Предыдущая публикация
Подозрение психического недуга
Оформление автора
Уж третий день оттепель. Казалось бы, хорошо, не надо морозиться и всячески утепляться, напяливая сто одёжек. Но со вчерашнего вечера как зарядил снег с дождём, так до утра и продолжился. Что может быть неприятнее, чем попадание мокрой холодной мерзости в лицо, а тем более за шиворот? Но тут я и сам виноват: не догадался взять зонт.
В автобус вошла наша дезинфектор Галина Петровна и увидев меня, быстренько уселась на соседнее место. Почему-то сразу стало понятно, что на этот раз не станет она болтать ни о чём, а заведёт серьёзный разговор. И точно:
– Юрий Иваныч, мне, конечно, очень неудобно, но просто уже не к кому обратиться. Вы ко мне всегда с пониманием относитесь…
– Галина Петровна, вы прям как настоящий дипломат. Ну или дипломатиха, издалека начинаете!
– Ой, рада бы посмеяться, да не могу, мне сейчас не до этого. Юрий Иваныч, выручите меня, одолжите пять тысяч! У меня такая ужасная ситуация, что просто слов нет!
– Опять кредит, что ли?
– Да не опять, а тот же, что и был.
– Так вы же сказали, что продали квартиру и расплатились?
– Я только с одним расплатилась и остальные деньги внучке отдала. А другой на мне так и висит. Думала, что справлюсь…
– Ну ладно, давайте я вам на карту переведу.
– Нет-нет-нет, что вы! Если там хоть копейка появится, то сразу всё спишут! Мне бы только наличными.
– У меня с собой нет. Давайте тогда в следующую смену принесу, уж четыре-то дня подождёте?
– Хорошо, хорошо, Юрий Иваныч, спасибо вам!
Галина Петровна с её просьбой вызвала во мне какую-то шизофреническую амбивалентность. С одной стороны, не испытываю я к ней ни капли жалости, а с другой – ответить отказом как-то не по-людски получится. Пусть и жестоко это прозвучит, но те, кто добровольно, осознанно и без крайней нужды залезает в долговую кабалу, на мой взгляд, сострадания не заслуживает.
Страсть Галины Петровны к кредитам давно стала притчей во языцех на «скорой». Ранее я уже рассказывал о том, как она купила в кредит дорогущий набор «омолаживающей» косметики. Спрашивается, разве покупка откровенной дряни за бешеные деньги является жизненно необходимой? Да и без прочих кредитов ей можно было спокойно обойтись.
Однако и на тех, кто всеми силами «впаривает» кредиты, лежит огромная вина. Ведь реклама преподносит их как халявные деньги, раздающиеся от широты души. Наверное, все слышали призыв из рекламного ролика известного банка «Приходите за деньгами!». Да, просто приходите и берите, словно в подарок. И на людей психологически слабых, не желающих осознать, что на них вешают долг, это производит впечатление. Ведь желанные деньги или товар тебе дают здесь и сейчас, а рассчитываться за них хоть и придётся, но не сразу, а когда-то потом, в далёкой и мутной перспективе.
У меня нет права учить кого-либо уму-разуму, поэтому скажу только за нас с супругой. Мы трезво оцениваем свои возможности и при этом категорически не желаем становиться должниками. Если нам нужно купить что-то дорогостоящее, то поднакопим и купим. Нет, от кредита мы не зарекаемся, всякое может случиться. Но возьмём его лишь в случае крайней необходимости, когда будет стоять вопрос жизни и смерти.
На территории «скорой» царило форменное безобразие: сплошная вода и размокшая снежная каша. И почему-то не было заметно никаких попыток устранить это непотребство.
Спрятавшись под крыльцом, у входа в медицинский корпус чадили коллеги из прежней смены. К сожалению, места мне там не хватило, а курить под сыплющей с неба ледяной мокрой пакостью, не хотелось совершенно.
«Телевизионка» была полным-полна народом. В числе прочих, сидели и наши предшественники.
– Всех приветствую, господа! Ну как, по Любе не скучаете?
