Предыдущая публикация
Записки врача-психиатра "скорой" Становление на путь исправления
Оформление автора
Наконец-то наступил последний день каникул, тянувшихся неимоверно долго. Нет, на график моей работы они никак не влияли. Причина недовольства заключается в лавине вызовов, которая обрушивается на нас во все выходные и праздники. В такие дни некоторые неугомонные натуры, порой сами того не желая, попадают в разнообразные неприятности. И ладно бы это касалось одних только «попаданцев», но ведь зачастую дело не обходится без экстренных служб.
Мои выходные выдались хлопотными. В один из них дежурил на спортивном мероприятии «Ветеранская лыжня», организованным городским Советом ветеранов. Перед началом была торжественная часть, где в числе прочих и мне дали слово. Но почему-то меня представили собравшимся как «руководителя реанимационной службы». Таким макаром оказался я секретным врачом-психиатром под прикрытием.
В своём выступлении я попросил участников сделать так, чтоб спортивный азарт не привёл на больничную койку. Признаться, это пожелание было продиктовано не только заботой о здоровье, но и моим шкурным интересом. Очень уж хотелось отдежурить спокойно и без происшествий.
Однако надежды на благополучное завершение мероприятия, не оправдались. Сидел я в машине, рыская по сетевым просторам в поиске какой-нибудь лёгкой комедии. Вдруг дверь кабины открылась, заставив меня вздрогнуть.
– Доктор, там дедушке плохо! – встревоженно крикнул молодой мужчина в спортивной одежде.
– Где «там»? – спросил я, мысленно ругаясь матом.
– Поедемте, я покажу!
Здесь поясню, что мероприятие проводилось в большом лесном массиве на окраине города и маршрут был очень длинным. Сколько смогли, мы проехали на машине, после чего метров триста шли пешком. Больной, в сбитой набекрень вязаной шапке, сидел на толстом бревне, а рядом валялись лыжи и палки. Лицо его было бледным, даже без намёка на румянец. Наклонившись вперёд, он держался за грудь и тяжело дышал.
– Что случилось? – спросил я.
– С сердцем плохо… – ответил он глухим голосом.
Стало понятно, что здесь всё серьёзно, поэтому раздражение и досада во мне резко усилились. Нет, сам факт обращения за помощью ничуть не пугал, ничего экстраординарного тут не было. Причина недовольства заключалась в том, что дежурил я, как всегда на подработке, в одиночку, без помощников. И все хлопоты ложились исключительно на мои плечи.
Разумеется, вести больного своим ходом было категорически нельзя. А потому мы потащили его к машине на мягких носилках. Благо, помощники нашлись. Поскольку здесь я не вправе употреблять грязные ругательства, расписывать сей увлекательный процесс не стану. Его ни в сказке сказать ни в карте вызова описать.
В машине я сразу начал опрос:
– Раньше с вами такое бывало?
– Нет… Чувствовал иногда, что в груди жмёт, но такой боли никогда не было.
– Какие у вас хронические болезни?
– Иногда давление скачет, а так вроде ничего.
– Какие-то лекарства принимаете?
– Таблетки от давления и от холестерина.
– Названия помните?
– Нет…
Нужно было снять кардиограмму, но для этого требовалось обнажить грудную клетку, запястья и щиколотки. Проблема заключалась в том, что больной был очень слаб и не мог раздеться самостоятельно. Мои парни сделали бы всё в мгновение ока, а мне пришлось изрядно повозиться.
Лента ещё выползала, но его величество Инфаркт уже был виден. Трансмуральный, проще говоря, обширный, бляха-муха. Давление сто десять на семьдесят при привычном сто тридцать на восемьдесят. Низковато, но пока некритично.
Дальше катетеризировал периферическую вену, зарядил капельницу, ввёл наркотик, г***рин, дал таблетки, разжижающие кровь и препятствующие склеиванию тромбоцитов. Поскольку уезжать с дежурства нельзя, я вызвал на себя бригаду для перевозки больного в стационар. Приехали они минут через тридцать. К тому времени больному стало получше, однако повода расслабиться и сказать, что всё хорошо, не было. Врач битовской бригады Анна Виноградова очень обрадовалась, узнав, что всю положенную помощь я уже оказал:
– Юрий Иваныч, какой вы молодец! Спасибо!
