Предыдущая публикация
Алкоголь - убийца личности.
Бывших алкоголиков не бывает. Да, наркоманов тоже, но сейчас речь не о них. Этот постулат общеизвестен, даже можно сказать избит. Вот только некоторые из тех, кого он напрямую касается, всерьёз его не воспринимают. Надумав «развязать», они рассуждают однотипно: «Если немного выпью, ничего страшного не случится». Однако фишка заключается в том, что выпив, алкоголик неспособен остановиться. Он мыслит примерно так: «Сейчас малость добавлю и всё. Не, надо ещё чуть-чуть. Ладно, ещё пять капель. И ещё…». Ну а дальше совершается переход на алкоголический режим дня: пробуждение, опохмелка, догонка до кондиции и опять всё по новой.
Про дворника Валеру, теперь уже бывшего, я рассказывал неоднократно. Живёт он в доме поблизости, видимся мы частенько, поэтому его неуклонная деградация видна как на ладони. В свои сорок девять Валера превратился в развалину. Даже будучи трезвым, соображает плохо, передвигается стариковской шаркающей походкой. «Завязывал» он многократно, каждый раз говоря одно и тоже: «Всё, надо за ум браться. Хватит позориться!».
Последняя Валерина трезвость сохранялась вроде бы около года. Всё это время он трудился подсобным рабочим. Пусть и немного зарабатывал, но всё же хоть какую-то копеечку в дом приносил, не нахлебничал на материной пенсии. И вот, недели две назад, смотрю, Валера средь бела дня пивко попивает на лавочке. Впрочем, эта бодяга со спиртягой лишь называется пивом. По факту же её не пьют для удовольствия, а хлещут, чтоб «по шарам дало».
– Ну что, Валер, сухой закон отменён, да? – поинтересовался я.
– Чего? Это не сухое, а пиво! – приподнял он бутылку. – Я сухое не люблю, кислятина.
Нда, не учёл я, что людям со сниженным интеллектом абстракции недоступны. Они понимают лишь то, что имеет конкретный материальный образ. Сухой закон – это не предмет, его в руки не возьмёшь, не рассмотришь, не попробуешь. Другое дело – сухое вино. Тут сразу всё ясно и наглядно: бутылка или коробка с кислым содержимым.
– Я имею ввиду ты опять забухал?
– Не, я только маленько пивка и всё. Мне завтра на работу. Иваныч, есть мелочишка? Дай на сигареты, а?
– Денег нет, а сигарету на, держи.
– Иваныч, ты думаешь я на бухло прошу? Мне честно на сигареты надо.
– Так, Валер, всё, никаких денег.
Раньше я говорил неоднократно, что человека, страдающего жестоким похмельем, денежкой выручу без лишних вопросов. Но если он уже хорош и желает дойти до кондиции, то пусть идёт. Лесом. Иначе получится дурной фарс: «Генеральный спонсор запоя – доктор Иваныч! Аплодисменты!».
Иногда Валера любил потусить в компании детей лет десяти – двенадцати. Живут они в нашем и соседнем домах, его прекрасно знают, не шарахаются. Да и с чего шарахаться, если он сам-то как дитё. Хотя справедливости ради надо сказать, разум его более скудный. Именно по этой причине то, что вскоре произошло, повергло нас в шок.
Вечером, приехав с дачи, мы увидели перед своим подъездом и внутри его обильные следы крови. Это было весьма странно, ведь все наши соседи – люди мирные, ссор не устраивают, не говоря уж о мордобое с поножовщиной. Уровень моего любопытства всегда патологически высокий, а уж в этот раз вообще до неприличия зашкалил. Поэтому, не слушая увещеваний супруги, я решил всё выяснить сию минуту, немедленно. С этой целью решил сразу, не заходя домой, расспросить соседку Альбину Петровну. Эта на первый взгляд ничем непримечательная женщина, подобно матёрому оперу, всегда владеет колоссальным объёмом информации. Обо всём и обо всех.
