Предыдущая публикация
Порчельник
Художник Вильгельм фон Гегерфельт
- Голова... моя голова!.. Оторвали. Забрали. Спрятали... Где теперь искать?..
Странный, словно искажённый помехами голос всё бубнил свои жалобы, а под половицами ещё сильнее да громче скрипело и шоркало.
- Кто это? – чуть слышно выдохнула Тася, и снизу немедленно откликнулись, повторили будто с издёвкой. – Кто это... кто это... кто?..
- Похоже на эхо... – Ксю с силой притопнула по полу и прислушалась. - Сквозняк и эхо... да, Тим?
- Нет, - парень покачал головой. - Это что-то другое.
- Другое, другое, другое... – проскрипело под досками, а потом опять спросило про голову.
- Оторвали да бросили... голову мою. Спрятали. Забрали. Не видали вы её? Где теперь искать?..
Не видели мы вашу голову! – собралась было выкрикнуть Тася, да что-то мягкое легонько пришлёпнуло её по губам, вынуждая молчать.
Беззвучно ахнув, девушка отшатнулась, а голос заблажил ещё жалобнее:
- Голова моя... головааа... Плохо мне без головы... Темно! Страшно!
- Не отзывайтесь ему! – закашлялся дед от печки. – Поняли меня? Молчите!
- А вы... вы не боитесь говорить? Вам, значит, можно, а нам - нельзя? – вредная Ксю не желала слушаться деда.
- И вам можно. Только порченому не отзывайтесь. Тогда на голос придёт. Голову оторвет, а себе приладить не сможет.
- Почему не сможет? – машинально переспросила Тася и в испуге зажала рот ладонью.
- Размерчик не подойдёт. – хрипло рассмеялась Ксю, и Тим немедленно погрозил ей кулаком.
- Договоришься ты... - вздохнул дед. - Сама не заметишь, как порченому ответишь. Тогда считай – всё.
В ответ Ксю постучала себя по лбу, а Тася тоненько всхлипнула.
- Голова, голова... Моя голова... – откликнулся снизу порченый. – Не видали её? Кто нибудь!
- И долго он будет так жаловаться? – голос Тима немного дрожал.
Не хотелось выказывать страх перед девчонками, но от завываний порченого, да и от самого дедова дома всё острее продирало холодком позвоночник.
Куда же их занесло нынешней ночью? Смогут ли они отсюда уйти?
- Жаловаться? Дак пока не надоест. Он редко приходит. Только когда новеньких почует.
- Он может сюда войти. Да? И та полоса ему не помешает? – Тася показала рукой на рассыпанную дорожку золы у порога.
- Если отзоветесь ему – войдёт. И большачонок его не удержит. Да ты не куксись. Тебя большачонок в обиду не даст. Вона, крутится рядом, следит, чтобы лишнего не сболтнула.
Тася немедленно огляделась, но никого не увидела. Только снова лёгкое да пушистое мазнуло по руке, словно подтверждая дедовы слова.
- А кто такой порченый? – спросил деда Тим. - Откуда он взялся?
- Порченый? Человек то. А мается потому, что за порчельником подглядел. Ясно?
- Не совсем...
- Порчельниками у нас колдунов называли. Из тех, что заломы на поле крутили. Один от нашей деревни недалеко проживал. Яшка Косой. Девки его взгляда пуще огня боялись, старались в глаза не смотреть, чтоб не попортил.
- Яшка... – поморщилась Ксю. – Неподходящее имя для колдуна. Смешное.
- Настоящего-то имени его никто не знал. Имя ведь ключ. Через него на любого человека управу найти можно. А колдуна обезвредить...
- А у безголового имя есть?
- Было, конечно. Да только теперь утрачено. И не безголовый он. На месте голова-то. Ему только кажется, что её оторвали. – дед закряхтел, выпрямляясь, и почесал в бороде. – Такую сильную морочь Яшка на беднягу навёл. И всё из-за безделки.
Под полом опять заворочалось и тоненько поблажило о голове. Ксюха хотела постучать о доски, но Тим не дал, зыркнул сердито, чтобы не начинала.
- Да я тихонечко. Интересно - он отзовется?
- В тебе, девка, не икотка ли сидит? Всё норовишь поперёк встрять! Точно ведь икотка! Раззявила где-то рот и словила пиявку! А теперь она с нами и разговаривает.
- Я... раззявила? – задохнулась от возмущения Ксю. – Да как вы...
- Раззявила... раззявила... – донеслось из-под досок. – А икотка и влетела!
Ксю собралась было ответить, но Тим сгреб её в охапку и с силой прижал к себе.
- Молчи, молчи, - зашептал горячо. - Оно нас подлавливает! Оно может войти!
- Ксюня, успокойся! – Тася смотрела на подругу с подозрением, словно поверила деду и теперь ждала, что неведомая икотка выпрыгнет у Ксю изо рта.
- Была бы с нами Егошиха – посмотрела б на тебя. Она хорошо икотку выводила...
- Вы лучше про порчельника расскажите! – попросил Тим, не выпуская Ксю из объятий. – Нам очень интересно послушать!
- Про порчельника? То можно...
Яшка-колдун по большей части вредоносные заломы крутил. И не только на зерно – на всякое. На скот, на хозяйство. На человека мог – на голову, на руки-ноги. Большой вред причинял. Боялся его народ...
- А на что похожи заломы? – у Таси никак не получалось нарисовать в голове картинку.
- Дак на что... – почесался дед. – Вроде пучка они. Колдун собирает колосья в пучок, оставляя на корню. А после пригибает пучок к земле. Иначе заломы закрутками, куклами называют. Потому как похожи они на безделицы, что бабы детям для игры сворачивают.
