Предыдущая публикация
Записки врача-психиатра "скорой" Надоевшие напасти
Оформление автора
Нет, не прекращаются напасти. Когда одна пройдёт, облегчённо вздыхаешь и думаешь: как хорошо, что теперь всё позади! И тут, как снег на голову, другая пакость сваливается. После её отступления появляется железная уверенность: вот на этом точно всё. Но вскоре приходит следующая беда, после чего запас оптимизма начинает быстро иссякать.
Короче говоря, у меня на лице появился фурункул. Нет, не какой-то мелкий жалкий прыщик, а солидный гнойник с отёком и покраснением. Со стороны это выглядит так, будто я знатно получил по физиономии. Надо сказать, я добросовестно пытался предотвратить это безобразие. Как только возникли незначительная болезненность и гиперемия, обильно смазывал йодом. Однако всё впустую.
Ситуация усугубилась тем, что этот чёртов фурункул расположился чуть выше верхней губы. А это означает, что при неосторожном обращении гной может легко попасть в кровоток и привести к печальным последствиям. Именно поэтому категорически запрещено выдавливать не то что фурункулы, но даже малюсенькие гнойнички. Нужно обязательно обращаться к хирургу и ни в коем случае не заниматься самолечением.
Эти рекомендации адресованы только разумным людям. Но поскольку я таковым не являюсь, то поступил по-своему. Аккуратно срезал ножницами верхушку, в результате чего, часть гноя пассивно вышла. Поскольку крупицы разума во мне ещё остались, ни выдавливать, ни вычищать остатки я не стал. Затем ранку промыл антисептиком и наложил лейкопластырную повязку с гипер***ким раствором. А кроме того, назначил сам себе антибиотик широкого спектра действия.
Моя супруга и соседка постепенно поправляются после жестокого нападения гриппа. Обе слабые, бледные как привидения. Со своей стороны, я делаю всё, чтобы силы к ним вновь вернулись. Вопреки расхожему убеждению, ослабленных больных нельзя кормить как на убой и заставлять есть через силу. Питание должно быть ненавязчивым и лёгким. В рацион обязательно нужно включать витамины и микроэлементы, желательно в естественном виде. Так, собственно, я и делаю, покупаю фрукты, ягоды и свежую зелень.
К сожалению, не все мои выходные не прошли спокойно и рутинно. Дежурил я на соревнованиях по борьбе самбо среди юношей. Большинство присутствующих смотрели на меня подозрительно и недоверчиво. Ладно хоть никто напрямую не спросил, мол, что у вас с рожей, господин доктор?
Соревнования шли своим чередом, ничего плохого не происходило. Но длилось это благополучие ровно до того момента, когда я твёрдо уверился в том, что всё пройдёт хорошо. И тут, словно в наказание за мою самоуверенность, раздалось: «Доктор, доктор!». На ковре лежал молодой человек и кричал, подвергая свои голосовые связки запредельной перегрузке. Его левая рука была неестественно изогнута. Только я наклонился, чтоб детальнее рассмотреть, как пострадавший стал меня материть и отгонять:
– Не трогайте меня! Идите все отсюда <на фиг>! Не трогай, сказал!
Нет, не стал я ни уговаривать, ни в противоборство вступать. Ведь он так себя вёл не из желания похулиганить, а от нестерпимой боли и страха. Поэтому прямо на ковре ввёл ему наркотик, а когда боль утихла, спокойно осмотрел травмированную руку. Там был закрытый перелом локтевого сустава. Даже человеку далёкому от медицины стало бы понятно, что без операции тут не обойтись. Зафиксировав руку, я вызвал бригаду для перевозки пострадавшего в стационар, а сам продолжил дежурство.
После этого пришла ко мне стопроцентная, железобетонная убеждённость, что больше ничего не случится. И вновь я был за это наказан. Опять моя помощь потребовалась. Один из борцов получил повреждение связочного аппарата коленного сустава. В этот раз обезболивал уже не наркотиком, а нестероидным противовоспалительным препаратом. К счастью, больше ничего плохого не случилось и до конца соревнований я досидел спокойно.
К утру моя физиономия стала чуть лучше, но всё же оставалась далекой от идеала. Конечно, надо было к хирургу идти, но очень уж не хотелось подводить старшего врача, ведь бригады он сформировал заранее, в прошлую смену. Ладно, ничего страшного, воспаление уже на убыль пошло, да и общее состояние было вполне нормальным.