– Да ну, Иваныч, <фигли> ты её вспоминаешь? – ответил врач Анцыферов. – Она теперь при встрече со мной сразу рожу воротит. Ну её на х***ен! Сейчас аж дышится легче! И на работу идёшь с желанием, и с работы – как человек! Мы сутки отработали и ничего, всё нормально, никто нас не заездил.
– Да не то слово! – согласился врач реанимационной бригады Воробьёв. – Ведь страшно вспомнить, что было! Нас на всё подряд гоняли, вообще без разбора. Я её спросил: ты видишь разницу между реанимационной и общепрофильными бригадами? Но она же непробиваемая, у неё только один ответ: вызовов много и должны все бригады работать.
– Но тут в основном Галина виновата, – сказал я. – Она как старший врач должна была порядок навести.
– Да и Димка до неё был не лучше, ─ ответил Анцыферов. – Старший врач – это дирижёр, а дежурная смена – оркестр. Вот только х***новые у нас дирижёры. Помнишь, Иваныч, Макарову?
– Ну что ты спрашиваешь! Лидию Тихоновну грех не помнить. Конечно, она была эталоном старшего врача. Такого даже представить нельзя, чтоб в её смене кто-то без контроля оставался. Интересно, жива ли?
– Говорят, жива и в своём уме, а уж ей, наверно, под девяносто.
Объявили конференцию. Из доклада старшего врача о смертях, особо запомнилась одна. В комнате коммунальной квартиры повесилась пожилая женщина семидесяти с чем-то лет, а приехавшая бригада всего лишь законстатировала. Казалось бы, ничего тут нет особо примечательного. Но соседи рассказали, что эта бабуля большую часть жизни провела в местах не столь отдалённых. Страдала она многими болячками, от которых и не надеялась избавиться, да видать ещё и не смогла полностью адаптироваться к свободе. Поэтому и стала она искать свою смерть.
Поначалу какими-то окольными путями это делала. Страдая гипертонией, практически постоянно чифирь пила, в надежде на то, что умрёт от высокого давления. Что и говорить, странный и неэффективный способ она выбрала. С жизнью вряд ли бы рассталась, а вот заполучить инсульт, оставшись парализованной и беспомощной, могла запросто. Но видимо всё она поняла и решила вопрос радикально.
Закончив доклад оперативной, старший врач сообщила:
– У нас тут такое ЧП ночью случилось… Я просто в шоке, потому что ни разу с таким не сталкивалась. Фельдшеры Тимофеева и Потёмкина повели в машину дедушку восьмидесяти двух лет…
– Извините, перебью, – нахмурившись, сказал главный. – Что за диагноз у него, откуда и зачем повели в машину?
– ОКС без подъёма. Повели из дома в машину, чтоб увезти в кардио. Ну вот, а около машины он поскользнулся и упал в воду. Пришлось обратно возвращаться в квартиру, переодеваться. А как только усадили в машину, у него началась сильная загрудинная боль. Когда приехали в кардио…
– Стоп, Галина Владимировна! – прервала начмед Надежда Юрьевна. – Я не поняла, в машине они ему повторную ЭКГ сняли и обезболили?
– Вот в том-то и дело, что нет! ЭКГ сделали в кардио, там инфаркт вылез, как положено, с подъёмами. Мне звонила оттуда дежурный врач, очень сильно ругалась, что пациента не обезболили, да ещё и пешком привели, а не на каталке. Но она их всё-таки заставила м***фин уколоть.
– <Распутная женщина>! – беззвучно, но понятно выругалась Надежда Юрьевна и хлопнула по столу ладонью. – Вероника, а где твоя напарница?
– Она ушла, ей надо было пораньше, – ответила Тимофеева.
– Вы объяснительные писали?
– Нет.
– Значит домой не уйдёте, пока не напишете и не принесёте мне лично. А Потёмкину вызывайте прямо сию минуту, Галина Владимировна! Пусть приходит, приползает, приплывает, но чтоб у меня она была!
– А что писать-то? – спросила Тимофеева.