– За что спасибо-то, Анна Вадимовна? Это мои обязанности.
– Ну не скажите! Бывает вызовут на себя, приедешь, а там ни черта не сделано. Никакой помощи не окажут, просто тупо сидят и ждут нас.
Мой водитель очень возмущался случившимся:
– В таком-то возрасте дома надо сидеть, а не <выделываться> на лыжах! Кому он что доказал? Спортсмен, блин, всем проблемы создал!
Но я за пациента заступился:
– Нет, Гена, ты неправ. Он же не специально сам себе инфаркт устроил. Как тут предугадать? И возраст тут вообще ни при чём. Инфаркт и у подростка может быть, причём тоже на фоне полного благополучия.
Дальнейшее дежурство прошло спокойно, моя помощь больше никому не потребовалась.
На следующий день ходил на похороны нашего врача Полякова, которому было всего-то пятьдесят восемь лет. В своё время Вячеслав Викторович очень сильно увлекался спиртным. Да что там увлекался, пил как прорва, невзирая ни на что. Ни предупреждения, ни наказания на него абсолютно не действовали. Допился до язвенной болезни желудка, но и она не стала препятствием к пьянству.
В конечном итоге, организм устал терпеть издевательское отношение и случилась беда. Язва перфорировалась, то есть прорвалась, и всё содержимое желудка вылилось в брюшную полость. Вячеслава Викторовича экстренно прооперировали, после чего он несколько дней провёл в реанимации. А после выписки, безо всяких наркологов и «кодировок», решительно отказался и от алкоголя, и от курения. В результате случилось чудесное преображение человека. Это был уже не измождённый обрюзгший алкаш с трясущимися руками, а энергичный, цветущий, моложавый мужчина.
Жизнь наладилась, засверкала яркими красками. Лет десять всё было хорошо, светло и безоблачно. А потом беда нагрянула, неизмеримо более страшная, нежели язвенная болезнь. Рак лёгких диагностировали, причём уже далеко зашедший, неоперабельный. И тем не менее, Вячеслав Викторович руки не опустил, в уныние не погрузился и боролся за жизнь до последнего. Но, недуг оказался сильнее. Из-за метастазов в головной мозг, Вячеслав Викторович полностью утратил рассудок и слёг. А последние деньки доживал в вегетативном состоянии и скончался, не приходя в сознание.
Этот случай в очередной раз доказал, что от судьбы не уйдёшь. Всё предначертанное непременно исполнится.
Морозы так и держатся, не собираясь отступать. Да и пусть. Уж всяко лучше, чем сырость и мокрая каша под ногами. Тем более привык я уже, перестал мёрзнуть как изнеженная барышня. А на улице красота настоящая. Предрассветное небо ясное, завораживающее своей безграничностью, деревья в инее, снег искрится. Непередаваемое эстетическое удовольствие этот пейзаж доставляет.
Как всегда, на своей остановке в автобус вошла дезинфектор Галина Петровна. Поскольку место рядом со мной было занято, она настойчиво переманила меня к себе. Ну что ж, пересел, мне несложно.
– Как дела, Галина Петровна? Правнук выздоровел?
– Дела как сажа бела, Юрий Иваныч. Нисколько не выздоровел, внучка его увезла. А у нас новая напасть: дочь ковидом заболела.
– Дома лечится или в больнице?
– Врач предлагала в больницу, а она отказалась, дура-то. Болеет тяжело, аппетит полностью пропал, лежит, почти не встаёт. Вся душа за неё изболела.
– Так может уговорите её на больницу-то?
– Нееет, какой там! Уж если она упрётся, то ничем не своротишь.
– А лекарства принимает?
– Да, ей много всего назначили, но пока ничего не помогает.
– Галина Петровна, кроме лекарств, ей нужно пить побольше. Лучше всего клюкву и калину.
– Клюква-то у нас есть, а калину нигде не продают, взять неоткуда.
