Предыдущая публикация
Ненормальная осень
Что и говорить, ненормальная нынче осень. Обычно сентябрьский лес являет собой прямо-таки грибной Клондайк. Пусть «благородных» мало, но уж лисичек или засолочных всегда было пруд пруди. Мыслимо ли в это время из леса с пустом вернуться? А всему виной засуха. Ни капельки с неба не упало и в ближайшее время не предвидится.
И вот, на фоне столь печальной обстановки, встретил я знакомую супружескую пару из деревни. Идут в меру поддатенькие, довольные-предовольные, с большим ведром, наполненным подосиновиками да подберёзовиками. Опешил я от увиденного, всё во внутрях наполнилось завистью:
– Где вы столько нашли? – спрашиваю.
– За высоковольткой, ближе к полю, – ответил Андрей с гордым видом.
– Сейчас в городе продадим, – сказала его жена Татьяна.
Тут я пригляделся к их добыче повнимательней, нежно потрогал пальцем, и вся зависть мгновенно улетучилась. Шляпки грибов однозначно были червивыми.
– Хм, а грибы-то с червячками, – сказал я.
– Неее, ты что, вон, смотри ножки чистейшие! – возразил Андрей.
– Ножки – да, а шляпки?
– Не-не-не, шляпки отличные, просто от жары помягчели, – сказала Татьяна. – А если и попадутся червячки, ничего страшного. Это ж белок, двойная польза!
От червячков здоровье может и не пострадает, а вот от покупателей, которым всучили такую дрянь, запросто. Люди сейчас резкие, морду набьют без лишних слов и внутренних терзаний.
Теперь на даче скука скучная, неотложных дел не стало. Рутина, однообразие, застой, изматывают сильней, чем тяжёлый физический труд. Хочется чего-нибудь этакого, интересного, увлекательного и даже азартного. А фантазия, как на грех, ничего не подсказывает. Возникла мыслишка пойти порыбачить, но отверг я её. До настоящей реки далековато, километров пять, лень туда топать. Есть пруд, до которого рукой подать, вот только рыбаков там больше чем рыбы. Да и жалкую мелюзгу, размером с детскую ладошку, называть рыбой не совсем уместно. Из водоёмов поблизости ещё и карьер имеется. Лет тридцать назад он был шикарным местом и для рыбалки, и просто для отдыха. Теперь это место не узнать. Вода грязная, вонючая, берега заросшие, всюду мусор. Что там поймаешь? Разве только инфекцию.
Совсем я было приуныл, но Фёдор, словно прочитав мои мысли, явился с идеей вернуться к поиску старины. И не с какой-то расплывчатой, типа идём туда, не знаю куда. Его настойчиво манил старинный заброшенный дом в деревне, покосившийся, готовый вот-вот превратиться в руины. Поискать там было бы интересно, если б не один нюанс. Этот дом на протяжении многих десятилетий являлся родовым гнездом потомственных алкоголиков.
Однако я без раздумий согласился, и мы с Фёдором, вооружившись металлоискателем, лопатой и кое-какими нехитрыми инструментами, отправились в путь. Хотя какой это путь, если до места назначения идти не более пятнадцати минут неспешным шагом. Кстати сказать, после того, как мы оба прогнали прочь зелёного змия, жёны прекратили надзор и разрешили бесконвойное передвижение.
Дом со всех сторон зарос, идти пришлось не глядя под ноги, рискуя основательно навернуться. Да ещё терновник в компании с высоким бурьяном грозили выколоть глаза, а заодно лицо расцарапать. Соблюдая крайнюю осторожность, мы преодолели вдрызг прогнившее крыльцо, зашли в дом и тут на меня жуть напала. Нет, никакой чертовщины там не было. Дело в том, что всё внутреннее пространство утратило правильные геометрические формы, стало перекошенным. Казалось будто в следующую минуту дом рухнет и погребёт нас без надежды на спасение. Но страх быстро отпустил, уступив место азарту.
До увлечения поиском, я был уверен, что его целями являются лишь деньги и драгоценности. Перед глазами почему-то возникал горшок, доверху наполненный золотом с бриллиантами. А оказалось и другие предметы, на первый взгляд ничем непримечательные, имеют весьма серьёзную ценность. Например, старинные посуда, аптечные флаконы и даже бутылки. Разумеется, этот перечень неполный. Так что иногда следует задуматься над найденной вещью.
В помещениях ничего интересного не нашли, ну разве что несколько позднесоветских монеток с нулевой ценностью. И тогда решились мы на авантюру: Фёдор, как более лёгкий, полез на чердак, а я – в подполье.
Передвигаться на карачках, да ещё и с металлоискателем, удовольствие небольшое, но интерес пересилил дискомфорт. Аккумуляторный фонарь освещал хорошо, и я увидел в дальнем углу какой-то небольшой ящик, покрытый клеёнкой. В нём, среди мелкого металлического хлама, лежал топор без рукоятки, который меня очень порадовал. Это был не штампованный новодел, а сделанный на совесть, добротный инструмент. Затем стал проверять грунт нашёл два старинных кованных гвоздя и без раздумий убрал в карман. Кто-то может посчитать меня жадным и мелочным, готовым из всякой дряни извлекать выгоду. Однако нет у меня меркантильных устремлений. Просто любые старинные кованные изделия доставляют мне эстетическое удовольствие.
Эх и напугал меня Фёдор! Неслышно слез с чердака, подошёл к открытому подполью и как заорёт:
– Иваныч, я клад нашёл! Вылезай скорей!
Да, действительно это был настоящий клад, но только для своего времени. Состоял он из двух банкнот по пятьсот тысяч и пол-литровой бутылки с пахнувшей спиртом жидкостью.
– Видать кто-то заначку оставил, – предположил Фёдор. – Давай эту бутылку Саньке отнесём, порадуем человека?
– Федь, ты обалдел, что ли? Неизвестно, чего там налито и человека угощать?
– А чего? Всё известно, пахнет спиртом.
– Метанол от этанола по запаху не отличишь. И по вкусу тоже. Нет, Фёдор, давай-ка мы эту бодягу выльем от греха подальше.
– Иваныч, я это всё прекрасно знаю. Но если б не кодировка, сам бы выжрал эту бутылку. Когда трубы горят, ни про какой этанол-метанол не думаешь.
– Ну тогда считай, что кодировка тебе жизнь спасла.
