Предыдущая публикация
Хэллоуин навсегда!
У всех Хэллоуин каждый год. У меня – каждый вечер.
(с) Оззи Осборн
- Сладость или гадость?!
- Боже, Джейми, вы ведь уже такие здоровые, ну вам-то куда?
- Миссис Дэвис, да ладно вам!
- Таковы правила!
- А иначе – смерть!
Алан с кислой физиономией наблюдал, как старший брат в компании своего заклятого приятеля и этой мерзкой крашеной девки с пирсингом в носу, грозят из-под простыней смеющейся миссис Дэвис пластиковыми ножами. Ну, вот действительно: «им-то куда»? Лбам уже по пятнадцать лет, здоровые, вон, какие детины, не всегда даже паспорт при покупке пива спрашивают в «СуперАмерике», так нет же! Сперли из комода Лемперта эти чертовы простыни, наделали в них дырок, угнали тележку из ближайшего мини-маркета, и давай шататься по всему Потсфилду, как полудурошные! В довесок, выпрашивать конфеты, подобно детсадовской детворе.
Алана вся эта ситуация нисколько не забавляла. Напротив, его бесило буквально все: гомонящие дети в костюмчиках нечисти, обирающие соседний дом под присмотром взрослой симпатичной ведьмочки; Лемперт, трущийся рядом с таким видом, будто Алан был осквернителем могил, Лемперт поймал его на горячем, и теперь до приезда копов был обязан любой ценой удержать. Бесил чертов Джеймс, бесила девица с пирсингом. Какой-то парень в черных кедах, также замотанный в подранную простынь и весело промчавшийся мимо, тоже бесил. Бесили горящие тыквы у порогов и на лестницах чистеньких украшенных к Хэллоуину коттеджей, бесил высящийся вдалеке черный скелет злосчастной Вышки. Бесил, в конце концов, сам чертов Хэллоуин!
Раньше Алан всегда очень любил этот праздник, находил его забавным, немного зловещим, но чарующим. Любил его влажный сумрак, тыквы, расплывающиеся в горящих щербатых ухмылках, мешки с конфетами, которые родители коробками закупали в «Уолмарт», дурацкие самодельные костюмы, «традиционные» фильмы и мультфильмы, которые полагалось пересматривать как раз в грядущую «ночь страха и ужасов». Все это было довольно мило и близко сердцу Алана, но ровно до той поры, когда в его интимные с этим праздником отношения не влез хренов Джеймс со своими паршивыми Рудиментами.
Джеймс и Рудименты – так Алан называл компанию приятелей своего старшего братца, состоящую из лучшего друга Джеймса – Дилана, девицы с пирсингом (то ли Эллы, то ли Беллы, Алан все время забывал, как ее зовут), тихого, как тень Лемперта и старого доброго Уолли, больше похожего на одичалого медведя гризли, нежели на человека. Неудивительно, что последний выпрашивать конфеты со всеми не подходил, а просто курил в стороне, держа Алана на прицеле своих косоватых водянисто-голубых глаз.
Чтобы не видеть более кривляний Джеймса и Рудиментов перед непринужденно веселящейся миссис Дэвис («Джейми» травил ей какую-то забавную байку), Алан, сунув руки в карманы, в который уже раз за этот вечер вперил свой взор в затянутую липким туманом сумеречную даль. Туда – где река, в осеннем полумраке больше похожая на мокро бликующий полиэтилен, смыкалась с рваным частоколом леса, а на холмистой равнине у самого края Потсфилда стояла древняя, готовящаяся к сносу, и огороженная сеткой рабицей от детей и любопытных, телевизионная вышка.
Именно к ней они и держали свой путь. И чем ближе становилась Вышка, тем сильнее у Алана подводило от страха живот. Он живо представлял себе: вот он подходит к ней практически вплотную, медленно поднимает голову и от одного только вида уходящих в чернильную вышину столбов, объединенных сетью железных балок и перекрытий, та начинает кружиться. Скрип проржавевших рей и дребезжание расшатанных болтов старой металлической лестницы сливаются с завыванием промозглого октябрьского ветра…
Алан все спрашивал себя: он что, действительно настолько сумасшедший? Иначе, почему вообще позволил взять брату себя на слабо? Зачем повелся на этот идиотский спор? Сидел бы сейчас дома, пересматривал «Франкевини» по десятому кругу, а не вот это вот все…
- Блин, кто-то мне подсунул целый пакет «Поцелуя Херши»!
Алан вздрогнул, заставляя себя оторвать взгляд от пронзавшего темноту остова, и обернулся.
- Сейчас выкинуть или до Рождества подождать, как думаете? – брезгливо скривилась Элла-Белла, вынимая из своего матерчатого мешка небольшой пакетик с конфетами, завернутыми в неприглядную обертку из обычной серебристой фольги.
- Выкинуть?! Обалдела, что ли? Мне отдай!
- Не отдаю, только обмениваю!
- Ого! А у меня все не так уж плохо – целая банка «Дабл Бабл»! И… твою мать, это что? Грязные носки?! – Джеймс брезгливо выудил из своего мешка нечто черное и очень несвежее на вид, тут же метнув это нечто в сторону Алана, однако попав прямо по физиономии Лемперту под раскатистый хохот Дилана и визгливое лаянье Эллы. Беллы.
- Господи, ну и мерзость!
- О-о! У меня здесь еще и с десяток-другой «Тутси Попс». Блеск! Отправлю их умирать на дно моей школьной сумки среди заколок и крошек от печенья. Там им самое место.
Алана страшно нервировали все эти разговоры ни о чем. Потому что, с одной стороны, он хотел поскорее отмучаться, храбро выполнив условия спора. С другой – истово надеялся, что Джеймс и Рудименты напрочь о споре забудут, окончательно погрузившись в обсуждения невкусных сладостей, катание на спертой тележке и задалбывание звонками в дверь тех несчастных, которые в ночь Хэллоуина выключают во всех комнатах свет и ползут к холодильнику по-пластунски, притворяясь, что дома никого нет.
- Вы это видели? – оторопело и как всегда тихо спросил Лемперт. Однако его, по старой традиции, никто не услышал. Никто, кроме Алана, сразу же глянувшего в ту сторону, в которую Лемперт глазел с немного ошалелым и вусмерть напуганным видом.
И в тот же миг, когда Алан вновь взглянул в сторону холмистой равнины, он тоже увидел его… Зарево.
То самое зарево из гиперболизированных городских легенд, бродивших по всему Потсфилду еще с незапамятных времен.
Алое слегка размытое облаками сияние зловеще вспыхивало короткими белыми и розоватыми вспышками. Оно напоминало Х-образный росчерк, точно начертанный чьей-то всесильной дланью где-то высоко-высоко в атмосфере – похожий на крест в тетрадке, которым Всевышний будто бы перечеркнул этот маленький убогий мирок. Вспышки, полыхавшие в багряном нутре «креста», напоминали молнии, беснующиеся в набухающих ливнем грозовых облаках. Зарево расцвечивало черное беззвездное небо своим призрачным гало аккурат над проклятой Вышкой…
Основа главной легенды Потсфилда оставалась единой и неизменной: зарево обозначалось над Вышкой в День Святого Патрика, на Пасху, на Рождество, а проявлялось целиком в ночь Хэллоуина. Тогда как интерпретаций на счет того, чем же на самом деле являлось зарево, существовало немало.
В детстве Джеймс пугал Алана тем, что Вышка – это лестница в Преисподнюю, тогда как свечение над ней – дьявольские огненные врата… Миссис Крэмплтон, их странноватая пожилая соседка, искренне верила, что зарево есть сигналы космических кораблей, посылаемые инопланетными разумами. В школе нередко трепались, будто оно является порталом в любой из миров на выбор, но для того чтобы попасть туда, надо залезть на самый пик Вышки, суммарно преодолеть тысячу шестьсот сорок футов двух ржавых полуразвалившихся лестниц и провести на самом верху специальный оккультный обряд.
Только их учительница по физике – Линда Беннет, наслушавшись всяких идиотских россказней в канун прошлогоднего Дня всех Святых, прочитала на своем уроке познавательную лекцию об огнях святого Эльма, спрайтах и «эльфах», дополнив, что нет никакой задокументированной статистики появления этого атмосферного явления конкретно на Хэллоуин или в любые другие праздники.
Сам Алан придерживался версии миссис Беннет. Однако когда оглянулся на зов Лемперта, на мгновение уверовал в россказни старшего брата...
Зарево казалось абсолютно инфернальным.
Грандиозным. Чарующим. Ужасающим.
Оно одновременно заставляло поверить в то, что планете Земля наступила крышка и в то, что гипнотизирующая красота на этой самой Земле действительно существует…
- Смотрите! – окликнул веселившихся Алан, и его голос в отличие от индифферентного звучания Лемперта живо привлек внимание Джеймса и Рудиментов.
- Ох ты ж…
- Нихрена себе!
- Мы все умре-е-ом!!! – Джеймс завопил прямо в ухо Алану, тот вздрогнул и отшатнулся, напоследок окатив брата взглядом, исполненным гнева и презрения. – Ахах, что, сдрейфил, мелкий? Больше не хочешь доказать всем, какой ты у нас крутой альпинист?
Парень обхватил младшего за шею, но Алан в следующую же секунду сердито вывернулся из фривольных братских объятий. Джеймс неприятно ухмыльнулся, цепко следя за каждым его движением.
- Если ты пересрался при виде парочки молний в небе и не хочешь идти, так и скажи, - делано небрежно проговорил мальчик, засовывая руки в карманы толстовки и нащупывая в одном из них аэрозольный баллончик, которым иногда рисовал на стенах. Сложно было побороть искушение залить им противную джеймсову рожу.
Этим вечером на одном лишь Алане не наблюдалось простыни. Да и костюма, как такового. Разве что на толстовке красовались части скелета: грудная клетка, позвоночный столб, лучевые и локтевые кости. Алан нацепил ее как чертово одолжение всему миру, потому что Джеймс со своей компашкой требовали, чтобы он в обязательном порядке надел хэллоуинский наряд.
- О-о-о! – хором протянули Дилан, Элла-Белла и докуривший свою самокрутку Уолли, насмешливо переглядываясь меж собой. Только один лишь Лемперт их возглас не поддержал. Он все еще отходил от увиденного.
- Ну, вы посмотрите, какой взрослый! Хоть завтра на выборы, - притворно умилилась девушка, закидывая в рот жвачку.
- Как слазит, куда грозился, скажу отцу, пусть платит вместо него налоги, - весело отозвался Джеймс. Алану это веселье не понравилось.
У Джеймса имелось всего три состояния веселья: дурашливое, ностальгическое и злое. И если в самом начале сегодняшнего вечера оно было скорее дурашливым, то под конец все чаще в его насмешках и шутках проскальзывали нотки затаенной угрозы. Алан лучше всех понимал, во что это может вылиться. Кому, как не ему было знать, каким неоправданно жестоким бывает Джеймс по отношению к своему ближнему.
- Ладно, идемте, - сказал, наконец, Дилан, сверяясь со своими наручными часами. – До Вышки еще топать и топать, а времени вон уже сколько.
- Боишься, что призраки тебя осудят за опоздание? - ухмыльнулся Джеймс. Его ухмылка, предназначенная лучшему другу, выглядела куда более миролюбивой, нежели та, которая до этого была адресована младшему брату.
- Кстати о призраках. Вы ведь в курсе, почему ее в итоге оградили, верно? – подала голос Белла-Элла.
Алан навострил уши, хотя на лице его в этот момент расписалось поистине вселенское равнодушие.
- Просвети, - подал голос неразговорчивый Уолли, не натянувший простынь обратно на голову лишь потому, что принялся смолить очередную сигаретку.
Джеймс нацепил поверх своей простыни темные очки и запрыгнул в тележку. Лемперт тут же схватился за ручку и разогнался, толкая тележку перед собой. Парни радостно заулюлюкали, распугивая своими воплями облюбовавших ближайший газон граклов. Птицы в тот же миг с возмущенным стрекотом кинулись прочь, отчаянно хлопая крыльями.
- Это уже не просто легенда или чьи-то россказни. Десять лет назад как раз в Хэллоуин туда забрался один из пацанов…
- И что?
- И ничего. Сорвался. Разбился насмерть. Потому Вышку и оградили. Стали готовить к сносу.
Алан заметил, как Дилан украдкой на него косится. Проверяет, наверное, слушает ли он их. Но Алан делал все возможное, чтобы казаться самим воплощением слепоты. И глухоты. Пожалуй, у него это даже получалось.
- Мне Чед рассказывал, что они с батей на Вышке призрака видели, - вдруг заявил Дилан.
Элла-Белла и Уолли уставились на него, как на кретина.
- Чего?! Серьезно вам говорю.
- Это он тебе лично сказал? – скептически поинтересовалась девушка. Уолли вопросительно пыхнул дымом.
- Ага. Ну… то есть, он не говорил, конечно, что это был призрак… - парень с некоторой неловкостью почесал лоб. – Но изложил историю так… короче…
Дилан выдохнул, будто решаясь на прыжок со скалистого уступа в море.
- В общем. Они с отцом ехали по главной дороге, ведущей в город. Возвращались из Портленда. И остановились, то ли потому что кому-то отлить нужно было, то ли по другой какой причине, точно не помню уже. Вот только Чед почти сразу услышал, как батя зовет кого-то. Кричит, мол: «Эй, парень! Слезай давай! Там опасно!». Чед обернулся на крик, видит, на нижней площадке Вышки сидит кто-то. Погода пасмурная была, а этот чувак весь в белом – оттого видно его было отчетливо, как на ладони. И бате Чеда, как он сам потом говорил, показалось, будто этот кто-то являлся подростком, хотя на таком расстоянии, конечно, хрен точно определишь. Так вот, этот кто-то сидел на самом краю площадки, беззаботно ногами болтал. Чед окликнул отца, тот на секунду отвлекся, а когда они вновь на Вышку глянули, то там уже никого и не было. Такие дела.
- Бред, - сморщила нос Элла-Белла.
- Да баловался кто-то, наверное, - пожал плечами Уолли, с тоской следя за экстремальными перемещениями дрифтующей тележки, в которой восседал Джеймс. Уолли в тележку бы не влез, как пить дать.
- Ну, Чед и не заявлял, что это был точно призрак, - уязвленно заметил Дилан. – Просто сказал: до сих пор не знает, что они с отцом тогда видели. Двоим, как известно, не кажется.
И он отобрал у Уолли сигарету, чтобы тоже сделать пару затяжек.
Алан шел на пару шагов позади Рудиментов, но, несмотря на то, что упорно смотрел куда угодно, только бы не им в спины, жадно впитывал каждое слово.
- Да ну, столько в его истории клише, - фыркнула Элла-Белла. – Чувак в белом. Пропал, как только они отвернулись. Ну, и конечно, Вышка. Все мистификации Потсфилда только с ней в главной роли. Придумали бы хоть что-то новое.
- Да потому что у нас тут больше нет нихера.
- Сама же сказала, что там пацан погиб! Сорвавшись с Вышки!
- И что-о? Хочешь сказать, что это был его заблудший дух? – ехидно поинтересовалась Белла-Элла.
- Фиг его знает, - мрачно подытожил Дилан, а затем добавил куда более жизнерадостным тоном. – Ну, ничего! Быть может, на старой Вышке вскоре будет обитать целых два духа!