– В следующую смену принесу. Супруга её много наморозила. И ещё банку барбариса протертого, он кисленький, приятный.
– Вот спасибо, Юрий Иваныч!
─ А я не понял, ведь вы же контактная, как же вас до работы-то допустили?
─ Ну как… Врач когда пришла, я спряталась…
На «скорой» всё было обычно и привычно. Главный фельдшер Андрей Ильич, несмотря на свой нерабочий день, вновь находился на боевом посту.
– Здравствуй, Андрей Ильич! Ты все праздники, что ли, на работе провёл?
– Почти. Здесь не понос, так золотуха. Все дружно заболели, а я как самый здоровый в каждой дырке затычка. Марина Лаврентьева каждый год на все каникулы больничный берёт. Вчера я за неё с восьми до восьми на пункте дежурил. А сегодня сяду на осмотр водителей.
– Так ты же говорил, что целую кучу работников обучили на предрейсовые осмотры.
– А х***ен ли толку? В этой смене Ковалёва ногу сломала, а Тихонова не хочет, руками и ногами отбивается.
– Что значит не хочет? За её обучение «скорая» деньги платила, пусть возвращает. Подойди к главному по этому вопросу.
– Да уж подходил тыщу раз. Они с начмедом даже и вникать не хотят. У них только один ответ: раз не можете организовать работу, значит выполняйте её сами. Вот и всё.
– Андрей Ильич, а вроде хотели брать постоянного работника на предрейсовые?
– Хотели и объявление давали. Но никто не идёт.
Что ж, Андрею Ильичу остаётся только посочувствовать. Хотя вина на нём тоже лежит, причём немаленькая. А заключается она в чрезвычайной мягкости его характера. Не может он рявкнуть и проявить решительность. Подчинённые это понимают, а потому неприкрыто вьют из него верёвки.
Наши предшественники в полном составе сидели в «телевизионке».
– Приветствую всех! Как поработали? – спросил я.
– Х***ово, – ответил врач Анцыферов. – Все сутки гоняли как бобиков. Ни пожрать, ни поспать толком не дали. Ночью в «Торнадо» массовая драка была, туда нас и ещё три бригады пригнали. Там четыре пострадавших, двое с ножевыми, кровища кругом как на бойне. Нам достался с открытой черепно-мозговой, без сознания. В машине судорожный припадок выдал, но всё же довезли живого.
– Опять этот «Торнадо». Сжечь бы его напалмом, чтоб до основания, полностью.
– Не, Иваныч, тут не бар виноват, а быдло, которое по-человечески себя вести не умеет.
В разговор включился врач битовской бригады Данилов:
– А мы на такую историю попали, хоть в книге описывай. В кафе отмечали восьмидесятилетие дедушки. Он чего-то хотел съесть и кусок в горле застрял. Его сразу начали по спине колотить, но он посинел и отключился.
– Получается вас не сразу вызвали?
– Нет конечно! Зачем сразу вызывать, надо сперва танцы с бубнами устроить! Мы через тринадцать минут приехали, он уже без сознания был, посинел. Я сразу ларингоскоп засунул, смотрю, какой-то кусок торчит на уровне надгортанника. Пинцетом его еле вытащил. Хотя толку-то что? Смерть уже наступила, качать бесполезно. Но там народу много, все поддатые, орут, требуют, чтоб реанимировали. Ну мы же не будем драться, стали качать.
– Потом-то отпустили без боя?
– Не было никакого боя, полиция быстро приехала.
– Да, Алексей Палыч, смерть до безобразия нелепая. В восемьдесят лет умереть не от болезни, а из-за какого-то несчастного куска еды…
Отсюда можно сделать вывод, что смертельные исходы несчастных случаев зачастую обусловлены неоказанием или неправильным оказанием первой помощи. Знай кто-то из гостей приём Геймлиха, то вполне возможно и удалось бы спасти человека. Но они предприняли абсолютно неправильные действия, начав стучать по спине.