Однако Альбина Петровна сама к нам вышла, уж очень ей хотелось поведать о случившемся:
– Видели, что внизу-то творится? – спросила она. – Кругом одна кровь!
– Такое и не захочешь увидишь. И что же это было? Мордобой с поножовщиной?
– Ужас, жуть! Даже вспомнить страшно! Валера-то, оказывается, п***фил!
– Валера – бывший дворник, да?
– Да, да. Вы наверно сами видели, он то и дело с детьми сидит на лавочке?
– Видели, конечно. А п***филия тут при чём?
– А при том, что он Катю со второго этажа чуть не изнасиловал! Ей же двенадцать лет всего!
– Ну и как это всё случилось?
– Часов в одиннадцать слышу, в подъезде крики страшные, возня, удары, как будто драка. Мне, конечно, боязно, но всё равно потихоньку вышла. Смотрю, Дима Никитин Валерку лупит, того гляди убьёт. А на площадке Катя стоит, плачет, вся трясётся. Я сразу закричала: «Дима прекрати! Тебя же посадят!». А тот и говорит: «Тёть Аль, да его вообще надо на куски порвать! Он к девчонке домогался, уже ширинку расстегнул, приготовился!».
– Не понял, Валерка её выслеживал, что ли?
– Нет, Катька с девчонками у второго подъезда сидела и этот с ними. Потом она домой пошла, а он за ней увязался. В подъезде зажал, лапать начал, пытался раздеть. Хорошо, что Дима был дома, услышал, как Катька кричит. А то бы неизвестно, чем всё кончилось. Боже мой, боже мой, что творится…
– Ну а дальше что было? Побил и отпустил?
– Да вы что, нет конечно! Татьяна с первого этажа милицию вызвала и его забрали. Потом ходили по квартирам, всех спрашивали, записывали. Сказали, что наверно посадят. Ой, вспомнила, знаете, что он сказал? А она, говорит, сама меня позвала! Ведь надо же, какой наглец! Девчонка двенадцатилетняя его позвала!
Не стану рассуждать о виновности-невиновности и вдаваться в вопросы квалификации преступлений. Но для потенциальных защитников Валеры кратко поясню: та двенадцатилетняя девочка не акселератка, её малолетний возраст очевиден каждому.
Эта история показывает, насколько мерзким может быть окончание жизненного пути. Валера добровольно уничтожил собственную личность, превратившись в человекообразное существо, лишённое разума. Не остановившись на этом, он сам себя обрёк на адские муки. Ведь ни для кого не секрет, как в местах, не столь отдалённых относятся к подобным типам.
Предполагаю, что Валеру могут признать невменяемым и отправить на принудительное лечение. Однако для него эта альтернатива будет ненамного лучше уголовного наказания. Ведь в спецбольницах и специализированных отделениях стационаров общего типа, пациенты живут по уголовным «понятиям». Не думаю, что его там убьют или серьёзно покалечат, но и без этого есть масса способов сделать жизнь невыносимой.
Во всей этой истории меня всерьёз волнует лишь один вопрос: как защитить детей от таких валер? Многие жестоко ошибаются, полагая, что этим должны заниматься исключительно правоохранители. У каждого из нас есть абсолютно законный и эффективный инструмент: здоровая осмотрительность. В первую очередь необходимо уяснить, что большинство «любителей» детей выглядят вполне нормально, нет в них ничего настораживающего.
Иногда потерпевшие говорят: «Он вообще не был похож на извращенца». И вот тут возникает вопрос: а разве есть какие-то специфические признаки? У него что, должен <…> на лбу расти? Печально известный серийный убийца Чикатило обладал вполне нормальной внешностью. Высокий нескладный дядька в очках, с портфелем, по тем временам одетый как мелкий чиновник. Никому из обывателей и в голову бы не пришло заподозрить его в страшных преступлениях. Вот по этой причине нужно обращать внимание не столько на внешность, сколько на поведение.