Хорошо утром, морозец совсем слабенький, ненавязчивый, обморожениями не грозящий. Улицы от снега очистили и теперь можно идти свободно, а не плестись нога за ногу.
Мест в автобусе хватало всем, не было ни толкотни, ни нервозности. Однако через пару остановок вошёл крепко поддатый господин лет пятидесяти. Относился он к той категории людей, для которых пить с утра является правилом, а не исключением. Помимо перегарной вони, от него исходило невидимое, но явственно ощутимое желание учинить что-нибудь яркое и незабываемое. Например, грандиозный дебош.
– Мужчина, оплачивайте проезд! – объявил водитель.
– Ладно, не ори! – крикнул в ответ возмутитель спокойствия. – Ща найду…
Ковыряние в карманах оказалось безрезультатным. Как можно найти то, чего нет?
– Мужчина, или платите, или на выход! – поставил условие водитель.
Но сдаваться без боя господин не собирался.
– Дайте кто-нибудь мелочи! – требовательно обратился он ко всем нам.
Однако никто даже не пошевелился. Попроси он по-доброму, по-человечески, я бы не раздумывая дал ему нужную сумму. Да и другие тоже не остались бы безучастными. Но тут мы все пошли на принцип. Индивидуумы, уверенные, что весь мир им чем-то обязан, вызывают лишь отторжение.
– Ну вы чё, ёп? Чё вы такие гнилые? – не унимался мужик. – Давить вас всех надо, черти <нецензурное прилагательное>.
В конечном итоге, водитель остановил автобус и сам, без чьей-либо помощи, высадил скандалиста.
По всей видимости, этот тип не понаслышке знаком с местами не столь отдалёнными. Некоторые блатные или те, кто их изображает, обладают необоснованно завышенной самооценкой. Но возникает эта неприглядная установка не вдруг, не на ровном месте. Её первоисточником служат так называемые «понятия». Согласно им, слово «люди» имеет другой смысл. Это не все homo sapiens, а только те, кто находится на высших ступенях криминальной иерархии. Остальные для них лишь презренная чернь, на которой можно и нужно паразитировать.
На своей остановке вошла дезинфектор Галина Петровна, подсела ко мне и сразу, без вступления, исполнила свою любимую старую песню:
– Юрий Иваныч, мы с Наташкой сейчас так бедствуем, что словами не передать. Вчера последние деньги истратили, купили тушёнку дешёвую, молоко и пачку вермишели. А скоро на хлеб и воду перейдём. Юрий Иваныч, я вас очень прошу…
– Галина Петровна, вы и так мне должны пять тысяч, – напомнил я.
– Да я же помню. Всё отдам, не переживайте. Дайте, пожалуйста, ещё пять тысяч!
– Так я же вам говорил, что на работу не беру такие деньги. Давайте как тогда, принесу на следующую смену.
– Оёёй, что же делать-то? Четыре дня ждать? А может скажете адрес, я бы завтра к вам подъехала?
– Ладно, сейчас приедем – напишу. Но я не понимаю, банки вообще все деньги у вас забирают? И у дочери тоже?
– Нет, просто мы купили кой-чего. Шкафчик в прихожую и палас недорогой. А то ведь у нас одно старьё, стыдно, если кто увидит.
Да, Галина Петровна своему амплуа не изменяет. И дочь видать такая же. Обе далеко не молоды, но инфантилизм и легкомысленность сохранили в неприкосновенности. Они ведут себя как избалованные дети, требующие приглянувшуюся игрушку. Не волнуют их ни долги, ни финансовые трудности. Главное - здесь и сейчас получить желаемое, а что будет потом – дело десятое, как-нибудь само разрешится.
В медицинском корпусе фельдшер Тюрина ругалась с висящим на стене графиком работы нашей смены. Хоть и не стеснялась она выражениях, график был невозмутим и до склоки не опускался.
– Что случилось, Анна Георгиевна? – поинтересовался я.
– Так вы посмотрите, что она наделала! Издевается, что ли?
– Кто?
– Маринка, которая теперь вместо Светки! Понаставила мне подработок и даже не спросила! С какого перепуга? Пусть молодые пашут, а к нам-то чего цепляться? Если захотим, сами попросимся.