Фёдор правильно описал образ мыслей алкоголика: главное выпить здесь и сейчас, а там хоть трава не расти. Не думают они о последствиях. В каком-то давнишнем очерке я рассказывал, как мужчина нашёл пятилитровую бутыль с чем-то похожим на спирт. На радостях выпил грамм двести и вместо кайфа получил медленную мучительную смерть. Это наглядный пример того, как алкоголь отключает инстинкт самосохранения, лишает способности думать о последствиях.
В доме ничего ценного не нашлось, а искать на прилегающем участке, полностью заросшем, было физически невозможно. А мы и не расстроились, всё равно вернулись довольными.
Давно заметил, что некоторые очевидные вещи доходят до меня не сразу. Встал около пяти утра, в квартире сумрачно. Думал небо тучами затянуто, а потом осенило: вообще-то сентябрь на дворе, день на убыль идёт. Но, когда прибыл на «скорую», стало тепло, солнечно и ничто не напоминало об осени.
У крыльца медицинского корпуса горячо спорили медсестра стерилизационной Ольга Геннадьевна и главный фельдшер Светлана Валентиновна. Причём настолько горячо, что казалось вот-вот полетят искры.
– Да вы совсем, что ли, обалдели? Автоклав и сухожар – не одно и тоже, это совершенно разные вещи! – сказала Ольга Геннадьевна, размахивая сигаретой.
– Нет, автоклав – это общее название стерилизационного оборудования! – твёрдо возразила Светлана Валентиновна. – Все, кто с ним работает, должны проходить обучение!
– Ой, …ляяя, как всё запущено! Юрий Иваныч, ну хоть вы ей скажите! – обратилась ко мне Ольга Геннадьевна.
Что ж, пришлось подключиться к спору:
– Светлана Валентиновна, автоклав стерилизует горячим паром под высоким давлением. Это опасный прибор, если взорвётся, мало не покажется. Чтобы с ним работать, нужно пройти обучение. А сухожаровой шкаф, считай, та же духовка. В нём давления нет, просто сухой горячий воздух.
– Ну да, психиатры у нас эксперты по стерилизации, – с сарказмом ответила Светлана.
– Нет, я не эксперт. Асептику и антисептику должен знать любой медик, независимо от образования и специальности.
После этих слов, буркнув что-то невнятное, Светлана быстрым шагом удалилась.
Все, скажем так, не особо умные фортели главного фельдшера отчаянно кричат о её профнепригодности. В этой должности она работает более полугода, но не хочет или не может учиться, делать выводы, повышать свой уровень. Слухи о том, что Светлане покровительствует кто-то из администрации, я поначалу всерьёз не воспринимал. Теперь же думаю: всё возможно.
На конференции старший врач рассказал об одном интересном вызове. Юный натуралист тридцати с чем-то годиков, держал в своей квартире ядовитую змею. Не запомнил, как называется, никогда о такой не слышал. Всё было нормально, пока змейка не выползла из террариума. Хозяин взял её рукой, чтоб вернуть обратно, и тут же получил укус. Последствия ждать себя не заставили: кисть распухла, посинела, возникла сильнейшая общая интоксикация. Но несмотря на тяжёлое состояние, пострадавший объяснил свою неосторожность. Оказалось, он был уверен, что змеи своих хозяев не трогают.
Содержать в квартирах ядовитых змей и насекомых абсолютно недопустимо. Ведь запертые окна и двери для них не преграды, они легко могут перемещаться по вентиляции, канализации, проникать в любые щели. А это значит, что под угрозой будут находиться все жители многоквартирного дома.
В десятом часу, когда мы остались одни и по обыкновению сидели на лавочке, охранник привёл к нам высокого поддатого мужика в грязно-серой бейсболке:
– Что такое? – спросил я.
– Да у нас там это… У Вадика белка, на всех бросается, <фигню> какую-то несёт.
– Вадик сегодня пил?
– Нет, он в завязке, три или четыре дня вообще не пил. И похмеляться не хочет. Налили писят грамм, а он взял и вылил.
– Где он сейчас?
– Здесь, рядом, в семьдесят втором доме, во дворе.
Что ж, в диспетчерской завели вызов и поехали.
Во дворе старого четырёхэтажного дома было оживлённо и весело. Публика собралась разношёрстная: мужчины с внешностью профессиональных алкоголиков, приличного вида женщины, ну и конечно же, дети. Все они с неподдельным интересом наблюдали за Вадиком, творившим что-то непонятное. Стоя на коленях, он пытался раскопать землю небольшим обломком доски, помогая себе задорным матерком.
– Вадим, ну-ка отвлекись! – велел я. – Всё-всё, идём присядем!
– Да <фигли> присядем? – возмутился он. – Зачем они зарыли? Чего теперь делать?
– Что зарыли-то? Клад?
– У меня здесь квартира двухкомнатная.
– В канализации, что ли? – поинтересовался фельдшер Герман.
– Чё ты <фигню> буровишь? – вскипел Вадик. – Это подарок губернатора! Ща позвоню, и тут всем <песец> настанет! <На фиг> ты её зарыл, <нецензурное оскорбление>?!
– Всё, Вадим, успокойся, это он погорячился, – сказал я. – Сейчас всё откопают. Лучше скажи, где ты живёшь?
– Так, короче, идём на Невский! – решительно сказал Вадим. – Ща всё узнаешь, кто, куда, почему.
– Хм, на какой Невский? Который в Питере?
– Ты глупый, что ли? Вон туда идём, сразу направо…
– Хорошо, Вадим, сейчас пойдём. Только уточни, где ты сейчас находишься?
– <Город назвал верно, а адрес – нет>.
– Ну ладно, а откуда же у нас взялся Невский проспект?
– Чё ты всякую <фигню> спрашиваешь? Иди и сам смотри, трудно, что ли?
– Вадим, ты где прописан?
– <Назвал правильный адрес>.
А далее случилось невероятное: у Вадима при себе оказались паспорт и полис, что нас искренне обрадовало.
Вадим, как и прочие белогорячечные пациенты, был дезориентирован, но не совсем обычно. В его представлении наш город совмещался с Санкт-Петербургом. Достаточно лишь немного пройти и повернуть направо, как сразу окажешься на Невском проспекте. И знаете, если бы этот бред стал реальностью, я был бы несказанно обрадован.
Далее поехали к терявшей сознание и задыхавшейся женщине восьмидесяти семи лет. На подобные вызовы я всегда реагирую грязным матерным потоком, однако в этот раз моё спокойствие осталось неизменным. Всё дело в том, что наш бывший водитель, давно уволенный за пьянство, очень любит вызывать своей матери «скорую». При этом всегда нагоняет жути, дескать умирает, не дышит, посинела. А на поверку оказывается, что бабушка живее всех живых и вообще не нуждается в помощи. Был у нас ещё один такой, тоже водитель, тоже алкаш и тоже к матери вызывал. Но уже давненько никого не тревожил.