Дети должны знать, как дважды два: с незнакомыми людьми необходимо держать дистанцию. Не вступать в откровенные разговоры и не поддаваться ни на какие соблазны. Круг общения детей сейчас контролировать сложно, пойди угляди, что они делают в смартфонах или с кем гуляют. И тем не менее, это вполне возможно. Здесь я не призываю родителей становиться надзирателями, устраивать слежку, обыски и допросы с пристрастием. Всё это можно сделать мирным путём, доверительными отношениями с ребёнком.
Видимо услышав мои нытьё и жалобы на преждевременно наступившую осень, лето устроило прощальную гастроль. Жара вернулась, противная, липкая, одуряющая. Нигде от неё спасения нет, ни в городе, ни за городом. Ну вот, опять нытьё развёз…
Придя на «скорую» и переодевшись, вышел во двор, на скамейку. Воздух там чистым не назовёшь, но он хотя бы прохладный, не такой тоскливый как в помещении. Смена выпала на воскресенье, конференции не было, так что наши мозги никто не полоскал и всякой ерундой не засорял.
В этот раз нас вызвали как никогда поздно, аж в одиннадцатом часу: в отделении известнейшего банка без сознания мужчина примерно восьмидесяти лет. Было сразу ясно, что там не какая-то пьянь пережравшая, а человек, нуждающийся в экстренной помощи. Непрофильные вызовы я давно воспринимаю спокойно, но к подобным ужастикам никогда не смогу привыкнуть. Тем не менее, злиться на диспетчера не стал. Банк находится в минутах пяти пешего хода от «скорой», и мы были единственной ближайшей бригадой.
Хоть и быстро мы прибыли, но в нашей помощи уже никто не нуждался. В предбаннике с банкоматами лежало тело пожилого мужчины с густо-синим одутловатым лицом. Было ясно заранее, что реанимация тут бессмысленна, но всё-таки провели её. Иначе очевидцы раструбили бы везде, мол, «скорая» приехала и уехала, даже не попытавшись спасти.
– Как всё случилось? – спросил я.
– Вы знаете, мне показалось, что он хотел для мошенников снять деньги, – сказала женщина средних лет. – Может и не так, но он телефон от уха не отпускал, ему говорили, что надо делать. Потом вдруг упал и сразу посинел.
– А что у него? Череп разбил, да? – спросил парень.
– Может и разбил, но помер скорей всего от тромба, – кратко пояснил я, не желая вдаваться в подробности.
– Наверно сильно перенервничал, вот тромб и оторвался, – предположила женщина.
Уверен, что причиной смерти послужила тромбоэмболия лёгочной артерии. Если массивный тромб закупорил её ствол, то шансов практически нет, даже если к реанимации приступить мгновенно. А самое нехорошее заключается в невозможности точно предсказать тромбоэмболию. Она всегда происходит внезапно, без каких-либо специфических предвестников. Впрочем, иногда человек может пожаловаться на боль в груди и одышку, но что ты сделаешь, если буквально в следующую минуту наступит смерть?
Однако ТЭЛА не всегда приводит к трагическому финалу. При поражении мелких ветвей лёгочной артерии прогноз достаточно оптимистичный. При условии своевременной диагностики и адекватного лечения. А вот с этим иногда возникают сложности. Дело в том, что тромбоэмболия мелких ветвей проявляется очень разнообразно, будто специально отвлекая от себя внимание. Она может имитировать острый инфаркт миокарда, сердечную недостаточность и даже бронхиальную астму. Кроме того, симптоматика бывает стёртой, малозаметной, невнятной. И всё-таки заподозрить неладное можно по беспричинной одышке. Например, человек ещё вчера спокойно поднимался на третий этаж, а сегодня это стало для него проблемой.