Рудименты дружно заржали, только Джеймс продолжал выводить рулады где-то вдалеке под приглушенное расстоянием дребезжание бедной тележки. Алан почувствовал, как кровь от накатившей ярости хлынула махом в лицо. Сильнее всего он сейчас хотел пнуть Дилана под зад, однако вместо этого продолжил притворяться шлангом, усиленно делая вид, будто всецело заинтересован тем, как ветер гонит вдоль тротуара пожелтевшие листья.
Всю дорогу до поворота на Уиспер Крик Алан угрюмо молчал. Ничего интересного приятели Джеймса больше не обсуждали, переключившись на школьные сплетни и обсуждение видеоигр. Не сказать, чтобы Алан поверил в их россказни про призрака Вышки, он и сам каких только баек о ней не слышал, однако рассказ подружки Джеймса изрядно его напряг.
Алан всю жизнь прожил в одноэтажном ранчо, и даже когда они гостили у бабушки с дедушкой, где в приготовленной для них с братом комнате стояла двухъярусная кровать, он всегда спал внизу. Впервые мальчик побывал на высоте выше трех этажей в Нью-Йорке, когда гостил у родственников.
Алан ненароком глянул себе под ноги, стоя у панорамного окна на девяносто восьмом этаже Всемирного торгового центра, и у него отнялся от ужаса язык. Тело вдруг стало удивительно невесомым, а вокруг сердца, напротив, словно стальной обруч сомкнулся, вмиг обратив его стучащим в недрах грудной клетки куском гранита. Алан оцепенел, будучи не в силах ни позвать родных, ни пошевелиться. Даже дышал через раз, потому как нормально вдыхать было больно.
Потом подошла мама и отвела его от окна. Он так и не смог объяснить ей в тот день, что с ним такое случилось. Списал все на головную боль и внезапное недомогание. Ну, не говорить же ей было, в самом деле, что он просто-напросто перетрухал. Джеймс бы его потом на смех поднял.
И вот теперь Алан думал, как будет выполнять условия заключенного с Джеймсом пари. Особенно отрезвил его рассказ Эллы-Беллы. Сорваться с Вышки, наверняка, было легче легкого. Она даже со стороны выглядела так, будто ее строили не то в мезозойский, не то в юрский период, отгоняя гигантских каллиграмматидов (1) и улепетывая от мегалозавров.
Мальчик вынырнул из раздумий уже тогда, когда поворот на Уиспер Крик остался далеко позади, мир погрузился в густой туманный сумрак, уплыли назад последние фонари. Пожухлая высокая трава начала цеплять Алана за лодыжки, словно затерявшиеся в ней духи Хэллоуина пытались остановить его. Ветер шуршал, петлял в этой траве, точно водящие хороводы шаловливые фейри, и шелест его средь чахлых стебельков осоки и желтеющей птичьей гречихи казался предостерегающим шепотом: «Шш-што ш-ше ты делаеш-шь?».
Джеймс и Лемперт оставили тележку на дороге, и теперь шли в отдалении впереди. Из темноты их силуэты вырывал холодный свет смартфонных фонариков (джеймсов светил ярче всех). Как только Алан, следуя за друзьями брата, свернул на холмистую равнину, то тут же заметил, как те заметно притихли. Рудименты теперь разговаривали вполголоса, так, что за шумом ветра Алан даже разбирал не все слова. До Вышки оставалось меньше пятиста футов…
«Может, развернуться и свалить, пока они не видят? Черт с ним, с этим спором… Я не смогу туда влезть. Площадка на высоте больше восьмидесяти футов!» - пытался вразумить себя Алан, но чувство гордости и природное упрямство продолжали толкать его в спину, навстречу темноте и чернеющему скелету шаткой высоченной конструкции. Верхушку шпиля на Вышке вырывала из непроглядной тьмы алая звездочка предупредительного маяка.
Перемахнув через вкривь и вкось установленное ограждение из простых досок, разрисованных предупредительными знаками и соединенных в нескольких местах железными табличками с надписью «ОПАСНО!», ребята добрались до цели. Джеймс и Лемперт уже курили, по-хозяйски облокотившись на один из широченных столбов в самом основании.
Алан к тому моменту успел перебрать в голове с десяток вариантов того, как можно было бы соскочить с пари без существенного вреда для своего эго, однако ни в одном из этих вариантов оно не избегало судьбы быть растоптанным или уязвленным. Оставалось только одно…
- А вот и наш герой! – воскликнул Джеймс. – Поприветствуем его аплодисментами!
Рудименты тут же угодливо захлопали. Кто-то ликующе завопил: «У-у-у!», и Алан подумал, что если ему удастся выполнить задуманное без происшествий, он без зазрения совести сольет все произошедшее родителям. Хватит. Достаточно он о вытворяемом старшеньким умалчивал. Вышка – достойный повод попозже и как-нибудь невзначай «проговориться».
Отец Джеймса просто прикончит.
- Уговор наш помнишь? До площадки и обратно. Если не доползешь хотя бы дюйма, то не считается. Тогда будешь бегать голым по улице, ничего не попишешь.
- Твой Икс-бокс будет жить у меня в комнате три месяца, начиная с этого дня, - сухо заверил Алан. Это было его условием.
Не то чтобы он на протяжении всех этих трех месяцев дни и ночи напролет собирался играть в видеоигры. Нет, конечно, этого ему тоже хотелось, но куда важнее было то, что если бы приставка переехала к нему в комнату под замок, то на четверть года в их доме не стало бы никаких сборищ Джеймса и Рудиментов. Три призовых месяца тишины…
Лестница, ведущая в мглистую вышину, была понизу частично спилена. Вероятно, чтобы дети не добрались. Момент, когда Алан взглянул наверх, был почти таким, каким он себе его представлял.
Только хуже. Хуже, в разы…
Мальчик задрал голову, и ветер будто бы нарочно задребезжал расшатанными железными болтами, засвистел где-то высоко наверху. Там, где побитая временем, ржавчиной и сыростью Вышка, пронзая тонким шпилем атраментовое небесное полотно, смыкалась с вечностью, кровоточившей красным пронзительным светом.
Вышка мучительно застонала, вторя завываниям ветра, точно живое мучимое болезнью существо, и от этого звука у Алана кровь застыла в жилах, а по спине побежал липкий щекочущий холодок.
Казалось, она и впрямь уходила куда-то в неизведанную бесконечность…
- Долго ждать-то будем? – едко и жестко поинтересовался Джеймс. Алан коротко глянул на брата. Тот стоял, выжидающе опершись плечом о столб, скрестив на груди руки.
- Кто-то меня подсадит?
- А самому сла… ой, да хорош, Лемперт! Ты что, ему подыгрывать вздумал?
Лемперт пожал плечами и, присев на одно колено, сцепил руки в замок. Алан скорее, чтобы не раздумать, наступил ногой на любезно подставленную ему опору, оттолкнулся, и Лемперт легко подбросил его, словно он ничего и не весил.
Мальчику удалось ухватиться сразу за четвертую по счету ступень, ощутимо приложившись при этом грудью о те, что располагались ниже. Он изо всех сил подтянулся, уперся коленом в первую, и вытянулся в полный рост, уверенно стоя на самой нижней перекладине. Крепко держась двумя руками за колющиеся коррозией влажные прутья, Алан победно выдохнул.
Рудименты вежливо похлопали. Как ни странно, но Алана это даже взбодрило. Однако, несмотря на поднятие боевого духа, площадка все еще казалась недосягаемой. Он даже толком не различал ее, поскольку тьму вокруг Вышки алое свечение маяка лишь чуть размывало, тогда как ту, что вилась внутри, делало лишь темнее и гуще.
Алан собрался с силами и медленно пополз наверх. Он решил не опускать взгляда ни при каких условиях, пока не удастся достигнуть цели, а потом слезть обратно хотя бы наполовину. Глядел он строго перед собой, осторожно переступая по сырым ступеням и полностью абстрагировавшись от выкриков и подначиваний, доносящихся с земли.
Лестница опасно шаталась, видимо, уже много лет как, она неплотно крепилась к каркасу, отчего каждый шаг Алана отзывался в ней резонирующим содроганием. Мальчик судорожно цеплялся за перекладины, все мышцы, казалось, превратились в камень.
Десять. Пятнадцать. Двадцать футов...
Ветер, здесь, наверху, сделался холоднее, беспокойнее. Он так сильно задувал в уши Алану, что те уже начинали болеть. Зато перекладины стали суше. Однако это оказалось несильной подмогой, потому что взамен они были холодными, как сосульки.
Сорок футов. Пятьдесят.
Алан начал понемногу уставать. Лестница казалась бесконечной… Пальцы окоченели и теперь плохо гнулись. Ему пришлось снизить темп и начать взбираться чуть медленнее, чтобы немного передохнуть. Однако же Алан не сдавался. Он продолжал и продолжал упорно карабкаться, а когда, наконец, поднял голову, то площадка вдруг обнаружилась буквально в паре десятков ступеней.
Окрыленный столь внезапным успехом Алан в два счета добрался до решетчатого, квадратного пятачка, который, вероятно, когда-то использовался рабочими в качестве своеобразной стоянки. Опершись на него локтями, но, не влезая целиком, мальчик победно хлопнул по решетке рукой.
Звук градом покатился вниз, отскакивая от столбов, стекая по шаткой металлической лестнице. Созданная ударом вибрация пронизала руки и ноги Алана до самых кончиков ногтей, но он не испугался этого. Гулкий громкий удар однозначно был услышан Джеймсом и Рудиментами.
От подножия Вышки донеслись приглушенные выкрики. Какие-то из них были одобрительные, а какие-то явно глумливые. Кто-то из парней отрывисто захлопал, так, что эхо этих хлопков горохом покатилось по равнине.
Чувство абсолютной эйфории хлынуло в голову. Алан даже расхохотался от облегчения. Он сделал это! Да!!! Кто бы мог подумать! Но он это сделал!
Мальчик издал торжествующий вопль, подражая американским койотам. Смех рваными клочками вырывался у него из груди. Забывшись на секунду, Алан случайно глянул вниз. Туда, где светилась россыпь крохотных белых точек, окруженных рассеянными ореолами – фонарики на смартфонах ребят.
Все его ликование, всю эйфорию и торжество тут же словно ледяной волной смыло и унесло вместе с вновь налетевшим ветром. Голова закружилась так сильно, что Алан всерьез поверил: сейчас-то он точно свалится.
Белые точки фонариков заходили ходуном перед его на миг помутневшим взором, мальчик так крепко вцепился в решетку, что кожу на ладонях точно ошпарило кипятком. Вжавшись лбом в ее ребристые прутья, стискивая до скрипа зубы, Алан принялся медленно считать про себя. Сердце колотилось, как сумасшедшее. Кровь шумела в ушах столь сильно, что за этим пульсирующим шорохом он не сразу разобрал, как с земли ему пронзительно и уже в который раз кричат: «Слеза-а-ай!».
Но Алан никак не мог слезть. Он даже не мог ответить. Ведь накативший на него священный ужас перед высотой был не просто сильнее того, который он испытал на девяносто восьмом этаже Всемирного торгового центра. Он был чем-то, что теперь всецело определяло Алана за него самого.
Теперь не страх принадлежал Алану. Алан принадлежал страху…
- Э-э-эй! Слеза-ай! Пойде-ем!
Кажется, это звал Лемперт.
Мысль о том, что они могут уйти без него, на секунду отрезвила мальчика, но тут же ввергла в пучину отчаяния. Как спускаться?! Сколько же времени на это уйдет! Они же наверняка не станут его столько ждать! Что он скажет дома, явившись позже Джеймса на полтора-два часа?!
Кое-как разжав зубы, Алан надрывно каркнул: «Не могу!». Но вышло даже и вполовину не так громко, как он хотел. Все силы уходили на мертвую хватку, коей он удерживал себя на шатающейся лестнице дряхлой стенающей Вышки. Внизу его наверняка не услышали.
Какое-то время он провисел вот так, на промозглом ветру, раздираемый своими внутренними демонами, пытавшимися воскресить в нем остатки гордости. Однако страх перед высотой, перед последствиями, перед тем, что его могут здесь просто бросить и уйти – он оказался сильнее.
Поэтому Алан набрал воздуха в грудь и завопил, что было мочи:
- ПОМОГИ-И-ИТЕ-Е-Е!!!
И этот его крик просто невозможно было не услышать.
Казалось, целую вечность ничего не происходило. Но потом он снова посмотрел в основание Вышки, и два крохотных спасительных светлячка, освещающих парочку белых фигур, подплыли в непроглядной темноте ближе к лестнице. Чуть погодя к ним подплыла и третья. Еще две стояли немного поодаль, затем присоединились к остальным.
Алан смотрел на все это урывками, потому что ему тяжело было долго глядеть вниз. Желудок сразу начинал напоминать о себе, и Алан чувствовал – сейчас его вот-вот вырвет.
Судя по всему, Джеймс и Рудименты о чем-то спорили. И никак не могли прийти к согласию. Обрывки смеха, восклицаний, ругательств, все это смешивалось с шумом ветра, лязгами и скрипами Вышки в затейливый винегрет, выудить из которого хоть что-то полезное оказалось той еще задачкой.
Пару раз кто-то пытался взобраться на лестницу. Мальчик ощущал, как далеко внизу за ее перекладины цепляются чьи-то руки, слышал, как возмущенно скрежещут крепления, вынужденные держать на себе бо́льший вес. Однако ощущения эти быстро прекращались, словно тот, кто пытался взобраться, тут же обратно спрыгивал. Или же его попросту сдергивали.
Потом одна из белых фигур (с самым ярким фонариком) неторопливо отделилась от группы и направилась вверх по холму. Алан услышал, как фигура крикнула что-то похожее на: «Все-е-е! Са-ам слезет!», увидел, как за ней уверенно направилась еще одна, чуть погодя – две другие, и вот, наконец, самая последняя, простояв под Вышкой дольше всех, бросилась догонять уходящих.
С такого расстояния Алан их видеть не мог. Но он знал. Он точно знал.
Это Джеймс уводит всех оттуда.
- ДЖЕ-Е-ЕЙМС! – заорал Алан, сам не зная, просит ли он брата о помощи или проклинает этим воплем все его сучье племя.
Глаза ожгло слезами обиды. За что? Ну, за что он так с ним? Что он ему такого сделал?
Грустно, но именно этот вопрос в отношении Джеймса Алан задавал себе так часто, что если бы за каждый ему давали по центу, он бы уже скопил на особняк где-нибудь на Винъярде Марты.
Поддавшись внезапно накатившей панике, Алан засуетился, отпуская решетку, и ухватился за тетивы, принявшись торопливо нашаривать ступень ниже той, на которой сейчас стоял. Но промахнулся, ухнув в воздушную яму, черпнул ногой пустоту, и тут произошло страшное...
Сначала он услышал такой звук, какой иногда слышал, когда Джеймс бросал десятицентовик в колодец лестничного пролета – короткое низкое «дзынь», означающее, что монета стукнулась о железные перила прежде, чем смогла достичь дна. А потом вдруг лестница опасно дрогнула, дробно загрохотала, и до того, как Алан с ужасом осознал: «Болты!», ее с чудовищным скрежетом будто бы рвануло вниз чьей-то гигантской рукой, опасно перекашивая на один бок.
Ступни соскользнули с опоры. Алан заорал не своим голосом. Руки на один миг стали ватными, ослабнув от испытанного им шока, и он точно сорвался бы в ту же минуту… Однако тут кто-то пронзительно крикнул: «Держись!» Чьи-то ледяные пальцы вцепились в его запястья и с силой поволокли наверх, вытягивая из лап неминуемой гибели, которая уже предвкушающе распахнула под ним холмистую черноту своей пасти.