На наш стук незапертая дверь широко распахнулась и пред нами нарисовался Лёша собственной персоной. Вероятно, он ожидал увидеть девочек-припевочек из фельдшерской бригады и хотел грозно отчитать за долгий доезд. Но мы спутали ему все карты.
– А вы чего приехали? – спросил он, заметно взбледнув.
– А ты не вызывал, что ли? – поинтересовался я.
– Вызывал, но не вас. Вы же шестая бригада?
– Да, она самая. Лёш, мы уже приезжали, ты забыл, что ли?
– Это когда?
– Может год назад, но не один раз мы у вас были. Даже помню на дачу приезжали.
– Проходите.
Его мать, несмотря на преклонный возраст, сохранила здравый ум и силы, но видимо притерпелась к сыновьему самодурству, устала ему противостоять.
– Лёша, ну зачем ты это делаешь? – укорила она сына. – Что у тебя за дурацкая привычка, как выпьешь, так «скорую» вызываешь!
– Ну ладно, всё равно уж приехали, – сказал я. – Вас что-то беспокоит?
– Головные боли измучили, да ещё слабость нападает. То ничего, а то лежу как колода.
– Никуда не обращались?
– Ой, уж сто раз обращалась и ничего. Каких только таблеток не выписывали, все перепила…
– На дачу больше не ездите?
– Нет, мы её продали. А теперь жалею…
Как и ожидалось, ничего страшного не было. Давление немного повышено, сатурация нормальная, изменения на ЭКГ тревогу не внушали. Что касается головных болей, то в данном случае одни только анальгетики пользы не принесут. То же самое относится и к так называемым «сосудистым» препаратам. В схему лечения необходимо включить ещё кой-чего психиатрическое, но у меня такого права нет.
На первый взгляд может показаться, будто Лёша вызывает «скорую» из хулиганских побуждений, для куража или развлечения. Но я уверен, что он таким образом выражает свою любовь к матери. Просто не знает человек, как это сделать по-другому. Нет у него ни подходящих слов, ни денег. Так что не злюсь я на Лёшу и отношусь к нему с пониманием.
Следующий вызов был к избитому мужчине пятидесяти одного года.
Из открытого окна на первом этаже раздался женский крик:
– Они приехали, давай одевайся, <фигли> ты тут расселся! Рубашку надень, <самка собаки>!
В квартире находились женщина средних лет и двое мужчин, у одного из которых была основательно расквашена физиономия.
– Что случилось? – спросил я.
– Ни за что на меня набросился и нос сломал! – ответил пострадавший.
– Кто? Знакомый, что ли?
– Да, Мишка Назаренко.
– Слышь, ты в натуре чёрт! – не выдержал другой мужчина, помоложе, вполне приличного вида. – За что ты человека <на фиг> послал? Обоснуй!
– Дайте я скажу, – подключилась женщина. – У меня сегодня день рождения, мы нормально сидели, не ругались. Мишка стал чего-то рассказывать, а этот ни с того ни с сего его «послал».
– Что беспокоит? – спросил я пострадавшего.
– Башка болит, – нехотя ответил он.
Кроме видимого невооружённым взглядом перелома костей носа, были ещё и признаки закрытой черепно-мозговой травмы. Прежде чем везти, затампонировали нос, иначе кровопотеря могла стать угрожающей.
– Ты не мужик, ты чёрт по жизни! Забудь сюда дорогу! – сказал на прощанье мужчина и пострадавший благоразумно промолчал.
Никого не заставляю соглашаться, но и я считаю, что получил он заслуженно. Ведь по сути, базовые правила поведения одинаковы в любой среде, и уголовной, и интеллигентской. Незаслуженные оскорбления нигде не приветствуются. Поэтому решивший идти напролом, должен быть готовым к ответному противодействию.
А дальше, как всегда после третьего вызова, нас позвали на обед. Доделав и сдав карточки, я пришёл на кухню, намереваясь разогреть еду, но оказалось, что сразу обе микроволновки решили сломаться. Есть холодный суп с застывшим жиром так себе удовольствие, поэтому ограничился гречкой с сарделькой и салатом. Вскоре выяснилось, что сломались не микроволновки, а розетка, к которой они подключены. Но для меня это уже не было актуальным.
Вызов прилетел около трёх: психоз у мужчины двадцати восьми лет.
Открыла нам красивая молодая женщина с умным взглядом. Сейчас такие редко встречаются, ибо естественная скромная красота перестала быть модной.
– Здравствуйте, я вас к мужу вызвала. У него проблемы очень серьёзные, мы не справимся, – сказала она и расплакалась.
– Успокойтесь, пожалуйста. Что с ним происходит?
– Он попробовал <название наркотика>, теперь ведёт себя как шизик. Бред какой-то несёт, типа следят за ним, убить хотят.
– Когда употребил? Давно?
– Позавчера. Думали, что постепенно пройдёт, а только хуже становится.
– Здесь, дома употреблял?
– Нет, с друзьями.
– Первый раз или и раньше баловался?
– Нет, первый. Я бы сразу заметила.
– Что он сейчас делает?
– Вон в той комнате сидит.
Пациент, высокий, хорошо сложенный, с правильными чертами лица, сидел на корточках, прислонившись к батарее. Его била крупная дрожь, а лицо выражало крайнюю степень ужаса.
– Не надо! Не надо! Не режьте меня, я вас прошу! – визгливо закричал он.
– Тимур, мы – «скорая помощь», резать тебя не собираемся, – успокаивающе сказал я.
– Вы зачем их привели? Скажите, чтоб меня не трогали, я вообще не при делах!
– Мы никого не приводили, никто тебя не тронет, не бойся.
– Блииин, да что вообще происходит, никак понять не могу!
– Тимур, что ты употреблял? Какое вещество?
– <Название>, но я не украл, я купил!
– Ясно. Ты сейчас где находишься?
– <Назвал правильный адрес>.
– Что тебя сейчас беспокоит?
– Дайте я уеду и всё, клянусь, вы меня больше никогда не увидите! Я никому ничего не скажу!
– Тимур, перестань, хватит бредить! – крикнула супруга. – К тебе врачи приехали, никто тебя не убивает!
– Ааа, я ничего не понимаю! Что происходит? – не успокаивался он.
– Тимур, прекращай! Сейчас поедем в больницу, полежишь, полечишься и всё наладится. Сам ты не выйдешь из этого состояния. Понял меня?
