Уже которую неделю с неба ни капельки упало. Засуха свирепствует. Нет, тем, кому не приходится вручную носить воду для полива, это явление незаметно. А вот надо мной природа форменно издевается. Мол, ничего, ручками потаскаешь, чай не барин, не развалишься. А то ишь чего придумал, дождя захотел!
Наученный горьким опытом, свой дачный труд я сделал размеренным, спокойным, без ударных темпов и повышенных обязательств. К сожалению, надежда на помощь Фёдора оказалась напрасной. Он не отказал, нет. Наоборот рвался в бой, но ничего не вышло.
Расскажу по порядку, без недомолвок. По традиции Фёдор пришёл к нам с утра. Вот только не один, а с неким бородатым типом откровенно люмпенского вида. По ним было видно, что опохмелка прошла успешно и теперь душа требует настоящего праздника.
– Смотри, Иваныч, кого я привёл! – торжественно объявил Фёдор. – Встречай дорогого гостя!
– А мы с дорогим гостем знакомы? – спросил я.
– Юрий Иваныч, конечно знакомы! – радостно вскричал тип. – Я – Дмитрий Зимин, фельдшер, мы с вами в одной смене работали!
– Вот теперь узнал! – ответил я. – Какими судьбами ты здесь появился?
– Иваныч, на эту тему можно книгу писать! Короче, мы с женой развелись, я ничего делить не стал, ушёл и всё. Дочь совершеннолетняя, так что без алиментов обошлось. Эх, зря я свою долю не отсудил, где бы сейчас со своим жильём был. А теперь остался с голой <попой>…
– Где же ты жил-то после этого?
– В общаге. Хорошо хоть не на улице.
– А здесь как очутился?
– Судьба, Иваныч, судьба! С Алкой познакомился и к ней в деревню переехал.
– Это не та, у которой муж сидит?
– Да-да, она.
– Ооо, какой ты рисковый! Представь, он вернётся, а там, опаньки, жена-изменница и ейный хахаль! Будет как в стишке:
Как из маминой из спальни,
Без руки, с одной ногой,
Вылетает мамин хахаль
И отец с бензопилой.
– Ничего страшного. У них с Алкой никаких отношений нет. Не переписываются, не перезваниваются, на свиданки она к нему не ездит. Так что всё, прошла любовь, завяли помидоры!
– А с работой у тебя как?
– Честно говоря, туго. Пытался по специальности устроиться, хотя бы на ФАП. Нигде не берут, то якобы вакансий нет, то сертификат просрочен. Учись, говорит, за свой счёт, тогда и поговорим. А на что учиться-то, на какие шиши? Нет, это всё неспроста. Я же не наивный дурак, знаю, откуда ветер дует. Главный на меня всерьёз обозлился, никак не отстанет.
– Тебя по статье, что ли, уволили?
– Нет, по собственному. Но на самом-то деле меня вынудили! Этот козёл сказал жёстко: или уходишь по-хорошему, или по статье уволим. А всё началось с Никитиной. Она, кстати, работает?
– Нет, уж года два как уволилась. В нашей смене нет постоянного старшего врача, только подменные.
– Вот <самка собаки> вонючая! От меня избавилась, и сама свалила. Алкашом выставила, перед коллективом опозорила, главного против меня настроила. Можно подумать все святые, трезвенники, блин. А я бутылку пива выпил и всё, враг народа. Надо было её засудить и заставить моральный ущерб платить!
– Так, мужики, хватит о грустном! – сказал Фёдор. – Давайте посидим по-человечески и что-нибудь хорошее вспомним! А потом, Иваныч, мы тебе воды натаскаем!
– Я бы с удовольствием вам компанию составил, но не могу, – ответил я. – Так плохо себя чувствую, что даже хожу через силу.
– А что такое, Иваныч? – спросил Зимин.
– Давление высокое, голову кружит, слабость сильная. Сейчас таблеток напьюсь и лягу. В таком состоянии главное не напрягаться.
– Иваныч, ты уж давай береги себя, – сказал Фёдор. – А может ну их на фиг, эти таблетки? Давай лучше по пять капель, а?
– Не-не, Федь, не могу, я и стою-то с трудом.
– Иваныч, у нас к тебе просьба: одолжи триста рублей? Ты же знаешь, я всегда отдаю!