– А то и пишите, почему помощь не оказали по стандарту, почему повторно не сделали ЭКГ, почему больной шёл своими ногами, а не на носилках!
– Надежда Юрьевна, ну ведь это было ночью, кто его потащит? Мы его всё равно бы не донесли! Мы же не лошади!
– Вероника, когда нести некому, значит вызываем эмчеэсников!
– Да что они, специально поедут больного тащить?
– Представь себе, поедут! Всё, как напишешь, сразу идёшь ко мне. Разговор у нас будет очень серьёзный. Коллеги, в свете случившегося, напоминаю, что при ОКС без подъёмов помощь оказываем такую же, как и с подъёмами. В том числе, обязательно делаем м***фин. Нет, у меня всё это в голове не укладывается… Никогда не думала, что такое может быть…
По Надежде Юрьевне стало видно, что её давление сильно подскочило. Да и неудивительно, ведь столь вопиющие непрофессионализм, пофигизм и безответственность, вряд ли кого-то оставят равнодушными. Этим девчулям очень сильно повезло, что обошлось без трагического исхода. Хотя думается, что даже в таком случае, они бы всё равно не получилось осознать свои нарушения. Утешает здесь только одно: грамотных и ответственных работников пока ещё подавляющее большинство.
ОКС – острый коронарный синдром с подъёмом или без подъёма сегмента ST.
Далее главный врач обратился к главному фельдшеру:
– Андрей Ильич! Мне очень не хотелось выносить этот вопрос на публику, но всё-таки придётся. Я давал вам срок две недели, чтоб освободить часть подвала. Вчера вы должны были доложить, но ни ответа ни привета я от вас не услышал. Непонятно, в чём загвоздка? Вы сами сказали, что всё оборудование там давно списано, с баланса снято. Что вы как Плюшкин всякий хлам бережёте?
– Игорь Геннадьевич, я не берегу. Просто никак вопрос не решу об утилизации. Кардиографы и дефибрилляторы просто так в мусорку не выбросишь. Да там ещё много чего.
– Ну и когда вы планируете этот вопрос решить?
– Завтра уже точно приедут и заберут.
– Ладно, со сложной техникой всё понятно. Но ведь там ещё завалы всякой ерунды, которую можно просто выбросить. Например, пустые индивидуальные аптечки, футляры для многоразовых шприцов, какие-то фуфайки, сапоги. Что случится, если это просто взять и выбросить?
– Хорошо, Игорь Геннадьевич, – тяжко вздохнув, покорно сказал главный фельдшер. – Сегодня же выброшу.
После конференции Андрей Ильич меня остановил:
– Юрий Иваныч, пойдём со мной в подвал, может чего возьмёшь себе. А то поздно будет.
– А разреши, Андрей Ильич, я своих парней приведу? Может они тоже что-нибудь присмотрят?
– Давай, веди.
В подвале был настоящий Клондайк, аж глаза разбежались. Понабрали мы всякой всячины. У меня аж два полных пакета получились. Взял я несколько пластиковых контейнеров для шприцов, в них хорошо семена замачивать, три металлических контейнера для игл, чтоб хранить всякую мелочь типа гаечек-винтиков. Нашёл троакар, который можно как шило использовать. Ну и вдобавок взял новёхонькую фуфайку защитного цвета для дачи. В общем из подвала мы вылезли хоть и малость перепачканные, но довольные. А всё-таки действительно жалко того добра, которому уготована печальная участь.
Первый вызов прилетел в десятом часу: травма головы без кровотечения у молодого человека двадцати двух лет.
Открыла нам плачущая женщина:
– Ой, что он натворииил! Доездился! Вон туда проходите.
Пострадавший сидел в кресле, запрокинув голову. Лицо его было бледным, а справа на лбу красовалась роскошная гематома, величиной с кулак.
– Здравствуйте, уважаемый! Что случилось?
– Да я это… Запнулся в туалете и лбом об унитаз треснулся.