– Нас по дороге расстреляют, я знаю!
– Нет, обещаю, никто тебя не тронет!
После долгих и нудных уговоров, всё же увезли мы Тимура с острым бредовым расстройством в психиатрический стационар. Надо сказать откровенно: испортил он собственную жизнь. Даже если лечение окажется успешным, его всё равно возьмут на диспансерное или консультативное наблюдение. Проще говоря, поставят на учёт со всеми вытекающими последствиями. Вот так, несоразмерно дорого обошлась Тимуру иллюзия кайфа.
Освободившись, поехали на психоз у мужчины тридцати девяти лет. Вызвала полиция, значит он ещё тот затейник, нужно ухо востро держать.
И точно. В квартире работала следственно-оперативная группа, которая на всякую ерунду не выезжает.
– Здравствуйте, что случилось? – поинтересовался я.
– Ваш больной пытался бабушку <надругаться>, – ответила девушка следователь СК. – Он недееспособный, из больницы не вылезает.
– Какую бабушку? Незнакомую?
К разговору подключилась мать пациента:
– Мою маму парализованную. Я на кухне была, слышу, она кричит не своим голосом. Прибежала… ой, не могу… чуть сознание не потеряла… Я давай его стаскивать, а он отбивается, думаю сейчас и меня, и её убьёт.
– А раньше как он себя вёл?
– Знаете, всякое бывало, угрожал, замахивался, но такого никогда в жизни!
– Давно болеет?
– Уж четырнадцать лет. И никто не знает, что у него за болезнь, не хотят выяснять.
– Это как, за столько лет не определились с диагнозом?
– Определились только на бумаге. Шизофрению поставили и успокоились. А у него что-то другое. Была бы шизофрения, уж давно бы вылечили.
– Шизофрения протекает по-разному…
– Перестаньте, я сама всё знаю не хуже вас. С ним в одной палате лежал Андрей, дурак дураком, вообще ничего не соображал. Но его вылечили, теперь нормальный парень, увидишь и не догадаешься, что в психушке лежал.
На продолжение заведомо бессмысленного спора не было ни желания, ни времени. Поэтому всё внимание мы переключили на главное действующее лицо.
Пациент спокойно сидел в кресле, что-то бормотал, нелепо гримасничал и ухмылялся. Штанов на нём не было, но это обстоятельство его совсем не заботило.
– Олег, как самочувствие? – спросил я, а в ответ услышал нечто неразборчивое.
– Олег, говори погромче, я не понимаю. Как ты себя чувствуешь?
– Всё <зашибись>, – внятно ответил он. – Надо матку вывернуть и будет нормальная баба. Ага, ага, всё, я понял. Да, да, да, ничего не надо…
– Олег, с кем ты общаешься?
– Ни с кем. Блин, почему у меня в <попе> температура такая?
– Лучше скажи, что ты с бабушкой сотворил?
– <Циничное подробное описание интимной связи и полученного удовольствия>.
– Олег, ты понимаешь, что это неправильно? Так нельзя делать!
– Можно! – ответил он и кокетливо захихикал, прикрыв рот рукой. – Я люблю <описание грязных извращений>.
– Стоп. Какие сейчас день, месяц и год?
– <Вновь хихиканье и непонятные ужимки>.
– Ну так что, знаешь сегодняшнюю дату?
– А у меня <…> встал! – торжественно объявил он.
– Мы гордимся тобой! – ответил я.
Шизофрения у Олега видна во всей красе, она полностью им овладела, безвозвратно разрушила психику. Эта болезнь не является одинаковой для всех, не действует по шаблону. Она ведёт себя по-разному, предстаёт в разных обличьях. К сожалению, точные причины шизофрении неизвестны и не существует препаратов, которыми можно гарантированно её победить.
Следующий вызов был на остановку общественного транспорта к мужчине шестидесяти под вопросом лет, которому плохо. Что именно плохо, объясняло лаконичное примечание: «Алкогольное опьянение».
Ехать пришлось далековато, на окраину города. Возле обшитого металлическими листами остановочного павильона собралось человек восемь. Мы поначалу решили, что не дождавшись нас, болезный помер. Но всё оказалось не так. Общественность возмущалась тем, что бомжи поселились на остановке как у себя дома.
– Вы посмотрите, что тут творится! – гневно сказала дородная дама лет пятидесяти. – Вонища, рассадник заразы! А люди с детьми ездят!
– А от нас вы что хотите? – спросил медбрат Виталий.
– Увезите его отсюда! – потребовала она и властно указала перстом на скромно сидевшего бомжика.
Виновник торжества, косматый, бородатый и изумительно ароматный, являл собой образец мудрого спокойствия. Да, он был нетрезв, но при этом связь с реальностью держал крепко.
– Уважаемый, как себя чувствуешь? – спросил я.
– Всё путём, – ответил он. – Ноги пока ходят.
– Медицинская помощь нужна?
– Нет. Дайте сигаретку, если есть?
– Держи. Слушай, ты бы перебрался в другое место, сам же видишь, народ возмущается.
– Ладно, бабу свою дождусь и уйдём. Уж должна бы вернуться.
– Ну тогда всё, счастливо оставаться!
Возмущение общественности достигло апогея:
– Так вы его не заберёте, что ли? – спросила дородная дама.
– Нет, он отказался, – ответил я.
– Ха, блин, нааармааально! – воскликнула молодая женщина с ребёнком в коляске. – Ничё се, «скорая»!
Нам вслед понеслось много всего интересного, но мы притворились глухими и непонимающими.
Такие вызовы лишь кажутся лёгкими: ум особо напрягать не надо, приехал-уехал и забыл. Но они превращают работу в день сурка. Из раза в раз повторяется одно и то же, только с разными действующими лицами. Да вы и сами наверняка заметили, насколько часто нам приходится бывать в подобных ситуациях.
Возмущение людей полностью обоснованно и заслуживает понимания. Мне бы тоже не понравилось иметь по соседству бомжовское лежбище. Но обращать гнев на нас, медиков и силовиков, бесполезно, точней бессмысленно. Мы не можем своим высочайшим повелением решить проблему. Так что все претензии нужно предъявлять по адресу.
Вот и всё, на этом завершилась моя смена.
На следующий день я не удержался и пошёл-таки в лес. Бродить впустую не стал, а прямиком направился обследовать низины, там осталась хоть какая-то влага. Добыча оказалась жидковатой, несколько подосиновиков да подберёзовиков. Вообще, грибов попадалось много, только безнадёжно гнилых, с поздними посмертными изменениями. Что ж, надо ждать и верить, осень ещё не поздняя.