– Анна Георгиевна, да скорей всего по ошибке она так сделала. Сходите к ней и всё прояснится. Силой же вас никто не заставит подрабатывать.
– Схожу конечно. Но она тетёха какая-то, ни во что не вникает, всё путает. Глаза бы не глядели.
– Ничего, не переживайте и не принимайте близко к сердцу.
Раньше графиками и табелями выездных медиков занималась одна из старших фельдшеров. Но главный с начмедом решили, что для такой работы медицинское образование не нужно. И правильно, тут главным являются умение считать, внимательность и ответственность. А такими качествами обладают не только медики. Сказано – сделано. Одну из должностей старшего фельдшера сократили, а на графики посадили бухгалтера. Такая работа для неё новая и занимается она ею всего-то недели три, поэтому ошибки пока неизбежны. Здесь главное проявлять тактичность и сдержанность. Нужно всегда помнить, что ни один из нас не пришёл на новую работу опытным специалистом экстра-класса.
В «телевизионке», как всегда, сидели коллеги из прежней смены, включая бригаду наших предшественников.
– Всех приветствую! Как дела-делишки?
– Можно уверенно сказать, что всё <зашибись>, – ответил врач Анцыферов.
– Всё спокойно, несильно гоняли, – подтвердил врач Чесноков. – В основном давление, да головные боли. Считай, что впустую катались.
– Нет уж, лучше на всякую ерунду ездить, чем на ужастики со смертями в присутствии, – ответил я.
Объявили конференцию. Когда очередь дошла до инфарктов за истекшие сутки, старший врач сообщил:
– Всего было шесть инфарктов. Но проблемы возникли только в одном случае. Больная пятьдесят девятого года рождения жаловалась на сильную загрудинную боль. Фельдшерская бригада сняла ЭКГ, но подъёмов там не было…
– Дайте мне эту ЭКГ, – велела начмед Надежда Юрьевна.
– Они выставили межрёберную невралгию, сделали к***рол и больную никуда не повезли. Потом был повторный вызов. Приехал Хохлов, снял ЭКГ, там тоже никаких подъёмов не оказалось. Но он её увёз в кардио с ОКС без подъёма.
– Коллеги, эта тема уже надоела! – сказала Надежда Юрьевна. – Сколько можно говорить об одном и том же? Антон, вы никогда не слышали, что ОКС бывает без подъёма?
– Слышал… – ответил фельдшер Грачёв, приезжавший на этот вызов. – Но без подъёмов это не страшно, ничего бы с ней не случилось.
– Дааа? Правда? Вы не желаете официально заявить о научном открытии? – саркастически спросила Надежда Юрьевна. – Я в курсе, что некоторые из вас уверены: раз на ЭКГ нет «кошачьей спинки», значит волноваться не о чем. Не знаю, откуда взялась эта ересь.
ОКС – острый коронарный синдром.
«Кошачья спинка» – подъёмы сегмента ST, напоминающие выгнутую дугой спину кошки.
Окончив доклад, старший врач сообщил:
– Всех достала до печёнок бабушка Кузнецова. Ни днём, ни ночью от неё покоя нет.
– А с чем она вызывает? – спросил главный врач.
– Якобы с высоким давлением, говорит, что аж за двести. Но когда к ней приезжают – не выше ста сорока. Каждый раз требует ма***зию в вену, а если отказывают, скандалить начинает и потом повторно вызывает.
– Да, я в курсе, – сказала я Надежда Юрьевна. – Винить нужно не только Кузнецову, но и некоторых из вас. Кто-то хочет показаться добреньким и не понимает, что это выходит боком. Несколько раз пошли на поводу, сделали в виде исключения, а она села на шею и теперь требует, как должное. И вообще я не понимаю, откуда такое легкомысленное отношение к ма***зии? Как будто это простая водичка! Значит так, чтоб в карточках Кузнецовой никакой ма***зии я не видела!
– А если у неё действительно будет высокое давление? – спросила фельдшер Смирнова.
– А вообще-то у вас есть другие гипотензивные препараты. Применяйте их. Если откажется – это её проблемы. И ещё большинство из вас перестали оформлять листы маршрутизации. Хотя их никто не отменял и Департамент требует.
– Да мы уж думали, что их отменили, – сказала фельдшер Шишкина.