Алан засучил ногами, удачно попал на самую верхнюю перекладину, оттолкнулся – лестница в последний раз громыхнула, и он рухнул на спасительную площадку, колотясь от ужаса и испытывая такой мучительный приступ дурноты, какого с ним не случалось никогда в жизни.
- Ну как ты, цел? – раздался над ним звонкий мальчишеский голос. Алан, цокотя зубами, перевернулся на спину и разжал на секунду крепко смеженные веки, чтобы увериться в том, что ледяные пальцы ему не померещились, и что он не сбрендил от страха. Однако когда увидел, кто стоит рядом, то окончательно убедился – сбрендил.
На нижней площадке Вышки, выжидающе нависая над ним, стояло самое настоящее привидение.
Драная белая простынь с прорезями, в которых поблескивали влажные блики глаз, немного размытые очертания тонких ног, обтянутых подвернутыми джинсами и обутых в высокие черные кеды (слегка потрепанные, расписанные дурацкими хэллоуинскими рисунками), бледно-сероватые кисти рук – у привидения был не самый устрашающий вид, это верно. Но, тем не менее, Алан скорее поверил бы в то, что Джеймс отыщет по пути домой свою совесть, нежели в то, что встретит на Вышке какого-то парня в дебильном костюме призрака-простыни.
- Т-ты кто? – слегка заикаясь и все еще отходя от потрясения, спросил Алан первое, что пришло в голову. Он так и лежал пластом, даже не пытаясь подняться.
- Яа-а хозя-аин Вы-ышки! – голосом на пару октав ниже нараспев возвестило привидение, торжественно взметнув полами простыни. А затем откинуло ее, и на Алана уставилось бледное, почти по-девчачьи красивое лицо в обрамлении пружинок-кудрей и с усыпанным веснушками носом.
- Но можно просто Тони, - жизнерадостно закончил призрак, дружелюбно улыбаясь и протягивая Алану руку.
- Понятно, - слабо кивнул Алан, не пытаясь за эту руку ухватиться. По ощущениям, площадка раскачивалась под ним, словно палуба корабля. Впрочем, судя по тому, как уверенно стоял на ней Тони, Алану это только мерещилось.
- Меня Аланом звать...
- Очень приятно, Алан. Будь, как дома! Ремонтик тут так себе, но ничего, при желании жить можно! – бодро ответствовал его новый знакомый, однако быстро поняв, что мальчик «быть как дома» попросту не способен, вновь склонился над ним, жалобно сдвинув брови. - Сильно плохо?
- Ничего, - мотнул головой Алан, c трудом ворочая языком. – Ничего… Сейчас я… пол’жу немн-г...
Он очнулся так резко, будто его разбудили из пушки. Перед глазами уходили в чернильное небо обшарпанные перекрестия Вышки. Под ладонями нащупывалась ледяная металлическая решетка площадки, на которой он по-прежнему лежал.
Какого же было удивление Алана, когда он повернул голову и увидел завернутого в простыню Тони, сидящего по-турецки чуть поодаль и с любопытством его разглядывающего. Мальчик едва не вскрикнул от неожиданности. Нет. Все-таки тот ему не причудился…
- Я что? Уснул? – Алан сел. Здесь было чертовски холодно.
- Не-а. Скорее уж грохнулся в обморок.
- А-а-а, - он неловко почесал в затылке. – И долго я был в отключке?
- Минуты две-три, - ответил Тони. – Тебе лучше?
- Намного, - заверил его Алан.
И осознал, что говорит чистую правду. Он чувствовал себя почти так же хорошо, как до того рокового момента, когда влез на эту гребаную развалюху. А еще Тони не смеялся над ним или его обмороком, что было вдвойне хорошо.
- Славно! Тогда давай еще раз. Тони, - и странный парень-призрак снова протянул ему руку.
- Алан, - Алан ответил на рукопожатие.
Рукопожатие вышло крепким. Алан с легким удивлением констатировал, что Тони, несмотря на девчоночье личико и тонкие ноги, довольно-таки силен. На вид ему было также лет двенадцать-тринадцать, а еще Алан понял, что ни разу не видел этого пацана в потсфилдской школе, несмотря на весьма примечательную внешность.
- Будем знакомы! – улыбнулся Тони.
- Ага, - кивнул Алан и, подтянув ноги к груди, растерянно заозирался по сторонам. – А как ты тут оказался?
- Я уже давно здесь, - пожал плечами тот.
- Ты залез сюда до того, как мы пришли?
- Сильно раньше.
- До того, как началось празднование?
- Еще раньше.
- До темноты?
- Я залез сюда десять лет назад.
Алан медленно перевел на него взгляд и приподнял уголок губ в скептичной усмешке. А потом заметил над головой облокотившегося на ограждение Тони изъеденную ржой жестяную табличку. Табличку опутывали уродливые не то лилии, не то орхидеи, пластиковые, полуистлевшие, напрочь лишенные цвета и хоть какой-либо узнаваемости. На табличке значилось:
«”Только бы не скучать!”
Энтони О. (фамилию нельзя было разобрать).
2001 – 2013
Любящий сын и б...
(конец надписи нельзя было разобрать тоже)».
Усмешка Алана растаяла так же быстро, как и обозначилась. Он вдруг вспомнил слова Эллы-Беллы: «Десять лет назад как раз в Хэллоуин туда забрался один из пацанов… Сорвался. Разбился насмерть. Потому Вышку и оградили».
Алан уставился на Энтони с таким видом, будто тот спланировал прямо перед ним на ангельских крыльях. Поверить в происходящее было почти невозможно. Но, так или иначе, он сидел на высоте восьмидесяти двух футов, где его спас от верной гибели взявшийся из ниоткуда чувак в костюме призрака-простыни, и где была прибита памятная табличка этому самому чуваку.
- Немного краски ей не помешало бы, правда? – ухмыльнулся Тони, поднимая вверх указательный палец. – Жаль, что ты с собой не захватил.
- П-погоди, но почему ты… - Алан осторожно ткнул в Энтони пальцем. Тот оказался вполне себе материальным, разве что холодным, как лед. Тони в долгу не остался и ощутимо ткнул Алана под ребро.
- Эй, ты чего?!
- А ты чего?
- Я проверяю тебя на призрачность!
- А я проверяю тебя на алановость!
- Почему ты не… бестелесный?
- Так Хэллоуин же!
Алан озадаченно моргнул.
- И что?
- Как что? Души мертвых приходят из Тонкого мира, дабы отметить с живыми День всех Святых, балда!
- Сам балда! И ты не Святой!
- Нет, конечно! Не Святой, но и не балда, ведь я-то знаю, зачем нужен Хэллоуин!
- Так, погоди, - Алан сосредоточено потер переносицу. – Хочешь сказать, каждый Хэллоуин ты… вот такой?
- Какой?
- Ну… совсем, как живой.
- Ага. Я каждый Хэллоуин навещаю Потсфилд. Хожу по домам, клянчу конфеты и все такое. Правда, не ем. Я ведь все-таки привидение. Нужно же как-то держать марку.
Болтать с Энтони было очень весело. Тот оказался добрым, веселым, своим в доску парнем и с пониманием отнесся к тому, что Алан отказался сесть с ним рядом на самый край, свесив ноги, а вместо этого расположился напротив – ближе к центру площадки. Однако даже с этой точки Алану было прекрасно видно, как к северу от реки продолжает празднование Хэллоуина уютный маленький Потсфилд, с такого расстояния кажущийся расплывчатым графитовым пятном, пойманным в сеть из огоньков, горящих перекрестий дорог и ветвистых улиц.
Алан сам не понимал, почему он так легко смирился с мыслью, что встретил призрака. Может, потому что это была самая необыкновенная ночь в его жизни. И коль ему суждено было однажды повстречать настоящее привидение, то это должно было приключиться непременно в этот Хэллоуин!
А, может, просто какая-то его часть все еще отрицала потустороннюю природу Тони, предполагая, что когда придет время возвращаться домой, тот просто рассмеется, заявит, что все это розыгрыш, скажет, мол, Джеймс с друзьями подкупили его конфетами и слезет с Вышки вместе с ним. Алан даже хотел бы такого исхода… Давненько ему не приходилось ни с кем вот так разговаривать по душам.
Тони с маниакальным блеском в глазах слушал рассказы Алана о том, какими теперь стали видеоигры, слушал про приставки, VR-очки, с интересом и недоверием повертел в руках его смартфон. Алан хотел было показать ему пару смешных роликов, но ничего не вышло. На Вышке не ловил интернет.
Потом они обсудили школьных учителей, которые, несмотря на минувшее десятилетие, преподавали у Энтони тоже. Тони принялся очень умело передразнивать миссис Спаркл и ее манеру забавно присвистывать через слово, словно вечерами она превращалась в морскую свинку. После перешел на мистера Бланчерта – странноватого физрука, который как будто бы был слегка с приветом. Пожалуй, мистеру Бланчерту было самое место где-нибудь на военном полигоне, а не в зале для занятий физкультурой.
Алан чуть весь живот себе не отсмеял, пока потешался над крайне талантливыми пародиями своего нового приятеля. Однако на миссис Беннет им пришлось сделать паузу.
- Беннет? Хм… - Тони задумчиво поскреб ногтями щеку. – Не помню такую.
- Ну, как же… кудрявенькая такаа-а-а... Точно. Она молодая совсем, недавно преподает. Ты ее можешь и не знать. Но вообще она классная. Рассказывала нам недавно про свечение над Вышкой!
- И что рассказывала? – лицо Энтони приобрело какое-то странное выражение – лисье, с хитринкой, словно он знал некий страшный секрет, который кроме него в этом мире не знал никто.
- Рассказывала про атмосферные явления вроде «эльфов», спрайтов – это такие электрические разряды холодной плазмы, красные, и бьют высоко над грозовыми облаками. У нас здесь частенько встречаются. А всякие малограмотные связывают это чуть ли не с тем, что Вышку построил сам Сатана. Можно подумать… Ч-чего ты улыбаешься?...
Тони не выдержал и откровенно фыркнул, поливая Алана насмешливым искрящимся взглядом.
- Спрайты? Так они вам это объясняют?
- Ну да. А ты что, тоже приверженец какой-нибудь конспирологической чуши о том, что эта рухлядь – портал в иные миры? – мигом набычился Алан.
- Приверженец?! – неожиданно вскричал Энтони. Он был так взбудоражен, что попросту не смог усидеть на одном месте. Казалось, даже его нелепые кудряшки встопорщились от волнения.
- Я не приверженец, - звонким шепотом протянул он, наклоняясь и округляя глаза с таким видом, будто сообщал Алану свою самую заветную тайну, - я – ее часть.
- Часть чего?
- Часть чуши о портале в иные миры, - Энтони присел перед ним на корточки. – Но тебе совсем необязательно верить мне на слово, Алан. Сегодня будет последнее – третье зарево. И ты сможешь увидеть все своими глазами. Прямо из первых рядов.
- Увидеть что? – угрюмо поинтересовался Алан.
Губы Тони растянулись в неестественно широкую улыбку, в глазах зажегся мрачный, но искренний в своем подобострастии восторг. Так улыбаются, так смотрят фанатики, когда говорят о своем обожаемом божестве.
- Увидеть Древних.
Выждав небольшую паузу, Алан осторожно спросил:
- Кого увидеть?
Энтони опять вскочил, прошелся взад-вперед по площадке и вновь уселся напротив с таким перевозбужденным видом, словно только что хлопнул пару стаканов крепкого черного кофе.
- Древних. Они могут общаться с Тонким миром, но в мир Земной им проникнуть непросто. Скорее даже… невозможно без помощи изнутри. Каждый год в День всех Святых ткань Земного мироздания истончается, и тогда вы можете видеть его особенно отчетливо. Измерение Древних. Пытающееся просочиться в ваш мир. Это и есть то самое алое зарево, о котором по Потсфилду ходит столько толков.
- Но ммм… если все, в самом деле, так, как ты говоришь, то… зачем им сюда сочиться?...
- Вопрос на миллион!
- Э-э-э…
- Все потому… - Энтони придвинулся к Алану, заговорщицки сверкая глазами и делая наигранно таинственные паузы, - …что Древние... хотят устроить…
- Ну?
- Хэллоуин навсегда!!!
Казалось, Тони пребывал в чистейшем ликовании. Алан пребывал в замешательстве.
- Хэллоуин? Навсегда?
- Точно! Только задумайся, Алан! Тыквы, костюмы, сладости! Все это – триста шестьдесят пять дней подряд, а не один лишь жалкий денек в году! Ну, разве не потрясно?!
- Погоди-погоди, Тони, в этом же нет никакого смысла…
Энтони взглянул на него так, будто Алан залепил ему пощечину. Улыбка его поблекла, выцвела, точно увядающий по осени лепесток.
- То есть… Черт! – Алан нервно потер переносицу и положил руку приятелю на плечо. – Любой праздник хорош и желанен, как раз-таки потому, что он бывает не каждый день. Приятно само ожидание, понимаешь? Предпраздничная суета, подготовка… Ну, и как же тогда другие праздники? Как же-е… Рождество? А Пасха? Четвертое июля? День Святого Патрика? День отца? Да и как… это что же получается, все триста шестьдесят пять дней в году у нас будет одна лишь осень? На этот счет что-нибудь прояснили… твои Древние?
- Алан, ты знаешь, что из себя представляет Тонкий мир? – неожиданно серьезно спросил Тони. Голос его был наполнен тоской. Мальчик отрицательно качнул головой. Энтони чуть отвернулся, хмурясь и потирая ладони, словно собирался с мыслями.
- Что ж… Тонкий мир для каждого из умерших ограничен небольшим пространством – осколком мира Земного, в котором этот умерший когда-либо побывал. Это может быть и просто памятное место, но чаще всего – место смерти. Например, для меня этот осколок – Вышка.
Тони слегка улыбнулся, коротко взглянув Алану в глаза, точно извинялся за сказанное и быстро продолжил, будто боялся передумать на счет своих откровений:
- Сто футов. Ровно столько я могу пройти от нее в любом из направлений. А дальше – словно стена. Триста шестьдесят четыре дня я провожу на Вышке или у ее подножия. Я вижу все, что происходит вокруг. Но меня не может видеть никто. Я слышу всех и каждого, кто ходит по этим окрестностям. Но со мной никто не может поговорить. Бывают дни… когда ткань Тонкого мира теснее соприкасается с тканью мира Земного, и тогда люди на одно крошечное… ничтожное мгновение способны заметить меня. Однако бесполезно вступать с ними в контакт. Потому что диалога между нами не состоится…
Алан молчал, слушая очень внимательно, потому как понимал: другой такой возможности выговориться для Энтони может не представиться еще лет сто. Если не больше.
- Родители с сестрой уехали из Потсфилда через два года после моих похорон. Больше я их не видел. Может быть, конечно… - тут он нервно облизал губы, невольно прервавшись и старательно отводя взгляд. Глаза его подозрительно увлажнились. Алану сделалось очень неловко, и он уставился на темную ленту реки, тактично делая вид, что ничего не замечает.
- …может быть, они навещают мою могилу. Так что винить их не за что, - уже куда тверже продолжил Тони. – Вот только какой мне от этого прок? Я ведь здесь! Друзья… Наверное, у них у самих уже есть дети. Они и забыли обо мне, скорее всего… Да и вряд ли им было бы приятно сюда приходить. Я же вынужден торчать здесь до конца времен. И ничто, ничто не способно этого изменить! Кроме, разве что, Хэллоуина…
Вид у него стал чуточку пободрее.