Все имена и фамилии изменены
автор канал на дзене - #УжасноЗлойДоктор
И вот, на фоне столь печальной обстановки, встретил я знакомую супружескую пару из деревни. Идут в меру поддатенькие, довольные-предовольные, с большим ведром, наполненным подосиновиками да подберёзовиками. Опешил я от увиденного, всё во внутрях наполнилось завистью:
– Где вы столько нашли? – спрашиваю.
– За высоковольткой, ближе к полю, – ответил Андрей с гордым видом.
– Сейчас в городе продадим, – сказала его жена Татьяна.
Тут я пригляделся к их добыче повнимательней, нежно потрогал пальцем, и вся зависть мгновенно улетучилась. Шляпки грибов однозначно были червивыми.
– Хм, а грибы-то с червячками, – сказал я.
– Неее, ты что, вон, смотри ножки чистейшие! – возразил Андрей.
– Ножки – да, а шляпки?
– Не-не-не, шляпки отличные, просто от жары помягчели, – сказала Татьяна. – А если и попадутся червячки, ничего страшного. Это ж белок, двойная польза!
От червячков здоровье может и не пострадает, а вот от покупателей, которым всучили такую дрянь, запросто. Люди сейчас резкие, морду набьют без лишних слов и внутренних терзаний.
Теперь на даче скука скучная, неотложных дел не стало. Рутина, однообразие, застой, изматывают сильней, чем тяжёлый физический труд. Хочется чего-нибудь этакого, интересного, увлекательного и даже азартного. А фантазия, как на грех, ничего не подсказывает. Возникла мыслишка пойти порыбачить, но отверг я её. До настоящей реки далековато, километров пять, лень туда топать. Есть пруд, до которого рукой подать, вот только рыбаков там больше чем рыбы. Да и жалкую мелюзгу, размером с детскую ладошку, называть рыбой не совсем уместно. Из водоёмов поблизости ещё и карьер имеется. Лет тридцать назад он был шикарным местом и для рыбалки, и просто для отдыха. Теперь это место не узнать. Вода грязная, вонючая, берега заросшие, всюду мусор. Что там поймаешь? Разве только инфекцию.
Совсем я было приуныл, но Фёдор, словно прочитав мои мысли, явился с идеей вернуться к поиску старины. И не с какой-то расплывчатой, типа идём туда, не знаю куда. Его настойчиво манил старинный заброшенный дом в деревне, покосившийся, готовый вот-вот превратиться в руины. Поискать там было бы интересно, если б не один нюанс. Этот дом на протяжении многих десятилетий являлся родовым гнездом потомственных алкоголиков.
Однако я без раздумий согласился, и мы с Фёдором, вооружившись металлоискателем, лопатой и кое-какими нехитрыми инструментами, отправились в путь. Хотя какой это путь, если до места назначения идти не более пятнадцати минут неспешным шагом. Кстати сказать, после того, как мы оба прогнали прочь зелёного змия, жёны прекратили надзор и разрешили бесконвойное передвижение.
Дом со всех сторон зарос, идти пришлось не глядя под ноги, рискуя основательно навернуться. Да ещё терновник в компании с высоким бурьяном грозили выколоть глаза, а заодно лицо расцарапать. Соблюдая крайнюю осторожность, мы преодолели вдрызг прогнившее крыльцо, зашли в дом и тут на меня жуть напала. Нет, никакой чертовщины там не было. Дело в том, что всё внутреннее пространство утратило правильные геометрические формы, стало перекошенным. Казалось будто в следующую минуту дом рухнет и погребёт нас без надежды на спасение. Но страх быстро отпустил, уступив место азарту.
До увлечения поиском, я был уверен, что его целями являются лишь деньги и драгоценности. Перед глазами почему-то возникал горшок, доверху наполненный золотом с бриллиантами. А оказалось и другие предметы, на первый взгляд ничем непримечательные, имеют весьма серьёзную ценность. Например, старинные посуда, аптечные флаконы и даже бутылки. Разумеется, этот перечень неполный. Так что иногда следует задуматься над найденной вещью.
В помещениях ничего интересного не нашли, ну разве что несколько позднесоветских монеток с нулевой ценностью. И тогда решились мы на авантюру: Фёдор, как более лёгкий, полез на чердак, а я – в подполье.
Передвигаться на карачках, да ещё и с металлоискателем, удовольствие небольшое, но интерес пересилил дискомфорт. Аккумуляторный фонарь освещал хорошо, и я увидел в дальнем углу какой-то небольшой ящик, покрытый клеёнкой. В нём, среди мелкого металлического хлама, лежал топор без рукоятки, который меня очень порадовал. Это был не штампованный новодел, а сделанный на совесть, добротный инструмент. Затем стал проверять грунт нашёл два старинных кованных гвоздя и без раздумий убрал в карман. Кто-то может посчитать меня жадным и мелочным, готовым из всякой дряни извлекать выгоду. Однако нет у меня меркантильных устремлений. Просто любые старинные кованные изделия доставляют мне эстетическое удовольствие.
Эх и напугал меня Фёдор! Неслышно слез с чердака, подошёл к открытому подполью и как заорёт:
– Иваныч, я клад нашёл! Вылезай скорей!
Да, действительно это был настоящий клад, но только для своего времени. Состоял он из двух банкнот по пятьсот тысяч и пол-литровой бутылки с пахнувшей спиртом жидкостью.
– Видать кто-то заначку оставил, – предположил Фёдор. – Давай эту бутылку Саньке отнесём, порадуем человека?
– Федь, ты обалдел, что ли? Неизвестно, чего там налито и человека угощать?
– А чего? Всё известно, пахнет спиртом.
– Метанол от этанола по запаху не отличишь. И по вкусу тоже. Нет, Фёдор, давай-ка мы эту бодягу выльем от греха подальше.
– Иваныч, я это всё прекрасно знаю. Но если б не кодировка, сам бы выжрал эту бутылку. Когда трубы горят, ни про какой этанол-метанол не думаешь.
– Ну тогда считай, что кодировка тебе жизнь спасла.
Фёдор правильно описал образ мыслей алкоголика: главное выпить здесь и сейчас, а там хоть трава не расти. Не думают они о последствиях. В каком-то давнишнем очерке я рассказывал, как мужчина нашёл пятилитровую бутыль с чем-то похожим на спирт. На радостях выпил грамм двести и вместо кайфа получил медленную мучительную смерть. Это наглядный пример того, как алкоголь отключает инстинкт самосохранения, лишает способности думать о последствиях.