Ещё есть важный момент: тромбы не формируются молниеносно. Они созревают постепенно, чаще всего в крупных венах ног или малого таза, а оторвавшись, летят вверх. Причин, по которым тромб срывается с насиженного места, много. В частности, длительная обездвиженность, например, при авиаперелётах или поездках; хирургические операции; приём пероральных контрацептивов. И тут тоже не всё так просто, ведь тромбы могут существовать бессимптомно до тех пор, пока не отправятся в свободное плаванье.
Вывод из сказанного прост. Если врачом назначены препараты, разжижающие кровь, принимать их надо добросовестно. При малейших подозрениях на тромбоз, необходимо вызывать «скорую». Подчеркну, не ходить-бродить по лечебным учреждениям, а именно вызывать «скорую».
Далее нас вызвала полиция к мужчине сорока девяти лет с психозом.
В квартире царил жуткий погром, словно после нашествия банды дикарей. Всё, что только можно, было разбито, сломано, порвано. Хилый, насквозь пропитый мужичонка сидел с ногами на кровати. Повизгивая от испуга, он умолял полицейских о спасении и требовал кого-то убрать.
– Здравствуйте! Что случилось? По какому поводу праздник? – спросил я.
– Так ведь змеи кругом, не видите, что ли? – с серьёзным видом ответил лейтенант.
– Ага, понятно. Значит квартиру змеи разгромили, – сказал фельдшер Герман.
– Нет, это последствия сражения. Он их топором рубил. А ещё и к соседке ломился, всю дверь ей раскурочил.
Господин змеелов в наш разговор не вникал, ему не до этого было.
– Уберите их, я прошу вас, ну уберите! Пожалуйста! Ну хотя бы унитаз закройте! – упрашивал он.
– Кого убрать-то? – поинтересовался я. – Объясни по-человечески и уберём.
– Б***я, не видите, что ли? Они из унитаза вылезают! Закройте унитаз, там крышка лежит от бака, просто положите её и всё!
– Кто «они»? Ты про кого говоришь?
– Да змеи, … вашу мать!
– Откуда они взялись?
– <Из звезды>! Сначала удав выполз, толстый такой, с лапами, а потом змеи попёрли! Я топор взял, рубить начал, но они живучие, им вообще всё <пофиг>.
– А к соседке зачем ломился?
– Потому что от неё ползут.
– И откуда ты это знаешь?
– А чего знать-то? И так понятно, что от неё.
– Ну да, логика железная. Когда последний раз выпивал?
– Не знаю, давно.
– Скажи поконкретней, когда именно?
– <Распутная женщина>, да я не бухой, проверьте! Три дня вообще не пил!
– Ты один живёшь?
– Нет, с женой. Она на Камчатку уехала, к сыну. В сентябре вернётся.
– Всё ясно. Значит так. Сейчас мы тебя увезём в безопасное место и всех гадов ползучих уничтожим.
Это предложение он принял, но из квартиры пришлось выносить его на руках. Чтоб змеи не покусали.
В этом случае нет ничего примечательного, обычный алкогольный делирий. Дорвался мужик до свободы, устроил запой и накликал на себя беду. Хотя было видно, что запой для него состояние привычное, можно сказать естественное.
Освободившись, поехали в деревню к женщине семидесяти восьми лет с инфицированной раной молочной железы.
В старом неухоженном доме шло разудалое веселье. С неприкрытой досадой на раскрасневшемся лице, к нам вышла крикливая хабалистая дама:
– У мамки на груди какая-то язва. Раньше не болела, а теперь болит. Вообще, блин, измучила, стонет и стонет. Может в больницу увезёте?
– Не знаю, сейчас посмотрим.
Больная, желтовато-бледная, беззубая, с косматыми седыми волосами, сидела на кровати.
– Здравствуйте, что случилось? – спросил я.
– Да чего-то с грудью непонятное, – ответила она слабым голосом.
– Показывайте.
