Предыдущая публикация
Дегустация тухлой селёдки
К моим умственным способностям супруга относится, скажем так, критически. Время от времени приходится слышать в свой адрес «ненормальный», «чокнутый», а то и похлеще. Если скажу, что меня это ничуть не задевает, значит совру. Задевает конечно. Но, когда обида схлынет и утихнет эмоциональная буря, трезвый рассудок всегда констатирует: а ведь права супруга-то!
Теперь объясню, к чему все эти словеса и начну издалека. В прошлом очерке я мимоходом упомянул шведский национальный продукт «Сюрстрёмминг», представляющий собой квашенную сельдь. Причём упомянул в пренебрежительном смысле. Но совершенно неожиданно меня охватило сильнейшее непреодолимое желание испробовать эту прелесть. Психологически я был неотличим от некоторых беременных, которым хоть умри, а дай съесть какое-нибудь непотребство.
Попытки избавиться от этой дурацкой хотелки успеха не принесли, а потому мне не оставалось ничего другого, как её удовлетворить. На известных торговых площадках сюрстрёмминг я нашёл без труда, но хорошо, что не поспешил, а сначала отзывы почитал. Все они были гневными, поскольку в банках оказались голые селёдочные хребты, плававшие в вонючей жиже. Мне бы отступиться после этого, да куда там! Всё-таки добился своего, купил на сервисе объявлений и уже через три дня получил желаемое.
Принеся заказ домой, я радостно поведал супруге о приобретении деликатеса. Что это такое она тоже знала, а потому немедленно устроила ругань:
– Юра, я смотрю ты окончательно в идиота превратился! С каждым днём всё дурней и дурней становишься!
– Ириш, я всегда таким был, просто скрывать перестал.
– Ой, да хватит уже! Мне вот совсем не смешно! Сколько эта дрянь стоит?
И вот тут я, что называется, дал маху. Приготовился соврать, назвать цену поменьше, но с языка слетела правда:
– Три восемьсот.
– Эх, … твою мааать! Ну и дурак, ведь надо же таким дураком быть! Почти четыре тысячи выкинул!
– Ир, в жизни надо всё попробовать.
– Ну так нажрись тухлой селёдки, да и всё. Какие проблемы-то?
– Такие. Сюрстрёмминг – это квашеная ферментированная селёдка.
– Да что ты мне ерунду рассказываешь? Я, в отличие от тебя, пока не слабоумная! Тухлятина она и есть тухлятина, как не назови.
– Ириш, ты погоди ругаться, попробуем, может и понравится.
– Чегооо? Никаких «попробуем»! Ешь сам, наслаждайся. А не съешь, я тебе эту селёдку за шиворот вывалю!
К дегустации я подготовился основательно, почитал статьи, отзывы, посмотрел видео. Люди отзываются по-разному, но все едины в одном: открывать банку дома ни в коем случае нельзя. По этой причине взял я её на дачу.
Жрать деликатес в одну харю как-то не совсем хорошо, и позвал я на дегустацию Фёдора с Евгенией Васильевной. Супруга отчаянно возражала, мол, что ты перед людьми-то позоришься? Хоть бы, говорит, постыдился дураком себя выставлять! Но я включил бронебойную упёртость и поступил по-своему.
И вот настал самый ответственный момент: вскрытие банки. Делать это за столом под навесом Ирина запретила, нечего, говорит, еду поганить. Тогда отправились мы с Фёдором на участок из-под картошки, присели на корточки и я нанёс решающий удар. В смысле банку открывалкой пробил. Сразу же вырвалась струя рассола, обрызгавшая нас, правда, несильно. Вонь пошла непередаваемая, будто мы собрались не селёдку есть, а, простите, гнилой труп. Про этот гейзер из тухлятины я знал заранее, но не думал, что он будет таким сильным.
– Фууу, <распутная женщина>! – крикнул Фёдор с перекошенным лицом. – Иваныч, ты для этого нас пригласил? Чтоб тухлятиной накормить?
– Федя, тут главное вкус, а не запах!
– Ага, мало нанюхаться, так ещё и жрать? Нет уж, Иваныч, я лучше с голода подохну!
– Да ты посмотри, какие кусочки аппетитные!
С этими словами я задержал дыхание, немного откусил и как ни странно, нестерпимого отвращения с рвотными позывами не возникло. Ощутил соль, кислинку с горчинкой, но ровным счётом ничего привлекательного не обнаружил. Далее откусил ещё немножко и мой организм ясно дал понять, что его терпение вот-вот иссякнет. Как настоящий джентльмен, я понёс открытую банку милым дамам, дабы они тоже могли откушать заморского чуда. Фёдор отнёсся к моей инициативе критически:
– Иваныч, ты куда понёс, девчонкам, что ли?
– Да, пусть попробуют.
– Не надо, Иваныч, они тебе сейчас <звездюлей> дадут!
Прав оказался Фёдор. Увидев, как я подхожу к навесу, моя Ирина угрожающе спросила:
– Уж не нам ли ты несёшь это <фекалии>?
– Да, – скромно ответил я. – Попробуйте, хоть знать будете, что это такое.
– Нет, спасибо, – вежливо, но решительно ответила Евгения Васильевна. – Юр, я слышала где-то на Севере тухлое мясо считается деликатесом. Не хочешь попробовать?
– Это называется «копальхен». Но нам его нельзя, в нём трупного яда много. А северные народы к нему с раннего детства приучаются. Детишкам дают понемногу…
– Так, Юра, хватит уже аппетит портить! Дай посидеть по-человечески! – не выдержала Ирина. – Иди выбрасывай куда-нибудь подальше и мой руки! Иди-иди, сказала! Федя, тебя тоже касается!
А вечером узнал, что я всё делал неправильно. Открывать надо было в ёмкости с водой, чтоб не облиться рассолом. Кроме того, приличные люди сюрстрёмминг не жрут, как я, доставая пальцами из только что открытой банки. Рыбу чистят, моют и только потом едят с картошкой, луком и хлебом. Но эта информация уже не имеет для меня никакого значения.
Теперь я одержим другой мечтой: попробовать дуриан, нестерпимо вонючий фрукт, как говорят, с райским вкусом. Но в обозримом будущем осуществить её не получится. Иначе супруга окончательно убедится в моей невменяемости.
С природой и погодой какие-то чудеса творятся. Верней продолжаются. Если б не ночные холода, вплоть до заморозков, можно решить, что июль вернулся. Засуха, чёрт её дери, непробиваемая. Для огородов, конечно, вода уже не нужна, а вот лесу требуется позарез. Обещанный дождь, сильный и долгий, оказался жалкими капельками, следы которых высохли моментально.
Утром, когда отправился на работу, было особенно холодно, плюс шесть всего, но всё-таки решил обойтись без ветровки, чтоб на обратном пути её не тащить.
Коллеги вновь тусили во дворе на скамейке. Судя по весёлым лицам, от переохлаждения они не страдали.
– Коллегам привет! Чему радуетесь? – поинтересовался я.
– Марина на интересном вызове побывала, – ответил Анцыферов и кивнул на фельдшера Буракову. – Расскажи, Мариш, как ты <член> спасала, порадуй Иваныча!
– Дали вызов: «Травма полового члена у мужика». Я просила, чтоб заменили, но ни в какую, езжай и всё!
– А зачем менять? Ты мать двоих детей, на скорой отработала двадцать с лишним лет и никогда мужского отростка не видела? – с укором спросил фельдшер Лавров.