Тут мать не выдержала и её, что называется, прорвало:
– Да что вы его слушаете! Он с друзьями на отцовской машине катался, за рулём был и в кого-то влетел! А самое главное, что машину бросил и убежал! Я теперь вообще не представляю, что будет! Муж с вахты вернётся, вообще прибьёт этого д***била!
– Мам, ты чё, вообще, что ли, ку-ку?! – накинулся на неё сын и покрутил у виска пальцем. – Они же сейчас ментам всё передадут!
– И пусть передают! Мне на тебя вообще на***рать! Хватит, я больше не буду за тебя д***мо разгребать!
– Я же под «условкой» хожу! Ты соображаешь, вообще?! Меня же за любую фигню могут закрыть!
– Всё, я сказала! Выпутывайся теперь как хочешь! Я даже палец о палец не ударю, чтоб тебе помочь! Ты взрослый мужик, в армии отслужил, а живёшь на нашей шее! Ты не маленький мальчик, чтоб за тебя всё делали и в попу целовали!
– Ну ладно, всё, успокойтесь, – сказал я. – Илья, что тебя сейчас беспокоит?
– Башка болит… Чё мне теперь делать? А в больницу меня положат?
– Если черепно-мозговая травма подтвердится, то положат.
– А там меня не заставят дуть в трубку?
– Скорей всего заставят.
– Блин! – стукнул он кулаком по подлокотнику. – Мам, ну чё делать-то? Позвони Анне Станиславовне, адвокату, может она как-нибудь разрулит?
– Ооой, боже мой, за что мне всё это? Опять деньги… Сколько же ты из нас вытянул! Мы ведь только на тебя работаем!
– Мам, ну ладно, чё я, специально, что ли? Если всё утрясётся, я к дяде Саше на работу устроюсь, машину восстановлю.
– Илья, а кроме тебя ещё кто-то пострадал? – спросил я.
– Да вроде нет. Мы в <Марка современного отечественного автомобиля> врезались, водила вышел нормальный…
Увезли мы Илью в стационар с подозрением на закрытую черепно-мозговую травму, сотрясение головного мозга. В приёмнике, как и ожидалось, дали ему «дунуть в трубу» и выплыло алкогольное опьянение. Тем не менее, его госпитализировали.
Илья служит ярким примером незрелой личности, при этом крайне эгоистичной. Он заранее не обдумывает свои поступки и не делает выводов из прежних ошибок. У него легко получается найти проблемы на определённое место, а вот их решение является непосильной задачей. Хотя он себя и не утруждает себя поисками выхода. Зачем, если за него это сделают другие?
Лично у меня не хватает воображения, чтоб представить, как Илья умудрился отслужить в армии. Да, понятно, что срок службы всего год, а условия приближены к пионерскому лагерю. Но несмотря ни на что, это же не игра. И от срочника, и от контрактника всё равно требуется огромная личная ответственность. Вполне возможно, что армия перестала быть школой жизни. Хотя, честно признаться, я близко не знаком с современными реалиями военной службы. Поэтому мои умозаключения могут быть ошибочными.
Освободившись, поехали на следующий вызов: психоз у мужчины двадцати четырёх лет.
Открыла нам высокая дородная женщина, которая была так перепугана, словно подверглась нападению:
– Слушайте, я вообще в растерянности! – заявила она безо всяких «здрасте». – Мне позвонил сын и начал какую-то ерунду говорить: «Мам, прости меня, я из <Название общеизвестного сетевого магазина> много всего украл». Сказал, что кто-то его заставил. Я сразу всё бросила и приехала к нему.
– То есть он к воровству не склонен?
– Да вы что? Какое воровство? Он нормальный парень, работает, не пьёт, не курит, в его окружении все люди нормальные.
– А раньше ничего необычного вы за ним не замечали?
– Да нннет… Ничего такого. Но, правда, в последнее время какой-то был то ли расстроенный, то ли уставший. Он и так-то неразговорчивый, а тут каждое слово из него вытягивала.
– Ну а по характеру он какой?
– Вы знаете, он интроверт, с детства такой. С людьми плохо сходится. В школе когда учился, ни с кем не дружил, всегда был одиночкой. Он сейчас работает и заочно в институте учится, а всё равно ничего не изменилось.