К огромному сожалению, большинство населения не знает приёмов первой помощи. Да, в некоторых организациях этому обучают, но чаще всего только теоретически. А для того, чтобы первая помощь оказалась эффективной, нужны хорошо отработанные практические навыки. В качестве итога скажу, что лучше вообще не трогать пострадавшего и дождаться специалистов, чем принести вред неправильными действиями.
Качать (мед. сленг) – проводить сердечно-лёгочную реанимацию.
Приём Геймлиха используется для освобождения дыхательных путей от инородного тела. К сожалению, правила Дзена запрещают подробно расписывать оказание помощи и медицинские манипуляции. Но в интернете есть огромное количество информации, в том числе видео о выполнении этого приёма.
В десятом часу нас вызвали на психоз у мужчины сорока двух лет.
На лестничной площадке нас встретил мужчина лет пятидесяти в теплом свитере:
– Здрасте, это я вас вызвал.
– Так это у вас психоз-то? – удивился я.
– Нееет, да вы что! У соседа белая горячка, он сам попросил вас вызвать.
– Он сегодня выпивал?
– Вот в том-то и дело, что нет! Если б выпил, то сразу бы отпустило. А он ни в какую не хочет, решил насухую из штопора выходить.
– А вообще давно выпивает?
– Здесь он года два живёт, керосинит часто, почти каждый день. А уж что там раньше было, я не знаю.
Наш пациент сидел на диване и пребывал в плачевном состоянии. Небритый, лицо землистое, обрюзгшее, под глазами мешки, на лбу выступил пот.
– Мужики, помогите, меня «белка» накрыла! – сказал он, с выражением панического ужаса на лице.
– В чём она выражается? – спросил я.
– В окно какие-то девчонки молодые смотрят. Прямо через стекло чего-то просовывают, типа копьё, и пытаются меня достать.
– А вас не смущает, что здесь пятый этаж? Как они сюда забрались-то?
– Да я же понимаю, что это глюки, но страшно <песец> как! Если глаза закрою, сразу какие-то рожи появляются. Боковым зрением вижу, вот здесь, мужик стоит весь в чёрном.
– Кроме видений вас что-то беспокоит?
– Да, х***ово мне. Тошнит, трясёт всего, башка болит.
– Когда последний раз выпивали?
– Четвёртого, а потом стал насухую выходить.
Измерили давление, и оно оказалось повышенным. Пульс лупил аж за сотню, дыхание учащённое. А для полного счастья ещё и тремор был сильнейший, словно от озноба колотило.
Внезапно он сделал размашистое движение рукой, словно отбивая от себя что-то большое.
– Что такое? От чего вы отбиваетесь?
– Мяч баскетбольный.
– Ну что же, собирайтесь в больницу.
– Не, доктор, давайте без больниц. Мне завтра на работу, директор сказал, что если не выйду, уволят.
– Нет, так не получится. Вы не в том состоянии, чтоб дома лечиться. С белой горячкой шутки плохи, от неё и умереть можно. На работу принесёте больничный и никто вас не уволит.
– Я неофициально работаю, там никакие больничные не принимают.
– И что теперь, выйти на работу и умереть? Какой смысл?
– А куда, на Кубанскую, что ли?
– Конечно. Вы, кстати, на учёте состоите?
– Да, давно. Я раза три там лежал.
– Ну и тем более, уже всё знакомо.
Этот случай примечателен тем, что больной воспринимал свой психоз критически, осознавал, что галлюцинирует. Но несмотря на это, он всё равно испытывал иррациональный страх. Поскольку соматическое состояние было очень нехорошим, я не рискнул оказать помощь на месте и оставить его дома. Сильнейшая интоксикация запросто может вызвать острую полиорганную недостаточность и как следствие – смерть. Так что пусть полечится в стационаре.
Дальше поехали к избитому мужчине семидесяти двух лет.
Открыла нам плачущая пожилая женщина с растрёпанными крашенными волосами:
– Нас сын опять избил. Вон, зайдите кухню, посмотрите, что там творится!
И действительно там царил настоящий погром: перевёрнутая табуретка, осколки посуды, развезённая по полу какая-то еда.
– «Вас» это кого?