– Да при чём тут видела – не видела? Просто при травмах сильные кровотечения бывают, …рен остановишь. Хотела, чтоб туда врачебную бригаду направили. Короче, мужик сунул его в работающий вентилятор. Ноги в крови, вокруг всё забрызгано, сидит, тряпкой прижимает, весь трясётся. Мы думали, что оторвало на фиг, а нет, только побило-порезало.
– А цель-то какая была? Надоел?
– Нет, на спор. Он говорил, что ничего не будет, потому что лопасти из пластика и скорость небольшая. Теперь своим дружкам должен бутылку.
– Так ведь сейчас все вентиляторы с защитой, он её снял, что ли?
– Нет, вентилятор старый, вроде как самодельный. Там алкашеский притон, откуда у них новый возьмётся?
– А сколько лет испытателю?
– Вроде тридцать семь.
– Эх, ё, в таком-то молодом возрасте…
– Ой, да ладно, Юрий Иваныч! Для него бухло важней всего. Пить и без члена можно.
Нда, вот это попал мужик: мало того, что покалечился, так ещё и должен остался! Но винить он должен только себя, кабы мозг не пропил, мог бы сразу понять, чем чревата эта авантюра.
На конференции старший врач доложил оперативную обстановку быстро, не сообщив ничего примечательного, вопросов к нему не возникло. Мы уж было заёрзали, ожидая прекрасных слов главного врача: «Коллеги, если вопросов нет, всем спасибо!», но всё вышло по-другому.
Главный фельдшер Светлана Валентиновна решила помучить нас докладом о профилактике инфекций, связанных с оказанием медицинской помощи. Хотя, собственно, это был не доклад, а монотонное и временами сбивчивое чтение соответствующей инструкции. В результате смысл практически не улавливался, слова улетали в пустоту. Было ясно, что этот доклад нужен лишь для отчётности, поэтому Светлана не сочла нужным изложить информацию простым человеческим языком. А возможно и не сумела. Однако самое интересное она сказала в конце:
– По этой теме вы будете сдавать зачёт, так что готовьтесь.
– Ага, уже бежим и спотыкаемся! – сказал врач Данилов, и мы все дружно его поддержали.
– Светлана Валентиновна, обойдёмся без зачётов, – поспешил исправить ситуацию главный врач. – Всё, коллеги, не переживайте, всем спасибо!
Интересно получается: как только уверюсь, что Светлана поумнела, так сразу она этот факт решительно опровергает. Что ж, разум не кровь, донорский не перельёшь.
Первый вызов прилетел, как всегда, около десяти: в отделе полиции нас ожидала женщина сорока девяти лет с психозом. Эта пациентка наша старая знакомая Анна Андреевна, шизофренией давно болеет. Первый эпизод завершился полной ремиссией, длившейся долго. Когда все успокоились, решив, что плохое осталось позади, болезнь вернулась, можно сказать, нагрянула.
Лечение и в этот раз принесло ремиссию, но, к сожалению, недолгую. Дальше становилось хуже. Несмотря на лечение, болезнь далеко не уходила, продолжая маячить в поле зрения. Взрослая дочь отказалась от матери, прекратила с ней все контакты. А вот гражданский муж, в данном контексте не хочу употреблять слово «сожитель», до конца оставался верным и преданным. Он, не жалея себя, делал всё возможное и невозможное, чтоб Анна Андреевна могла жить полноценно. Но внезапная смерть его забрала и осталась она в полном одиночестве. Сразу же в её голове выстроилась бредовая система: муж не умер от инсульта, а был убит бандитами из США.
Анна Андреевна не задавалась вопросом, зачем иностранным бандитам убивать простого российского работягу. Ни к чему забивать голову какими-то пустыми раздумьями, когда есть железные неопровержимые доказательства преступления. Сперва Анна Андреевна просто писала жалобы, затем стала лично ходить по всевозможным инстанциям. При этом вела себя хоть и неадекватно, но всё же ничего опасного не совершала. До поры до времени. Однажды, явившись в райотдел, она побила девушку-полицейскую, не пропускавшую её к руководству. В итоге всё обернулось недобровольной госпитализацией в психиатрический стационар.
В этот раз Анна Андреевна сотворила примерно то же самое, но более решительно. Устраивать диспут с постовым она не стала, а сходу зарядила ему кулаком в лицо, после чего, помимо своей воли, оказалась в клетке.
Болезнь, конечно, никого не красит, но Анну Андреевну изменила до неузнаваемости. Перед нами сидела исхудавшая женщина с сальными косматыми волосами, одетая небрежно и неопрятно. Взгляд её был откровенно безумным, а лицо – неживым, застывшим, не отображавшим никаких психических процессов.
– Здравствуйте, Анна Андреевна! Как вы здесь очутились?
– Я не в чулках, чтобы мне очутываться. У меня всё есть, вот, читайте! – сказала она и протянула небольшой листок с рекламой продукции из кур.
– И что это означает? – поинтересовался я.
– Грудка куриная, значит в грудь убили и даже телефон написали! Правильно, бояться нечего, в Воеводинском районе теперь все собрались. Две бумажки принесли и как будто не стреляли. Ты когда в Воеводинский район поедешь? – строго спросила она фельдшера Германа.
– Где такой район? – спросил он.
– А в выписке из российского юридического кодекса что написано? В грудь бумага не попадала, вот и думай! Давай зови сюда главного генерала, чтобы все основания были. Надо дело заводить, на пограничников нечего надеяться. Убили, а списки-то уже составлены.
– Анна Андреевна, вы сейчас где находитесь? – спросил я.
– Я и так знаю.
– Очень хорошо, что знаете. Ну так где же?
– <Правильно назвала адрес отдела полиции>. Из тюрьмы он никак не убежит, иначе сразу накроет. Так всё и пойдёт строго по перечню.
– Ну ладно, Анна Андреевна, поехали отдыхать и лечиться, – решил я завершить бесплодную беседу.
После этих слов она попыталась меня пнуть, но затем спокойно пошла в машину.
Факт печальный, но всё равно факт: шизофрения безжалостно искорёжила психику Анны Андреевны, вверх дном перевернула. Некогда систематизированный бред, как и мышление в целом, разлетелись на осколки, из-за чего её высказывания кажутся бессмысленными. Но будучи знакомым с первоначальной картиной, я смог понять, что она нашла очередное доказательство убийства. По её мнению, реклама куриной грудки чётко указывала на убийство в грудь. Кстати сказать, такой вывод является наглядным примером паралогичного мышления.
В отличие от деменции, разум больных шизофренией не исчезает, даже не уменьшается. Его можно сравнить с оркестром, состав которого не изменился, но утратил слаженность, и музыканты стали играть кто во что горазд.
Тем не менее, таких больных нельзя считать ничего не соображающими, непробиваемыми существами. Они остро чувствуют душевную боль, их психические процессы живы и даже активны, только очень глубоко запрятаны. Вот поэтому бестактность и пренебрежительность по отношению к ним абсолютно недопустимы.
Освободившись, получили указание двигаться в сторону «скорой», но на полпути всучили вызов: на улице избит мужчина сорока под вопросом лет. По негласному правилу, непрофильные вызовы нам дают только те, к которым мы ближе всех. Вот и этот не был исключением, находился всего в пяти минутах езды.
Мы уж настроились было увидеть последствия пьяной разборки, но всё оказалось не так. В частном секторе стоял ассенизаторский автомобиль с открытой дверью кабины. Тут же, лицом вниз лежал мужчина в оранжевой жилетке. Как всегда в подобных случаях, людей собралось довольно много. Но это были не праздные зеваки, возжелавшие зрелищ, а настоящая общественность, чем-то возмущённая и взбудораженная.