– Какие-то увлечения у него есть?
– Сейчас, честно говоря, не знаю, он же отдельно от нас живёт. А когда школьником был, очень увлекался древними цивилизациями. Сейчас вспомню… Аксумское царство, Конар-Сандал… Ещё какая-то, сейчас не вспомню, так он мечтал её письменность расшифровать.
– Надо же, я про такие и не слыхивал! В армии служил?
– Нет, у него почки больные.
Виновник торжества, высокий и нескладный молодой человек, стоял, переминаясь с ноги на ногу.
– Я всё слышал. Я готов, забирайте меня, – обратился он к нам.
– И куда же вы готовы? – спросил я.
– Сейчас по мне идёт государственное разбирательство. Наверно уже приговор вынесли?
– Павел, ни про какие приговоры мы не знаем. Давайте присядем и пообщаемся.
– Не, я не буду садиться, не могу, мне легче ходить.
– Ладно, за что вам приговор готовят?
– За воровство из магазинов.
– То есть вас поймали?
– Нет, никто не ловил.
– А зачем же вы воруете?
– Так это не я. Точней я, просто мне делают мысли, чтоб ходил и воровал.
– Кто делает мысли?
– Точно не знаю, просто за мной наблюдают, волю испытывают. Что-то типа эксперимента.
– А вам ничего не говорят, только мысли делают?
– Чего-то говорят, но непонятно. Как поговорят, сразу мысли появляются.
– Голоса где слышатся?
– В голове, там сразу несколько.
– Павел, как вы думаете, эти голоса и мысли от болезни или на самом деле есть?
– Ммм… А какая тут болезнь? Это всё реально есть. Я читал про галлюцинации, но у меня вообще ничего общего.
– Павел, давай-ка поедем в больницу. Там в любом случае поставят хорошую защиту. Есть специальные препараты, которые все голоса отсекают.
– Это типа заглушают?
– Нет, полностью отключают. После этого никто к вашим мыслям не притронется.
– Так вы меня хотите в «дурку» везти?
– Не в «дурку», а в психиатрическую больницу. Поверьте, там лежат не только больные, но и люди, которым нужна защита.
– Ладно, поедемте…
Выставил я Павлу острое полиморфное психическое расстройство с симптомами шизофрении. Но этот диагноз сугубо предварительный, скажем так, дежурный. Могу предположить, что дебютировала у него параноидная шизофрения. Ведь тут в наличии весь джентльменский набор: слуховые псевдогаллюцинации, похоже императивного содержания; бред; чувство «сделанности» мыслей и вообще воздействия извне. А кроме того и преморбид, то есть предболезненное состояние, был весьма специфичным. Здесь имеются в виду необычные увлечения, замкнутость, очень блеклый эмоциональный фон. Однако всё это, само по себе, не является симптомами болезни и не означает её неизбежность. Поэтому ни в коем случае нельзя воспринимать людей с такими особенностями личности, как потенциальных душевнобольных.
Но, как бы то ни было, а время всё расставит по своим местам, и окончательный диагноз обязательно созреет.
Следующий вызов пульнули быстро: высокое давление, боль в груди, нарушена речь у мужчины семидесяти лет.
В прихожей нас встретила взволнованная пожилая женщина:
– У него давление подскочило, двести двадцать намерили. Всё болит, весь трясётся, да ещё и язык что-то заплетается. Уж не парализовало ли его?
– Сейчас посмотрим.
Больной, внешне весьма крепкий мужчина с огромной блестящей лысиной, лежал на диване. И действительно было заметно, что что он весь дрожал, как от озноба.
– Что вас беспокоит? – спросил я без лишних предисловий.
– Давление большое… Сердце болит… – невнятно ответил он.
– Он что-то принимал? – спросил я у супруги.
– Да, к***тен, две таблетки, но ничего не помогло.