– Меня и мужа. Но я-то ладно, он меня всего два раза по спине стукнул. А мужа прямо до крови избил, наверное, рёбра и нос сломал.
– Где сейчас муж?
– Вон в той комнате, пойдёмте.
Пострадавший, по пояс голый, был весь перепачкан кровью.
– Чем он вас бил? – сразу спросил я.
– Кулаками и ногами, – невнятно ответил он.
– У вас давно такая речь или только сейчас стало трудно говорить?
– Это из-за инсульта, в прошлом году был.
– Куда бил, в какие места?
– По лицу кулаком, прямо в нос. А потом ногой в грудь, там даже хрустнуло что-то.
– Что вас сейчас беспокоит?
– Дышать очень больно и голова кружится.
– А где сейчас сынок-то?
– У себя в комнате закрылся. Он всегда так делает.
– Полицию вызвали?
– Нет, это без толку, – ответила за него супруга. – Один раз вызвали, он не открыл и они уехали. Потом участковый приходил, протокол составил. Ну и чего? Его на тысячу оштрафовали, а платить нам пришлось.
– Так его надо к уголовной ответственности привлекать, иначе дело убийством кончится.
– Ой, нет, нет, что вы! Он ведь когда трезвый ─ золотой человек, плохого слова не скажет. Его надо полечить. Вот уж пенсию получим, уговорим закодироваться.
Мать злодея от осмотра отказалась, сказала, что чувствует себя нормально. А вот у отца всё было куда серьёзней: под вопросом закрытый перелом трёх рёбер, перелом костей носа, закрытая черепно-мозговая травма, сотрясение головного мозга. Поэтому, после оказания помощи, пришлось увезти его в травматологию.
К сожалению, нам достаточно часто приходится сталкиваться с семейным насилием во всех его проявлениях. Поэтому психологический портрет семейного тирана мы изучили достаточно. Как правило, это человек несостоявшийся в жизни, ничего из себя не представляющий, никем не уважаемый, трусливый. При этом он испытывает сильнейшее стремление заявить о себе, доминировать над другими, самоутвердиться.
А как это сделать? Стать руководителем? Но из-за недостаточного образования и ущербного рассудка такое невозможно. Отправиться воевать и проявить свою храбрость? Нет, страшно, там ведь и убить могут. Просто пойти и кому-нибудь морду набить? Тоже не получится. Можно такую ответку получить, что всю оставшуюся жизнь страдать будешь. И тогда что остаётся? Конечно же самоутверждаться над слабыми и безответными! А свои домочадцы для этого подходят просто идеально. Они будут страдать, но при этом терпеть и бесконечно прощать, надеясь, что вот-вот их муж, отец или сын возьмётся за ум и вновь станет хорошим, добрым человеком.
Но вряд ли эта надежда оправдается. Тиран, не получая решительного отпора, будет упиваться своей властью над беззащитными и подпитываться их страхом, получая огромное удовольствие. Для него такое поведение является своего рода наркотиком, от которого крайне сложно отказаться.
Таким образом, потерпевшие, сами того не желая, навлекают на себя новые и новые страдания. Они, к сожалению, не в состоянии понять, что без их искреннего желания, избавиться от тирании невозможно.
Следующий вызов был к избитой женщине сорока пяти лет.
В прихожей нас встретили две невысоких женщины, похожих друг на друга и мужчина. Все они были основательно употребимши и пребывали в той стадии, когда энергия кипит, а опа настойчиво требует приключений. Внешность этих господ лучше всяких слов говорила, что они не какие-то жалкие любители выпить, а настоящие профи в деле хронического алкоголизма. А ещё я обратил внимание на один интересный момент. Обычно такие люди обитают в грязных и вонючих алкохатах. Но тут квартира была чистой, опрятной, с вполне приличной обстановкой.
– Что случилось? – спросил я.
– Да вон Ленку избили! – сказала одна бабёнка, кивнув на другую.
Но это было видно и безо всяких киваний. Нос её распух, вокруг глаз набухали гематомы, белая футболка забрызгана кровью.
– Ну и кто же это сотворил?
– Боцман, <самка собаки>! – ответила Ленка.