Пострадавший находился без сознания, да оно и немудрено с такой-то раной в теменной области. Подробно описывать её не стану, лишь скажу, что черепно-мозговая травма была открытой.
– Что тут произошло? – обратился я к собравшимся.
– Какой-то мужик седой несколько раз трубой по голове ударил, – ответил молодой парень.
– Э, ты кто такой, вообще? – вызверился на него коротко стриженный мужчина лет тридцати, весь дёрганный. – Вали <на фиг> отсюда! Ща <табло> сломаю, плакать будешь!
– Лёша, не надо, перестань, – попросила его женщина средних лет.
– Так в чём причина-то? – продолжил допытываться я.
– Достали эти <каловозки>! Как к себе домой приезжают и сливают! Ну куда это годится?
В этот момент приехала полиция, которую народ встретил возмущённым шумом.
Кровотечение почти остановилось, гемодинамика особых опасений не внушала. Оказав всю положенную помощь, мы увезли пострадавшего в нейрохирургию.
К сожалению, законные методы борьбы с правонарушениями далеко не всегда эффективны. Поэтому некоторые предпочитают решать проблемы криминальным путём, считая его наиболее результативным. Вот только слишком дорогую цену придётся заплатить. Скорей всего ассенизаторы перестанут там безобразить. Но «воспитателю», лишённому свободы, вряд ли от этого полегчает.
Далее мы отправились в районную поликлинику, где нас ожидала женщина сорока восьми лет с психозом.
В коридоре у кабинета хирурга двое полицейских удерживали злую, как сто чертей, растрёпанную даму, сидевшую на банкетке. Пациенты, ожидавшие приёма, находились на безопасном расстоянии и были перепуганы насмерть.
– Идите к хирургу, вам всё объяснят, – сказал один из полицейских.
Хирург, оказавшаяся молоденькой миниатюрной девушкой, приступила к рассказу, не дожидаясь вопросов:
– Эта Шелковская психически больная, на учёте стоит. К нам часто приходит, требует, чтоб ей пластику лица сделали.
– А что, есть показания?
– Нет, конечно! У неё дисморфоманический бред, сами знаете, переубеждать бесполезно. Мы говорили, что пластику не делаем, не имеем права, а толку-то. Но до этого она нормально себя вела. Скажешь: «Ждите, вам из Москвы придёт вызов на операцию» и всё, спокойно уходит. А сегодня как взбесилась! В кабинет вломилась, сразу угрожать начала, я, говорит, вас сейчас удавлю и из окна прыгну. Медсестру по лицу ударила. Потом села на пол, сказала, что так и будет здесь сидеть, пока на операцию не возьмут.
– Ясно. Вот видите, значит пригодилась психиатрия! – сказал я.
– Хм, лучше бы не пригождалась, я бы не обиделась.
Беседа врача с психически нездоровым человеком – своего рода таинство, к которому праздные зеваки не допускаются. А в коридоре поликлиники как ты без них обойдёшься? По дороге в машину больная распугивала всех встречных диким криком, но главное не вырывалась и ни на кого не бросалась.
– Вот теперь давайте пообщаемся, Надежда Витальевна, – сказал я, когда мы уселись в салоне.
– Иди <в звезду>! – светски вежливо ответила она. – Скоро вы все под суд пойдёте, <нецензурные оскорбления>, а я посмеюсь!
– И за что же нас будут судить?
– Ну-ну, издевайтесь, продолжайте, – ответила она, едва сдерживаясь от эмоционального взрыва. – Думаете я молчать буду? Нееет, я уже везде написала, как меня лазером изуродовали. Всё, уже ничего не скроешь, делу дан ход.
– Надежда Витальевна, я ваших дел не знаю. Кто вас изуродовал и за что?
– Да хватит дурака-то изображать! Сразу из пяти квартир лазер пускают, со всех сторон. Думают, что я совсем тупая, ничего не пойму. Смотрите! Смотрите-смотрите, не отворачивайтесь! Вот, в кого меня превратили!
– Стоп, уточните, что с вами не так?
– Я чудищем стала, не видишь, что ли? Скулы выросли, от носа две дырки остались как у динозавра. Мне на улицу страшно выйти, люди шарахаются и пальцем показывают!
– По динозаврам я не спец, но лицо у вас совершенно нормальное.
– Надо же! Значит пластику делать не надо?
– Конечно нет.
– Да что ты, Кузя? Не надейся, я всё равно своего добьюсь!
– Надежда Витальевна, вы у психиатра наблюдаетесь?
– Я не наблюдаюсь, это они за мной наблюдают. Чуть что, сразу в дурку укладывают, типа лечиться.
– Ну и как, получше становится?
– Какое это лечение, если причина не устраняется? Таблетки и уколы чувствительность подавляют, а лазерные установки никуда не деваются, лучи идут во всю!
– Надежда Витальевна, а зачем кому-то вас облучать и калечить? Ради чего?
– Чтоб исследовать, деньги на мне зарабатывать.
– Ладно, поедемте лечиться от облучения и ставить защиту.
Надежде Витальевне я выставил дисморфоманический бредовый синдром. В переводе на простой язык, это означает твёрдую убеждённость больного в наличии у него физического недостатка. Но тут есть один нюанс: такой бред не самостоятельное заболевание, а одна из составляющих другого. На мой взгляд Надежда Витальевна страдает шизофренией, но поскольку в моём распоряжении не было никакой подтверждающей документации, сей грозный диагноз я оставил за кадром.
После освобождения нас позвали на обед. Выйдя из машины, мы увидели дворника Сашу, который нёс что-то непонятное и так был доволен, словно клад отыскал.
– Во, смотрите, я грибов набрал! – похвастался он и показал целлофановый пакет вроде как с шампиньонами.
– Где ты их надыбал? – спросил медбрат Виталий.
– Да вон за проходной, на газоне.
– Саш, нельзя у дороги собирать грибы! – сказал я. – В этом газоне вся земля отравлена, сам же знаешь, машины круглосуточно ездят.
– Так я же их не сырыми буду есть. Промою, отварю и пожарю.
– Эх, япона мама, в них столько всякой дряни накопилось, что никакая отварка не поможет. Хоть сутки вываривай, всё равно бесполезно.
– Юрий Иваныч, я не пойму, вас в институтах, что ли, учат людям кайф ломать? Каждый год здесь собираю и не помер. Не знаю откуда эта бодяга пошла, что у дороги грибы ядовитые. Какой-то дурак придумал и все подхватили.
– Саша, там яд не мгновенного действия. Соли тяжёлых металлов и канцерогены могут через годы себя показать. Не рискуй, выброси! Можно подумать ты без грибов с голоду умрёшь!
– Ладно, ща подумаю, – недовольно буркнул он, унося добычу к себе в каптёрку.
Давно заметил, что к грибам, найденным в городской черте, некоторые относятся как к уникальной ценности. Ладно бы голод и нужда заставляли так поступать, но нет же! Скорей всего причина кроется в стремлении получить бесплатно то, за что другие платят деньги. Однако эта халява может обойтись слишком дорого.
Вызов дали в пятом часу: психически больная тридцати трёх лет отравилась таблетками и для полного счастья порезала вены. Вызвал друг.
Нас встретил молодой мужчина, тот самый друг, и вполголоса объяснил:
– У меня девушка каких-то таблеток напилась и руки изрезала. Говорит, что жить не хочет.