Давление оказалось высоким: двести десять на сто десять. На кардиограмме вылезла всяка бяка, говорящая об ишемии миокарда, то есть недостаточном кровоснабжении сердечной мышцы. Однако делать однозначный вывод об инфаркте было пока рано, ведь ишемия могла оказаться преходящей.
Выбор мой пал на старую добрую м***зию из-за её двойного действия: гипотензивного и нейропротективное. Последнее означает защиту головного мозга от различных повреждений. В своё время одна читательница меня спросила: «А вы не боитесь внутривенно вводить м***зию пожилым? Ведь она же может привести к остановке дыхания и сердца?». Нет, не боюсь, поскольку остановка возможна лишь при передозировке, и, соответственно, интоксикации м***ием. Для того, чтобы не допустить беды, прежде всего ненужно превышать высшую разовую дозу. А также надо всегда выяснять, не принимает ли пациент какие-либо препараты м***ния. Таковых сейчас пруд пруди, на любой вкус и кошелёк. При этом они преподносятся чуть ли не как панацея и нигде во всеуслышание не говорится о риске передозировки.
Кроме того, ввели внутривенно м***дол и дали таблетку м***нидина. Долго ли, коротко ли, препараты подействовали и эффект наступил. Причём эффект оказался превосходным, которого я, по правде сказать, не ожидал. Больной чудесным образом преобразился, словно и не было ему плохо. Попытку встать мы решительно пресекли, но он ничуть не опечалился, а просто лежал, кайфуя от разительного улучшения состояния.
– Ну как самочувствие? – поинтересовался я.
– Фффух, как хорошо стало! Спасибо, дай вам бог здоровья! Маша, дай врачам денежку! Такой труд надо оплатить!
– Нет-нет, никаких денег мы не возьмём! – решительно отказался я.
– Ну что же вы так, это не взятка, а благодарность!
– Благодарности достаточно и словесной.
– Нет, слова – это пустое. Маша, принеси им по бутылке шампанского! Мы на Новый Год закупились, потом ещё купим.
– А вот от этого не откажемся, спасибо огромное! В больницу не поедем?
– Нет конечно, у меня всё хорошо, ещё раз спасибо!
Вот таким хорошим оказалось завершение вызова. Везде бы так! Нет, я не шампанское имею в виду, а благополучный исход. Ведь когда удаётся оказать эффективную помощь, настроение и безо всякого вина улучшается.
Традиционно вместо обеда получили ещё вызов: задыхается мужчина сорока двух лет.
– Вот на кой чёрт нам эти задыхи? – раздражённо сказал я. – На линии тридцать пять бригад, больше некого послать, что ли?
– Иваныч, не ругайся, – сказал наш водитель Володя. – Они понапишут всякого, а приедешь – там и нет ничего.
Открыл нам сам пациент, высокий худой мужчина с землистым лицом и впалыми щеками. Сразу были заметны учащённое дыхание и испуг в глазах.
– Эх, как меня прихватило-то… – сказал он, плюхнувшись на диван. – Мне никогда так страшно не было.
– А что с вами было-то?
– Сам не знаю. В груди всё сжалось, руки-ноги похолодели, дышать не могу и такой страх накрыл! Думал, что сейчас умру. Не знаю, как вас-то вызвал…
Давление было нормальным, на ЭКГ – синусовая тахикардия, сатурация прекрасная.
– Ничего угрожающего нет, – сообщил я больному. – Это была самая настоящая паническая атака. Причины для неё есть?
– Да… От такой причины у меня вся жизнь перевернулась. Приговор мне вчера вынесли…
– В каком смысле?
– В прямом. За ДТП осудили на три года колонии-поселения.
– Значит ДТП со смертью?
– Да, водитель фуры погиб. По делу три эксперта работали. Три! Мою вину опровергли, адвокат сказал, что однозначно оправдают. А я и уши развесил…
– Но вы же обжаловать можете, не надо раньше времени в депрессию погружаться.
