Иначе бы знал, что на флоте не солдат, а матрос, не майор, а капитан третьего ранга. Ладно, может очухается, придёт в себя.
Затем поехали к умирающему мужчине шестидесяти пяти лет с низким давлением.
– Да что сегодня за <распутство>? Одни умирающие! – не сдержался я.
– Не утрируй, Иваныч, – флегматично сказал водитель Владимир. – Ещё только второй.
– А тебе мало?
– Дык это не от меня зависит. Но вообще, бог троицу любит.
– Типун тебе на язык, Вова!
Супруга больного, с залитым слезами лицом, обречённо сказала:
– Он вроде не дышит… Всё…
К сожалению, она оказалась права. Жизнь безвозвратно покинула пациента. Тело было ярко-жёлтым, на фоне общей худобы резко выделялся неестественно большой живот.
– Печень? – спросил я.
– Да, цирроз, – ответила новоявленная вдова, утирая слёзы. – Вон, на столе все выписки.
– Выпивал, что ли?
– Нет! Вот именно, что нет! В молодости мог иногда стопочку выпить, а потом всё, даже не нюхал! За что ему такая смерть? Другие всю жизнь пьют и ничего им не делается. Ой, как несправедливо.
– Давно болел?
– С двадцать первого года. Лечился как положено, всё, что назначено принимал, диету соблюдал. Перед Новым годом в больнице лежал. Я к врачу пришла, думала обнадёжит, а она прямо сказала, мол, всё, готовьтесь, долго не проживёт…
Законстатировав и объяснив вдове дальнейшие действия, мы ушли. Большинство людей уверены, будто цирроз печени – удел алкашей. Действительно, чаще всего он вызван токсическим воздействием. Однако существует масса других причин его развития. Есть ещё криптогенный цирроз, этиология которого неизвестна. Так что на больных, страдающих этим недугом, не нужно спешить навешивать ярлык алкаша.
Следующий вызов был к психически больной семидесяти трёх лет, которая плохо себя чувствует. Нда, какой-то непонятный повод. Психоза нет, иначе бы написали. А плохое самочувствие бывает, как известно, не только у психически больных.
Пациентка, весьма моложавая, опрятная, интеллигентного вида, выдала поток жалоб, не дожидаясь вопросов:
– Так плохо ещё никогда не было! Я вся расклеилась, полностью. Не сплю совсем, мысли ужасные, ничего не ем, не пью, кусок в горло не лезет. Страх, тревога, аж в груди всё замирает…
– Елена Дмитриевна, вы у психиатра наблюдаетесь?
– Да, конечно, уж лет пятнадцать. Но меня только в четвёртом отделении спасают. Полежу там и после этого месяца три хорошо себя чувствую.
– Ясно. Скажите, пожалуйста, что вы хотите от нас?
– Мне надо опять туда ложиться, а сейчас каникулы, направление не дадут. Девятого народу будет много, я не выдержу столько времени в очереди. Так ещё и анализы придётся сдавать…
– Елена Дмитриевна, ну вы же сами должны знать, что по «скорой» в четвёртое отделение не госпитализируют. Эти правила не нами придуманы.
– Ой, ну может в виде исключения? Я очень вас прошу, я отблагодарю!
– Никак не получится, даже при всём желании.
– А если я скажу, что у меня мысли о самоубийстве?
– Тогда увезём без вопросов. Но не в четвёртое, а в закрытое, где лежат больные с психозами.
– Ой, нет-нет-нет, вы что! Я ещё не в маразме! Не надо, я тогда тринадцатого пойду, в понедельник. Всё, извините!
– Пожалуйста, до свиданья!
Если помните, подобные вызовы у нас бывают время от времени. В четвёртом отделении условия санаторные, персонал вежливый, жёсткого надзора нет, можно пользоваться всякими гаджетами, разрешён свободный выход, на выходные и праздники домой отпускают. Лечатся там пациенты с невротическими расстройствами, люди вменяемые, адекватные. Для многих из них в этом отделении как мёдом намазано. Всеми силами туда стремятся, будь их воля, так бы и жили там. Но самое главное, что нет никаких способов исправить эту ситуацию. Хотя может и не стоит ничего менять, пусть всё идёт как идёт…
Освободившись, поехали к избитому мужчине тридцати одного года, ожидавшему нас у магазина «Семёрочка».
Почему-то я представлял пострадавшего лежащим, жалобно стонущим, не способным пошевелить ни рукой, ни ногой. Но, как водится, ожидание и реальность оказались абсолютно разными. Коротко стриженный, с окровавленным безумным лицом, в куртке нараспашку, он матерился и выкрикивал угрозы, только непонятно, в чей адрес. На нём буквально висела пьяная бабёнка и как могла, успокаивала:
– Рома, ну всё, Рома, успокойся! Я тебя люблю, Рома! Успокойся, пожалуйста, <распутная женщина>!
– Что тут такое? – спросил я.
– Чё ты хочешь, <самка собаки>?! Ща <ушибу>, нах! – как и положено потомственному интеллигенту, ответил он.
– Рома, перестань, это врачи! – крикнула бабёнка. – «Скорая» приехала, ты дурак, что ли?!
Да, его подруга была права. Дурак, он и в Африке дурак. Тем более пьяный. Рома не желал ничего понимать, продолжая вести себя агрессивно. Усмирение дебоширов не входит в наши обязанности, поэтому мы вызвали полицию. Но внезапно Рома рванул с места и умчался в неведомую даль, увлекая за собой подругу. Вот и славно, трам-пам-пам! Проблема рассосалась сама собой и дав отбой полиции, мы со спокойной душой уехали.
На этом завершилась моя смена. Хотел я было назвать её дурацкой, но тут же подумал: «А что мне, собственно, не понравилось?». Обычная посленовогодняя смена, можно сказать, традиционная. В это время всегда так бывает. В общем пресёк я своё недовольство и со спокойной душой домой отправился.
Все имена и фамилии изменены
автор канал на дзене - #УжасноЗлойДоктор
Следующая публикация
Нет комментариев