– Не вопрос, сейчас найдём!
Мелких денег у нас с супругой не нашлось, поэтому парочке пришлось дать тысячу. Фёдор от радости чуть не прослезился, пообещав не только воды принести, но и ради нас горы свернуть.
Признаюсь, соврал я о своём плохом самочувствии, прикинулся страдальцем. А всё из-за Зимина. Не могу я с ним за одним столом сидеть и задушевные беседы вести. Одна только мысль об этом отторжение вызывает. Дмитрий и раньше-то не отличался искренностью и самокритичностью, а сейчас вообще деградировал. Ведь знает же, что мне вся его подноготная известна, но тем не менее врёт.
Со «скорой» он расстался не из-за какой-то несчастной бутылки пива, а по причине систематического пьянства прямо на смене. Нет, до отключки он не упивался, однако его «интересное» состояние было заметно всем, кроме него. Жалобы от больных и их родственников поступали регулярно. Да оно и понятно, вряд ли кому-то понравится, что на вызов приехал поддатый медик. Это только в анекдоте смешно, как доктор пописал в шкаф и сделал укол в подушку. А в действительности, нетрезвый человек изначально вызывает недоверие и возмущение. Каким бы распрекрасным специалистом он не был.
Одним из важнейших признаков личностной деградации является утрата самокритики. Дмитрий во всех своих бедах винит кого угодно, но только не себя. Невозможность вернуться к работе по специальности он объясняет кознями главного врача. Но при этом не осознаёт, что его habitus alcoholicus и энцефалопатия видны за версту.
Лично мне известен только один коллега, сумевший решительно порвать с алкоголем и вернуться на «скорую». Далось это ему очень нелегко, он шёл к заветной цели сквозь тернии своего добился. А вот с Дмитрием, к сожалению, всё с точностью до наоборот. От медицины он отдалился безвозвратно, да и от нормального общества тоже.
Ближе к вечеру Фёдор вернулся уже в единственном экземпляре. Судя по его активной борьбе с земным притяжением, тысяча была потрачена продуктивно.
– Куда Дмитрия-то потерял? – спросил я.
– А всё, <песец>…, – ответил Фёдор и безнадёжно махнул рукой.
– В каком смысле?
– Чего?
– Дмитрий где?
– Отрубился, спит… Иваныч, <фиг> с ним, давай мне вёдра, ща у тебя вода будет!
– Нет, нет, Фёдор, спасибо, я уже сам принёс. А завтра приходи, если поможешь, будем благодарны.
– Ха, поможешь! Да я за вас с Иришкой любого порву, себя не пожалею! В огонь и в воду!
Вот так и отказался я от помощи. Чего доброго, упадёт в пруд и утонет. Нет, уж лучше самому поднапрячься, чем потом мучится от вины за смерть человека.
В выходные не обошлось без подработки. К огромной радости, в этот раз я дежурил не на кладбище, а на соревнованиях среди пенсионеров. Такие мероприятия для меня не в новинку, они регулярно проводятся. Люблю я на них дежурить из-за прекрасной доброй атмосферы. У некоторых молодых людей сложилось стереотипное восприятие пенсионеров, как унылых, вечно всем недовольных, ворчливых людей. Но участники мероприятий этот стереотип решительно разрушают.
Соревнования проходили, как всегда, в парке. Денёк был солнечным, тёплым, вокруг буйство свежей зелени, красотища! А главное, всё обошлось без эксцессов, здоровье никого не подвело, и никто не травмировался.
Для себя я твёрдо решил, что когда расстанусь со «скорой», непременно буду вести активный образ жизни. Если, конечно, серьёзная болячка не прицепится, включая деменцию.
Утро выдалось прохладным, ветреным, хотя днём обещали плюс двадцать четыре. Но это мелочи. По-настоящему пугают настойчивые прогнозы небывалой жары, аж за сорок. Дело тут не только в плохом влиянии на здоровье, но и в угрозе гибели урожая. Когда починят этот чёртов насос, неизвестно. А целыми днями таскать воду – смерти подобно. Причём в самом прямом смысле.
У крыльца медицинского корпуса в полном составе дымила реанимационная бригада из прежней смены.
– Приветствую, коллеги! Ну как смена? – спросил я.