Тут на неё заорал мужик:
– Ты чё буровишь, дура, <распутная женщина>! Чё ты язык-то тянешь? Хочешь, чтоб он тебя вообще грохнул?
– Ага, щас, грохнет! Короче, я вам сейчас всё расскажу. Он только освободился и к нам пришёл, типа отметить. За наш счёт, как будто мы ему обязаны. Ну ладно, взяли выпить, пожрать. А это <член> начал из себя блатного строить: «Я режим шатал, я за людей страдал. Да вы тут вообще никто!». Ну я ему и сказала, мол, ты на параше сидел! Вот он на меня и набросился! Я знаю, что вы в ментовку всё передадите, вот пусть его опять посадят. Чепушила!
– Всё понятно. Говорите его данные, какие знаете, и давайте я вас посмотрю.
Диагноз ясно виднелся на лице пострадавшей: перелом костей носа, параорбитальные гематомы, под вопросом закрытая черепно-мозговая травма, сотрясение головного мозга. С этим мы и увезли её в стационар.
Надо сказать, что дамочка очень легко отделалась, сказав такие слова уголовнику. С этими ребятами нужно вести себя только одним способом из двух. Либо ты общаешься с ними, следя за своим языком, либо вообще не вообще не поддерживаешь никаких отношений.
Обеденное время подошло, но не для нас. Поехали на боль в груди у ВИЧ-инфицированной женщины сорока лет.
Открыла нам немолодая женщина, имевшая донельзя измученный вид:
– У меня дочь умирает, – скорбно сказала она. – Мучается страшно, кричит.
– У неё ВИЧ?
– Да.
– Как заразилась-то?
– Связалась она с этим Эдиком чёртовым. Он сам наркоман и её приучил. Вместе кололись. В ноябре сдох, чтоб в аду ему гореть. А теперь и Дашка одной ногой в могиле…
Больная, полностью голая, лежала на кровати ничем не укрытая. Истощённая до крайности, желтовато-бледная, с язвами на голенях, она напоминала покойницу. Но по выражению неимоверного страдания на лице и надрывному стону было видно, что смерть пока не хочет её забирать.
– Даша, вас что беспокоит?
– Ааа, всё болит… Вот здесь на груди и по бокам. Я даже укрыться ничем не могу. Мама меня случайно задела и сразу такая страшная боль! Я чуть сознание не потеряла.
На груди и по бокам, на красноватом фоне, виднелось обилие мелких пузырьков с прозрачным содержимым. А там, где они лопнули, были бордовые язвочки. Всё это плюс боль, позволяло безошибочно диагностировать Herpes zoster, он же опоясывающий лишай. Виновником этого недуга является вирус, вызывающий всем известную ветряную оспу. После того, как человек переболел ветрянкой, возбудитель никуда не исчезает и остаётся в организме на всю оставшуюся жизнь. Чаще всего его присутствие абсолютно незаметно. Однако он может перестать быть тихоней и устроить форменный беспредел, поражая нервную ткань и кожу, вызывая мучительную боль. И к великому сожалению, заранее предсказать возникновения заболевания, невозможно.
У Дарьи всё обстояло намного хуже, поскольку вирус иммунодефицита практически лишил её организм защитных сил. Опоясывающий лишай распространился обширно, захватив переднюю и боковые поверхности грудной клетки. Оставлять её дома было рискованно, а потому увезли мы её в стационар. Там дежурный врач выразила недовольство тем, что привезли тяжёлую больную, но всё же приняла. Но справедливости ради надо сказать, что в любом случае исход будет печальным.
После освобождения позвали на обед. В медицинском корпусе весь пол был в крови, однако никаких пострадавших не наблюдалось. В «телевизионке» сидели фельдшеры Гаврилова и Кольцова и своё любопытство я решил удовлетворить с их помощью:
– Что тут случилось-то? Смертоубийство, что ли?
– Не, слесарю в гараже чего-то по голове прилетело. Его Назаров увёз.
– Сильно покалечился?
– Ну да, прилично. Вроде как даже кость повреждена.