– Татьяна Геннадьевна, они введены не нами, а приказом Департамента. Вчера мне оттуда звонили и устроили разнос. Поэтому, чтоб на каждый случай ОНМК был оформлен лист маршрутизации! И давайте безо всяких «А мы думали, а мы забыли»!
– Писанины всё больше и больше становится, – ворчливо сказал врач Матвеев. – Скоро и помощь будет некогда оказывать.
– Не капризничайте, Валерий Николаевич! – сказала Надежда Юрьевна. – По сравнению с поликлиниками и стационарами, у вас документации в разы меньше. Так что вам грех жаловаться!
Дальше взял слово главный фельдшер Андрей Ильич:
– Коллеги, некоторые из вас опять стали выбрасывать в урны использованные шприцы и иглы. Если помните, в прошлом году уборщица палец проколола. Ну неужели так трудно сдать в стерилизационную?
– Андрей Ильич, вы лучше скажите, когда у нас нормальные пакеты появятся? – спросила фельдшер Смирнова.
– Какие, для медотходов?
– Да. Ну невозможно же пользоваться, они прямо в руках расползаются! Уже второй год такое издевательство!
– Ирина Михайловна, а я-то что сделаю? Такие поставляют.
Тут подключилась Надежда Юрьевна:
– Андрей Ильич, на тему пакетов мы уже говорили, но вы видимо забыли. Вам тогда сказали, что в техзадании надо прописывать их толщину. А вы опять этого не сделали. В таком случае выдавайте больше.
Да, Андрей Ильич остаётся в своём репертуаре. Разговор о некачественных пакетах был год назад, тоже на конференции. Но он начисто выветрился из его памяти.
Как всегда, уселись мы в «телевизионке», но приятное безделье оказалось недолгим. Пришёл охранник и сказал:
– На проходной какой-то мужик валяется.
– И с какой же целью он валяется? – спросил я.
– Ну короче, он только вошёл и сразу упал. Сказал, что машина сбила.
– Значит он в сознании?
– Да, разговаривать может.
Охранник – пенсионер МВД, но ещё далеко нестарый. И в связи с этим совершенно непонятно, как с таким косноязычием и неумением донести информацию до собеседника, он умудрился прослужить столько лет в «органах»?
Пострадавший, весьма потрёпанный мужчина лет пятидесяти, лежал на полу лицом вниз.
– Здравствуйте, что случилось?
– Меня машиной сбило. Идти не могу.
– А как же сюда дошли?
– Так, еле приполз.
– Почему сразу на место нас не вызвали?
– Водитель, коз***ина молодой, сказал, что я – подставщик. Пнул меня и уехал.
– Что сейчас беспокоит?
– Всё болит… Рёбра, ноги… И башка тоже…
– Если мы вас поднимем, идти сможете?
– Не знаю, давайте попробуем.
Мои парни его аккуратно подняли и он при их символической поддержке, вполне себе уверенно пошёл. А затем и в машину залез достаточно легко. Медбрат Виталий пошёл в диспетчерскую оформлять вызов, а я тем временем занялся осмотром.
И ничего я не обнаружил. Ни ссадин, ни кровоподтёков, ни гематом. Жалобы пострадавшего не подкреплялись никакими объективными данными.
– Ну что у меня? – нетерпеливо спросил пострадавший.
– Да вроде ничего страшного. Сейчас в травмпункт вас увезём, там рентген сделают, посмотрят.
– А вы в ГАИ, наверно, сообщите?
– Конечно.
– Я запомнил номер и приметы, запишите!
Что и говорить, мутный тип этот якобы пострадавший. Слишком уж картинно он себя вёл, неестественно, с показным надрывом. Скорей всего он инсценировал наезд, чтоб получить «денюжку». Но и водитель тоже хорош, сам навлёк на себя проблемы. Да, пусть ДТП не было, но всё-таки уезжать не стоило. А теперь закрутится-завертится проверка и придётся доказывать, что он не верблюд. А удастся ли это сделать, неизвестно.