– Нормально, – ответил врач Конев. – Мы вчера купальный сезон открыли.
– Прямо во время работы, что ли?
– Конечно, а как по-другому? Развесёлая компания пришла на речку. Выпили, жарко стало, захотелось освежиться. Один товарищ с разбегу в воду плюхнулся и всё, привет. Мы приехали, а он уже готов.
– Утонул, что ли?
– Нет, не похоже. Скорей всего рефлекторная остановка сердца. Вода-то ещё не прогрелась, ледяная.
– Молодой?
– Да, тридцать пять лет.
Коварная это штука, внезапная сердечная смерть. Молодой возраст и прекрасное самочувствие страховкой не являются. Такая смерть может возникнуть по многим причинам, в том числе и от резкого погружения в холодную воду. Вот поэтому, чтоб не будить лихо, нельзя без подготовки обрушивать на организм стресс. Хотя и подготовленность тоже не даёт стопроцентной защиты. Примером является смерть замечательного артиста Анатолия Дмитриевича Папанова. Он не был неженкой, не страдал серьёзной сердечно-сосудистой патологией, любил купаться, но из жизни ушёл от холодного душа.
Однако всё сказанное не означает фатальную неизбежность. Беречься, проявлять осторожность, нужно во что бы то ни стало.
На конференции, после доклада старшего врача, слово взяла начмед Надежда Юрьевна:
– Коллеги! Непонятно почему, но некоторые из вас пренебрежительно относятся к ОКС без подъёма. Мол, ну, подумаешь, ерунда какая! В оказании помощи – разброд и шатания. Кто-то ограничивается одним пшиком н***спрея, кто-то от широты души ас***рин добавит. Но вообще-то стандарт никто не отменял. Помощь должна оказываться почти такая же, как и при ОКС с подъёмом.
– А если там нестабилка, – спросил молодой фельдшер Нечаев.
– И что? Нестабильная стенокардия – это одна из разновидностей ОКС. Вы должны всё сделать по стандарту. Коллеги, вот, казалось бы, все прекрасно знают, что мы не имеем права делать назначения. Об этом тыщу раз говорилось, уже в зубах навязло. Но опять всё те же грабли! Фельдшер, не буду его называть, не нашёл ничего лучше, как рекомендовать больной кс***лто. Это антикоагулянт прямого действия.
– А для чего? – спросила врач Бородкина.
– Вы не поверите! Для лечения ДЭП и головной боли!
– Он дурак, что ли?
– Наоборот, шибко умный. Во всяком случае, хотел таким показаться. Хорошо, что больная проявила бдительность, посоветовалась с терапевтом. А после этого написала жалобу.
– Надежда Юрьевна, а он сам как-то объяснил, за счёт чего будет лечебный эффект? – спросил врач Данилов.
– Объяснил, мне даже повторять стыдно. Сказал, что если хорошо разжижить кровь, она будет лучше притекать к мозгу, тогда и головные боли пройдут.
– Эх, ё, это просто финиш! – сказал Данилов. – Просто слов нет!
Поступок фельдшера не укладывается в голове. Кс***лто – препарат исключительно серьёзный, его нельзя принимать на всякий случай, типа «А вдруг поможет?». Даже при наличии показаний, он назначается только после оценки свёртываемости крови, тщательного взвешивания всех «За» и «Против».
Горе-лекарю несказанно повезло, что больная не бросилась сломя голову покупать этот препарат, кстати сказать, очень дорогостоящий. Вот только неизвестно, сделает ли он надлежащие выводы.
Когда выходили из конференц-зала, произошла крайне неприятная сцена.
– Свееет, задержись на минутку! – окликнула пожилая фельдшер Макарова главного фельдшера. – Ты когда мой отчёт проверишь? А то у меня уже срок категории истекает.
Ничего предосудительного не прозвучало, но сказанное крайне возмутило главного фельдшера:
– Во-первых, я не Света, а Светлана Валентиновна! – раскрасневшись, отчеканила она. – Во-вторых, мне сейчас пока не до вас. Я обо всём помню, у меня нет склероза!
– Дурочка ты, – спокойно, как-то по-матерински сказала Макарова и ушла.