В доме ничего ценного не нашлось, а искать на прилегающем участке, полностью заросшем, было физически невозможно. А мы и не расстроились, всё равно вернулись довольными.
Давно заметил, что некоторые очевидные вещи доходят до меня не сразу. Встал около пяти утра, в квартире сумрачно. Думал небо тучами затянуто, а потом осенило: вообще-то сентябрь на дворе, день на убыль идёт. Но, когда прибыл на «скорую», стало тепло, солнечно и ничто не напоминало об осени.
У крыльца медицинского корпуса горячо спорили медсестра стерилизационной Ольга Геннадьевна и главный фельдшер Светлана Валентиновна. Причём настолько горячо, что казалось вот-вот полетят искры.
– Да вы совсем, что ли, обалдели? Автоклав и сухожар – не одно и тоже, это совершенно разные вещи! – сказала Ольга Геннадьевна, размахивая сигаретой.
– Нет, автоклав – это общее название стерилизационного оборудования! – твёрдо возразила Светлана Валентиновна. – Все, кто с ним работает, должны проходить обучение!
– Ой, …ляяя, как всё запущено! Юрий Иваныч, ну хоть вы ей скажите! – обратилась ко мне Ольга Геннадьевна.
Что ж, пришлось подключиться к спору:
– Светлана Валентиновна, автоклав стерилизует горячим паром под высоким давлением. Это опасный прибор, если взорвётся, мало не покажется. Чтобы с ним работать, нужно пройти обучение. А сухожаровой шкаф, считай, та же духовка. В нём давления нет, просто сухой горячий воздух.
– Ну да, психиатры у нас эксперты по стерилизации, – с сарказмом ответила Светлана.
– Нет, я не эксперт. Асептику и антисептику должен знать любой медик, независимо от образования и специальности.
После этих слов, буркнув что-то невнятное, Светлана быстрым шагом удалилась.
Все, скажем так, не особо умные фортели главного фельдшера отчаянно кричат о её профнепригодности. В этой должности она работает более полугода, но не хочет или не может учиться, делать выводы, повышать свой уровень. Слухи о том, что Светлане покровительствует кто-то из администрации, я поначалу всерьёз не воспринимал. Теперь же думаю: всё возможно.
На конференции старший врач рассказал об одном интересном вызове. Юный натуралист тридцати с чем-то годиков, держал в своей квартире ядовитую змею. Не запомнил, как называется, никогда о такой не слышал. Всё было нормально, пока змейка не выползла из террариума. Хозяин взял её рукой, чтоб вернуть обратно, и тут же получил укус. Последствия ждать себя не заставили: кисть распухла, посинела, возникла сильнейшая общая интоксикация. Но несмотря на тяжёлое состояние, пострадавший объяснил свою неосторожность. Оказалось, он был уверен, что змеи своих хозяев не трогают.
Содержать в квартирах ядовитых змей и насекомых абсолютно недопустимо. Ведь запертые окна и двери для них не преграды, они легко могут перемещаться по вентиляции, канализации, проникать в любые щели. А это значит, что под угрозой будут находиться все жители многоквартирного дома.
В десятом часу, когда мы остались одни и по обыкновению сидели на лавочке, охранник привёл к нам высокого поддатого мужика в грязно-серой бейсболке:
– Что такое? – спросил я.
– Да у нас там это… У Вадика белка, на всех бросается, <фигню> какую-то несёт.
– Вадик сегодня пил?
– Нет, он в завязке, три или четыре дня вообще не пил. И похмеляться не хочет. Налили писят грамм, а он взял и вылил.
– Где он сейчас?
– Здесь, рядом, в семьдесят втором доме, во дворе.
Что ж, в диспетчерской завели вызов и поехали.
Во дворе старого четырёхэтажного дома было оживлённо и весело. Публика собралась разношёрстная: мужчины с внешностью профессиональных алкоголиков, приличного вида женщины, ну и конечно же, дети. Все они с неподдельным интересом наблюдали за Вадиком, творившим что-то непонятное. Стоя на коленях, он пытался раскопать землю небольшим обломком доски, помогая себе задорным матерком.
– Вадим, ну-ка отвлекись! – велел я. – Всё-всё, идём присядем!
– Да <фигли> присядем? – возмутился он. – Зачем они зарыли? Чего теперь делать?
– Что зарыли-то? Клад?
– У меня здесь квартира двухкомнатная.
– В канализации, что ли? – поинтересовался фельдшер Герман.
– Чё ты <фигню> буровишь? – вскипел Вадик. – Это подарок губернатора! Ща позвоню, и тут всем <песец> настанет! <На фиг> ты её зарыл, <нецензурное оскорбление>?!
– Всё, Вадим, успокойся, это он погорячился, – сказал я. – Сейчас всё откопают. Лучше скажи, где ты живёшь?
– Так, короче, идём на Невский! – решительно сказал Вадим. – Ща всё узнаешь, кто, куда, почему.
– Хм, на какой Невский? Который в Питере?
– Ты глупый, что ли? Вон туда идём, сразу направо…
– Хорошо, Вадим, сейчас пойдём. Только уточни, где ты сейчас находишься?
– <Город назвал верно, а адрес – нет>.
– Ну ладно, а откуда же у нас взялся Невский проспект?
– Чё ты всякую <фигню> спрашиваешь? Иди и сам смотри, трудно, что ли?
– Вадим, ты где прописан?
– <Назвал правильный адрес>.
А далее случилось невероятное: у Вадима при себе оказались паспорт и полис, что нас искренне обрадовало.
Вадим, как и прочие белогорячечные пациенты, был дезориентирован, но не совсем обычно. В его представлении наш город совмещался с Санкт-Петербургом. Достаточно лишь немного пройти и повернуть направо, как сразу окажешься на Невском проспекте. И знаете, если бы этот бред стал реальностью, я был бы несказанно обрадован.
Далее поехали к терявшей сознание и задыхавшейся женщине восьмидесяти семи лет. На подобные вызовы я всегда реагирую грязным матерным потоком, однако в этот раз моё спокойствие осталось неизменным. Всё дело в том, что наш бывший водитель, давно уволенный за пьянство, очень любит вызывать своей матери «скорую». При этом всегда нагоняет жути, дескать умирает, не дышит, посинела. А на поверку оказывается, что бабушка живее всех живых и вообще не нуждается в помощи. Был у нас ещё один такой, тоже водитель, тоже алкаш и тоже к матери вызывал. Но уже давненько никого не тревожил.