– А причина какая?
– Немного поссорились… Планировали съездить в Дивеево, в монастырь, а меня срочно вызвали на работу. Я в Москве, вахтой работаю…
– Покончить с собой из-за сорвавшейся поездки как-то несерьёзно, – заметил я.
– Да дело не в этом… Она решила, что я хочу её бросить.
– А почему у нас написано, что она психически больная?
– Потому что на учёте в ПНД, в больнице несколько раз лежала. Но не с психами, а в специальном отделении для нормальных.
– Где она сейчас?
– Идёмте.
Пациентка оказалась живее всех живых, в чём я, собственно, не сомневался. Выглядела она эффектно, хоть мелодраму снимай: длинные светлые волосы раскиданы по подушке, на лице – неимоверные душевные страдания, одна рука на груди, другая безвольно откинута в сторону.
– Здравствуйте, Юля! Что случилось?
– Я между жизнью и смертью застряла…
– Не переживайте, вытащим. Какие таблетки пили?
– <Название антидепрессанта из группы СИОЗС>, пять капсул.
– Что у вас с венами?
– Порезала, только немного, меня Андрюша остановил.
На левом запястье были три ровных царапинки, расположенных строго параллельно друг другу. Разумеется, ни о какой угрозе жизни речь не шла.
– Что вас сейчас беспокоит?
– Голова болит, в сердце перебои, трудно дышать, как будто что-то мешает.
– Скажите, а вы всерьёз хотели с жизнью расстаться?
– А что мне остаётся? Увезите меня в четвёртое отделение, я вас очень прошу! Пожалуйста! Иначе я из окна выброшусь или у меня просто сердце остановится!
– Хорошо, собирайтесь, – покладисто согласился я.
– А вы можете мне сделать <Название препарата из группы бензодиазепинов>?
– Нет, вам в отделении всё сделают.
Демонстративность, даже можно сказать театральность поведения Юлии, жажда всеобщего внимания, указывали на диссоциативное (конверсионное) расстройство. Повторюсь, ранее эта бяка называлась истерическим неврозом или просто истерией.
В данном случае была не попытка с***цида, а её имитация с целью удержать Андрея, не позволить ему порвать отношения. Такие пациенты в силу крайней эгоистичности не хотят и не могут понять народную мудрость «Насильно мил не будешь». Их по-настоящему заботят лишь собственные потребности. А страдания и проблемы других, в том числе близких людей, не представляют ни малейшего интереса.
Признаюсь откровенно, Юлию я обманул. В четвёртое отделение, называемое в народе санаторным, потенциальных самоубийц не кладут. Лечатся они только в закрытых отделениях, где условия далеки от санаторных. Когда Юлия всё поняла, то мгновенно стала уверять, что не собиралась расставаться с жизнью, однако было поздно.
Кому-то может показаться, что я вступил в противоречия с самим собой: сделал вывод об отсутствии у больной с***дальных намерений, но всё равно привёз её в стационар, чтоб госпитализировать в столь серьёзное отделение. Так вот, были у меня на этот счёт два соображения. Во-первых, даже показушная, разыгранная попытка с***цида может выйти из-под контроля и закончиться трагически. В этом случае отвечать придётся мне. Во-вторых, после выписки Юлия вряд ли захочет снова прибегать к шантажу.
Далее поехали к психически больному мужчине шестидесяти шести лет, который заперся в квартире и не пускает родственников. Вызвала полиция.
На пятом этаже «хрущёвки» было многолюдно: полицейские, пожарные, мужчина средних лет с пожилой женщиной, видимо те самые родственники, которые не могли попасть в квартиру.
Вскрыть дверь «культурно» не получилось и один из пожарных сделал это радикально, резаком.
– «Скорая», заходите! – крикнули из квартиры.
Пациент нуждался лишь в одном: констатации смерти. Одетый в тёмно-синие «семейные» трусы, он лежал на полу, заняв собой всё свободное пространство маленькой кухни. Возле рта скопилась частично подсохшая чёрная жижа, кожные покровы были грязно-жёлтого цвета. Но особое внимание привлекал неестественно огромный живот.
Вдова и сын покойного вели себя абсолютно спокойно, поэтому я сразу приступил к расспросу:
– Цирроз или рак?
– Цирроз. Три года мучился, а всё равно пил. Сам себя загубил…
– Он у психиатра лечился?
– Нет-нет, никогда.
– А почему написано, что психически больной?
– Правильно, он в последнее время был совсем ненормальным, заговаривался. А сегодня вообще разошёлся, ты, говорит, <распутная женщина>, <жрица любви>, тебя весь город <перелюбил>. Выгнал меня, мол, уходи отсюда, пока башку тебе не отрезал!
– Давно это было?
– Часа три назад.
Судя по рвотным массам, похожим на кофейную гущу, у пациента было желудочно-кишечное кровотечение, которое могло послужить причиной смерти. Дело в том, что при циррозе печени повышается давление в системе воротной вены. Это называется «портальная гипертензия». В числе прочего, она проявляется варикозным расширением вен пищевода, желудка, передней брюшной стенки, геморроидальных вен. Если возникнет внутреннее кровотечение, сразу его не распознаешь и не остановишь. Вдобавок, при циррозе свёртываемость очень плохая, уж если потечёт, то по-настоящему, как из открытого на всю крана. Вот по этим причинам фатальный исход может наступить стремительно.
Что касается психических нарушений, то при деструктивных болезнях печени они не являются редкостью. Дело в том, что всякая гадость, образующаяся в ходе обмена веществ или попадающая извне, не обезвреживается и в числе прочего повреждает головной мозг.
Лечение психических расстройств у таких больных должно быть направлено прежде всего на дезинтоксикацию, то есть выведение из организма токсичных веществ. Здесь имеется в виду лечение, назначенное врачом, а не всякая дикость типа народных способов «чистки печени». Категорически нельзя самовольно давать больным никаких «успокоительных». Причина заключается в том, что лекарственный препарат, считающийся безопасным, для человека с печёночной недостаточностью может стать смертельным ядом. Короче говоря, в данных случаях между самолечением, убийством или самоубийством можно уверенно ставить знак равенства.
Затем нас позвали на «скорую». Когда проезжали старый район, застроенный двухэтажками, водитель Володя сказал:
– Смотри, Иваныч, опять, что ли, сараи горят?
Действительно, метрах в трёхстах впереди был виден дым и тут же послышался вой сирены пожарного автомобиля.
– Ща нам дадут, – уверенно сказал он.
И точно, в туже секунду планшет известил о вызове: «Дежурство на пожаре».
Володя оказался настоящим провидцем. Во дворе, среди похожей на джунгли растительности, горели сараи. Казалось бы, что тут примечательного? Так, мелкое происшествие, недостойное внимания. Однако эти сараи лишь на поверхностный взгляд являются старыми убогими развалюхами. На самом же деле, в них кроется непостижимая мистическая тайна. Судите сами: горят они часто, причём весьма неслабо, но по какой-то причине всякий раз остаются невредимыми.
Дежурство было недолгим, обошлось без ужастиков и с чувством исполненного долга мы вернулись на «скорую».
На следующий день в лес я не пошёл, поскольку делать там решительно нечего. Грибов нет, а прогулка в жару, духоту и смертельную сушь, удовольствия не принесёт. Однако скучать не пришлось. Вернулась к нам с Фёдором жажда поиска. Нет, не приключений, а старины, таинственной, заманчивой и ценной. В общем расчехлил я свой металлоискатель. Но о результатах поиска отчитаюсь в следующем очерке.