Вместо правой молочной железы было нечто уродливое, бугристое, чёрно-красное.
– Давно это у вас?
– Точно не скажу, лет пять наверно.
– Куда-то обращались?
– К фельдшеру ходила. Она сказала, что на рак похоже. Дура какая-то, от рака я бы давно в могиле лежала. Молодые сейчас глупые, не знают ничего…
– А нас зачем вызвали?
– Сильно болит. И ещё слабость ужасная, дышать тяжело…
– Здесь мы вам не поможем, надо в больницу ехать.
– Ой, господи, да я ведь не дойду!
– Мы вас донесём как королеву.
Узнав, что мать забирают в больницу, дочь оживилась, развеселилась и не проявила ни малейшего интереса к её состоянию. Даже не спросила в какую именно больницу повезём. В общем отреагировала по принципу «С глаз долой, из сердца вон!».
Запущенный рак молочной железы в стадии распада опухоли, сомнений не вызывал. К сожалению, время давно и безнадёжно упущено, ничего уже не поделаешь. Дни больной сочтены, но этот факт никого не тревожил. Включая её саму.
После этого вызова разрешили обед. Не знаю кому как, а мне в жару кусок в горло не лезет. Ну не могу я себя пересилить, чтоб есть горячее. Поэтому, невзирая на возражения супруги, взял с собой только два бутерброда с колбасой и сыром, а по пути купил большую пачку пломбира. В итоге еда удалась на славу.
В комнате отдыха было хорошо, из приоткрытого окна ненавязчиво подувало. В таких райских условиях дремота быстренько перешла в сон.
Вызов прилетел в начале пятого: психоз у женщины тридцати одного года.
На лестничной площадке нас встретила приятная моложавая женщина в очках:
– Вы психбригада? – спросила она.
– Да. Что случилось?
– У дочери опять с головой плохо, всё как в прошлый раз. Тогда её увезли, лечилась три месяца, в мае выписалась. Нормальная была, работала. А три дня назад началось. Сегодня мне Олег позвонил, зять, говорит приезжай, я с ней не справляюсь.
– А что с ней происходит?
– Злится, ругается, угрожает. Выдумала, что Олег её сифилисом заразил и подарил их квартиру <жрицам любви>.
– Она сейчас дома?
– Да, да, с Олегом.
Да, мать оказалась права. Её дочь была полностью охвачена душевным недугом. Растрепанная, с иссиня-чёрными кругами под глазами, она сидела на диване, била по нему кулаками и выкрикивала оскорбления в адрес мужа.
– Здравствуйте, Настя, успокойтесь, пожалуйста. Всё-всё, тише, отвлекитесь от него. Давайте пообщаемся. Что произошло?
– Спросите этого <чудака>! Спросите, зачем он так сделал?
– Настя, расскажите сами, только попонятнее. Что он сделал?
– У него целый гарем, пятьдесят московских <жриц любви>! Квартиру им подарил! А я лишняя, конечно, от меня надо избавляться! Ждут, когда я от сифилиса подохну! Предатель, м***зь конченая!
– Настя, а вы обо всём этом откуда узнали?
– Да они сами всё рассказывают! Издеваются: «Ну что, лохушка, классно тебя развели?».
– Погодите, а как вы с ними общаетесь?
– Мне какую-то штучку поставили, – показала она на заднюю поверхность шеи, – Вот, я её пальцами чувствую. Через неё мне говорят.
– А отвечать вы можете?
– Могу, но они только ржут и оскорбляют, вообще не слушают. Радуются, что я бомжихой стала. Он же квартиру им подарил, а вместо неё вот это дешманство сделал. Как будто я совсем дура, не пойму ничего.
– То есть, эта квартира ненастоящая?
– Конечно!
– Ну а про сифилис вы как узнали?
– У меня матка оторвалась, это чё, не сифилис?
– И где же она сейчас?
– Там, внутри болтается, уже гнить начала.