После освобождения вызвал нас участковый психиатр ПНД для недобровольной госпитализации мужчины сорока пяти лет. Такой вызов означает, что учётный больной диспансер не посещает и уклоняется от амбулаторного лечения. Душевное заболевание – это не простуда, само по себе не пройдёт, и психическое состояние будет ухудшаться. Тогда участковый психиатр вправе принять решение о госпитализации. Если пациент не желает по-хорошему лечь в больницу, значит его туда поместят по-плохому, то есть в судебном порядке. Но заранее обращаться в суд необязательно. Это можно сделать не позднее сорока восьми часов с момента госпитализации.
Но столь высокой чести удостаиваются не все «уклонисты», а лишь находящиеся в психозе и представляющие опасность для себя или окружающих.
Во дворе старого-престарого облезлого двухэтажного дома нас встречали полицейские и врач диспансера Александр Владимирович.
– Заждались мы вас! – сказал он.
– А мы на соматическом вызове были, – ответил я.
– Значит от соматики вас так и не освободили?
– Да куда там! В основном на неё и катаемся. А психиатрических вызовов два-три за смену. Ну что там приключилось-то?
– Мартынов ухудшился. У нас полгода не появлялся и ни х***ена не лечится. Всех соседей достал, позавчера целой делегацией приходили. Сказали, что в подъезде туалет устроил, а ещё взял моду с ножом бродить по лестнице.
– Он один живёт?
– Нет, с матерью. Она алкашка конченная, весь мозг пропила. Сынка защищает, больным его не считает. Может и в драку кинуться, у неё не заржавеет.
– Ясно, семейка замечательная, весёлая. Ну что, пойдёмте?
Трое полицейских, как и положено, пошли первыми. После долгого стука, дверь открыла страшная беззубая карга с растрёпанными длинными космами.
– Вам чего надо? За Петькой, что ли приехали? – враждебно прошамкала она, преградив вход. – Я никого не пущу! Вы без ордера не имеете права!
Полицейские вступать в пререкания не стали, а решительно убрали её с пути и затолкали на кухню. Но сдаваться она не собиралась:
– Не троньте его, м***ази! Если хоть пальцем тронете, я вам всем <песец> устрою! Всем вам глотки перережу, я у себя дома, имею право!
Нужно было забирать пациента, но мать препятствовала всеми силами. Тогда мои парни крепко взяв её под руки, стали удерживать. Виновник торжества, худой, как и мать беззубый, с растрёпанными грязными волосами, выглядел глубоким стариком. Он стоял в проходе и как заведённый, повторял:
– Чего надааа? Чего надааа? <Самки собаки, распутные женщины>! Чего надааа?
При этом его лицо не выражало абсолютно никаких эмоций, словно у говорящей куклы. Когда полицейские к нему приблизились, он стал вырываться и отмахиваться, но силы были неравны. Беседовать с пациентом прямо на месте мы не смогли, поскольку его мать заглушала всё безумным криком.
А в машине мы пообщались, верней попытались.
– Пётр, как ты себя чувствуешь? – спросил Александр Владимирович.
– …
– Петя, как себя чувствуешь?
– <Самки собаки, распутные женщины и тридцать три члена>, не знаешь, что ли? Бабай на остановке кааак хлопнул, и всё, потом тянуться начали.
– Петя, лучше скажи, зачем ты с ножом по подъезду ходил!
– А тридцать три <члена> и <распутные женщины> из Тулы не боятся. Прямо ррраз и потекло через ветер, а эти с деревьями уже всё построили! Но сейчас-то не надо, правильно?
– Да, бесспорно, – согласился Александр Владимирович и бессмысленную беседу прекратил.
Когда мы вышли из салона, я сказал:
– Как глубокомысленно звучит: <Самки собаки, распутные женщины и тридцать три члена>! А вдруг это гениальная формула мироустройства?
– Ну Юрий Иваныч, хоть вы-то не начинайте! – укоризненно ответил Александр Владимирович.
У Петра – параноидная шизофрения с выраженным дефектом личности. Его мышление разорванное, поэтому смысл сказанного совершенно непонятен. Прогноз в данном случае крайне пессимистичный. Нет, улучшение может наступить, поведение станет более спокойным и упорядоченным. Но шансов на восстановление разрушенной личности, нет никаких. А причина столь печального прогноза проста: отсутствие лечения.
Получили следующий вызов: порезал вены, отравился таблетками мужчина сорока семи лет. Да, видать всерьёз решил распрощаться с жизнью.
У большого добротного частного дома нас встречала рыдающая женщина средних лет:
– Пойдёмте быстрей, он кровью истекает! – крикнула она.