Все имена и фамилии изменены
автор канал на дзене - #УжасноЗлойДоктор
Теперь объясню, к чему все эти словеса и начну издалека. В прошлом очерке я мимоходом упомянул шведский национальный продукт «Сюрстрёмминг», представляющий собой квашенную сельдь. Причём упомянул в пренебрежительном смысле. Но совершенно неожиданно меня охватило сильнейшее непреодолимое желание испробовать эту прелесть. Психологически я был неотличим от некоторых беременных, которым хоть умри, а дай съесть какое-нибудь непотребство.
Попытки избавиться от этой дурацкой хотелки успеха не принесли, а потому мне не оставалось ничего другого, как её удовлетворить. На известных торговых площадках сюрстрёмминг я нашёл без труда, но хорошо, что не поспешил, а сначала отзывы почитал. Все они были гневными, поскольку в банках оказались голые селёдочные хребты, плававшие в вонючей жиже. Мне бы отступиться после этого, да куда там! Всё-таки добился своего, купил на сервисе объявлений и уже через три дня получил желаемое.
Принеся заказ домой, я радостно поведал супруге о приобретении деликатеса. Что это такое она тоже знала, а потому немедленно устроила ругань:
– Юра, я смотрю ты окончательно в идиота превратился! С каждым днём всё дурней и дурней становишься!
– Ириш, я всегда таким был, просто скрывать перестал.
– Ой, да хватит уже! Мне вот совсем не смешно! Сколько эта дрянь стоит?
И вот тут я, что называется, дал маху. Приготовился соврать, назвать цену поменьше, но с языка слетела правда:
– Три восемьсот.
– Эх, … твою мааать! Ну и дурак, ведь надо же таким дураком быть! Почти четыре тысячи выкинул!
– Ир, в жизни надо всё попробовать.
– Ну так нажрись тухлой селёдки, да и всё. Какие проблемы-то?
– Такие. Сюрстрёмминг – это квашеная ферментированная селёдка.
– Да что ты мне ерунду рассказываешь? Я, в отличие от тебя, пока не слабоумная! Тухлятина она и есть тухлятина, как не назови.
– Ириш, ты погоди ругаться, попробуем, может и понравится.
– Чегооо? Никаких «попробуем»! Ешь сам, наслаждайся. А не съешь, я тебе эту селёдку за шиворот вывалю!
К дегустации я подготовился основательно, почитал статьи, отзывы, посмотрел видео. Люди отзываются по-разному, но все едины в одном: открывать банку дома ни в коем случае нельзя. По этой причине взял я её на дачу.
Жрать деликатес в одну харю как-то не совсем хорошо, и позвал я на дегустацию Фёдора с Евгенией Васильевной. Супруга отчаянно возражала, мол, что ты перед людьми-то позоришься? Хоть бы, говорит, постыдился дураком себя выставлять! Но я включил бронебойную упёртость и поступил по-своему.
И вот настал самый ответственный момент: вскрытие банки. Делать это за столом под навесом Ирина запретила, нечего, говорит, еду поганить. Тогда отправились мы с Фёдором на участок из-под картошки, присели на корточки и я нанёс решающий удар. В смысле банку открывалкой пробил. Сразу же вырвалась струя рассола, обрызгавшая нас, правда, несильно. Вонь пошла непередаваемая, будто мы собрались не селёдку есть, а, простите, гнилой труп. Про этот гейзер из тухлятины я знал заранее, но не думал, что он будет таким сильным.
– Фууу, <распутная женщина>! – крикнул Фёдор с перекошенным лицом. – Иваныч, ты для этого нас пригласил? Чтоб тухлятиной накормить?
– Федя, тут главное вкус, а не запах!
– Ага, мало нанюхаться, так ещё и жрать? Нет уж, Иваныч, я лучше с голода подохну!
– Да ты посмотри, какие кусочки аппетитные!
С этими словами я задержал дыхание, немного откусил и как ни странно, нестерпимого отвращения с рвотными позывами не возникло. Ощутил соль, кислинку с горчинкой, но ровным счётом ничего привлекательного не обнаружил. Далее откусил ещё немножко и мой организм ясно дал понять, что его терпение вот-вот иссякнет. Как настоящий джентльмен, я понёс открытую банку милым дамам, дабы они тоже могли откушать заморского чуда. Фёдор отнёсся к моей инициативе критически:
– Иваныч, ты куда понёс, девчонкам, что ли?
– Да, пусть попробуют.
– Не надо, Иваныч, они тебе сейчас <звездюлей> дадут!
Прав оказался Фёдор. Увидев, как я подхожу к навесу, моя Ирина угрожающе спросила:
– Уж не нам ли ты несёшь это <фекалии>?
– Да, – скромно ответил я. – Попробуйте, хоть знать будете, что это такое.
– Нет, спасибо, – вежливо, но решительно ответила Евгения Васильевна. – Юр, я слышала где-то на Севере тухлое мясо считается деликатесом. Не хочешь попробовать?
– Это называется «копальхен». Но нам его нельзя, в нём трупного яда много. А северные народы к нему с раннего детства приучаются. Детишкам дают понемногу…
– Так, Юра, хватит уже аппетит портить! Дай посидеть по-человечески! – не выдержала Ирина. – Иди выбрасывай куда-нибудь подальше и мой руки! Иди-иди, сказала! Федя, тебя тоже касается!
А вечером узнал, что я всё делал неправильно. Открывать надо было в ёмкости с водой, чтоб не облиться рассолом. Кроме того, приличные люди сюрстрёмминг не жрут, как я, доставая пальцами из только что открытой банки. Рыбу чистят, моют и только потом едят с картошкой, луком и хлебом. Но эта информация уже не имеет для меня никакого значения.
Теперь я одержим другой мечтой: попробовать дуриан, нестерпимо вонючий фрукт, как говорят, с райским вкусом. Но в обозримом будущем осуществить её не получится. Иначе супруга окончательно убедится в моей невменяемости.
С природой и погодой какие-то чудеса творятся. Верней продолжаются. Если б не ночные холода, вплоть до заморозков, можно решить, что июль вернулся. Засуха, чёрт её дери, непробиваемая. Для огородов, конечно, вода уже не нужна, а вот лесу требуется позарез. Обещанный дождь, сильный и долгий, оказался жалкими капельками, следы которых высохли моментально.
Утром, когда отправился на работу, было особенно холодно, плюс шесть всего, но всё-таки решил обойтись без ветровки, чтоб на обратном пути её не тащить.
Коллеги вновь тусили во дворе на скамейке. Судя по весёлым лицам, от переохлаждения они не страдали.
– Коллегам привет! Чему радуетесь? – поинтересовался я.
– Марина на интересном вызове побывала, – ответил Анцыферов и кивнул на фельдшера Буракову. – Расскажи, Мариш, как ты <член> спасала, порадуй Иваныча!
– Дали вызов: «Травма полового члена у мужика». Я просила, чтоб заменили, но ни в какую, езжай и всё!
– А зачем менять? Ты мать двоих детей, на скорой отработала двадцать с лишним лет и никогда мужского отростка не видела? – с укором спросил фельдшер Лавров.
– Да при чём тут видела – не видела? Просто при травмах сильные кровотечения бывают, …рен остановишь. Хотела, чтоб туда врачебную бригаду направили. Короче, мужик сунул его в работающий вентилятор. Ноги в крови, вокруг всё забрызгано, сидит, тряпкой прижимает, весь трясётся. Мы думали, что оторвало на фиг, а нет, только побило-порезало.