Случившееся предвещало очередную проверку инспекцией по труду, но только в гараже.
А дальше со мной случилась неприятность. Запасная ручка, доселе спокойно лежавшая в нагрудном кармане рубашки, вдруг протекла. Причём так хорошо, что даже майка пропиталась. Поэтому так и пришлось сменить рубашку с форменной на свою повседневную.
Потом дописал и сдал карточки, передал сообщение в полицию. В итоге ел и пил спешно, поскольку времени прошло много и вызвать могли в любую минуту.
Только уселись в «телевизионке», как прилетел вызов: психоз у женщины тридцати одного года.
Открыл нам молодой мужчина со злым лицом:
– Вот скажите мне, как вы лечите? – гневно спросил он. – Жена три месяца пролежала в вашей долбаной больнице! Тридцатого её выпнули недолеченную и всем наплевать! А теперь она ещё хуже стала, чем до больницы!
– Мы в стационаре не работаем и никого не лечим, поэтому ваши претензии не по адресу.
– Не понял, а откуда же вы приехали?
– Мы – психиатрическая бригада «скорой помощи». «Скорая» – это самостоятельная служба. По какому поводу она лечилась?
– Шизофрения.
– Что с ней сейчас происходит?
– Да она вообще ничего не соображает, сама с собой разговаривает. Целыми днями лежит, а когда встаёт – застывает на месте, вести приходится. И злая какая-то, всё наоборот делает, отталкивает от себя.
– Раньше такое было?
– Было, но не так плохо. Её сейчас вообще не узнать.
– Она давно на учёте?
– Три года. Она до этого два раза лежала и выписывалась нормальная. Я вообще не знаю, что в этот раз с ней сделали.
Больная лежала в постели, свернувшись калачиком и укрывшись с головой одеялом.
– Мария! – окликнул я её и потормошил, однако никакой реакции не последовало. Маша!
Тогда фельдшер Герман решительно снял одеяло. Оказалось, что Мария не спала и лежала с таким выражением лица, словно к чему-то прислушивалась.
– Маша, как вы себя чувствуете?
– …
– Маша!
– Не-не-не, зачем завтра? – спросила она. Но этот вопрос был адресован не нам, а какому-то невидимому собеседнику.
– Мария, давайте поговорим! – не отставал я.
В ответ она лишь мимолётно скользнула по мне непонимающим взглядом и вновь начала прислушиваться. Стало понятно, что никакого диалога не получится.
– Дайте ей одежду и соберите всё для больницы, – велел я супругу.
Однако одеться и обуться не получилось. Больная сопротивлялась, отдергивала руки и ноги, отталкивала нас. В конечном итоге обуть всё-таки удалось, а вот надеть куртку не получилось. Поэтому просто накинули её на плечи.
Путь в машину был сложным, долгим и нудным. Мария шла, еле переставляя ноги и периодически зависая, словно робот, у которого заканчивалась зарядка. И всё же в стационар её увезли без эксцессов.
Особенностью этого эпизода шизофрении заключалась в кататоническом синдроме, основным проявлением которого являются двигательные нарушения. Это те самые «застывания» или «зависания». Вызваны они не тем, что больная просто раздурилась, а нарушениями возбуждения и торможения в коре головного мозга. Кроме того, было видно безо всяких слов, что Мария активно галлюцинировала, вероятно «слыша» некие «голоса». То, что супруг назвал злостью, в действительности являлось одним из проявлений шизофрении, называемым «негативизм». Он выражается в бессмысленном, необоснованным сопротивлении любому воздействию извне. То есть больной так себя ведёт не со зла. А вот осознанное противодействие, как форма протеста и неприятия, конечно же нельзя расценивать как признак болезни. Например, сопротивление сотрудникам полиции из-за нежелания быть задержанным, есть не что иное, как умышленные противоправные действия. Поэтому ни о какой невменяемости правонарушителя речь не идёт.
Дальше поехали к избитой женщине пятидесяти пяти лет.
Открыла нам пьянущая баба непонятного возраста. Да, именно баба, пропитая и потрёпанная, утратившая не только женственность, но и человеческий облик в целом.