Светлана поступила, скажем так, неумно. Вероятно, по её мнению, сама по себе руководящая должность автоматически вызывает у всех вокруг благоговейный трепет. Вот только не понимает она, что хороший руководитель не тот, перед которым трепещут, а который сохранил человечность и её не чурается.
Нет, я не противник субординации, к панибратству и анархии не призываю. Речь идёт о том, что порядок и конструктивные отношения в коллективе не могут быть достигнуты скандально-базарными методами. Высокомерием и напыщенностью уважения не заработаешь. Очень хочется надеяться, что Светлана всё это осознает.
Первый вызов получили, как всегда, около десяти. В садоводческом товариществе нас ожидал мужчина пятидесяти пяти лет с травматической ампутацией пальца кисти. Понятно. Решил с утра пораньше оттяпать, чтоб на потом не откладывать.
У ворот нас встретила крайне расстроенная и в то же время, злая женщина:
– К нам не проедете, идёмте пешком.
– Что случилось-то? – спросил я.
– Ой, у меня просто слов нет! Секатором палец себе отрезал.
– Муж, что ли?
– Муж, объелся груш…
– А уж как его угораздило?
– Откуда я знаю? Если пить с утра до ночи, любого угораздит.
После этих слов, я ожидал увидеть насквозь пропитого замухрышистого мужичонку, однако всё оказалось не так. Пострадавший, хоть и был под хорошим градусом, вид имел вполне себе пристойный и даже можно сказать интеллигентный.
– Приветствую вас, дорогие доктора! Как-то глупо всё получилось, – сказал он с лёгкой досадой, словно не палец отрезал, а насморк подцепил.
– Как же вы умудрились?
– Ха, долго ли умеючи? С секатора хотел грязь стереть и случайно на курок нажал. Я сначала ничего не понял. Смотрю, а пальца нет! Как бритвой срезал, раз и всё! Боль только потом началась и то несильная. Эх, ну ё моё, как же так-то? Скажите, а пришить не получится?
– А где палец-то?
– Вот, только он весь грязный, я на него наступил.
В целлофановом пакете лежало нечто, напоминающее огрызок сосиски, основательно извалянный в земле. Если не знать заранее, то без детального осмотра ни за что не поймёшь, что это человеческий палец.
– Не думаю. Сами посмотрите, в каком он состоянии.
– Да и ладно. Я же головой работаю, а не руками.
– А где вы работаете?
– Не-не, нигде. Напишите «безработный».
Культя, состоявшая из проксимальной фаланги и небольшой частички средней, почти не кровила. Но поскольку комната напоминала бойню, изначально кровотечение было сильным.
– А куда вы меня повезёте?
– В «тройку».
Супруга пострадавшего сидела рядом, напоминая бурлящий котел, давление в котором приближалось к критическому. И тут произошёл взрыв:
– Ой, как ты меня измучил! Все нервы измотал! – с надрывом сказала она мужу. – Каждый отпуск в запой уходишь! Ты кайфуешь, стресс снимаешь, а на меня плюёшь! Думаешь большое удовольствие на твою пьяную рожу любоваться?
– Кать, ну не надо при посторонних, – попросил её супруг. – Я же не бездельничаю, все дела делаю, помогаю!
– Да прекрати уже, деятель! Две ветки отрезал и палец заодно! Это называется помогаешь? У всех давно всё посажено, а у нас и конь не валялся! Ты даже маленькую грядку не смог докопать!
– Кать, пойми, мне и так плохо! – взмолился супруг. – Подожди, из больницы выпишусь, всё сделаем.
– Нет, не подожду, хватит! Я не лошадь, чтоб пахать как проклятая! Всё, больше меня здесь не будет, а ты твори, что хочешь!
После оказания помощи, пострадавшего увезли в хирургический стационар. Что тут скажешь? Только банальную очевидную истину: во всём виноват алкоголь. А аккумуляторный секатор – вещь отличная. В трезвых руках, разумеется.
Следующий вызов был на психоз у женщины сорока семи лет. Больная знакомая, давняя, страдающая шизофренией. Жизнь её до обидного трагична. Имела семью, работала адвокатом, не бедствовала. Но, неожиданно явилась незваная гостья шизофрения и разрушила, исковеркала всё, что только можно. С работой пришлось расстаться. Муж ушёл. Дочь, теперь уже взрослая, живёт отдельно, с матерью почти не контактирует. И только брат пришёл на помощь, забрал больную к себе, наотрез отказавшись помещать её в интернат.