– А цель-то какая была? Надоел?
– Нет, на спор. Он говорил, что ничего не будет, потому что лопасти из пластика и скорость небольшая. Теперь своим дружкам должен бутылку.
– Так ведь сейчас все вентиляторы с защитой, он её снял, что ли?
– Нет, вентилятор старый, вроде как самодельный. Там алкашеский притон, откуда у них новый возьмётся?
– А сколько лет испытателю?
– Вроде тридцать семь.
– Эх, ё, в таком-то молодом возрасте…
– Ой, да ладно, Юрий Иваныч! Для него бухло важней всего. Пить и без члена можно.
Нда, вот это попал мужик: мало того, что покалечился, так ещё и должен остался! Но винить он должен только себя, кабы мозг не пропил, мог бы сразу понять, чем чревата эта авантюра.
На конференции старший врач доложил оперативную обстановку быстро, не сообщив ничего примечательного, вопросов к нему не возникло. Мы уж было заёрзали, ожидая прекрасных слов главного врача: «Коллеги, если вопросов нет, всем спасибо!», но всё вышло по-другому.
Главный фельдшер Светлана Валентиновна решила помучить нас докладом о профилактике инфекций, связанных с оказанием медицинской помощи. Хотя, собственно, это был не доклад, а монотонное и временами сбивчивое чтение соответствующей инструкции. В результате смысл практически не улавливался, слова улетали в пустоту. Было ясно, что этот доклад нужен лишь для отчётности, поэтому Светлана не сочла нужным изложить информацию простым человеческим языком. А возможно и не сумела. Однако самое интересное она сказала в конце:
– По этой теме вы будете сдавать зачёт, так что готовьтесь.
– Ага, уже бежим и спотыкаемся! – сказал врач Данилов, и мы все дружно его поддержали.
– Светлана Валентиновна, обойдёмся без зачётов, – поспешил исправить ситуацию главный врач. – Всё, коллеги, не переживайте, всем спасибо!
Интересно получается: как только уверюсь, что Светлана поумнела, так сразу она этот факт решительно опровергает. Что ж, разум не кровь, донорский не перельёшь.
Первый вызов прилетел, как всегда, около десяти: в отделе полиции нас ожидала женщина сорока девяти лет с психозом. Эта пациентка наша старая знакомая Анна Андреевна, шизофренией давно болеет. Первый эпизод завершился полной ремиссией, длившейся долго. Когда все успокоились, решив, что плохое осталось позади, болезнь вернулась, можно сказать, нагрянула.
Лечение и в этот раз принесло ремиссию, но, к сожалению, недолгую. Дальше становилось хуже. Несмотря на лечение, болезнь далеко не уходила, продолжая маячить в поле зрения. Взрослая дочь отказалась от матери, прекратила с ней все контакты. А вот гражданский муж, в данном контексте не хочу употреблять слово «сожитель», до конца оставался верным и преданным. Он, не жалея себя, делал всё возможное и невозможное, чтоб Анна Андреевна могла жить полноценно. Но внезапная смерть его забрала и осталась она в полном одиночестве. Сразу же в её голове выстроилась бредовая система: муж не умер от инсульта, а был убит бандитами из США.
Анна Андреевна не задавалась вопросом, зачем иностранным бандитам убивать простого российского работягу. Ни к чему забивать голову какими-то пустыми раздумьями, когда есть железные неопровержимые доказательства преступления. Сперва Анна Андреевна просто писала жалобы, затем стала лично ходить по всевозможным инстанциям. При этом вела себя хоть и неадекватно, но всё же ничего опасного не совершала. До поры до времени. Однажды, явившись в райотдел, она побила девушку-полицейскую, не пропускавшую её к руководству. В итоге всё обернулось недобровольной госпитализацией в психиатрический стационар.
В этот раз Анна Андреевна сотворила примерно то же самое, но более решительно. Устраивать диспут с постовым она не стала, а сходу зарядила ему кулаком в лицо, после чего, помимо своей воли, оказалась в клетке.
Болезнь, конечно, никого не красит, но Анну Андреевну изменила до неузнаваемости. Перед нами сидела исхудавшая женщина с сальными косматыми волосами, одетая небрежно и неопрятно. Взгляд её был откровенно безумным, а лицо – неживым, застывшим, не отображавшим никаких психических процессов.
– Здравствуйте, Анна Андреевна! Как вы здесь очутились?
– Я не в чулках, чтобы мне очутываться. У меня всё есть, вот, читайте! – сказала она и протянула небольшой листок с рекламой продукции из кур.
– И что это означает? – поинтересовался я.
– Грудка куриная, значит в грудь убили и даже телефон написали! Правильно, бояться нечего, в Воеводинском районе теперь все собрались. Две бумажки принесли и как будто не стреляли. Ты когда в Воеводинский район поедешь? – строго спросила она фельдшера Германа.
– Где такой район? – спросил он.
– А в выписке из российского юридического кодекса что написано? В грудь бумага не попадала, вот и думай! Давай зови сюда главного генерала, чтобы все основания были. Надо дело заводить, на пограничников нечего надеяться. Убили, а списки-то уже составлены.
– Анна Андреевна, вы сейчас где находитесь? – спросил я.
– Я и так знаю.
– Очень хорошо, что знаете. Ну так где же?
– <Правильно назвала адрес отдела полиции>. Из тюрьмы он никак не убежит, иначе сразу накроет. Так всё и пойдёт строго по перечню.
– Ну ладно, Анна Андреевна, поехали отдыхать и лечиться, – решил я завершить бесплодную беседу.
После этих слов она попыталась меня пнуть, но затем спокойно пошла в машину.
Факт печальный, но всё равно факт: шизофрения безжалостно искорёжила психику Анны Андреевны, вверх дном перевернула. Некогда систематизированный бред, как и мышление в целом, разлетелись на осколки, из-за чего её высказывания кажутся бессмысленными. Но будучи знакомым с первоначальной картиной, я смог понять, что она нашла очередное доказательство убийства. По её мнению, реклама куриной грудки чётко указывала на убийство в грудь. Кстати сказать, такой вывод является наглядным примером паралогичного мышления.
В отличие от деменции, разум больных шизофренией не исчезает, даже не уменьшается. Его можно сравнить с оркестром, состав которого не изменился, но утратил слаженность, и музыканты стали играть кто во что горазд.
Тем не менее, таких больных нельзя считать ничего не соображающими, непробиваемыми существами. Они остро чувствуют душевную боль, их психические процессы живы и даже активны, только очень глубоко запрятаны. Вот поэтому бестактность и пренебрежительность по отношению к ним абсолютно недопустимы.
Освободившись, получили указание двигаться в сторону «скорой», но на полпути всучили вызов: на улице избит мужчина сорока под вопросом лет. По негласному правилу, непрофильные вызовы нам дают только те, к которым мы ближе всех. Вот и этот не был исключением, находился всего в пяти минутах езды.
Мы уж настроились было увидеть последствия пьяной разборки, но всё оказалось не так. В частном секторе стоял ассенизаторский автомобиль с открытой дверью кабины. Тут же, лицом вниз лежал мужчина в оранжевой жилетке. Как всегда в подобных случаях, людей собралось довольно много. Но это были не праздные зеваки, возжелавшие зрелищ, а настоящая общественность, чем-то возмущённая и взбудораженная.