– Ну ладно, Настя, мы всё поняли. Надо срочно лечиться от сифилиса, матку пришивать на место, «штучку» из шеи удалять. Дел предстоит много. Собирайтесь и поедем, нечего тянуть время.
– Поехали. Мне пофиг, где подыхать.
Выставил я Насте острое полиморфное психотическое расстройство с симптомами шизофрении.
Полиморфизм в данном случае означает многообразие проявлений болезни. Тут и слуховые псевдогаллюцинации, и роскошное бредовое ассорти. Оно состояло из бреда ревности, физического воздействия, инсценировки, ущерба. Отмечу, что последний вид здесь смотрится белой вороной, поскольку является визитной карточкой старческих и предстарческих психозов.
Кстати сказать, Анастасия, сама того не желая, сообщила древнее учение о блуждающей матке. Древнегреческие врачи, включая господина Гиппократа, считали матку самостоятельным живым существом. По их мнению, она перемещается внутри организма, выбирая прохладные влажные места, тянется к приятным ароматам и, наоборот, удаляется от противных. Если матка идёт вразнос, шляется где попало и всячески беспределит, возникает болезнь под названием «Истерия». Это слово происходит от греческого ύστερα – матка.
Сейчас такое учение вызывает улыбку, но, как мы видим, некоторые больные убеждены в блуждании матки и воспринимают это как данность.
О прогнозе Настиной болезни ничего определённого сказать нельзя. Каковыми будут динамика и исход пока неизвестно.
Затем нас вызвала полиция к шестидесятилетнему пациенту с психозом.
У частного дома нас встречала целая делегация разгневанных соседей.
– Так, подождите! – властно сказала пожилая женщина. – Вы «скорая» или психиатрическая?
– Мы – психиатрическая бригада «скорой», – объяснил я.
– Ага, тогда слушайте. В этой половине живёт Большаков, – показала она на дом. – Он всех измучил, мы из дома выйти боимся!
– Ну а медицина тут при чём?
– А белую горячку кто лечит? Милиция, что ли? Он уже третий раз до чёртиков допивается, ужас, что вытворяет! Сегодня ко мне на участок забрался, хотел баню поджечь. Хорошо я заметила, вилы взяла и на него, еле прогнала! Прошлый раз у Веры Капустиной все окна перебил, у новых соседей машину помял. Ну сколько можно-то? И никому нет дела! Увезут в наркологичку, через месяц выпустят, и он опять за своё. В общем мы написали коллективное заявление, чтоб его отправили на принудительное лечение. Вот, возьмите и на этой бумажке напишите, что приняли.
– Нет, отдавайте его в полицию.
– Уже отдали, не переживайте! А это специально вам.
– Никаких заявлений мы не принимаем и не рассматриваем. У нас нет таких полномочий.
– Ой, да не врите! Как вам не стыдно?
Продолжать дискуссию смысла не имело, и мы прошли в дом.
В грязной комнатёнке, на кровати, заваленной безобразным тряпьём, сидел главный герой и бормотал что-то матерное. Никогда бы не подумал, что этот жалкий тщедушный мужичонка является тем самым грозным дебоширом. Трое полицейских топтались рядом, видимо не решаясь присесть из соображений личной гигиены.
– Здравствуйте! Что случилось? – спросил я.
– Всё как всегда, опять белку словил, – ответил капитан. – Пытался баню поджечь у соседки. Мы смотрели, там газеты навалены, бутылка из-под растворителя валяется. Блин, достали они все!
– Ну давай, рассказывай, – обратился я к злоумышленнику. – Как тебя зовут?
– Генаха.
– А полностью? Фамилия, имя, отчество?
– Большаков… Геннадий…
– Лет тебе сколько?
– С шестьдесят четвёртого… Вот, считайте…
– Где ты сейчас находишься?
– Дык я не знаю… Они меня сюда привезли, ничего не сказали… – указал он на полицейских.