- Да… в Хэллоуин все по-другому. В Хэллоуин я могу покидать Вышку! Могу навещать Потсфилд! Места, где я рос. Улицы, по которым я ходил. Могу веселиться с ровесниками, разговаривать с ними, пусть даже они этого разговора не вспомнят. Могу обирать достопочтенных старушек, которые тоннами скупают все те невкусные сладости в «Уолмарт», и забрасывать туалетной бумагой дома тех, кто жадничает, кидает в мешок фантики или яблочные огрызки. Хэллоуин – особенный день! И я здесь уже так давно, что… я подумал… если бы вдруг Хэллоуин действительно наступил навсегда… Я бы смог, наконец, убраться отсюда! Прочь с этой сраной развалины! – тут он в сердцах пнул не менее шаткую, чем лестница ограду площадки. - Куда-нибудь подальше от Вышки и от этой чертовой облезлой таблички, которая каждый день, каждый час напоминает мне о моем положении!
Было ли это безумием? Однозначно было. Однако мог ли Алан за такой ход мыслей Тони винить? Посидишь вот так в абсолютном одиночестве, заточенным в куске некогда материального мира десять лет подряд – невольно умом тронешься.
- И тогда Древние пообещали тебе устроить Хэллоуин навсегда?
Энтони шмыгнул носом, сунув руки в карманы джинсов.
- Ага. По их словам это вполне возможно. Нужна только небольшая помощь… изнутри. Но я, как видишь, всего лишь призрак. По правилам я не нахожусь в Земном мире даже в Хэллоуин. Разве что обретаю немного свободы. Так что впустить Древних к вам не могу. Хоть я и пытался…
Он задумчиво потер пальцем замысловатый символ, начертанный на одном из столбиков оградки. Символ был совсем бледным, будто бы нарисованным прозрачным лаком, едва различимым, только если совсем близко к нему приглядеться, посветив вплотную смартфоном. Алан только сейчас обратил внимание, что этими символами, оказывается, исписана чуть ли не вся площадка: каждая балка, каждая рея в конструкции.
- Нужно их обвести? Именно живому человеку? – спросил Алан, доставая из кармана баллончик и деловито его встряхивая. На лице Энтони отразилось такое неподдельное ошеломление, столь искренняя щенячья благодарность, что Алан не удержал улыбки.
Никогда бы он не подумал, что умение рисовать и обводить понадобиться ему в таком необычном деле. Джеймс всегда насмехался над ним, и его искренней страстью к (как говорил брат) «бумагомарательству». Алан аккуратно закрашивал символ за символом, пока Тони травил байки из своей вневышечной жизни. Надо было признать, некогда этот парень умел развлекаться на всю катушку. Да и свои двенадцать лет прожил явно куда ярче, чем сам Алан. Друзей у него тоже тогда было полно… А каков итог.
Алан не вполне понимал, зачем он на все это согласился. Наверное, ему просто хотелось помочь. Если бы он оказался в той же ситуации, что и Энтони, было бы здорово, если бы кто-то помог ему. К тому же, кто знает, может быть, эти Древние не такие уж плохие ребята? Что если они действительно могут вызволить Энтони с Вышки? Недостаточно ясно, правда, что Древние конкретно подразумевают под этим «Хэллоуином навсегда»… Но, так или иначе, хотелось верить, что вечный Хэллоуин для Тони действительно когда-нибудь наступит.
Когда Энтони закончил ему рассказывать, как они с его верной компанией влезли в сад миссис Гэмбл (с целью нацепить на ее садового гнома лифчик сестры одного из участников вылазки), Алан почти закончил обводить причудливые символы. Остался один. Начертанный в самом центре площадки.
- Ну, что? Торжественный момент? – ухмыльнулся Алан, посматривая на просиявшего Тони. Тот мигом соскочил с мотыляющейся оградки и вскинул голову.
- Скоро будет последнее… Третье зарево, - благоговейно прошептал он.
Алан встал на колени, чтобы закончить работу. Краски оставалось совсем чуть-чуть, но на последнюю пару штришков этого было предостаточно. Мальчик занес руку над символом… как вдруг его внезапно облило густым красным цветом, точно он очутился в фотолаборатории.
- Это они!!! Древние!!! – не помня себя от счастья, завопил Энтони.
Алан вскинул голову и тут же лишился дара речи. Небо над ним, точно разрезанное гигантскими ножницами размером с Солнце, зияло невообразимо ярким алым разрывом. Гигантский крест полыхал в антрацитовой вышине, рассекаемый белыми и розоватыми вспышками молний. Он будто бы был открытой раной, через которую, в попытке прорвать последнюю – тонюсенькую, защищающую человечество мембрану пыталось пробиться нечто яростное, кишащее, беспощадное и толкущееся, стремящееся разорвать его… Алана… на куски.
И весь мир Земной заодно.
Мальчик буквально оцепенел. Все слова в один миг примерзли к губам. Все мысли разметало, точно подхваченную осенним ветром листву. Рука с баллончиком одеревенела. Он не слышал, не видел ничего, кроме этой сгорающей в небе пропасти: ни Вышки, ни темного леса вдали, ни кричащего, цепляющегося за его рукав и призывающего завершить начатое Тони, ни адских инфернальных огней, в которые обратились нарисованные им символы…
Это было во много раз хуже любой высоты на свете. Это было, как если бы его сбросили с высоты длиною во всю Вселенную. И теперь он летел, летел прямиком к своей гибели… Вот только не в черную вечную пустоту космоса, а в неистовое сокрушающее любые вечности пламя…
- Алан!!! Алан, очнись! ОЧНИСЬ ЖЕ! – Энтони тряс его за грудки, встав на колени напротив. Алан перевел на него совершенно пустой взгляд.
- Скорее! Мы же не успеем! Ну же!!!
Тони схватил Алана за кисть, попытался нажать его пальцем на кнопку, чтобы самостоятельно начертить чужой рукой недостающую пару черточек. Но Алан, сам от себя не ожидая, уперся, несмотря на то, что все силы его уходили на то, чтобы не спятить. Меж ними завязалась потасовка.
Алан попытался было скинуть злосчастный баллончик с Вышки, кое-как его отшвырнул, но Тони, будто годами тренированный кетчер (2), бросил тело в сторону, перехватывая «подачу» в миге от того, как жестяная баночка безвозвратно бы капнула в темноту. Энтони ринулся к символу, напрочь позабыв, что это бессмысленно. Алан, также про это позабыв, на чистом инстинкте прихлопнул символ ладонью, и Тони залил его руку липкой серебристой струей.
Ветер усилился, раскалился, вопреки всем законам природы, и теперь нападал на скрежещущую старую Вышку, словно оголодавший хищник. Его порывы так и норовили снести с ненадежной площадки перешедших к откровенному мордобою Алана и Энтони, дерущихся за чертов баллончик с такой яростью, с таким слепым неистовым отчаянием, словно на кону стояли их жизни. Впрочем, так оно на самом деле и было.
И пока все обитатели библейского Ада, все босховские чудовища, все монстры и твари из фольклорных сказаний, все демоны и обитатели всех возможных, самых жутких, самых темных уголков Вселенной рвались в скучный мир простых смертных… Пока они скреблись и ломились сквозь крошечную прореху, проделанную в Тонком мире, укрывающем мир Земной, одним бесконечно одиноким призраком… Пока где-то далеко внизу хохотал и кружился по ночному ничего не подозревающему Потсфилду черно-золотой Хэллоуин… И пока небо над шпилем дряхлеющей Вышки истекало кровавым светом, крошась и ломаясь на куски… у этого висящего на волоске мира все равно был шанс уцелеть.
Пока один маленький баллончик с краской оставался в нужных руках...
Алан изловчился и пнул Энтони коленом в живот, тот взвыл, наконец-то оставив бесплотные попытки добраться до сжимающего заветную баночку кулака. Алан сбросил Тони с себя, перекатился на бок, но тот набросился на него снова.
Зарево начало постепенно затухать. Урывками Алан видел, как затягивается, неторопливо рубцуется грозовыми тучами шрам, изуродовавший ткань Земного мироздания. Оставалось продержаться совсем немного… Еще лишь чуточку…
- Ты же обещал!!! Ты обещал, что поможешь!!! – по бледному обезумевшему лицу Энтони ручьями бежали слезы. Волосы спутались, сбились в кучерявые колтуны. Прозрачно-голубые глаза за мокрой трясущейся пеленой походили на две бездушные стеклянные пуговицы.
- Да!!! Но… если я помогу тебе… то он убьет всех нас! Твой «Хэллоуин навсегда»!!!
- Обещал! Обещал! Обещал! – Тони кидался на него снова и снова. В отличие от Алана он как будто не уставал. Алан держал удары, как мог, силясь при этом не сорваться с опасно содрогающейся под их упорной возней площадки.
- Да! Но разве ты не видишь?! Не понимаешь?… Что они с нами сделают!!!
Тук!
Баллончик с коротким глупым звуком ударился об одну из балок и, прощально сверкнув серебристым бочком, кувыркнулся в ночь. Энтони издал протяжный душераздирающий крик, больше походивший на вопль умирающего животного, и, проехавшись на брюхе до самого края решетки, безуспешно хватанул разогревшийся воздух пятерней.
Алан, тяжело отдуваясь, отполз назад, упираясь лопатками в ограждение. Смартфон он расколошматил в схватке, толстовка в нескольких местах была порвана, джинсы измазаны в ржавчине, на костяшки пальцев вообще было страшно смотреть. Волосы на затылке стояли торчком, как у драчливого воробья, мокрая от пота челка, напротив, страстно льнула ко лбу.
Лоб, к слову, ужасно болел. Алан его машинально ощупал. Ну да… судя по всему, там назревала здоровенная шишка.
Мир вновь погрузился во тьму. Пожар в небесах догорел, и теперь они тихо плакали колючей холодной моросью, на которую ни один из мальчиков ни малейшего внимания не обращал. Алан настороженно наблюдал за тем, как Энтони поднялся, сгруппировался. Усевшись на задницу, притянул ноги к груди, вцепился сероватыми тонкими пальцами в волосы и зарыдал, как ребенок.
И несмотря на то, что Алан был уверен, абсолютно убежден в том, что все сделал правильно, что смог предотвратить настоящую катастрофу, остановить грядущий Конец Всего, он не испытывал ни малейшего удовлетворения от содеянного...
Увы… Ему было плохо, как никогда. Он будто схватил обеими руками чью-то заветную мечту, последнюю теплившуюся надежду, которую сам же и подарил, после чего разорвал на две половины прямо на глазах у надеявшегося. В финале втоптав прямо в грязь.
Все то совестливое, не очерствевшее из-за регулярных нападок старшего брата, все то сочувствующее, что в нем еще оставалось, сейчас просто захлебывалось от жалости к Тони. Но Алан знал – ему придется это принять. Придется жить с этим дальше. Ибо нельзя помочь тому, кто больше не принадлежит Земному миру.
Теперь он знал это тоже.
Так они просидели ровно до того часа, пока на Вышку не начала опускаться предрассветная синева. Энтони прекратил плакать и теперь лишь молча раскачивался взад-вперед, терзая свои несчастные кудряшки.
Алан не без труда поднялся на ноги. Все тело ужасно ныло. Раскалывалась многострадальная голова. Подранные колени, локти страшно саднило. Над верхней губой запеклась кровь, и теперь Алана так и подмывало ее почесать.
Мальчик осторожно приблизился к своему не то другу, не то врагу, отметив, что тот уже начал слегка просвечивать. Алан думал, что если он попытается тронуть его за плечо, рука пройдет насквозь, но нет. Острое плечо Энтони, укрытое изодранной простыней, пока было по-прежнему костлявым и прохладным.
- Мне пора идти, - тихо сказал Алан. Энтони никак не отреагировал, будучи полностью погруженным в свое безграничное горе. Алан неуверенно отступил назад, подошел ближе к краю и сел, намереваясь осторожно спустить ноги на каким-то чудом все еще не обрушившуюся лестницу. Здесь, наверху, она цеплялась за один лишь массивный, покрытый зеленоватой коррозией болт. Последний.
- Ты не останешься?
Алан вздрогнул. Тони сидел уже лицом к нему, вперив в него прямой, полнившийся ожиданием взгляд. Вероятно, он и сам не понимал, чего ждет, как не понимал и всей странности заданного им вопроса.
- Уже светает… Джеймс наверняка наврал, будто я остался у кого-то из Рудимент… то есть… у его друзей. А если так, то искать меня будут не раньше обеда. Яа-а… не могу здесь столько сидеть… Понимаешь? – Алану было ужасно стыдно говорить ему все это. Но что-то же нужно было сказать. Как-то объяснить свой уход.
- А… ясно, - бесцветным тоном отозвался Энтони.
- Я буду приходить, - заверил его Алан. – Я… найду способ, как-то поговорить с тобой. Принесу доску Уиджа или еще что…
Тони равнодушно пожал плечами.
- Это бесполезно. Я ведь не могу влиять на ваши вещи. Я материален только в Хэллоуин.
- Я что-нибудь придумаю, - упорствовал Алан.
Тони взглянул ему в глаза, и Алан вдруг понял, что врет… Вновь непонятно зачем скармливает ему очередную ложную надежду… Может, чтобы самому стало легче? Судя по выражению глаз Энтони, он это понял тоже.
Правда заключалась в том, что все, чего на самом деле хотелось Алану: это слезть с ненавистной Вышки, вернуться домой в свой полный простых и понятных вещей рутинный мир, не разуваясь, броситься на кровать и забыть эту жуткую ночь, как страшный сон. И никогда, больше никогда сюда не возвращаться…
Он хотел было еще наврать Тони о том, что никогда его не забудет, что станет приходить сюда так часто, как только сможет, что отыщет его родителей и уговорит их прийти навестить его к Вышке, попросит покрасить табличку и обновить истлевшие цветы, что они обязательно встретят вместе следующий Хэллоуин… Но не смог. Слова будто царапали горло изнутри.
Поэтому Алан лишь выдавил неловкое:
- Ну… До встречи тогда…
- До встречи, - эхом откликнулся Тони. Лицо у него было таким, точно он решался на прыжок в пропасть, но никак решиться не мог.
Алан, старательно смотря только перед собой, аккуратно сполз на перекособочившуюся лестницу, вцепился руками в тетивы и начал свой непростой спуск.
Высота больше не казалась ему такой уж угрожающей, однако мальчик все равно не бросал ей вызова взглядом. Он был на удивление спокоен, хотя, скорее уж, напрочь опустошен.
Алан спускался уверенно, считая про себя ступени, подгоняемый усиливающимся ознобом и ноябрьским промозглым дождем. Методично, пусть и крайне медленно перебирал он ногами перекладины, ведомый единственным желанием – скорее увидеть родных, прокручивая это желание в голове и баюкая в сердце. Оно его ободряло, словно счастливый памятный талисман.
А потом до него донесся едва различимый за дребезжанием ступеней, тихий скрипучий звук. Как будто металлическая деталька много раз подряд совершает оборот по идеально ровной окружности. И каждый из этих оборотов в трении металла о металл производит мерзкий отрывистый писк…
Лестница оглушительно громыхнула, издала свой последний предсмертный стон и, сорвавшись, пошла на сближение с землей…
Примечания автора:
(1) Каллиграмматиды – семейство вымерших насекомых из отряда сетчатокрылых. Представители семейства обитали на Земле во временной промежуток с раннего юрского периода до середины мелового.
(2) Кетчер – игровая позиция в бейсболе и софтболе. Кетчером называют игрока обороняющейся команды, который находится за «домом» и спиной бэттера, но перед судьёй, и принимает мяч, поданный питчером.