Пострадавший находился без сознания, да оно и немудрено с такой-то раной в теменной области. Подробно описывать её не стану, лишь скажу, что черепно-мозговая травма была открытой.
– Что тут произошло? – обратился я к собравшимся.
– Какой-то мужик седой несколько раз трубой по голове ударил, – ответил молодой парень.
– Э, ты кто такой, вообще? – вызверился на него коротко стриженный мужчина лет тридцати, весь дёрганный. – Вали <на фиг> отсюда! Ща <табло> сломаю, плакать будешь!
– Лёша, не надо, перестань, – попросила его женщина средних лет.
– Так в чём причина-то? – продолжил допытываться я.
– Достали эти <каловозки>! Как к себе домой приезжают и сливают! Ну куда это годится?
В этот момент приехала полиция, которую народ встретил возмущённым шумом.
Кровотечение почти остановилось, гемодинамика особых опасений не внушала. Оказав всю положенную помощь, мы увезли пострадавшего в нейрохирургию.
К сожалению, законные методы борьбы с правонарушениями далеко не всегда эффективны. Поэтому некоторые предпочитают решать проблемы криминальным путём, считая его наиболее результативным. Вот только слишком дорогую цену придётся заплатить. Скорей всего ассенизаторы перестанут там безобразить. Но «воспитателю», лишённому свободы, вряд ли от этого полегчает.
Далее мы отправились в районную поликлинику, где нас ожидала женщина сорока восьми лет с психозом.
В коридоре у кабинета хирурга двое полицейских удерживали злую, как сто чертей, растрёпанную даму, сидевшую на банкетке. Пациенты, ожидавшие приёма, находились на безопасном расстоянии и были перепуганы насмерть.
– Идите к хирургу, вам всё объяснят, – сказал один из полицейских.
Хирург, оказавшаяся молоденькой миниатюрной девушкой, приступила к рассказу, не дожидаясь вопросов:
– Эта Шелковская психически больная, на учёте стоит. К нам часто приходит, требует, чтоб ей пластику лица сделали.
– А что, есть показания?
– Нет, конечно! У неё дисморфоманический бред, сами знаете, переубеждать бесполезно. Мы говорили, что пластику не делаем, не имеем права, а толку-то. Но до этого она нормально себя вела. Скажешь: «Ждите, вам из Москвы придёт вызов на операцию» и всё, спокойно уходит. А сегодня как взбесилась! В кабинет вломилась, сразу угрожать начала, я, говорит, вас сейчас удавлю и из окна прыгну. Медсестру по лицу ударила. Потом села на пол, сказала, что так и будет здесь сидеть, пока на операцию не возьмут.
– Ясно. Вот видите, значит пригодилась психиатрия! – сказал я.
– Хм, лучше бы не пригождалась, я бы не обиделась.
Беседа врача с психически нездоровым человеком – своего рода таинство, к которому праздные зеваки не допускаются. А в коридоре поликлиники как ты без них обойдёшься? По дороге в машину больная распугивала всех встречных диким криком, но главное не вырывалась и ни на кого не бросалась.
– Вот теперь давайте пообщаемся, Надежда Витальевна, – сказал я, когда мы уселись в салоне.
– Иди <в звезду>! – светски вежливо ответила она. – Скоро вы все под суд пойдёте, <нецензурные оскорбления>, а я посмеюсь!
– И за что же нас будут судить?
– Ну-ну, издевайтесь, продолжайте, – ответила она, едва сдерживаясь от эмоционального взрыва. – Думаете я молчать буду? Нееет, я уже везде написала, как меня лазером изуродовали. Всё, уже ничего не скроешь, делу дан ход.
– Надежда Витальевна, я ваших дел не знаю. Кто вас изуродовал и за что?
– Да хватит дурака-то изображать! Сразу из пяти квартир лазер пускают, со всех сторон. Думают, что я совсем тупая, ничего не пойму. Смотрите! Смотрите-смотрите, не отворачивайтесь! Вот, в кого меня превратили!
– Стоп, уточните, что с вами не так?
– Я чудищем стала, не видишь, что ли? Скулы выросли, от носа две дырки остались как у динозавра. Мне на улицу страшно выйти, люди шарахаются и пальцем показывают!
– По динозаврам я не спец, но лицо у вас совершенно нормальное.
– Надо же! Значит пластику делать не надо?
– Конечно нет.
– Да что ты, Кузя? Не надейся, я всё равно своего добьюсь!
– Надежда Витальевна, вы у психиатра наблюдаетесь?
– Я не наблюдаюсь, это они за мной наблюдают. Чуть что, сразу в дурку укладывают, типа лечиться.
– Ну и как, получше становится?
– Какое это лечение, если причина не устраняется? Таблетки и уколы чувствительность подавляют, а лазерные установки никуда не деваются, лучи идут во всю!
– Надежда Витальевна, а зачем кому-то вас облучать и калечить? Ради чего?
– Чтоб исследовать, деньги на мне зарабатывать.
– Ладно, поедемте лечиться от облучения и ставить защиту.
Надежде Витальевне я выставил дисморфоманический бредовый синдром. В переводе на простой язык, это означает твёрдую убеждённость больного в наличии у него физического недостатка. Но тут есть один нюанс: такой бред не самостоятельное заболевание, а одна из составляющих другого. На мой взгляд Надежда Витальевна страдает шизофренией, но поскольку в моём распоряжении не было никакой подтверждающей документации, сей грозный диагноз я оставил за кадром.
После освобождения нас позвали на обед. Выйдя из машины, мы увидели дворника Сашу, который нёс что-то непонятное и так был доволен, словно клад отыскал.
– Во, смотрите, я грибов набрал! – похвастался он и показал целлофановый пакет вроде как с шампиньонами.
– Где ты их надыбал? – спросил медбрат Виталий.
– Да вон за проходной, на газоне.
– Саш, нельзя у дороги собирать грибы! – сказал я. – В этом газоне вся земля отравлена, сам же знаешь, машины круглосуточно ездят.
– Так я же их не сырыми буду есть. Промою, отварю и пожарю.
– Эх, япона мама, в них столько всякой дряни накопилось, что никакая отварка не поможет. Хоть сутки вываривай, всё равно бесполезно.
– Юрий Иваныч, я не пойму, вас в институтах, что ли, учат людям кайф ломать? Каждый год здесь собираю и не помер. Не знаю откуда эта бодяга пошла, что у дороги грибы ядовитые. Какой-то дурак придумал и все подхватили.
– Саша, там яд не мгновенного действия. Соли тяжёлых металлов и канцерогены могут через годы себя показать. Не рискуй, выброси! Можно подумать ты без грибов с голоду умрёшь!
– Ладно, ща подумаю, – недовольно буркнул он, унося добычу к себе в каптёрку.
Давно заметил, что к грибам, найденным в городской черте, некоторые относятся как к уникальной ценности. Ладно бы голод и нужда заставляли так поступать, но нет же! Скорей всего причина кроется в стремлении получить бесплатно то, за что другие платят деньги. Однако эта халява может обойтись слишком дорого.
Вызов дали в пятом часу: психически больная тридцати трёх лет отравилась таблетками и для полного счастья порезала вены. Вызвал друг.
Нас встретил молодой мужчина, тот самый друг, и вполголоса объяснил:
– У меня девушка каких-то таблеток напилась и руки изрезала. Говорит, что жить не хочет.
– А причина какая?
– Немного поссорились… Планировали съездить в Дивеево, в монастырь, а меня срочно вызвали на работу. Я в Москве, вахтой работаю…
– Покончить с собой из-за сорвавшейся поездки как-то несерьёзно, – заметил я.