– Что случилось? – спросил я.
– Ща, погодите, я оденусь, и мы пойдём вон в тот дом.
– Я не понял, это вас избили?
– Какой меня? Ритку Новикову! Она домой ушла, а там Пашка её вообще убьёт. Ща, я оденусь и пойдём.
– Нет, никуда мы не пойдём. Если кто-то кого-то убивает, вызывайте полицию.
– Да вы чего, <офигели>, что ли? Вы отвечать будете!
– Короче, мадам, ты сейчас сама поедешь в отдел полиции! – ответил Герман.
– Дааа, а с <фига ли> я туда поеду? Вы чего творите, <гомосексуалисты>? Я сейчас к Мансуру пойду и <песец> вам придёт.
– Передай своему Мансуру, что мы его <имели по-всякому>! – подвёл итог Герман и мы ушли.
Следующий вызов получили к мужчине тридцати девяти лет, находившемуся без сознания. Вот, бляха-муха, да лучше десять раз на ложный вызов съездить, чем на один такой. Но, моего желания никто спрашивать не собирался.
Открыла нам женщина с выражением панического ужаса на лице и дико крикнула:
– Быстрей идите, он не дышит! Спасите его, пожалуйста!
Больной, крепкий атлетически сложенный мужчина, лежал на диване, не подавая признаков жизни.
– Как давно он перестал дышать? – спросил я.
– Да вот только что!
Рассусоливать было некогда. Больного переложили на пол, медбрат Виталий стал делать закрытый массаж сердца, а Герман помчался в машину за дефибриллятором и амбушкой.
Несмотря на все усилия, сердце стояло, не желая даже слегка потрепыхаться. Через тридцать минут реанимацию прекратили. Супруга, а точней уже вдова, зарыдала и закричала. Разумеется, мы сразу не ушли, не бросили её в таком состоянии. После того, как она поуспокоилась, я приступил к расспросу:
– Он чем-то болел?
– Нет, вообще ничем, даже не простужался.
– Какие-то лекарства принимал?
– Нет, никаких.
– Что-то употреблял? Алкоголь, например.
- Нет-нет, он почти не пьёт. В Новый год шампанского немного выпил и всё.
– Сегодня как всё получилось? Он внезапно сознание потерял или сначала на что-то жаловался?
– Сказал, что голова сильно разболелась и лёг.
– Головные боли часто были?
– Нет, очень редко.
– Давление ему когда-то мерили?
– Давно, когда купили тонометр, просто, чтоб проверить. Ой, не уезжайте, пожалуйста! Я сейчас родителям позвоню, они быстро приедут! Не оставляйте меня одну!
Что же делать, исполнили мы просьбу и дождались их приезда. Да, необоснованно долгое нахождение на вызове является нарушением. Но здесь был тот случай, когда человеческое отношение перевешивает бездушную инструкцию.
Причина смерти была неясна. Может тромбоэмболия, может инсульт. Но мои догадки к делу не пришьёшь, поэтому выставил я смерть по неизвестной причине.
Амбушка (мед. сленг) ─ мешок Амбу, используемый для искусственного дыхания.
Вот и всё, этот вызов последним оказался. На Центр приехали раньше времени. Пока я всё, что нужно доделал и сдал наркотики, смена подошла к завершению.
А на следующий день к нам в гости пожаловали Фёдор с супругой Евгенией Васильевной и с замечательным тортом в придачу. Но главное и необычное заключалось в том, что Фёдор явился абсолютно трезвым и в ходе застолья употреблял спиртное в минимальных количествах. И несмотря на это, его настроение было превосходным и жизнерадостным.
Перенесённый панкреатит положительно повлиял на Фёдора и заставил его встать на путь исправления. Пока нельзя сказать, что он уверенно идёт по этому пути. Его шаги покамест робкие и неуверенные. Но почему-то есть уверенность, что он последует примеру своей супруги и полностью порвёт все отношения с алкоголем. И все мы искренне этого желаем!
Все имена и фамилии изменены
автор канал на дзене - #УжасноЗлойДоктор
Следующая публикация
Нет комментариев