Самым действенным и страшным считается почернелый залом, из тридцати колосьев свёрнутый да обвязанный женскими волосами. Волосы те порчельник из бани ворует, в том ему банник способствует.
Залом завсегда противу солнца крутится, да с приговором, с проклятием. Страшная штука...
- А снять его можно? Срезать и сжечь? – спросил деда Тим.
- Можно-то можно, только не каждому. Простой человек, если срежет залом, или болезнь лютую подхватит, а то и того хуже. Убирать заломы приглашали или другого колдуна, или знахаря из сильных. Они раскрут и делали, вырывали заломленные колосья. Но прежде себя заговором ограждали, чтобы порча к ним не прилипла. Вырванное тут же сжигалось, а пепел пускали по воде.
Иной раз поджигали прямо на корню. Это если всю полосу выжечь требовалось.
Иной раз «отговаривали», молитвы читали. Но то хуже помогало.
А чтобы не пакостил впредь порчельник-то поступали иначе – срезали залом кочергой да на погост относили. Там и оставляли, чтобы сгнило. Но такое только очень сильный колдун сработать мог. Другие не брались, слишком велик был риск. Работать-то ночью приходилось. И чтобы никакого света! Всё по темну! А уж по дороге к погосту всякие на раскрутчика набрасывались, старались под руку подтолкнуть, подножку подставить, вырвать закрут. Только очень сильные выдерживали.
Егошиха клялась, что после их работы порчельник как трава по осени иссыхался, сила из него в землю утекала.
- А этот ваш, который голову ищет, он за что пострадал? – подала голос Ксю.
- Он-то? За дурость. На тебя очень похожий – лез куда не просят, говорил, когда требовалось смолчать.
Рассорился с соседями и решил их подпугнуть, скрутить из колосьев залом. Дождался ночи, пришёл на поле – а там Яшка орудует! Видать заказ поступил на порчу-то. Стоит голышом, борода топорщится, из глаз искры сыплются! А на плече – лягуха! Здоровущая, с сову размером! И угольки в глазах тлеют!
Яков как пошёл топтаться по кругу, как пошёл. И приговаривает что-то, бормочет заклятки. А потом давай руками по земле водить. Нащупал потолще стебли, перехватил у корней, пересчитал вслух каждый. Ровнёхонько тридцать взял! А уж после скрутил, да в серёдку что-то запрятал. А поверх насыпал золы.
Как дело сработал – начал одёжу собирать, тут то лягуха нашего дурня углядела да как каркнет! Он после божился, что так всё и было – каркнула лягуха вороной!
- Он божился? Безголовый? – брови Ксю поползли вверх. – Вы же сами сказали, что с ним нельзя разговаривать!
- Тогда еще можно было. Навет Якшкин по осени сработал, когда время жатвы пришло.
Яшка на мужика тогда лишь взглянул и засмеялся. Сорвал колосок да давай постукивать себя им по голове. Лёгонько касался. Размеренно. Тук да тук, тук да тук. А уж потом колосок бедоносцу-то и протянул! И рукой так показывает – мол повтори. Тот и повторил, не мог не послушаться. И с каждым ударом будто гвозди в голову заколачивал. До того больно ему было. А Яшка с лягухой смотрели и гоготали...
- И ничего нельзя было сделать? Нельзя ему помочь? – шепнула Тася испуганно.
- Жёнка его после к другому колдуну бегала, да тот не взялся. Поздно пришла, сказал. Если бы сразу. А как сразу, коли дурак только через неделю открылся. До того в лёжку лежал да постанывал. Никак не могли добиться – что с ним произошло.
С тех пор и бродит сам не свой. Голова вроде на месте, а ему чудится, что нет её. Вот и жалится, просит, чтобы поискали. Но поддаваться нельзя. Он уж давно сам злом стал. Любому, кто пожалеет да отзовется – голову скручивает.
- Весело у вас... – Ксю высвободилась из объятий Тима и подошла к окошку, поскребла ногтем толстую наледь. – Какая долгая ночь! Который теперь час?
Тим в ответ лишь пожал плечами. Телефоны у них давно разрядились.
- Ночь-то? Долгая! – подтвердил дед. – Нынче она как тесто тянуться станет.
- Ну у вас и сравнения! – пробормотала Ксю. – Как тесто!
Опасаясь, что она опять прицепится к деду, Тим поспешил спросить про колдуна.
- А что Яшка? Не пожалел мужика, не расколдовал?
- Яшка сам в скорости сгинул. Расправились с ним его помощнички.
- Как так?
- Расправились. Они ведь всё время дело требуют, всё время хозяина теребят. Сильные колдуны противу них под щекой защиту держат. Благословлённый хлеб. Высохший кусочек просфоры. И Яшка такой держал. Да только по пьянке проглотил. Тут то ему и конец пришёл.
- Вы знаете – какой?
- Чего же не знать. Знаю. Повесили его головой вниз, ногами кверху. На старой ели за околицей. Она длинная выросла. Да почти потеряла иголки. А нижние ветки в растопырку торчали, перекладинами. К одной Яшку и подвесили. Егошиха сплетню после принесла – будто бы его по голове сильно били. Много мелких гвоздей понатыкано было. Яшка-то голову налысо оскабливал.
- Ужас, ужас! – не выдержала Тася. – Я теперь спать не смогу от ваших историй!
- Дак этой ночью вам спать нельзя. Сами видите – неспокойно у нас. Пересидеть ночку нужно. Вот разговорами вас и занимаю.
- А почему спать нельзя? В чём причина? – Тим протяжно зевнул, с трудом подавляя внезапное желание прилечь.
- Святиха рядом крутится. Всегда в это время приходит. А ну как во сны к вам заглянет? Так там навсегда и останетесь.
автор канал на дзене - #ПроСтрашное
Следующая публикация
Нет комментариев