На наш стук незапертая дверь широко распахнулась и пред нами нарисовался Лёша собственной персоной. Вероятно, он ожидал увидеть девочек-припевочек из фельдшерской бригады и хотел грозно отчитать за долгий доезд. Но мы спутали ему все карты.
– А вы чего приехали? – спросил он, заметно взбледнув.
– А ты не вызывал, что ли? – поинтересовался я.
– Вызывал, но не вас. Вы же шестая бригада?
– Да, она самая. Лёш, мы уже приезжали, ты забыл, что ли?
– Это когда?
– Может год назад, но не один раз мы у вас были. Даже помню на дачу приезжали.
– Проходите.
Его мать, несмотря на преклонный возраст, сохранила здравый ум и силы, но видимо притерпелась к сыновьему самодурству, устала ему противостоять.
– Лёша, ну зачем ты это делаешь? – укорила она сына. – Что у тебя за дурацкая привычка, как выпьешь, так «скорую» вызываешь!
– Ну ладно, всё равно уж приехали, – сказал я. – Вас что-то беспокоит?
– Головные боли измучили, да ещё слабость нападает. То ничего, а то лежу как колода.
– Никуда не обращались?
– Ой, уж сто раз обращалась и ничего. Каких только таблеток не выписывали, все перепила…
– На дачу больше не ездите?
– Нет, мы её продали. А теперь жалею…
Как и ожидалось, ничего страшного не было. Давление немного повышено, сатурация нормальная, изменения на ЭКГ тревогу не внушали. Что касается головных болей, то в данном случае одни только анальгетики пользы не принесут. То же самое относится и к так называемым «сосудистым» препаратам. В схему лечения необходимо включить ещё кой-чего психиатрическое, но у меня такого права нет.
На первый взгляд может показаться, будто Лёша вызывает «скорую» из хулиганских побуждений, для куража или развлечения. Но я уверен, что он таким образом выражает свою любовь к матери. Просто не знает человек, как это сделать по-другому. Нет у него ни подходящих слов, ни денег. Так что не злюсь я на Лёшу и отношусь к нему с пониманием.
Следующий вызов был к избитому мужчине пятидесяти одного года.
Из открытого окна на первом этаже раздался женский крик:
– Они приехали, давай одевайся, <фигли> ты тут расселся! Рубашку надень, <самка собаки>!
В квартире находились женщина средних лет и двое мужчин, у одного из которых была основательно расквашена физиономия.
– Что случилось? – спросил я.
– Ни за что на меня набросился и нос сломал! – ответил пострадавший.
– Кто? Знакомый, что ли?
– Да, Мишка Назаренко.
– Слышь, ты в натуре чёрт! – не выдержал другой мужчина, помоложе, вполне приличного вида. – За что ты человека <на фиг> послал? Обоснуй!
– Дайте я скажу, – подключилась женщина. – У меня сегодня день рождения, мы нормально сидели, не ругались. Мишка стал чего-то рассказывать, а этот ни с того ни с сего его «послал».
– Что беспокоит? – спросил я пострадавшего.
– Башка болит, – нехотя ответил он.
Кроме видимого невооружённым взглядом перелома костей носа, были ещё и признаки закрытой черепно-мозговой травмы. Прежде чем везти, затампонировали нос, иначе кровопотеря могла стать угрожающей.
– Ты не мужик, ты чёрт по жизни! Забудь сюда дорогу! – сказал на прощанье мужчина и пострадавший благоразумно промолчал.
Никого не заставляю соглашаться, но и я считаю, что получил он заслуженно. Ведь по сути, базовые правила поведения одинаковы в любой среде, и уголовной, и интеллигентской. Незаслуженные оскорбления нигде не приветствуются. Поэтому решивший идти напролом, должен быть готовым к ответному противодействию.
А дальше, как всегда после третьего вызова, нас позвали на обед. Доделав и сдав карточки, я пришёл на кухню, намереваясь разогреть еду, но оказалось, что сразу обе микроволновки решили сломаться. Есть холодный суп с застывшим жиром так себе удовольствие, поэтому ограничился гречкой с сарделькой и салатом. Вскоре выяснилось, что сломались не микроволновки, а розетка, к которой они подключены. Но для меня это уже не было актуальным.
Вызов прилетел около трёх: психоз у мужчины двадцати восьми лет.
Открыла нам красивая молодая женщина с умным взглядом. Сейчас такие редко встречаются, ибо естественная скромная красота перестала быть модной.
– Здравствуйте, я вас к мужу вызвала. У него проблемы очень серьёзные, мы не справимся, – сказала она и расплакалась.
– Успокойтесь, пожалуйста. Что с ним происходит?
– Он попробовал <название наркотика>, теперь ведёт себя как шизик. Бред какой-то несёт, типа следят за ним, убить хотят.
– Когда употребил? Давно?
– Позавчера. Думали, что постепенно пройдёт, а только хуже становится.
– Здесь, дома употреблял?
– Нет, с друзьями.
– Первый раз или и раньше баловался?
– Нет, первый. Я бы сразу заметила.
– Что он сейчас делает?
– Вон в той комнате сидит.
Пациент, высокий, хорошо сложенный, с правильными чертами лица, сидел на корточках, прислонившись к батарее. Его била крупная дрожь, а лицо выражало крайнюю степень ужаса.
– Не надо! Не надо! Не режьте меня, я вас прошу! – визгливо закричал он.
– Тимур, мы – «скорая помощь», резать тебя не собираемся, – успокаивающе сказал я.
– Вы зачем их привели? Скажите, чтоб меня не трогали, я вообще не при делах!
– Мы никого не приводили, никто тебя не тронет, не бойся.
– Блииин, да что вообще происходит, никак понять не могу!
– Тимур, что ты употреблял? Какое вещество?
– <Название>, но я не украл, я купил!
– Ясно. Ты сейчас где находишься?
– <Назвал правильный адрес>.
– Что тебя сейчас беспокоит?
– Дайте я уеду и всё, клянусь, вы меня больше никогда не увидите! Я никому ничего не скажу!
– Тимур, перестань, хватит бредить! – крикнула супруга. – К тебе врачи приехали, никто тебя не убивает!
– Ааа, я ничего не понимаю! Что происходит? – не успокаивался он.
– Тимур, прекращай! Сейчас поедем в больницу, полежишь, полечишься и всё наладится. Сам ты не выйдешь из этого состояния. Понял меня?
– Нас по дороге расстреляют, я знаю!
– Нет, обещаю, никто тебя не тронет!