от Чёрныя Июля
#рассказы
(с) Оззи Осборн
- Сладость или гадость?!
- Боже, Джейми, вы ведь уже такие здоровые, ну вам-то куда?
- Миссис Дэвис, да ладно вам!
- Таковы правила!
- А иначе – смерть!
Алан с кислой физиономией наблюдал, как старший брат в компании своего заклятого приятеля и этой мерзкой крашеной девки с пирсингом в носу, грозят из-под простыней смеющейся миссис Дэвис пластиковыми ножами. Ну, вот действительно: «им-то куда»? Лбам уже по пятнадцать лет, здоровые, вон, какие детины, не всегда даже паспорт при покупке пива спрашивают в «СуперАмерике», так нет же! Сперли из комода Лемперта эти чертовы простыни, наделали в них дырок, угнали тележку из ближайшего мини-маркета, и давай шататься по всему Потсфилду, как полудурошные! В довесок, выпрашивать конфеты, подобно детсадовской детворе.
Алана вся эта ситуация нисколько не забавляла. Напротив, его бесило буквально все: гомонящие дети в костюмчиках нечисти, обирающие соседний дом под присмотром взрослой симпатичной ведьмочки; Лемперт, трущийся рядом с таким видом, будто Алан был осквернителем могил, Лемперт поймал его на горячем, и теперь до приезда копов был обязан любой ценой удержать. Бесил чертов Джеймс, бесила девица с пирсингом. Какой-то парень в черных кедах, также замотанный в подранную простынь и весело промчавшийся мимо, тоже бесил. Бесили горящие тыквы у порогов и на лестницах чистеньких украшенных к Хэллоуину коттеджей, бесил высящийся вдалеке черный скелет злосчастной Вышки. Бесил, в конце концов, сам чертов Хэллоуин!
Раньше Алан всегда очень любил этот праздник, находил его забавным, немного зловещим, но чарующим. Любил его влажный сумрак, тыквы, расплывающиеся в горящих щербатых ухмылках, мешки с конфетами, которые родители коробками закупали в «Уолмарт», дурацкие самодельные костюмы, «традиционные» фильмы и мультфильмы, которые полагалось пересматривать как раз в грядущую «ночь страха и ужасов». Все это было довольно мило и близко сердцу Алана, но ровно до той поры, когда в его интимные с этим праздником отношения не влез хренов Джеймс со своими паршивыми Рудиментами.
Джеймс и Рудименты – так Алан называл компанию приятелей своего старшего братца, состоящую из лучшего друга Джеймса – Дилана, девицы с пирсингом (то ли Эллы, то ли Беллы, Алан все время забывал, как ее зовут), тихого, как тень Лемперта и старого доброго Уолли, больше похожего на одичалого медведя гризли, нежели на человека. Неудивительно, что последний выпрашивать конфеты со всеми не подходил, а просто курил в стороне, держа Алана на прицеле своих косоватых водянисто-голубых глаз.
Чтобы не видеть более кривляний Джеймса и Рудиментов перед непринужденно веселящейся миссис Дэвис («Джейми» травил ей какую-то забавную байку), Алан, сунув руки в карманы, в который уже раз за этот вечер вперил свой взор в затянутую липким туманом сумеречную даль. Туда – где река, в осеннем полумраке больше похожая на мокро бликующий полиэтилен, смыкалась с рваным частоколом леса, а на холмистой равнине у самого края Потсфилда стояла древняя, готовящаяся к сносу, и огороженная сеткой рабицей от детей и любопытных, телевизионная вышка.
Именно к ней они и держали свой путь. И чем ближе становилась Вышка, тем сильнее у Алана подводило от страха живот. Он живо представлял себе: вот он подходит к ней практически вплотную, медленно поднимает голову и от одного только вида уходящих в чернильную вышину столбов, объединенных сетью железных балок и перекрытий, та начинает кружиться. Скрип проржавевших рей и дребезжание расшатанных болтов старой металлической лестницы сливаются с завыванием промозглого октябрьского ветра…
Алан все спрашивал себя: он что, действительно настолько сумасшедший? Иначе, почему вообще позволил взять брату себя на слабо? Зачем повелся на этот идиотский спор? Сидел бы сейчас дома, пересматривал «Франкевини» по десятому кругу, а не вот это вот все…
- Блин, кто-то мне подсунул целый пакет «Поцелуя Херши»!
Алан вздрогнул, заставляя себя оторвать взгляд от пронзавшего темноту остова, и обернулся.
- Сейчас выкинуть или до Рождества подождать, как думаете? – брезгливо скривилась Элла-Белла, вынимая из своего матерчатого мешка небольшой пакетик с конфетами, завернутыми в неприглядную обертку из обычной серебристой фольги.
- Выкинуть?! Обалдела, что ли? Мне отдай!
- Не отдаю, только обмениваю!
- Ого! А у меня все не так уж плохо – целая банка «Дабл Бабл»! И… твою мать, это что? Грязные носки?! – Джеймс брезгливо выудил из своего мешка нечто черное и очень несвежее на вид, тут же метнув это нечто в сторону Алана, однако попав прямо по физиономии Лемперту под раскатистый хохот Дилана и визгливое лаянье Эллы. Беллы.
- Господи, ну и мерзость!
- О-о! У меня здесь еще и с десяток-другой «Тутси Попс». Блеск! Отправлю их умирать на дно моей школьной сумки среди заколок и крошек от печенья. Там им самое место.
Алана страшно нервировали все эти разговоры ни о чем. Потому что, с одной стороны, он хотел поскорее отмучаться, храбро выполнив условия спора. С другой – истово надеялся, что Джеймс и Рудименты напрочь о споре забудут, окончательно погрузившись в обсуждения невкусных сладостей, катание на спертой тележке и задалбывание звонками в дверь тех несчастных, которые в ночь Хэллоуина выключают во всех комнатах свет и ползут к холодильнику по-пластунски, притворяясь, что дома никого нет.
- Вы это видели? – оторопело и как всегда тихо спросил Лемперт. Однако его, по старой традиции, никто не услышал. Никто, кроме Алана, сразу же глянувшего в ту сторону, в которую Лемперт глазел с немного ошалелым и вусмерть напуганным видом.
И в тот же миг, когда Алан вновь взглянул в сторону холмистой равнины, он тоже увидел его… Зарево.
То самое зарево из гиперболизированных городских легенд, бродивших по всему Потсфилду еще с незапамятных времен.
Алое слегка размытое облаками сияние зловеще вспыхивало короткими белыми и розоватыми вспышками. Оно напоминало Х-образный росчерк, точно начертанный чьей-то всесильной дланью где-то высоко-высоко в атмосфере – похожий на крест в тетрадке, которым Всевышний будто бы перечеркнул этот маленький убогий мирок. Вспышки, полыхавшие в багряном нутре «креста», напоминали молнии, беснующиеся в набухающих ливнем грозовых облаках. Зарево расцвечивало черное беззвездное небо своим призрачным гало аккурат над проклятой Вышкой…
Основа главной легенды Потсфилда оставалась единой и неизменной: зарево обозначалось над Вышкой в День Святого Патрика, на Пасху, на Рождество, а проявлялось целиком в ночь Хэллоуина. Тогда как интерпретаций на счет того, чем же на самом деле являлось зарево, существовало немало.
В детстве Джеймс пугал Алана тем, что Вышка – это лестница в Преисподнюю, тогда как свечение над ней – дьявольские огненные врата… Миссис Крэмплтон, их странноватая пожилая соседка, искренне верила, что зарево есть сигналы космических кораблей, посылаемые инопланетными разумами. В школе нередко трепались, будто оно является порталом в любой из миров на выбор, но для того чтобы попасть туда, надо залезть на самый пик Вышки, суммарно преодолеть тысячу шестьсот сорок футов двух ржавых полуразвалившихся лестниц и провести на самом верху специальный оккультный обряд.
Только их учительница по физике – Линда Беннет, наслушавшись всяких идиотских россказней в канун прошлогоднего Дня всех Святых, прочитала на своем уроке познавательную лекцию об огнях святого Эльма, спрайтах и «эльфах», дополнив, что нет никакой задокументированной статистики появления этого атмосферного явления конкретно на Хэллоуин или в любые другие праздники.
Сам Алан придерживался версии миссис Беннет. Однако когда оглянулся на зов Лемперта, на мгновение уверовал в россказни старшего брата...
Зарево казалось абсолютно инфернальным.
Грандиозным. Чарующим. Ужасающим.
Оно одновременно заставляло поверить в то, что планете Земля наступила крышка и в то, что гипнотизирующая красота на этой самой Земле действительно существует…
- Смотрите! – окликнул веселившихся Алан, и его голос в отличие от индифферентного звучания Лемперта живо привлек внимание Джеймса и Рудиментов.
- Ох ты ж…
- Нихрена себе!
- Мы все умре-е-ом!!! – Джеймс завопил прямо в ухо Алану, тот вздрогнул и отшатнулся, напоследок окатив брата взглядом, исполненным гнева и презрения. – Ахах, что, сдрейфил, мелкий? Больше не хочешь доказать всем, какой ты у нас крутой альпинист?
Парень обхватил младшего за шею, но Алан в следующую же секунду сердито вывернулся из фривольных братских объятий. Джеймс неприятно ухмыльнулся, цепко следя за каждым его движением.
- Если ты пересрался при виде парочки молний в небе и не хочешь идти, так и скажи, - делано небрежно проговорил мальчик, засовывая руки в карманы толстовки и нащупывая в одном из них аэрозольный баллончик, которым иногда рисовал на стенах. Сложно было побороть искушение залить им противную джеймсову рожу.
Этим вечером на одном лишь Алане не наблюдалось простыни. Да и костюма, как такового. Разве что на толстовке красовались части скелета: грудная клетка, позвоночный столб, лучевые и локтевые кости. Алан нацепил ее как чертово одолжение всему миру, потому что Джеймс со своей компашкой требовали, чтобы он в обязательном порядке надел хэллоуинский наряд.
- О-о-о! – хором протянули Дилан, Элла-Белла и докуривший свою самокрутку Уолли, насмешливо переглядываясь меж собой. Только один лишь Лемперт их возглас не поддержал. Он все еще отходил от увиденного.
- Ну, вы посмотрите, какой взрослый! Хоть завтра на выборы, - притворно умилилась девушка, закидывая в рот жвачку.
- Как слазит, куда грозился, скажу отцу, пусть платит вместо него налоги, - весело отозвался Джеймс. Алану это веселье не понравилось.
У Джеймса имелось всего три состояния веселья: дурашливое, ностальгическое и злое. И если в самом начале сегодняшнего вечера оно было скорее дурашливым, то под конец все чаще в его насмешках и шутках проскальзывали нотки затаенной угрозы. Алан лучше всех понимал, во что это может вылиться. Кому, как не ему было знать, каким неоправданно жестоким бывает Джеймс по отношению к своему ближнему.
- Ладно, идемте, - сказал, наконец, Дилан, сверяясь со своими наручными часами. – До Вышки еще топать и топать, а времени вон уже сколько.
- Боишься, что призраки тебя осудят за опоздание? - ухмыльнулся Джеймс. Его ухмылка, предназначенная лучшему другу, выглядела куда более миролюбивой, нежели та, которая до этого была адресована младшему брату.
- Кстати о призраках. Вы ведь в курсе, почему ее в итоге оградили, верно? – подала голос Белла-Элла.
Алан навострил уши, хотя на лице его в этот момент расписалось поистине вселенское равнодушие.
- Просвети, - подал голос неразговорчивый Уолли, не натянувший простынь обратно на голову лишь потому, что принялся смолить очередную сигаретку.
Джеймс нацепил поверх своей простыни темные очки и запрыгнул в тележку. Лемперт тут же схватился за ручку и разогнался, толкая тележку перед собой. Парни радостно заулюлюкали, распугивая своими воплями облюбовавших ближайший газон граклов. Птицы в тот же миг с возмущенным стрекотом кинулись прочь, отчаянно хлопая крыльями.
- Это уже не просто легенда или чьи-то россказни. Десять лет назад как раз в Хэллоуин туда забрался один из пацанов…
- И что?
- И ничего. Сорвался. Разбился насмерть. Потому Вышку и оградили. Стали готовить к сносу.
Алан заметил, как Дилан украдкой на него косится. Проверяет, наверное, слушает ли он их. Но Алан делал все возможное, чтобы казаться самим воплощением слепоты. И глухоты. Пожалуй, у него это даже получалось.
- Мне Чед рассказывал, что они с батей на Вышке призрака видели, - вдруг заявил Дилан.
Элла-Белла и Уолли уставились на него, как на кретина.
- Чего?! Серьезно вам говорю.
- Это он тебе лично сказал? – скептически поинтересовалась девушка. Уолли вопросительно пыхнул дымом.
- Ага. Ну… то есть, он не говорил, конечно, что это был призрак… - парень с некоторой неловкостью почесал лоб. – Но изложил историю так… короче…
Дилан выдохнул, будто решаясь на прыжок со скалистого уступа в море.
- В общем. Они с отцом ехали по главной дороге, ведущей в город. Возвращались из Портленда. И остановились, то ли потому что кому-то отлить нужно было, то ли по другой какой причине, точно не помню уже. Вот только Чед почти сразу услышал, как батя зовет кого-то. Кричит, мол: «Эй, парень! Слезай давай! Там опасно!». Чед обернулся на крик, видит, на нижней площадке Вышки сидит кто-то. Погода пасмурная была, а этот чувак весь в белом – оттого видно его было отчетливо, как на ладони. И бате Чеда, как он сам потом говорил, показалось, будто этот кто-то являлся подростком, хотя на таком расстоянии, конечно, хрен точно определишь. Так вот, этот кто-то сидел на самом краю площадки, беззаботно ногами болтал. Чед окликнул отца, тот на секунду отвлекся, а когда они вновь на Вышку глянули, то там уже никого и не было. Такие дела.
- Бред, - сморщила нос Элла-Белла.
- Да баловался кто-то, наверное, - пожал плечами Уолли, с тоской следя за экстремальными перемещениями дрифтующей тележки, в которой восседал Джеймс. Уолли в тележку бы не влез, как пить дать.
- Ну, Чед и не заявлял, что это был точно призрак, - уязвленно заметил Дилан. – Просто сказал: до сих пор не знает, что они с отцом тогда видели. Двоим, как известно, не кажется.
И он отобрал у Уолли сигарету, чтобы тоже сделать пару затяжек.
Алан шел на пару шагов позади Рудиментов, но, несмотря на то, что упорно смотрел куда угодно, только бы не им в спины, жадно впитывал каждое слово.
- Да ну, столько в его истории клише, - фыркнула Элла-Белла. – Чувак в белом. Пропал, как только они отвернулись. Ну, и конечно, Вышка. Все мистификации Потсфилда только с ней в главной роли. Придумали бы хоть что-то новое.
- Да потому что у нас тут больше нет нихера.
- Сама же сказала, что там пацан погиб! Сорвавшись с Вышки!
- И что-о? Хочешь сказать, что это был его заблудший дух? – ехидно поинтересовалась Белла-Элла.
- Фиг его знает, - мрачно подытожил Дилан, а затем добавил куда более жизнерадостным тоном. – Ну, ничего! Быть может, на старой Вышке вскоре будет обитать целых два духа!
Рудименты дружно заржали, только Джеймс продолжал выводить рулады где-то вдалеке под приглушенное расстоянием дребезжание бедной тележки. Алан почувствовал, как кровь от накатившей ярости хлынула махом в лицо. Сильнее всего он сейчас хотел пнуть Дилана под зад, однако вместо этого продолжил притворяться шлангом, усиленно делая вид, будто всецело заинтересован тем, как ветер гонит вдоль тротуара пожелтевшие листья.