Брат больной встретил нас у калитки:
– Здравствуйте! Уж извините, что вызвал, но я не знаю, что с ней делать. Стала вообще неуправляемой, не слушается. Сейчас чуть пожар не устроила. Вон, смотрите, тёс у сарая обгорелый. Хорошо я увидел, а то бы тут всё полыхнуло! Сирень спилила и в компостный ящик воткнула. Я, говорит, её пересадила.
– А лечение она получает?
– Нет, все таблетки кончились, а в диспансер не идёт. Да ещё беда, не моется уже второй месяц. Я уж и так и сяк, уговаривал, заставлял, но ни в какую! Как бомжиха стала!
– Где она сейчас?
– В доме, я запер её.
Последний раз я видел пациентку года полтора назад. Несмотря на болезнь, тогда она оставалась красивой и ухоженной. Но шизофрения всё-таки взяла своё, изменила её до неузнаваемости. Теперь пред нами предстала очень худая женщина с нечёсаными космами грязных волос, в грязных светлых штанах и красной футболке. Взгляд был бессмысленным, на лице – ни единой эмоции.
– Здравствуйте, Ангелина Сергеевна! Давайте присядем и пообщаемся.
– Мне надо на улицу, – ответила она. – А вот он меня не пускает! Я его посажу, чтоб не запирал золотую девочку!
– А почему он вас не пускает?
– Не знаю, наверно Громов позвонил.
– Кто такой Громов?
– Теневой прокурор, адвокат, у него своя пасека большая. Туда-сюда ездит…
– Понятно. Ангелина Сергеевна, а вы зачем подожгли доски у сарая?
– Потому что ничего не растёт, надо всё обновить. От огня и дерева всегда идёт химизация. Её антихрист подтормаживает, но я просто землю переверну в четырёх направлениях…
– Ну а зачем сирень спилили и в компост воткнули?
– Я её в нужное место пересадила.
– А разве спиленное дерево не погибнет?
– Если надо, я заявление напишу, вообще без проблем.
– Ангелина Сергеевна, назовите, пожалуйста, сегодняшнюю дату.
– Дата обязательно должна проставляться. Между тринадцатым и тридцатым серьёзная разница, тут эти уловки не прокатят.
– Ну хорошо, давайте по-другому. Какие сегодня число, месяц и год?
– Какое-то мая, две тысячи двадцать четвёртый.
– Отлично. А сейчас вы где находитесь?
– Золотая девочка взаперти, а гулять когда?
– Вы адрес знаете, где сейчас находитесь?
– <Назвала правильно>. У меня всё чётко, с живыми печатями.
– Ангелина Сергеевна, давайте-ка поедем в больницу. Нужно подлечиться, поправиться.
– А когда? Мне кукушка приведёт мальчика и девочку, чтоб кормить. Кукушка вообще дурная, аж смешно от всего этого.
В больницу Ангелина Сергеевна поехала безо всякого сопротивления, хотя и выражала недовольство.
В данном случае шизофрения имеет эпизодическое течение с нарастающим дефектом. До перехода на МКБ-10, чёрт её дери, такая болезнь называлась «шубообразная» или «приступообразно-прогредиентная шизофрения». Понимаю, что нагородил я терминологии, в которой без стакана не разберёшься. Но постараюсь объяснить попроще. Болезнь протекает в виде периодических приступов (эпизодов). Представим, что личность – это дом. Да, обычный жилой дом. Так вот, каждый приступ разрушает какую-то его часть. Причём ремонт невозможен. И так продолжается до тех пор, пока строение не превратится в руины. То есть, постепенное разрушение дома – это и есть тот самый нарастающий дефект.
Брату Ангелины Сергеевны я откровенно сказал, что надежды на лучшее нет. Вполне возможно, что после курса лечения её поведение станет чуть более упорядоченным. Но всё равно она будет требовать непрерывного контроля.
Дальше поехали в отдел полиции, где нас дожидался избитый мужчина сорока пяти лет.
– Здравствуйте, что случилось? – спросил я дежурного.
– Фу, блин, мне даже рассказывать противно, – ответил он с выражением брезгливости на лице. Этот утырок пришёл на детскую площадку, достал из широких штанин и начал <самоудовлетворяться>.