После долгих и нудных уговоров, всё же увезли мы Тимура с острым бредовым расстройством в психиатрический стационар. Надо сказать откровенно: испортил он собственную жизнь. Даже если лечение окажется успешным, его всё равно возьмут на диспансерное или консультативное наблюдение. Проще говоря, поставят на учёт со всеми вытекающими последствиями. Вот так, несоразмерно дорого обошлась Тимуру иллюзия кайфа.
Освободившись, поехали на психоз у мужчины тридцати девяти лет. Вызвала полиция, значит он ещё тот затейник, нужно ухо востро держать.
И точно. В квартире работала следственно-оперативная группа, которая на всякую ерунду не выезжает.
– Здравствуйте, что случилось? – поинтересовался я.
– Ваш больной пытался бабушку <надругаться>, – ответила девушка следователь СК. – Он недееспособный, из больницы не вылезает.
– Какую бабушку? Незнакомую?
К разговору подключилась мать пациента:
– Мою маму парализованную. Я на кухне была, слышу, она кричит не своим голосом. Прибежала… ой, не могу… чуть сознание не потеряла… Я давай его стаскивать, а он отбивается, думаю сейчас и меня, и её убьёт.
– А раньше как он себя вёл?
– Знаете, всякое бывало, угрожал, замахивался, но такого никогда в жизни!
– Давно болеет?
– Уж четырнадцать лет. И никто не знает, что у него за болезнь, не хотят выяснять.
– Это как, за столько лет не определились с диагнозом?
– Определились только на бумаге. Шизофрению поставили и успокоились. А у него что-то другое. Была бы шизофрения, уж давно бы вылечили.
– Шизофрения протекает по-разному…
– Перестаньте, я сама всё знаю не хуже вас. С ним в одной палате лежал Андрей, дурак дураком, вообще ничего не соображал. Но его вылечили, теперь нормальный парень, увидишь и не догадаешься, что в психушке лежал.
На продолжение заведомо бессмысленного спора не было ни желания, ни времени. Поэтому всё внимание мы переключили на главное действующее лицо.
Пациент спокойно сидел в кресле, что-то бормотал, нелепо гримасничал и ухмылялся. Штанов на нём не было, но это обстоятельство его совсем не заботило.
– Олег, как самочувствие? – спросил я, а в ответ услышал нечто неразборчивое.
– Олег, говори погромче, я не понимаю. Как ты себя чувствуешь?
– Всё <зашибись>, – внятно ответил он. – Надо матку вывернуть и будет нормальная баба. Ага, ага, всё, я понял. Да, да, да, ничего не надо…
– Олег, с кем ты общаешься?
– Ни с кем. Блин, почему у меня в <попе> температура такая?
– Лучше скажи, что ты с бабушкой сотворил?
– <Циничное подробное описание интимной связи и полученного удовольствия>.
– Олег, ты понимаешь, что это неправильно? Так нельзя делать!
– Можно! – ответил он и кокетливо захихикал, прикрыв рот рукой. – Я люблю <описание грязных извращений>.
– Стоп. Какие сейчас день, месяц и год?
– <Вновь хихиканье и непонятные ужимки>.
– Ну так что, знаешь сегодняшнюю дату?
– А у меня <…> встал! – торжественно объявил он.
– Мы гордимся тобой! – ответил я.
Шизофрения у Олега видна во всей красе, она полностью им овладела, безвозвратно разрушила психику. Эта болезнь не является одинаковой для всех, не действует по шаблону. Она ведёт себя по-разному, предстаёт в разных обличьях. К сожалению, точные причины шизофрении неизвестны и не существует препаратов, которыми можно гарантированно её победить.
Следующий вызов был на остановку общественного транспорта к мужчине шестидесяти под вопросом лет, которому плохо. Что именно плохо, объясняло лаконичное примечание: «Алкогольное опьянение».
Ехать пришлось далековато, на окраину города. Возле обшитого металлическими листами остановочного павильона собралось человек восемь. Мы поначалу решили, что не дождавшись нас, болезный помер. Но всё оказалось не так. Общественность возмущалась тем, что бомжи поселились на остановке как у себя дома.
– Вы посмотрите, что тут творится! – гневно сказала дородная дама лет пятидесяти. – Вонища, рассадник заразы! А люди с детьми ездят!
– А от нас вы что хотите? – спросил медбрат Виталий.
– Увезите его отсюда! – потребовала она и властно указала перстом на скромно сидевшего бомжика.
Виновник торжества, косматый, бородатый и изумительно ароматный, являл собой образец мудрого спокойствия. Да, он был нетрезв, но при этом связь с реальностью держал крепко.
– Уважаемый, как себя чувствуешь? – спросил я.
– Всё путём, – ответил он. – Ноги пока ходят.
– Медицинская помощь нужна?
– Нет. Дайте сигаретку, если есть?
– Держи. Слушай, ты бы перебрался в другое место, сам же видишь, народ возмущается.
– Ладно, бабу свою дождусь и уйдём. Уж должна бы вернуться.
– Ну тогда всё, счастливо оставаться!
Возмущение общественности достигло апогея:
– Так вы его не заберёте, что ли? – спросила дородная дама.
– Нет, он отказался, – ответил я.
– Ха, блин, нааармааально! – воскликнула молодая женщина с ребёнком в коляске. – Ничё се, «скорая»!
Нам вслед понеслось много всего интересного, но мы притворились глухими и непонимающими.
Такие вызовы лишь кажутся лёгкими: ум особо напрягать не надо, приехал-уехал и забыл. Но они превращают работу в день сурка. Из раза в раз повторяется одно и то же, только с разными действующими лицами. Да вы и сами наверняка заметили, насколько часто нам приходится бывать в подобных ситуациях.
Возмущение людей полностью обоснованно и заслуживает понимания. Мне бы тоже не понравилось иметь по соседству бомжовское лежбище. Но обращать гнев на нас, медиков и силовиков, бесполезно, точней бессмысленно. Мы не можем своим высочайшим повелением решить проблему. Так что все претензии нужно предъявлять по адресу.
Вот и всё, на этом завершилась моя смена.
На следующий день я не удержался и пошёл-таки в лес. Бродить впустую не стал, а прямиком направился обследовать низины, там осталась хоть какая-то влага. Добыча оказалась жидковатой, несколько подосиновиков да подберёзовиков. Вообще, грибов попадалось много, только безнадёжно гнилых, с поздними посмертными изменениями. Что ж, надо ждать и верить, осень ещё не поздняя.
Все имена и фамилии изменены
автор канал на дзене - #УжасноЗлойДоктор
Следующая публикация
Нет комментариев