Всю дорогу до поворота на Уиспер Крик Алан угрюмо молчал. Ничего интересного приятели Джеймса больше не обсуждали, переключившись на школьные сплетни и обсуждение видеоигр. Не сказать, чтобы Алан поверил в их россказни про призрака Вышки, он и сам каких только баек о ней не слышал, однако рассказ подружки Джеймса изрядно его напряг.
Алан всю жизнь прожил в одноэтажном ранчо, и даже когда они гостили у бабушки с дедушкой, где в приготовленной для них с братом комнате стояла двухъярусная кровать, он всегда спал внизу. Впервые мальчик побывал на высоте выше трех этажей в Нью-Йорке, когда гостил у родственников.
Алан ненароком глянул себе под ноги, стоя у панорамного окна на девяносто восьмом этаже Всемирного торгового центра, и у него отнялся от ужаса язык. Тело вдруг стало удивительно невесомым, а вокруг сердца, напротив, словно стальной обруч сомкнулся, вмиг обратив его стучащим в недрах грудной клетки куском гранита. Алан оцепенел, будучи не в силах ни позвать родных, ни пошевелиться. Даже дышал через раз, потому как нормально вдыхать было больно.
Потом подошла мама и отвела его от окна. Он так и не смог объяснить ей в тот день, что с ним такое случилось. Списал все на головную боль и внезапное недомогание. Ну, не говорить же ей было, в самом деле, что он просто-напросто перетрухал. Джеймс бы его потом на смех поднял.
И вот теперь Алан думал, как будет выполнять условия заключенного с Джеймсом пари. Особенно отрезвил его рассказ Эллы-Беллы. Сорваться с Вышки, наверняка, было легче легкого. Она даже со стороны выглядела так, будто ее строили не то в мезозойский, не то в юрский период, отгоняя гигантских каллиграмматидов (1) и улепетывая от мегалозавров.
Мальчик вынырнул из раздумий уже тогда, когда поворот на Уиспер Крик остался далеко позади, мир погрузился в густой туманный сумрак, уплыли назад последние фонари. Пожухлая высокая трава начала цеплять Алана за лодыжки, словно затерявшиеся в ней духи Хэллоуина пытались остановить его. Ветер шуршал, петлял в этой траве, точно водящие хороводы шаловливые фейри, и шелест его средь чахлых стебельков осоки и желтеющей птичьей гречихи казался предостерегающим шепотом: «Шш-што ш-ше ты делаеш-шь?».
Джеймс и Лемперт оставили тележку на дороге, и теперь шли в отдалении впереди. Из темноты их силуэты вырывал холодный свет смартфонных фонариков (джеймсов светил ярче всех). Как только Алан, следуя за друзьями брата, свернул на холмистую равнину, то тут же заметил, как те заметно притихли. Рудименты теперь разговаривали вполголоса, так, что за шумом ветра Алан даже разбирал не все слова. До Вышки оставалось меньше пятиста футов…
«Может, развернуться и свалить, пока они не видят? Черт с ним, с этим спором… Я не смогу туда влезть. Площадка на высоте больше восьмидесяти футов!» - пытался вразумить себя Алан, но чувство гордости и природное упрямство продолжали толкать его в спину, навстречу темноте и чернеющему скелету шаткой высоченной конструкции. Верхушку шпиля на Вышке вырывала из непроглядной тьмы алая звездочка предупредительного маяка.
Перемахнув через вкривь и вкось установленное ограждение из простых досок, разрисованных предупредительными знаками и соединенных в нескольких местах железными табличками с надписью «ОПАСНО!», ребята добрались до цели. Джеймс и Лемперт уже курили, по-хозяйски облокотившись на один из широченных столбов в самом основании.
Алан к тому моменту успел перебрать в голове с десяток вариантов того, как можно было бы соскочить с пари без существенного вреда для своего эго, однако ни в одном из этих вариантов оно не избегало судьбы быть растоптанным или уязвленным. Оставалось только одно…
- А вот и наш герой! – воскликнул Джеймс. – Поприветствуем его аплодисментами!
Рудименты тут же угодливо захлопали. Кто-то ликующе завопил: «У-у-у!», и Алан подумал, что если ему удастся выполнить задуманное без происшествий, он без зазрения совести сольет все произошедшее родителям. Хватит. Достаточно он о вытворяемом старшеньким умалчивал. Вышка – достойный повод попозже и как-нибудь невзначай «проговориться».
Отец Джеймса просто прикончит.
- Уговор наш помнишь? До площадки и обратно. Если не доползешь хотя бы дюйма, то не считается. Тогда будешь бегать голым по улице, ничего не попишешь.
- Твой Икс-бокс будет жить у меня в комнате три месяца, начиная с этого дня, - сухо заверил Алан. Это было его условием.
Не то чтобы он на протяжении всех этих трех месяцев дни и ночи напролет собирался играть в видеоигры. Нет, конечно, этого ему тоже хотелось, но куда важнее было то, что если бы приставка переехала к нему в комнату под замок, то на четверть года в их доме не стало бы никаких сборищ Джеймса и Рудиментов. Три призовых месяца тишины…
Лестница, ведущая в мглистую вышину, была понизу частично спилена. Вероятно, чтобы дети не добрались. Момент, когда Алан взглянул наверх, был почти таким, каким он себе его представлял.
Только хуже. Хуже, в разы…
Мальчик задрал голову, и ветер будто бы нарочно задребезжал расшатанными железными болтами, засвистел где-то высоко наверху. Там, где побитая временем, ржавчиной и сыростью Вышка, пронзая тонким шпилем атраментовое небесное полотно, смыкалась с вечностью, кровоточившей красным пронзительным светом.
Вышка мучительно застонала, вторя завываниям ветра, точно живое мучимое болезнью существо, и от этого звука у Алана кровь застыла в жилах, а по спине побежал липкий щекочущий холодок.
Казалось, она и впрямь уходила куда-то в неизведанную бесконечность…
- Долго ждать-то будем? – едко и жестко поинтересовался Джеймс. Алан коротко глянул на брата. Тот стоял, выжидающе опершись плечом о столб, скрестив на груди руки.
- Кто-то меня подсадит?
- А самому сла… ой, да хорош, Лемперт! Ты что, ему подыгрывать вздумал?
Лемперт пожал плечами и, присев на одно колено, сцепил руки в замок. Алан скорее, чтобы не раздумать, наступил ногой на любезно подставленную ему опору, оттолкнулся, и Лемперт легко подбросил его, словно он ничего и не весил.
Мальчику удалось ухватиться сразу за четвертую по счету ступень, ощутимо приложившись при этом грудью о те, что располагались ниже. Он изо всех сил подтянулся, уперся коленом в первую, и вытянулся в полный рост, уверенно стоя на самой нижней перекладине. Крепко держась двумя руками за колющиеся коррозией влажные прутья, Алан победно выдохнул.
Рудименты вежливо похлопали. Как ни странно, но Алана это даже взбодрило. Однако, несмотря на поднятие боевого духа, площадка все еще казалась недосягаемой. Он даже толком не различал ее, поскольку тьму вокруг Вышки алое свечение маяка лишь чуть размывало, тогда как ту, что вилась внутри, делало лишь темнее и гуще.
Алан собрался с силами и медленно пополз наверх. Он решил не опускать взгляда ни при каких условиях, пока не удастся достигнуть цели, а потом слезть обратно хотя бы наполовину. Глядел он строго перед собой, осторожно переступая по сырым ступеням и полностью абстрагировавшись от выкриков и подначиваний, доносящихся с земли.
Лестница опасно шаталась, видимо, уже много лет как, она неплотно крепилась к каркасу, отчего каждый шаг Алана отзывался в ней резонирующим содроганием. Мальчик судорожно цеплялся за перекладины, все мышцы, казалось, превратились в камень.
Десять. Пятнадцать. Двадцать футов...
Ветер, здесь, наверху, сделался холоднее, беспокойнее. Он так сильно задувал в уши Алану, что те уже начинали болеть. Зато перекладины стали суше. Однако это оказалось несильной подмогой, потому что взамен они были холодными, как сосульки.
Сорок футов. Пятьдесят.
Алан начал понемногу уставать. Лестница казалась бесконечной… Пальцы окоченели и теперь плохо гнулись. Ему пришлось снизить темп и начать взбираться чуть медленнее, чтобы немного передохнуть. Однако же Алан не сдавался. Он продолжал и продолжал упорно карабкаться, а когда, наконец, поднял голову, то площадка вдруг обнаружилась буквально в паре десятков ступеней.
Окрыленный столь внезапным успехом Алан в два счета добрался до решетчатого, квадратного пятачка, который, вероятно, когда-то использовался рабочими в качестве своеобразной стоянки. Опершись на него локтями, но, не влезая целиком, мальчик победно хлопнул по решетке рукой.
Звук градом покатился вниз, отскакивая от столбов, стекая по шаткой металлической лестнице. Созданная ударом вибрация пронизала руки и ноги Алана до самых кончиков ногтей, но он не испугался этого. Гулкий громкий удар однозначно был услышан Джеймсом и Рудиментами.
От подножия Вышки донеслись приглушенные выкрики. Какие-то из них были одобрительные, а какие-то явно глумливые. Кто-то из парней отрывисто захлопал, так, что эхо этих хлопков горохом покатилось по равнине.
Чувство абсолютной эйфории хлынуло в голову. Алан даже расхохотался от облегчения. Он сделал это! Да!!! Кто бы мог подумать! Но он это сделал!
Мальчик издал торжествующий вопль, подражая американским койотам. Смех рваными клочками вырывался у него из груди. Забывшись на секунду, Алан случайно глянул вниз. Туда, где светилась россыпь крохотных белых точек, окруженных рассеянными ореолами – фонарики на смартфонах ребят.
Все его ликование, всю эйфорию и торжество тут же словно ледяной волной смыло и унесло вместе с вновь налетевшим ветром. Голова закружилась так сильно, что Алан всерьез поверил: сейчас-то он точно свалится.
Белые точки фонариков заходили ходуном перед его на миг помутневшим взором, мальчик так крепко вцепился в решетку, что кожу на ладонях точно ошпарило кипятком. Вжавшись лбом в ее ребристые прутья, стискивая до скрипа зубы, Алан принялся медленно считать про себя. Сердце колотилось, как сумасшедшее. Кровь шумела в ушах столь сильно, что за этим пульсирующим шорохом он не сразу разобрал, как с земли ему пронзительно и уже в который раз кричат: «Слеза-а-ай!».
Но Алан никак не мог слезть. Он даже не мог ответить. Ведь накативший на него священный ужас перед высотой был не просто сильнее того, который он испытал на девяносто восьмом этаже Всемирного торгового центра. Он был чем-то, что теперь всецело определяло Алана за него самого.
Теперь не страх принадлежал Алану. Алан принадлежал страху…
- Э-э-эй! Слеза-ай! Пойде-ем!
Кажется, это звал Лемперт.
Мысль о том, что они могут уйти без него, на секунду отрезвила мальчика, но тут же ввергла в пучину отчаяния. Как спускаться?! Сколько же времени на это уйдет! Они же наверняка не станут его столько ждать! Что он скажет дома, явившись позже Джеймса на полтора-два часа?!
Кое-как разжав зубы, Алан надрывно каркнул: «Не могу!». Но вышло даже и вполовину не так громко, как он хотел. Все силы уходили на мертвую хватку, коей он удерживал себя на шатающейся лестнице дряхлой стенающей Вышки. Внизу его наверняка не услышали.
Какое-то время он провисел вот так, на промозглом ветру, раздираемый своими внутренними демонами, пытавшимися воскресить в нем остатки гордости. Однако страх перед высотой, перед последствиями, перед тем, что его могут здесь просто бросить и уйти – он оказался сильнее.
Поэтому Алан набрал воздуха в грудь и завопил, что было мочи:
- ПОМОГИ-И-ИТЕ-Е-Е!!!
И этот его крик просто невозможно было не услышать.
Казалось, целую вечность ничего не происходило. Но потом он снова посмотрел в основание Вышки, и два крохотных спасительных светлячка, освещающих парочку белых фигур, подплыли в непроглядной темноте ближе к лестнице. Чуть погодя к ним подплыла и третья. Еще две стояли немного поодаль, затем присоединились к остальным.
Алан смотрел на все это урывками, потому что ему тяжело было долго глядеть вниз. Желудок сразу начинал напоминать о себе, и Алан чувствовал – сейчас его вот-вот вырвет.
Судя по всему, Джеймс и Рудименты о чем-то спорили. И никак не могли прийти к согласию. Обрывки смеха, восклицаний, ругательств, все это смешивалось с шумом ветра, лязгами и скрипами Вышки в затейливый винегрет, выудить из которого хоть что-то полезное оказалось той еще задачкой.
Пару раз кто-то пытался взобраться на лестницу. Мальчик ощущал, как далеко внизу за ее перекладины цепляются чьи-то руки, слышал, как возмущенно скрежещут крепления, вынужденные держать на себе бо́льший вес. Однако ощущения эти быстро прекращались, словно тот, кто пытался взобраться, тут же обратно спрыгивал. Или же его попросту сдергивали.
Потом одна из белых фигур (с самым ярким фонариком) неторопливо отделилась от группы и направилась вверх по холму. Алан услышал, как фигура крикнула что-то похожее на: «Все-е-е! Са-ам слезет!», увидел, как за ней уверенно направилась еще одна, чуть погодя – две другие, и вот, наконец, самая последняя, простояв под Вышкой дольше всех, бросилась догонять уходящих.
С такого расстояния Алан их видеть не мог. Но он знал. Он точно знал.
Это Джеймс уводит всех оттуда.
- ДЖЕ-Е-ЕЙМС! – заорал Алан, сам не зная, просит ли он брата о помощи или проклинает этим воплем все его сучье племя.
Глаза ожгло слезами обиды. За что? Ну, за что он так с ним? Что он ему такого сделал?
Грустно, но именно этот вопрос в отношении Джеймса Алан задавал себе так часто, что если бы за каждый ему давали по центу, он бы уже скопил на особняк где-нибудь на Винъярде Марты.
Поддавшись внезапно накатившей панике, Алан засуетился, отпуская решетку, и ухватился за тетивы, принявшись торопливо нашаривать ступень ниже той, на которой сейчас стоял. Но промахнулся, ухнув в воздушную яму, черпнул ногой пустоту, и тут произошло страшное...
Сначала он услышал такой звук, какой иногда слышал, когда Джеймс бросал десятицентовик в колодец лестничного пролета – короткое низкое «дзынь», означающее, что монета стукнулась о железные перила прежде, чем смогла достичь дна. А потом вдруг лестница опасно дрогнула, дробно загрохотала, и до того, как Алан с ужасом осознал: «Болты!», ее с чудовищным скрежетом будто бы рвануло вниз чьей-то гигантской рукой, опасно перекашивая на один бок.
Ступни соскользнули с опоры. Алан заорал не своим голосом. Руки на один миг стали ватными, ослабнув от испытанного им шока, и он точно сорвался бы в ту же минуту… Однако тут кто-то пронзительно крикнул: «Держись!» Чьи-то ледяные пальцы вцепились в его запястья и с силой поволокли наверх, вытягивая из лап неминуемой гибели, которая уже предвкушающе распахнула под ним холмистую черноту своей пасти.