– Ооо, блин, у тебя совсем, что ли, крышу снесло? – возмутился капитан. – Свой дом не узнаёшь?
– Ладно, Гена, лучше скажи, зачем ты соседкину баню хотел спалить? – поинтересовался я.
– Там волки были… У меня же ружья нет, как я с ними справлюсь?
– Волки были в бане?
– Ну да…
– А что они там делали?
– Да <фиг> его знает… Наверно пожрать пришли… <Распутная женщина>, <загребала> эта леска! – раздражённо сказал он и попытался отвести от лица что-то невидимое.
– Откуда она взялась?
– Любка удочки разбросала, вон, всё перепуталось. Любка! – заорал он. – Любка, иди сюда, <самка собаки>!
– Не ори, нет тут никакой Любки! – не вытерпел капитан.
– Гена, ты когда выпивал последний раз? – спросил я.
– А <фиг> его знает… У меня нет ничего.
Алкогольный делирий у Геннадия был ярким, классическим, хоть студентам показывай. Кроме того, токсическая энцефалопатия ощутимо повредила его мозг. Так что рассчитывать на полное излечение нечего. Наоборот, из наркологии он выйдет глубоко слабоумным. Если выйдет, конечно…
После освобождения получили срочный вызов: травмы лица и руки у девушки девятнадцати лет. На самокате врезалась в столб. Ах, какая затейница!
На тротуаре возле проезжей части народа собралось прилично. Пострадавшая, закрыв лицо руками, сидела на корточках, тут же валялся самокат. Её успокаивала подруга, тоже совсем молоденькая:
– Всё, всё, Арина, они приехали! Арина, соберись, всё будет нормально.
Пострадавшая находилась в сознании, могла самостоятельно передвигаться, а потому мы сразу увели её в машину.
Лицо девушки создавало впечатление, будто профессиональный боксёр использовал его в качестве груши. Было и без рентгена понятно, что там не просто повреждения мягких тканей, а переломы костей лицевого черепа, включая нос. Единственное, что порадовало – рука оказалась несильно травмированной.
– Арина, как вы себя чувствуете? – спросил я.
– Голова кружится…
Ну да, ещё бы не кружилась при таком-то низком давлении. Мои парни, не дожидаясь указаний, стали оказывать помощь. Арине было явно не до разговоров, поэтому разузнать обстоятельства я решил у её подруги.
– Как всё случилось, можете рассказать?
– Мы с ней ехали на самокате, по тротуару…
– Вдвоём?
– Да, Арина рулила, а я сзади её стояла. Она чего-то испугалась, резко влево повернула и в столб. Всё так быстро произошло, мы даже не поняли ничего.
– Это её самокат?
– Да, на прошлой неделе купила.
– А вы сами-то как? Помощь нужна?
– Не-не, всё нормально. Вы её в больницу повезёте?
– В областную, в челюстно-лицевое.
Вот так, жила не тужила девушка и решила на самокате покататься. Один из читателей как-то упрекнул меня в желании всё запрещать, включая самокаты. Но нет, ни к чему подобному я не призываю. Ведь совершают нарушения не средства передвижения, а люди, управляющие ими. Лучшим вариантом был бы запрет человеческой глупости и неосмотрительности, однако эта задача, к сожалению, неосуществима.
Этот вызов для меня последним оказался.
Когда приехали на дачу, супруга всячески отговаривала меня от похода в лес, жарой и тепловым ударом стращала. Ещё и в алчности обвинила, мол, уже объелись грибами, заготовили целую прорву, а тебе всё мало. Но на самом деле шёл я не столько за грибами, сколько за удовольствием от созерцания бодрого, весёлого, жизнерадостного леса. Ведь прощальная гастроль лета не продлится вечно.
Все имена и фамилии изменены
автор канал на дзене - #УжасноЗлойДоктор
Следующая публикация
Нет комментариев