– А там кто-то был? Дети?
– Две мамочки с маленькими детьми гуляли. У одной муж был поблизости, в машине что-то делал. Она его крикнула, он подбежал, сначала сфоткал красавца с орудием преступления, потом отрихтовал и нам сдал. Мужики, посмотрите его, может можно никуда не везти? Просто с ним сейчас следователь и сыщики будут работать.
– Хорошо, посмотрим.
Физиономия пострадавшего была разбита основательно, качественно. А испачканная одежда говорила о том, ему пришлось изрядно поваляться по земле
– Что случилось? – спросил я.
– Избили…
– Видим. А за что?
– Вообще ни за что! Я просто <пописать> хотел и всё!
– Прямо перед женщинами и детьми?
– Ну сильно приспичило, уже терпеть не мог! Я к ним вообще не приставал, даже слова не сказал! Поймите, вы не мужики, что ли?
– Нет, не поймём. Что сейчас беспокоит?
– Голова гудит и в ушах звон.
Просьбу дежурного не везти задержанного в стационар, мы не могли выполнить. Ведь в последующем нас могли обвинить в неоказании помощи. А оправдываться, отписываться и уж тем более нести ответственность, почему-то совсем не хочется. В общем увезли мы его в сопровождении полицейских в стационар и там оставили.
Версия пострадавшего о желании справить нужду, не выдерживает критики. Даже если сильно приспичило, то зачем это делать на глазах у детей и женщин, демонстративно? Нет, всё-таки здесь речь идёт о перверсии, то есть расстройстве сек***альных предпочтений. Они официально признаны болезнями и при этом имеют два существенных «Но». Во-первых, эти патологии не исключают вменяемости. Это значит, что больные могут нести ответственность за свои действия. Во-вторых, к сожалению, они неизлечимы. Ни медикаментами, ни психотерапией, ни мордобитием, таких людей не исправишь. Как к таким относятся в местах лишения свободы, понятно всем. Но даже пройдя через все круги ада, они сохранят свои извращённые наклонности. Впрочем, есть один способ – так называемая «химическая кастрация». Он заключается в инъекции препарата, подавляющего либидо. Однако эта мера временная, после окончания срока действия, всё возвращается на круги своя.
А после освобождения, нас ждал обед. Перед тем, как сдать карточки, я их внимательно перечитал на всякий пожарный. И оказалось, что правильно сделал. Не знаю, что за бзик со мной приключился, но зачем-то написал, что мужчину с отрезанным пальцем, обезболили наркотиком. В действительности же ему сделали к***рол и об этом я прекрасно знал. В общем пришлось переписывать и таким образом украсть у самого себя драгоценное свободное время.
В комнате отдыха было открыто окно, из которого ненавязчиво подувало свежестью. Поэтому отдых получился очень приятным. Но весь кайф прервал вызов: перевозка женщины тридцати двух лет из ПНД в психиатрический стационар.
«Свою» пациентку мы заметили сразу. Да и как можно было не заметить молодую женщину с излишне ярким макияжем, зажигательно танцевавшую посреди холла? Её пыталась успокоить женщина постарше, скорей всего мать:
– Марина, перестань! Я тебя очень прошу, пойдём посидим! Ну что ты перед людьми-то позоришься?
Однако танцовщица не обращала на неё абсолютно никакого внимания.
– Ну как, видели красавицу? – спросил врач Александр Владимирович.
– А то! И не захочешь увидишь! БАР, что ли? – поинтересовался я.
– Не, шизоаффективное. Все прежние эпизоды были депрессивные, а в этот раз решила манию выдать. Мать привела, сказала, что еле уговорила. Давайте сразу забирайте её, пока не убежала.
Когда мы вышли из кабинета, больная подбежала к нам:
– Здрааасте! А я – Панина! Вы за мной, да?
– Да, за вами.
– Американ бой, американ джой, американ бой фор ол из тайм… – спела она, с вожделением глядя на фельдшера Германа. – Ты не американ бой? Ну скажи, признайся!
– Нет, я простой чукотский парень.
– Ахаха! – залилась она смехом и захлопала в ладоши. – Я всё равно тебя хочу! А я, кстати, тоже врач!
– И диплом у вас есть? – спросил я.