Алан засучил ногами, удачно попал на самую верхнюю перекладину, оттолкнулся – лестница в последний раз громыхнула, и он рухнул на спасительную площадку, колотясь от ужаса и испытывая такой мучительный приступ дурноты, какого с ним не случалось никогда в жизни.
- Ну как ты, цел? – раздался над ним звонкий мальчишеский голос. Алан, цокотя зубами, перевернулся на спину и разжал на секунду крепко смеженные веки, чтобы увериться в том, что ледяные пальцы ему не померещились, и что он не сбрендил от страха. Однако когда увидел, кто стоит рядом, то окончательно убедился – сбрендил.
На нижней площадке Вышки, выжидающе нависая над ним, стояло самое настоящее привидение.
Драная белая простынь с прорезями, в которых поблескивали влажные блики глаз, немного размытые очертания тонких ног, обтянутых подвернутыми джинсами и обутых в высокие черные кеды (слегка потрепанные, расписанные дурацкими хэллоуинскими рисунками), бледно-сероватые кисти рук – у привидения был не самый устрашающий вид, это верно. Но, тем не менее, Алан скорее поверил бы в то, что Джеймс отыщет по пути домой свою совесть, нежели в то, что встретит на Вышке какого-то парня в дебильном костюме призрака-простыни.
- Т-ты кто? – слегка заикаясь и все еще отходя от потрясения, спросил Алан первое, что пришло в голову. Он так и лежал пластом, даже не пытаясь подняться.
- Яа-а хозя-аин Вы-ышки! – голосом на пару октав ниже нараспев возвестило привидение, торжественно взметнув полами простыни. А затем откинуло ее, и на Алана уставилось бледное, почти по-девчачьи красивое лицо в обрамлении пружинок-кудрей и с усыпанным веснушками носом.
- Но можно просто Тони, - жизнерадостно закончил призрак, дружелюбно улыбаясь и протягивая Алану руку.
- Понятно, - слабо кивнул Алан, не пытаясь за эту руку ухватиться. По ощущениям, площадка раскачивалась под ним, словно палуба корабля. Впрочем, судя по тому, как уверенно стоял на ней Тони, Алану это только мерещилось.
- Меня Аланом звать...
- Очень приятно, Алан. Будь, как дома! Ремонтик тут так себе, но ничего, при желании жить можно! – бодро ответствовал его новый знакомый, однако быстро поняв, что мальчик «быть как дома» попросту не способен, вновь склонился над ним, жалобно сдвинув брови. - Сильно плохо?
- Ничего, - мотнул головой Алан, c трудом ворочая языком. – Ничего… Сейчас я… пол’жу немн-г...
Он очнулся так резко, будто его разбудили из пушки. Перед глазами уходили в чернильное небо обшарпанные перекрестия Вышки. Под ладонями нащупывалась ледяная металлическая решетка площадки, на которой он по-прежнему лежал.
Какого же было удивление Алана, когда он повернул голову и увидел завернутого в простыню Тони, сидящего по-турецки чуть поодаль и с любопытством его разглядывающего. Мальчик едва не вскрикнул от неожиданности. Нет. Все-таки тот ему не причудился…
- Я что? Уснул? – Алан сел. Здесь было чертовски холодно.
- Не-а. Скорее уж грохнулся в обморок.
- А-а-а, - он неловко почесал в затылке. – И долго я был в отключке?
- Минуты две-три, - ответил Тони. – Тебе лучше?
- Намного, - заверил его Алан.
И осознал, что говорит чистую правду. Он чувствовал себя почти так же хорошо, как до того рокового момента, когда влез на эту гребаную развалюху. А еще Тони не смеялся над ним или его обмороком, что было вдвойне хорошо.
- Славно! Тогда давай еще раз. Тони, - и странный парень-призрак снова протянул ему руку.
- Алан, - Алан ответил на рукопожатие.
Рукопожатие вышло крепким. Алан с легким удивлением констатировал, что Тони, несмотря на девчоночье личико и тонкие ноги, довольно-таки силен. На вид ему было также лет двенадцать-тринадцать, а еще Алан понял, что ни разу не видел этого пацана в потсфилдской школе, несмотря на весьма примечательную внешность.
- Будем знакомы! – улыбнулся Тони.
- Ага, - кивнул Алан и, подтянув ноги к груди, растерянно заозирался по сторонам. – А как ты тут оказался?
- Я уже давно здесь, - пожал плечами тот.
- Ты залез сюда до того, как мы пришли?
- Сильно раньше.
- До того, как началось празднование?
- Еще раньше.
- До темноты?
- Я залез сюда десять лет назад.
Алан медленно перевел на него взгляд и приподнял уголок губ в скептичной усмешке. А потом заметил над головой облокотившегося на ограждение Тони изъеденную ржой жестяную табличку. Табличку опутывали уродливые не то лилии, не то орхидеи, пластиковые, полуистлевшие, напрочь лишенные цвета и хоть какой-либо узнаваемости. На табличке значилось:
«”Только бы не скучать!”
Энтони О. (фамилию нельзя было разобрать).
2001 – 2013
Любящий сын и б...
(конец надписи нельзя было разобрать тоже)».
Усмешка Алана растаяла так же быстро, как и обозначилась. Он вдруг вспомнил слова Эллы-Беллы: «Десять лет назад как раз в Хэллоуин туда забрался один из пацанов… Сорвался. Разбился насмерть. Потому Вышку и оградили».
Алан уставился на Энтони с таким видом, будто тот спланировал прямо перед ним на ангельских крыльях. Поверить в происходящее было почти невозможно. Но, так или иначе, он сидел на высоте восьмидесяти двух футов, где его спас от верной гибели взявшийся из ниоткуда чувак в костюме призрака-простыни, и где была прибита памятная табличка этому самому чуваку.
- Немного краски ей не помешало бы, правда? – ухмыльнулся Тони, поднимая вверх указательный палец. – Жаль, что ты с собой не захватил.
- П-погоди, но почему ты… - Алан осторожно ткнул в Энтони пальцем. Тот оказался вполне себе материальным, разве что холодным, как лед. Тони в долгу не остался и ощутимо ткнул Алана под ребро.
- Эй, ты чего?!
- А ты чего?
- Я проверяю тебя на призрачность!
- А я проверяю тебя на алановость!
- Почему ты не… бестелесный?
- Так Хэллоуин же!
Алан озадаченно моргнул.
- И что?
- Как что? Души мертвых приходят из Тонкого мира, дабы отметить с живыми День всех Святых, балда!
- Сам балда! И ты не Святой!
- Нет, конечно! Не Святой, но и не балда, ведь я-то знаю, зачем нужен Хэллоуин!
- Так, погоди, - Алан сосредоточено потер переносицу. – Хочешь сказать, каждый Хэллоуин ты… вот такой?
- Какой?
- Ну… совсем, как живой.
- Ага. Я каждый Хэллоуин навещаю Потсфилд. Хожу по домам, клянчу конфеты и все такое. Правда, не ем. Я ведь все-таки привидение. Нужно же как-то держать марку.
Болтать с Энтони было очень весело. Тот оказался добрым, веселым, своим в доску парнем и с пониманием отнесся к тому, что Алан отказался сесть с ним рядом на самый край, свесив ноги, а вместо этого расположился напротив – ближе к центру площадки. Однако даже с этой точки Алану было прекрасно видно, как к северу от реки продолжает празднование Хэллоуина уютный маленький Потсфилд, с такого расстояния кажущийся расплывчатым графитовым пятном, пойманным в сеть из огоньков, горящих перекрестий дорог и ветвистых улиц.
Алан сам не понимал, почему он так легко смирился с мыслью, что встретил призрака. Может, потому что это была самая необыкновенная ночь в его жизни. И коль ему суждено было однажды повстречать настоящее привидение, то это должно было приключиться непременно в этот Хэллоуин!
А, может, просто какая-то его часть все еще отрицала потустороннюю природу Тони, предполагая, что когда придет время возвращаться домой, тот просто рассмеется, заявит, что все это розыгрыш, скажет, мол, Джеймс с друзьями подкупили его конфетами и слезет с Вышки вместе с ним. Алан даже хотел бы такого исхода… Давненько ему не приходилось ни с кем вот так разговаривать по душам.
Тони с маниакальным блеском в глазах слушал рассказы Алана о том, какими теперь стали видеоигры, слушал про приставки, VR-очки, с интересом и недоверием повертел в руках его смартфон. Алан хотел было показать ему пару смешных роликов, но ничего не вышло. На Вышке не ловил интернет.
Потом они обсудили школьных учителей, которые, несмотря на минувшее десятилетие, преподавали у Энтони тоже. Тони принялся очень умело передразнивать миссис Спаркл и ее манеру забавно присвистывать через слово, словно вечерами она превращалась в морскую свинку. После перешел на мистера Бланчерта – странноватого физрука, который как будто бы был слегка с приветом. Пожалуй, мистеру Бланчерту было самое место где-нибудь на военном полигоне, а не в зале для занятий физкультурой.
Алан чуть весь живот себе не отсмеял, пока потешался над крайне талантливыми пародиями своего нового приятеля. Однако на миссис Беннет им пришлось сделать паузу.
- Беннет? Хм… - Тони задумчиво поскреб ногтями щеку. – Не помню такую.
- Ну, как же… кудрявенькая такаа-а-а... Точно. Она молодая совсем, недавно преподает. Ты ее можешь и не знать. Но вообще она классная. Рассказывала нам недавно про свечение над Вышкой!
- И что рассказывала? – лицо Энтони приобрело какое-то странное выражение – лисье, с хитринкой, словно он знал некий страшный секрет, который кроме него в этом мире не знал никто.
- Рассказывала про атмосферные явления вроде «эльфов», спрайтов – это такие электрические разряды холодной плазмы, красные, и бьют высоко над грозовыми облаками. У нас здесь частенько встречаются. А всякие малограмотные связывают это чуть ли не с тем, что Вышку построил сам Сатана. Можно подумать… Ч-чего ты улыбаешься?...
Тони не выдержал и откровенно фыркнул, поливая Алана насмешливым искрящимся взглядом.
- Спрайты? Так они вам это объясняют?
- Ну да. А ты что, тоже приверженец какой-нибудь конспирологической чуши о том, что эта рухлядь – портал в иные миры? – мигом набычился Алан.
- Приверженец?! – неожиданно вскричал Энтони. Он был так взбудоражен, что попросту не смог усидеть на одном месте. Казалось, даже его нелепые кудряшки встопорщились от волнения.
- Я не приверженец, - звонким шепотом протянул он, наклоняясь и округляя глаза с таким видом, будто сообщал Алану свою самую заветную тайну, - я – ее часть.
- Часть чего?
- Часть чуши о портале в иные миры, - Энтони присел перед ним на корточки. – Но тебе совсем необязательно верить мне на слово, Алан. Сегодня будет последнее – третье зарево. И ты сможешь увидеть все своими глазами. Прямо из первых рядов.
- Увидеть что? – угрюмо поинтересовался Алан.
Губы Тони растянулись в неестественно широкую улыбку, в глазах зажегся мрачный, но искренний в своем подобострастии восторг. Так улыбаются, так смотрят фанатики, когда говорят о своем обожаемом божестве.
- Увидеть Древних.
Выждав небольшую паузу, Алан осторожно спросил:
- Кого увидеть?
Энтони опять вскочил, прошелся взад-вперед по площадке и вновь уселся напротив с таким перевозбужденным видом, словно только что хлопнул пару стаканов крепкого черного кофе.
- Древних. Они могут общаться с Тонким миром, но в мир Земной им проникнуть непросто. Скорее даже… невозможно без помощи изнутри. Каждый год в День всех Святых ткань Земного мироздания истончается, и тогда вы можете видеть его особенно отчетливо. Измерение Древних. Пытающееся просочиться в ваш мир. Это и есть то самое алое зарево, о котором по Потсфилду ходит столько толков.
- Но ммм… если все, в самом деле, так, как ты говоришь, то… зачем им сюда сочиться?...
- Вопрос на миллион!
- Э-э-э…
- Все потому… - Энтони придвинулся к Алану, заговорщицки сверкая глазами и делая наигранно таинственные паузы, - …что Древние... хотят устроить…
- Ну?
- Хэллоуин навсегда!!!
Казалось, Тони пребывал в чистейшем ликовании. Алан пребывал в замешательстве.
- Хэллоуин? Навсегда?
- Точно! Только задумайся, Алан! Тыквы, костюмы, сладости! Все это – триста шестьдесят пять дней подряд, а не один лишь жалкий денек в году! Ну, разве не потрясно?!
- Погоди-погоди, Тони, в этом же нет никакого смысла…
Энтони взглянул на него так, будто Алан залепил ему пощечину. Улыбка его поблекла, выцвела, точно увядающий по осени лепесток.
- То есть… Черт! – Алан нервно потер переносицу и положил руку приятелю на плечо. – Любой праздник хорош и желанен, как раз-таки потому, что он бывает не каждый день. Приятно само ожидание, понимаешь? Предпраздничная суета, подготовка… Ну, и как же тогда другие праздники? Как же-е… Рождество? А Пасха? Четвертое июля? День Святого Патрика? День отца? Да и как… это что же получается, все триста шестьдесят пять дней в году у нас будет одна лишь осень? На этот счет что-нибудь прояснили… твои Древние?
- Алан, ты знаешь, что из себя представляет Тонкий мир? – неожиданно серьезно спросил Тони. Голос его был наполнен тоской. Мальчик отрицательно качнул головой. Энтони чуть отвернулся, хмурясь и потирая ладони, словно собирался с мыслями.
- Что ж… Тонкий мир для каждого из умерших ограничен небольшим пространством – осколком мира Земного, в котором этот умерший когда-либо побывал. Это может быть и просто памятное место, но чаще всего – место смерти. Например, для меня этот осколок – Вышка.
Тони слегка улыбнулся, коротко взглянув Алану в глаза, точно извинялся за сказанное и быстро продолжил, будто боялся передумать на счет своих откровений:
- Сто футов. Ровно столько я могу пройти от нее в любом из направлений. А дальше – словно стена. Триста шестьдесят четыре дня я провожу на Вышке или у ее подножия. Я вижу все, что происходит вокруг. Но меня не может видеть никто. Я слышу всех и каждого, кто ходит по этим окрестностям. Но со мной никто не может поговорить. Бывают дни… когда ткань Тонкого мира теснее соприкасается с тканью мира Земного, и тогда люди на одно крошечное… ничтожное мгновение способны заметить меня. Однако бесполезно вступать с ними в контакт. Потому что диалога между нами не состоится…
Алан молчал, слушая очень внимательно, потому как понимал: другой такой возможности выговориться для Энтони может не представиться еще лет сто. Если не больше.
- Родители с сестрой уехали из Потсфилда через два года после моих похорон. Больше я их не видел. Может быть, конечно… - тут он нервно облизал губы, невольно прервавшись и старательно отводя взгляд. Глаза его подозрительно увлажнились. Алану сделалось очень неловко, и он уставился на темную ленту реки, тактично делая вид, что ничего не замечает.
- …может быть, они навещают мою могилу. Так что винить их не за что, - уже куда тверже продолжил Тони. – Вот только какой мне от этого прок? Я ведь здесь! Друзья… Наверное, у них у самих уже есть дети. Они и забыли обо мне, скорее всего… Да и вряд ли им было бы приятно сюда приходить. Я же вынужден торчать здесь до конца времен. И ничто, ничто не способно этого изменить! Кроме, разве что, Хэллоуина…
Вид у него стал чуточку пободрее.