Мужчина в рубашке с закатанными рукавами, лежал на пропитанной кровью постели. Описывать раны не стану, лишь скажу, что они были нанесены особым способом, усиливающим кровотечение и затрудняющим его остановку. На журнальном столе лежал ворох пустых блистеров от весьма серьёзных препаратов.
Тут в комнату зашла пожилая женщина и нервно держа руки у рта, спросила:
– Ну что, живой ли он?
– Мама, иди к себе ради бога! – ответила ей супруга пострадавшего.
Систолическое давление было всего семьдесят, а о диастолическом даже и речь не шла. Организм из последних сил продолжал сопротивляться смерти. Но поводов для оптимизма не просматривалось вообще. Ведь угроза жизни была двойной: массивная кровопотеря плюс отравление гипотензивным и нестероидным противовоспалительным препаратами. В таких случаях нужно не просто капать, а лить рекой для восстановления объёма циркулирующей крови. Виталий с большим трудом поставил два катетера в обе ноги и наладил капельницу. Но давление, поднявшись лишь до восьмидесяти, так и застыло на этой цифре. А всему виной был тот самый гипотензивный препарат, принятый в огромной дозе.
Герман с Виталием обработали и перевязали раны. Состояние ничуть не улучшалось и дальнейшее ожидание смысла не имело. Поэтому решили везти. И только приблизились, чтоб переложить на носилки, как наступила остановка дыхания и сердца. Реанимировали, как и положено, тридцать минут, но чуда не случилось. Да мы и не ждали никаких чудес. Откуда им взяться? Пустое бескровное сердце не заведёшь при всём желании.
Новоявленная вдова к смерти мужа отнеслась сдержанно, безумное горе её не захлестнуло.
– Из-за чего он на такое решился? Неприятности, что ли? – спросил я.
– Нет, ничего такого. У него в последнее время с головой были проблемы. Постоянно не в настроении, злой, везде какой-то подвох искал. А сегодня утром ни с того ни с сего заявил, что наш сын не от него. Сказал, чтоб ноги его здесь не было, а нас с мамой <жрицами любви> обозвал. Мне надоело всё это, и я ему тоже резко ответила. Тебя, говорю, надо в психушку отправить, совсем уже свихнулся! А он спокойно так: «Ладно, я вас всех освобожу, но чтоб этого вы***дка на моих похоронах не было». До меня это не сразу дошло, а часа через полтора. Прибежала сюда и точно… Освободил…
– Он не выпивал?
– Редко, он не любил этого дела.
Да, вполне возможно, у покойного было психическое расстройство. Но от диагностики воздержусь, не стану впустую разглагольствовать. Всё это решается посмертной судебно-психиатрической экспертизой. Проводится она не ради удовлетворения чьего-то любопытства, а для решения юридически значимых вопросов. Например, при оспаривании завещаний и сделок.
Как и положено, вместо обеда нас отправили на следующий вызов: психоз у мужчины пятидесяти трёх лет. Вызвала полиция.
Подъехали к длинной-предлинной пятиэтажке. На лестничной площадке между четвёртым и пятым этажами нас поджидали две пожилых женщины и седой мужчина.
– Скажите, когда всё это закончится! – потребовала одна из женщин.
– Что именно? – спросил я.
– Пытки! Самые натуральные пытки! – патетически ответила она. – В восемьдесят седьмой алкоголики живут, Корытов с сожительницей. Никакого покоя от них! И днём, и ночью орут, дерутся, всю пьянь привечают!
– А при чём тут «скорая»? – не понял я.
– Так у него же белая горячка! По всему подъезду бегал, ко всем стучал. Любовь Алексеевна открыла, а он её чуть не убил, какой-то железякой замахнулся. Хорошо, что успела дверь закрыть.
– Может повод был?
– Да перестаньте! Какой повод? Он все мозги пропил, ничего не соображает! Наверно черти померещились, вот и забегал. Ни от кого никакой помощи не дождёшься, всем наплевать!
Болезный, в застёгнутых сзади наручниках, сидел на кухне, под присмотром двух полицейских. Его принадлежность к благородному сословию потомственных алкоголиков была очевидна и никаких доказательства не требовала.
– Чего он натворил? – спросил я у полицейских.