– Да дело не в этом… Она решила, что я хочу её бросить.
– А почему у нас написано, что она психически больная?
– Потому что на учёте в ПНД, в больнице несколько раз лежала. Но не с психами, а в специальном отделении для нормальных.
– Где она сейчас?
– Идёмте.
Пациентка оказалась живее всех живых, в чём я, собственно, не сомневался. Выглядела она эффектно, хоть мелодраму снимай: длинные светлые волосы раскиданы по подушке, на лице – неимоверные душевные страдания, одна рука на груди, другая безвольно откинута в сторону.
– Здравствуйте, Юля! Что случилось?
– Я между жизнью и смертью застряла…
– Не переживайте, вытащим. Какие таблетки пили?
– <Название антидепрессанта из группы СИОЗС>, пять капсул.
– Что у вас с венами?
– Порезала, только немного, меня Андрюша остановил.
На левом запястье были три ровных царапинки, расположенных строго параллельно друг другу. Разумеется, ни о какой угрозе жизни речь не шла.
– Что вас сейчас беспокоит?
– Голова болит, в сердце перебои, трудно дышать, как будто что-то мешает.
– Скажите, а вы всерьёз хотели с жизнью расстаться?
– А что мне остаётся? Увезите меня в четвёртое отделение, я вас очень прошу! Пожалуйста! Иначе я из окна выброшусь или у меня просто сердце остановится!
– Хорошо, собирайтесь, – покладисто согласился я.
– А вы можете мне сделать <Название препарата из группы бензодиазепинов>?
– Нет, вам в отделении всё сделают.
Демонстративность, даже можно сказать театральность поведения Юлии, жажда всеобщего внимания, указывали на диссоциативное (конверсионное) расстройство. Повторюсь, ранее эта бяка называлась истерическим неврозом или просто истерией.
В данном случае была не попытка с***цида, а её имитация с целью удержать Андрея, не позволить ему порвать отношения. Такие пациенты в силу крайней эгоистичности не хотят и не могут понять народную мудрость «Насильно мил не будешь». Их по-настоящему заботят лишь собственные потребности. А страдания и проблемы других, в том числе близких людей, не представляют ни малейшего интереса.
Признаюсь откровенно, Юлию я обманул. В четвёртое отделение, называемое в народе санаторным, потенциальных самоубийц не кладут. Лечатся они только в закрытых отделениях, где условия далеки от санаторных. Когда Юлия всё поняла, то мгновенно стала уверять, что не собиралась расставаться с жизнью, однако было поздно.
Кому-то может показаться, что я вступил в противоречия с самим собой: сделал вывод об отсутствии у больной с***дальных намерений, но всё равно привёз её в стационар, чтоб госпитализировать в столь серьёзное отделение. Так вот, были у меня на этот счёт два соображения. Во-первых, даже показушная, разыгранная попытка с***цида может выйти из-под контроля и закончиться трагически. В этом случае отвечать придётся мне. Во-вторых, после выписки Юлия вряд ли захочет снова прибегать к шантажу.
Далее поехали к психически больному мужчине шестидесяти шести лет, который заперся в квартире и не пускает родственников. Вызвала полиция.
На пятом этаже «хрущёвки» было многолюдно: полицейские, пожарные, мужчина средних лет с пожилой женщиной, видимо те самые родственники, которые не могли попасть в квартиру.
Вскрыть дверь «культурно» не получилось и один из пожарных сделал это радикально, резаком.
– «Скорая», заходите! – крикнули из квартиры.
Пациент нуждался лишь в одном: констатации смерти. Одетый в тёмно-синие «семейные» трусы, он лежал на полу, заняв собой всё свободное пространство маленькой кухни. Возле рта скопилась частично подсохшая чёрная жижа, кожные покровы были грязно-жёлтого цвета. Но особое внимание привлекал неестественно огромный живот.
Вдова и сын покойного вели себя абсолютно спокойно, поэтому я сразу приступил к расспросу:
– Цирроз или рак?
– Цирроз. Три года мучился, а всё равно пил. Сам себя загубил…
– Он у психиатра лечился?
– Нет-нет, никогда.
– А почему написано, что психически больной?
– Правильно, он в последнее время был совсем ненормальным, заговаривался. А сегодня вообще разошёлся, ты, говорит, <распутная женщина>, <жрица любви>, тебя весь город <перелюбил>. Выгнал меня, мол, уходи отсюда, пока башку тебе не отрезал!
– Давно это было?
– Часа три назад.
Судя по рвотным массам, похожим на кофейную гущу, у пациента было желудочно-кишечное кровотечение, которое могло послужить причиной смерти. Дело в том, что при циррозе печени повышается давление в системе воротной вены. Это называется «портальная гипертензия». В числе прочего, она проявляется варикозным расширением вен пищевода, желудка, передней брюшной стенки, геморроидальных вен. Если возникнет внутреннее кровотечение, сразу его не распознаешь и не остановишь. Вдобавок, при циррозе свёртываемость очень плохая, уж если потечёт, то по-настоящему, как из открытого на всю крана. Вот по этим причинам фатальный исход может наступить стремительно.
Что касается психических нарушений, то при деструктивных болезнях печени они не являются редкостью. Дело в том, что всякая гадость, образующаяся в ходе обмена веществ или попадающая извне, не обезвреживается и в числе прочего повреждает головной мозг.
Лечение психических расстройств у таких больных должно быть направлено прежде всего на дезинтоксикацию, то есть выведение из организма токсичных веществ. Здесь имеется в виду лечение, назначенное врачом, а не всякая дикость типа народных способов «чистки печени». Категорически нельзя самовольно давать больным никаких «успокоительных». Причина заключается в том, что лекарственный препарат, считающийся безопасным, для человека с печёночной недостаточностью может стать смертельным ядом. Короче говоря, в данных случаях между самолечением, убийством или самоубийством можно уверенно ставить знак равенства.
Затем нас позвали на «скорую». Когда проезжали старый район, застроенный двухэтажками, водитель Володя сказал:
– Смотри, Иваныч, опять, что ли, сараи горят?
Действительно, метрах в трёхстах впереди был виден дым и тут же послышался вой сирены пожарного автомобиля.
– Ща нам дадут, – уверенно сказал он.
И точно, в туже секунду планшет известил о вызове: «Дежурство на пожаре».
Володя оказался настоящим провидцем. Во дворе, среди похожей на джунгли растительности, горели сараи. Казалось бы, что тут примечательного? Так, мелкое происшествие, недостойное внимания. Однако эти сараи лишь на поверхностный взгляд являются старыми убогими развалюхами. На самом же деле, в них кроется непостижимая мистическая тайна. Судите сами: горят они часто, причём весьма неслабо, но по какой-то причине всякий раз остаются невредимыми.
Дежурство было недолгим, обошлось без ужастиков и с чувством исполненного долга мы вернулись на «скорую».
На следующий день в лес я не пошёл, поскольку делать там решительно нечего. Грибов нет, а прогулка в жару, духоту и смертельную сушь, удовольствия не принесёт. Однако скучать не пришлось. Вернулась к нам с Фёдором жажда поиска. Нет, не приключений, а старины, таинственной, заманчивой и ценной. В общем расчехлил я свой металлоискатель. Но о результатах поиска отчитаюсь в следующем очерке.
Все имена и фамилии изменены
автор канал на дзене - #УжасноЗлойДоктор
Следующая публикация
Комментарии 7