- Да… в Хэллоуин все по-другому. В Хэллоуин я могу покидать Вышку! Могу навещать Потсфилд! Места, где я рос. Улицы, по которым я ходил. Могу веселиться с ровесниками, разговаривать с ними, пусть даже они этого разговора не вспомнят. Могу обирать достопочтенных старушек, которые тоннами скупают все те невкусные сладости в «Уолмарт», и забрасывать туалетной бумагой дома тех, кто жадничает, кидает в мешок фантики или яблочные огрызки. Хэллоуин – особенный день! И я здесь уже так давно, что… я подумал… если бы вдруг Хэллоуин действительно наступил навсегда… Я бы смог, наконец, убраться отсюда! Прочь с этой сраной развалины! – тут он в сердцах пнул не менее шаткую, чем лестница ограду площадки. - Куда-нибудь подальше от Вышки и от этой чертовой облезлой таблички, которая каждый день, каждый час напоминает мне о моем положении!
Было ли это безумием? Однозначно было. Однако мог ли Алан за такой ход мыслей Тони винить? Посидишь вот так в абсолютном одиночестве, заточенным в куске некогда материального мира десять лет подряд – невольно умом тронешься.
- И тогда Древние пообещали тебе устроить Хэллоуин навсегда?
Энтони шмыгнул носом, сунув руки в карманы джинсов.
- Ага. По их словам это вполне возможно. Нужна только небольшая помощь… изнутри. Но я, как видишь, всего лишь призрак. По правилам я не нахожусь в Земном мире даже в Хэллоуин. Разве что обретаю немного свободы. Так что впустить Древних к вам не могу. Хоть я и пытался…
Он задумчиво потер пальцем замысловатый символ, начертанный на одном из столбиков оградки. Символ был совсем бледным, будто бы нарисованным прозрачным лаком, едва различимым, только если совсем близко к нему приглядеться, посветив вплотную смартфоном. Алан только сейчас обратил внимание, что этими символами, оказывается, исписана чуть ли не вся площадка: каждая балка, каждая рея в конструкции.
- Нужно их обвести? Именно живому человеку? – спросил Алан, доставая из кармана баллончик и деловито его встряхивая. На лице Энтони отразилось такое неподдельное ошеломление, столь искренняя щенячья благодарность, что Алан не удержал улыбки.
Никогда бы он не подумал, что умение рисовать и обводить понадобиться ему в таком необычном деле. Джеймс всегда насмехался над ним, и его искренней страстью к (как говорил брат) «бумагомарательству». Алан аккуратно закрашивал символ за символом, пока Тони травил байки из своей вневышечной жизни. Надо было признать, некогда этот парень умел развлекаться на всю катушку. Да и свои двенадцать лет прожил явно куда ярче, чем сам Алан. Друзей у него тоже тогда было полно… А каков итог.
Алан не вполне понимал, зачем он на все это согласился. Наверное, ему просто хотелось помочь. Если бы он оказался в той же ситуации, что и Энтони, было бы здорово, если бы кто-то помог ему. К тому же, кто знает, может быть, эти Древние не такие уж плохие ребята? Что если они действительно могут вызволить Энтони с Вышки? Недостаточно ясно, правда, что Древние конкретно подразумевают под этим «Хэллоуином навсегда»… Но, так или иначе, хотелось верить, что вечный Хэллоуин для Тони действительно когда-нибудь наступит.
Когда Энтони закончил ему рассказывать, как они с его верной компанией влезли в сад миссис Гэмбл (с целью нацепить на ее садового гнома лифчик сестры одного из участников вылазки), Алан почти закончил обводить причудливые символы. Остался один. Начертанный в самом центре площадки.
- Ну, что? Торжественный момент? – ухмыльнулся Алан, посматривая на просиявшего Тони. Тот мигом соскочил с мотыляющейся оградки и вскинул голову.
- Скоро будет последнее… Третье зарево, - благоговейно прошептал он.
Алан встал на колени, чтобы закончить работу. Краски оставалось совсем чуть-чуть, но на последнюю пару штришков этого было предостаточно. Мальчик занес руку над символом… как вдруг его внезапно облило густым красным цветом, точно он очутился в фотолаборатории.
- Это они!!! Древние!!! – не помня себя от счастья, завопил Энтони.
Алан вскинул голову и тут же лишился дара речи. Небо над ним, точно разрезанное гигантскими ножницами размером с Солнце, зияло невообразимо ярким алым разрывом. Гигантский крест полыхал в антрацитовой вышине, рассекаемый белыми и розоватыми вспышками молний. Он будто бы был открытой раной, через которую, в попытке прорвать последнюю – тонюсенькую, защищающую человечество мембрану пыталось пробиться нечто яростное, кишащее, беспощадное и толкущееся, стремящееся разорвать его… Алана… на куски.
И весь мир Земной заодно.
Мальчик буквально оцепенел. Все слова в один миг примерзли к губам. Все мысли разметало, точно подхваченную осенним ветром листву. Рука с баллончиком одеревенела. Он не слышал, не видел ничего, кроме этой сгорающей в небе пропасти: ни Вышки, ни темного леса вдали, ни кричащего, цепляющегося за его рукав и призывающего завершить начатое Тони, ни адских инфернальных огней, в которые обратились нарисованные им символы…
Это было во много раз хуже любой высоты на свете. Это было, как если бы его сбросили с высоты длиною во всю Вселенную. И теперь он летел, летел прямиком к своей гибели… Вот только не в черную вечную пустоту космоса, а в неистовое сокрушающее любые вечности пламя…
- Алан!!! Алан, очнись! ОЧНИСЬ ЖЕ! – Энтони тряс его за грудки, встав на колени напротив. Алан перевел на него совершенно пустой взгляд.
- Скорее! Мы же не успеем! Ну же!!!
Тони схватил Алана за кисть, попытался нажать его пальцем на кнопку, чтобы самостоятельно начертить чужой рукой недостающую пару черточек. Но Алан, сам от себя не ожидая, уперся, несмотря на то, что все силы его уходили на то, чтобы не спятить. Меж ними завязалась потасовка.
Алан попытался было скинуть злосчастный баллончик с Вышки, кое-как его отшвырнул, но Тони, будто годами тренированный кетчер (2), бросил тело в сторону, перехватывая «подачу» в миге от того, как жестяная баночка безвозвратно бы капнула в темноту. Энтони ринулся к символу, напрочь позабыв, что это бессмысленно. Алан, также про это позабыв, на чистом инстинкте прихлопнул символ ладонью, и Тони залил его руку липкой серебристой струей.
Ветер усилился, раскалился, вопреки всем законам природы, и теперь нападал на скрежещущую старую Вышку, словно оголодавший хищник. Его порывы так и норовили снести с ненадежной площадки перешедших к откровенному мордобою Алана и Энтони, дерущихся за чертов баллончик с такой яростью, с таким слепым неистовым отчаянием, словно на кону стояли их жизни. Впрочем, так оно на самом деле и было.
И пока все обитатели библейского Ада, все босховские чудовища, все монстры и твари из фольклорных сказаний, все демоны и обитатели всех возможных, самых жутких, самых темных уголков Вселенной рвались в скучный мир простых смертных… Пока они скреблись и ломились сквозь крошечную прореху, проделанную в Тонком мире, укрывающем мир Земной, одним бесконечно одиноким призраком… Пока где-то далеко внизу хохотал и кружился по ночному ничего не подозревающему Потсфилду черно-золотой Хэллоуин… И пока небо над шпилем дряхлеющей Вышки истекало кровавым светом, крошась и ломаясь на куски… у этого висящего на волоске мира все равно был шанс уцелеть.
Пока один маленький баллончик с краской оставался в нужных руках...
Алан изловчился и пнул Энтони коленом в живот, тот взвыл, наконец-то оставив бесплотные попытки добраться до сжимающего заветную баночку кулака. Алан сбросил Тони с себя, перекатился на бок, но тот набросился на него снова.
Зарево начало постепенно затухать. Урывками Алан видел, как затягивается, неторопливо рубцуется грозовыми тучами шрам, изуродовавший ткань Земного мироздания. Оставалось продержаться совсем немного… Еще лишь чуточку…
- Ты же обещал!!! Ты обещал, что поможешь!!! – по бледному обезумевшему лицу Энтони ручьями бежали слезы. Волосы спутались, сбились в кучерявые колтуны. Прозрачно-голубые глаза за мокрой трясущейся пеленой походили на две бездушные стеклянные пуговицы.
- Да!!! Но… если я помогу тебе… то он убьет всех нас! Твой «Хэллоуин навсегда»!!!
- Обещал! Обещал! Обещал! – Тони кидался на него снова и снова. В отличие от Алана он как будто не уставал. Алан держал удары, как мог, силясь при этом не сорваться с опасно содрогающейся под их упорной возней площадки.
- Да! Но разве ты не видишь?! Не понимаешь?… Что они с нами сделают!!!
Тук!
Баллончик с коротким глупым звуком ударился об одну из балок и, прощально сверкнув серебристым бочком, кувыркнулся в ночь. Энтони издал протяжный душераздирающий крик, больше походивший на вопль умирающего животного, и, проехавшись на брюхе до самого края решетки, безуспешно хватанул разогревшийся воздух пятерней.
Алан, тяжело отдуваясь, отполз назад, упираясь лопатками в ограждение. Смартфон он расколошматил в схватке, толстовка в нескольких местах была порвана, джинсы измазаны в ржавчине, на костяшки пальцев вообще было страшно смотреть. Волосы на затылке стояли торчком, как у драчливого воробья, мокрая от пота челка, напротив, страстно льнула ко лбу.
Лоб, к слову, ужасно болел. Алан его машинально ощупал. Ну да… судя по всему, там назревала здоровенная шишка.
Мир вновь погрузился во тьму. Пожар в небесах догорел, и теперь они тихо плакали колючей холодной моросью, на которую ни один из мальчиков ни малейшего внимания не обращал. Алан настороженно наблюдал за тем, как Энтони поднялся, сгруппировался. Усевшись на задницу, притянул ноги к груди, вцепился сероватыми тонкими пальцами в волосы и зарыдал, как ребенок.
И несмотря на то, что Алан был уверен, абсолютно убежден в том, что все сделал правильно, что смог предотвратить настоящую катастрофу, остановить грядущий Конец Всего, он не испытывал ни малейшего удовлетворения от содеянного...
Увы… Ему было плохо, как никогда. Он будто схватил обеими руками чью-то заветную мечту, последнюю теплившуюся надежду, которую сам же и подарил, после чего разорвал на две половины прямо на глазах у надеявшегося. В финале втоптав прямо в грязь.
Все то совестливое, не очерствевшее из-за регулярных нападок старшего брата, все то сочувствующее, что в нем еще оставалось, сейчас просто захлебывалось от жалости к Тони. Но Алан знал – ему придется это принять. Придется жить с этим дальше. Ибо нельзя помочь тому, кто больше не принадлежит Земному миру.
Теперь он знал это тоже.
Так они просидели ровно до того часа, пока на Вышку не начала опускаться предрассветная синева. Энтони прекратил плакать и теперь лишь молча раскачивался взад-вперед, терзая свои несчастные кудряшки.
Алан не без труда поднялся на ноги. Все тело ужасно ныло. Раскалывалась многострадальная голова. Подранные колени, локти страшно саднило. Над верхней губой запеклась кровь, и теперь Алана так и подмывало ее почесать.
Мальчик осторожно приблизился к своему не то другу, не то врагу, отметив, что тот уже начал слегка просвечивать. Алан думал, что если он попытается тронуть его за плечо, рука пройдет насквозь, но нет. Острое плечо Энтони, укрытое изодранной простыней, пока было по-прежнему костлявым и прохладным.
- Мне пора идти, - тихо сказал Алан. Энтони никак не отреагировал, будучи полностью погруженным в свое безграничное горе. Алан неуверенно отступил назад, подошел ближе к краю и сел, намереваясь осторожно спустить ноги на каким-то чудом все еще не обрушившуюся лестницу. Здесь, наверху, она цеплялась за один лишь массивный, покрытый зеленоватой коррозией болт. Последний.
- Ты не останешься?
Алан вздрогнул. Тони сидел уже лицом к нему, вперив в него прямой, полнившийся ожиданием взгляд. Вероятно, он и сам не понимал, чего ждет, как не понимал и всей странности заданного им вопроса.
- Уже светает… Джеймс наверняка наврал, будто я остался у кого-то из Рудимент… то есть… у его друзей. А если так, то искать меня будут не раньше обеда. Яа-а… не могу здесь столько сидеть… Понимаешь? – Алану было ужасно стыдно говорить ему все это. Но что-то же нужно было сказать. Как-то объяснить свой уход.
- А… ясно, - бесцветным тоном отозвался Энтони.
- Я буду приходить, - заверил его Алан. – Я… найду способ, как-то поговорить с тобой. Принесу доску Уиджа или еще что…
Тони равнодушно пожал плечами.
- Это бесполезно. Я ведь не могу влиять на ваши вещи. Я материален только в Хэллоуин.
- Я что-нибудь придумаю, - упорствовал Алан.
Тони взглянул ему в глаза, и Алан вдруг понял, что врет… Вновь непонятно зачем скармливает ему очередную ложную надежду… Может, чтобы самому стало легче? Судя по выражению глаз Энтони, он это понял тоже.
Правда заключалась в том, что все, чего на самом деле хотелось Алану: это слезть с ненавистной Вышки, вернуться домой в свой полный простых и понятных вещей рутинный мир, не разуваясь, броситься на кровать и забыть эту жуткую ночь, как страшный сон. И никогда, больше никогда сюда не возвращаться…
Он хотел было еще наврать Тони о том, что никогда его не забудет, что станет приходить сюда так часто, как только сможет, что отыщет его родителей и уговорит их прийти навестить его к Вышке, попросит покрасить табличку и обновить истлевшие цветы, что они обязательно встретят вместе следующий Хэллоуин… Но не смог. Слова будто царапали горло изнутри.
Поэтому Алан лишь выдавил неловкое:
- Ну… До встречи тогда…
- До встречи, - эхом откликнулся Тони. Лицо у него было таким, точно он решался на прыжок в пропасть, но никак решиться не мог.
Алан, старательно смотря только перед собой, аккуратно сполз на перекособочившуюся лестницу, вцепился руками в тетивы и начал свой непростой спуск.
Высота больше не казалась ему такой уж угрожающей, однако мальчик все равно не бросал ей вызова взглядом. Он был на удивление спокоен, хотя, скорее уж, напрочь опустошен.
Алан спускался уверенно, считая про себя ступени, подгоняемый усиливающимся ознобом и ноябрьским промозглым дождем. Методично, пусть и крайне медленно перебирал он ногами перекладины, ведомый единственным желанием – скорее увидеть родных, прокручивая это желание в голове и баюкая в сердце. Оно его ободряло, словно счастливый памятный талисман.
А потом до него донесся едва различимый за дребезжанием ступеней, тихий скрипучий звук. Как будто металлическая деталька много раз подряд совершает оборот по идеально ровной окружности. И каждый из этих оборотов в трении металла о металл производит мерзкий отрывистый писк…
Лестница оглушительно громыхнула, издала свой последний предсмертный стон и, сорвавшись, пошла на сближение с землей…
Примечания автора:
(1) Каллиграмматиды – семейство вымерших насекомых из отряда сетчатокрылых. Представители семейства обитали на Земле во временной промежуток с раннего юрского периода до середины мелового.
(2) Кетчер – игровая позиция в бейсболе и софтболе. Кетчером называют игрока обороняющейся команды, который находится за «домом» и спиной бэттера, но перед судьёй, и принимает мяч, поданный питчером.
от Чёрныя Июля
#рассказы
Следующая публикация
Нет комментариев