– К соседям ломился, в двери металлическим уголком стучал, угрожал, – ответил один из полицейских.
– Ну так оформите его по мелкому, – предложил я. – А мы-то зачем нужны? От хулиганства лечить?
– Нет, у него «белка» с глюками. Мы ведь тоже умеем различать, – твёрдо ответил полицейский. – Вон его паспорт на столе, берите.
Тем временем виновник торжества бессмысленно озирался вокруг, ёрзал на табуретке и что-то бормотал.
– Когда последний раз выпивал?
– Дня два, наверно. Я, если что, трезвый, не думайте. Котелок пока варит.
– Давай рассказывай, зачем по подъезду бегал и кипеш устроил?
– Вон, смотрите, что сделала! Всё пеной залила!
– Какой пеной?
– Ну какой, монтажной! Её же теперь х***ен уберёшь! У нас, оказывается, есть скрытая комната! Там водки немерено, ящики прямо до потолка! А соседка видать тоже узнала, пришла, чего-то сделала и всё, дверь пропала. Я ей сразу в морду, а она какая-то жидкая, рука насквозь проходит. Но всё равно испугалась, к себе убежала, а я за ней! Хотел уголком ей башку разбить, а она закрылась. Ну чего, мужики, как мне туда попасть-то?
– Никак. Оставь женщину в покое.
– Какую женщину? Я говорю про комнату с водкой! Мужики, помогите стену продолбить, а я вам всем по ящику дам!
– Конечно, об чём базар! Мы за водку на всё готовы! Только давай сначала в больничку съездим и потом раздолбим всё, что скажешь!
Болезный покладисто согласился и увезли мы его в наркологию. А тайная комната с прекрасным содержимым так и осталась неприступной.
Приехав на обед, сначала сделал всё, что нужно. Карточки сдал, сообщения в полицию передал и приготовился наркотик списать. Приготовил бланк, открыл укладку, чтоб взять использованную ампулу, а её и нет. «Забыли на вызове!» – сделал я вывод и грязно выругался. Но вовремя вернувшийся трезвый рассудок расставил всё по своим местам. Не делали мы никаких наркотиков и всё ампулы в целости лежали. Вот такой глюк приключился.
И в этот раз отдых получился замечательным. Вызвали только в пятом часу: психоз у женщины сорока восьми лет.
Возле частного дома нас встретили пожилые мужчина и женщина.
– Здравствуйте, мы вас к дочери вызвали. Она психически больная, стоит на учёте. Уже не знаем, что делать, боимся её.
– А чем она болеет?
– Ей бывший муж голову пробил и после этого эпилепсия началась. На неё что-то находит, и она буйная становится.
– Припадки есть?
– Раньше были, но потом всё прошло. Уже лет пять, наверное, не падает.
– Сейчас вы нас из-за чего вызвали?
– Так она разбушевалась, грозилась нас лопатой избить.
– Беспричинно?
– Ну как вам сказать… Она с мужиком связалась, с пьяницей. И сама начала попивать. Мы к ней пришли, я начала говорить, чтоб за ум взялась и не привечала этого па***зита. А она сразу разозлилась, глаза выпучила и давай орать! Мы сразу выбежали, иначе бы точно убила!
Пациентка жила в приделке с отдельным входом. Открыв дверь, она ошарашенно уставилась на нас:
– Госссподи, а вы ко мне, что ли?
– Если вы Светлана Витальевна, тогда к вам.
– Ааа, я поняла! Вас родители вызвали! Да что же им всё неймётся-то?
– Разговаривать через порог как-то не очень хорошо. Давайте мы зайдём и спокойно пообщаемся.
– Да, заходите, пожалуйста!
В жилище было чисто и уютно, никакого беспорядка. Сама пациентка, чуть полноватая, с приятным лицом, не имела никаких признаков психоза.
– Светлана Витальевна, вы у психиатра наблюдаетесь?
– Да, у меня эпилепсия, раньше припадки были, но правда не часто. А потом всё прекратилось, уж лет пять, как не больше, ничего нет. Но таблетки всё равно пью, сказали, что нельзя прекращать.
– А за что вы родителям лопатой угрожали?