– Ахаха, вы такой прикольный! Я на белой планете всего час побыла и сразу всё узнала. А вам Шаман нравится?
– Певец, что ли?
– Ага! Я с ним познакомилась, он такой клёвый!
– И где же вы познакомились?
– Через телевизор. У нас такое было, блииин!
– Ладно, Марин, не выдавайте интимные тайны. Поедемте в больницу.
– Нууу, опять там со всякими дурами лежать! Я же не болею, у меня всё хорошо! А давай ты у меня в палате поживёшь, будешь типа мой личный врач? – обратилась она к Герману.
– Хорошо, нема базара! – ответил он.
Больную благополучно увезли, но от её неумолкающей болтовни, аж в ушах зазвенело. Шизоаффективное расстройство представляет собой этакую смесь шизофрении с биполярным аффективным расстройством. Но в отличие от шизофрении, промежутки между эпизодами всегда светлые, без малейших признаков болезни. А кроме того, изменений личности никогда не наступает. К сожалению, это заболевание неизлечимо и его причины неизвестны.
После освобождения поехали к мужчине шестидесяти одного года с гангреной ноги под вопросом.
В двухкомнатной «хрущёвке», отродясь не видевшей ремонта, стояла густая отвратная вонь разлагающейся плотью. Насквозь пропитая бабёнка непонятного возраста, сразу сообщила:
– У него нога гниёт! Чего делать-то? Наверно надо антибиотики?
Больной с измученным землистым лицом, лежал на кровати раскутанный и громко стонал. Его левая нога почти до колена была багрово-синей, распухшей, с чёрными очагами некроза на стопе. С учётом специфического запаха, диагноз газовой гангрены не вызывал ни малейших сомнений.
– С чего это у вас? – спросил я.
– Не знаю, какая-то язва получилась, да ещё проволокой проткнул. Потом всё хуже и хуже. Галька какой-то мазью мазала, спиртом поливала, а толку никакого. Болит по-страшному.
– Так надо было сразу к хирургу бежать, а не тянуть время!
– …
– У вас диабет есть?
– Не знаю, не проверялся. Может перевяжете?
– Нельзя перевязывать, иначе хуже будет. Всё, поехали в больницу.
– А может укол какой сделаете?
– В больницу! Иначе всё закончится смертью!
– Там резать будут, что ли?
– Не знаю. Сейчас приедем и всё вам скажут.
Безусловно, больному предстояла ампутация. Обратись он за помощью пораньше, в самом начале процесса, возможно ногу и удалось бы сохранить. Но теперь, к сожалению, без вариантов. Да, вот к таким печальным последствиям приводит беспечность и надежда на авось.
Только освободились, как прилетел следующий вызов: на одной из городских площадей нас ждал молодой человек двадцати лет с травмой ноги.
Виновником торжества оказался скейтбордист. Он, лежал на асфальте неподалёку от каменных ступеней. Его нога в нижней трети голени, была неестественно согнута назад. Неподалёку стояли его товарищи, совсем молоденькие мальчишки. Было видно, что они и рады бы помочь, но не знали, как именно.
– Что случилось? – спросил я.
– Он хотел через ступеньки перескочить, и нога сломалась, – ответил один из юношей.
Прямо на месте пострадавшего обезболили наркотиком, наложили шину и после этого загрузили в машину. У него был открытый перелом обеих костей голени со смещением. Кроме того, стал развиваться травматический шок. Но после оказания помощи, состояние стабилизировалось, перестало быть угрожающим.
Никакого возмущения случившимся у меня нет и обвинять парня не в чем. Да, он выбрал рисковое увлечение, но что тут криминального? Пусть уж лучше занимаются скейтбордингом, чем какими-то непотребствами.
Вот на этом и закончилась моя смена.
А на следующий день, приехав на дачу, решил я сходить в лес, отвлечься от бесконечного таскания воды. Царство лешего встретило меня безводьем и безгрибьем. Ну не считать же серьёзной добычей две горсти весенних опят. Да и ладно, острой необходимости в грибах всё равно нет. Главное погулял, оздоровился, взбодрился и после этого хождение за водой стало не таким мучительным.
Все имена и фамилии изменены
автор канал на дзене -
#УжасноЗлойДоктор
Комментарии 4