– Вооон чего они наговорили! Всё не так было. Ко мне друг пришёл, я поесть приготовила, сидим, болтаем. И вдруг они вломились, стали орать, что я алкашка, ненормальная, Диму обозвали по-всякому. У меня терпенье лопнуло, говорю, если сейчас не уйдёте, я вас лопатой выгоню. Вот и всё, что было. Они никак не могут понять, что я – взрослая женщина со своей личной жизнью.
– Светлана Витальевна, а с алкоголем у вас какие отношения?
– Бывает, иногда выпью немножко. Но ведь всё в пределах разумного. Не каждый день и не до свинского состояния. Они и Диму алкашом считают, а он нормальный мужчина, тоже разведённый, не альфонс, ничего от меня не требует. Просто им, наверно, не нравится, что он простой работяга. Но это их проблемы, я не собираюсь разрешения спрашивать.
– Всё ясно. И всё-таки постарайтесь вообще от алкоголя отказаться. Иначе одна несчастная рюмочка эпилепсию может разбудить. Ну ладно, желаю, чтобы всё у вас было хорошо!
Родители дежурили у двери и смотрели на нас настороженно:
– А вы её не заберёте, что ли? – спросила мать.
– Нет, не заберём.
– Да вы что делаете? – подключился отец. – Она же нас убьёт! Нам теперь дома не жить, что ли?
– Никакого психоза у неё нет. Нам тут делать нечего. А если опять будет скандал с угрозами, вызывайте полицию.
– Всё, ладно, я на вас жалобу напишу!
– Хорошо, приятно было познакомиться.
Светлана Витальевна в экстренной психиатрической помощи не нуждалась. Да, в ходе ссоры с родителями она перегнула палку. Но это не было обусловлено психическим заболеванием. Здесь имел место бытовой конфликт, который никак не касается «скорой». Ведь мы – лекари, а не судьи.
Как и в прошлый раз, позвали нас на Центр. А там бригад много, как в пересменку. Это означало, что вызовов мало и очень радовало. И вновь зародилась во мне надежда спокойно досидеть до конца смены. И как всегда она не оправдалась. Вызвали на травму ноги у мужчины тридцати двух лет.
На полпути этот вызов отменили и дали другой, срочный: ДТП с одним пострадавшим. Понятно почему так сделали: место ДТП было совсем рядом, буквально в трёх минутах езды.
Белый легковой автомобиль застыл, упершись разбитым передком в столб на обочине проезжей части. Рядом нас встречали четверо молодых мужчин, возбуждённых не только от случившегося, но и от выпитого алкоголя.
– Мы его вытащили, давайте быстрей, берите его!
Пострадавший с залитым кровью лицом лежал на снегу и совершал движения, словно пытался встать.
– Мы его через пассажирскую дверь вытаскивали! – с гордостью сообщил один из добровольцев.
– Мужики, зря вы это сделали, – сказал откуда-то подошедший мужчина лет пятидесяти. – Надо было спасателей дождаться.
– Ага, ждать, когда умрёт, что ли? – возразил он. – Ща его откачают, всё путём!
Эти «добровольные спасатели» заслуживали исключительно бранных слов, вот только времени не было.
Пострадавший издавал непонятные звуки, словно пытаясь что-то сказать, но внезапно затих и обмяк. Наверняка у него были множественные повреждения внутренних органов и сильнейшее внутреннее кровотечение. Всё это не оставило никаких шансов, и реанимация успеха не имела.
Гаишники уже во всю работали на месте происшествия. От них мы узнали, что погибший врезался в столб, пытаясь уйти от лобового столкновения. Ну а дальше увезли тело в судебный морг.
Казалось бы, даже дети знают, что пострадавшего нельзя самостоятельно извлекать из машины. Но всё-таки нашлись деятели, нарушившие это правило. Судя по повреждениям автомобиля, пострадавший был там зажат. И по всей видимости его выдирали, простите за сравнение, как сорняк, не соблюдая никакой осторожности. Но, что сделано, то сделано, назад уже ничего не воротишь.
И этот вызов оказался последним. Придя домой, я был приятно удивлён преображением супруги. Вновь стала она бодрой и больше не напоминала привидение. У меня тоже было заметное улучшение: отёк спал, ранка от фурункула ничуть не настораживала. И тогда я, как герой анекдота, сделал вывод: а жизнь-то налаживается!
Все имена и фамилии изменены
автор канал на дзене - #УжасноЗлойДоктор
Следующая публикация
Комментарии 4