– Могу, могу… Вот только сил нет. Жена пойдёт к адвокату, чтоб апелляцию написал. Я же бывший сотрудник полиции, омскую «вышку» окончил, потом девять лет в уголовном розыске отпахал. Раньше терпеть не мог поговорку «От тюрьмы и от сумы не зарекайся». Не понимал, как я, нормальный человек, могу за решётку загреметь. А теперь пополнил собой армию судимых.
– Так вас же, наверно, не в общую колонию отправят, а для бывших сотрудников?
– Всё потом решится, в инспекции, когда приговор в законную силу вступит. Но любой «посёлок» – это каторга и не важно, для бээсов или простых зеков.
– Ну что ж, могу вам предложить укол ф***пама. Поуспокоитесь, отдохнёте.
– Да, давайте.
Как уже было сказано, пациент перенёс паническую атаку. Это вид тревожного расстройства, при котором больные испытывают сильнейший страх, сопровождающийся затруднением дыхания, сердцебиением, потливостью. Кроме перечисленного, некоторые могут ощущать ком в горле, возможна потеря голоса. Панические атаки всегда кратковременны и в большинстве случаев беспричинны. В данном случае инъекция ф***пама является временной мерой, не защищающей от повторения таких состояний в будущем.
Каково же моё человеческое восприятие поведанной больным трагической истории? А просто никакое. Мои обвинения или оправдания кого-либо были бы проявлением безрассудства и непорядочности. Что же касается не категоричных выводов, а всего лишь сочувствия, то я его испытываю к обеим сторонам.
Вот и обед разрешили. Потоп на «скорой», к сожалению, никуда не делся. Кругом море разливанное, а под водой коварный лёд. Если упадешь ненароком, то в лучшем случае вымокнешь с головы до ног, а о худшем, то бишь о травмах, даже и думать не хочется.
И вновь перед едой сделал я все необходимые дела, чтоб не висели они надо мной, как смертные грехи. Карточки сдал, сообщение в ГИБДД передал о ДТП и ф***пам списал. В былые времена его как грязи было, коли - не хочу, а теперь он учётный и тут уже не забалуешь.
И в этот раз позволили нам отдохнуть подольше. До темноты, как тогда, мы не залежались, но побыть в горизонтальном положении всё-таки удалось.
Вызвали нас на перевозку женщины тридцати четырёх лет из ПНД в психиатрический стационар.
Автором направления была наша любимица Луиза Александровна.
– Больная с рекуррентным депрессивным расстройством. Это у неё уже второй эпизод, причём с выраженной психотикой. А первый был ровно год назад, тоже госпитализировалась. Ведёт себя неадекватно, кричит, ребёнка пугает.
– А велик ли ребёнок-то?
– Четыре года. Она хоть и тревожится за него, говорит, что сильно любит, но всё-таки им в основном её мать занимается. Они все у кабинета сидят.
– Понял, сейчас увезём.
В коридоре сидели больная с матерью и ребёнок. Мальчик некрикливый, спокойный, упершись ручонками маме в коленки, что-то негромко ей говорил. Однако та была погружена в неизбывную скорбь и мысленно находилась явно не здесь.
– Здравствуйте! Пойдёмте в машину и там немного пообщаемся, – пригласил я.
– А можно я тоже поговорю с вами, но в больницу не поеду? – спросила мать больной.
– Да, пожалуйста.
– Вот и хорошо, а то куда я с ребёнком-то буду кататься.
Усевшись в салоне, я завёл беседу:
– Валерия Алексеевна, скажите, пожалуйста, что вас сейчас беспокоит?
– У меня со сном большие проблемы. Я вообще не сплю…
– Лера, ну что ты заладила одно и то же? – вмешалась мать. – Нормально ты спишь, что я, слепая, что ли? Зачем ты придумываешь?
– Мам, ну хватит уже, – обессиленно ответила больная. – Уж наверно я себя лучше знаю. У меня тяжёлое генетическое заболевание и бессонница только от него. Не знаю, сколько мне осталось…
– А откуда уверенность в генетическом заболевании?
– Потому что сон пропадает только при нарушенной генетике. Ладно бы я хоть понемногу спала, но ведь сна вообще нет, просто лежу с закрытыми глазами и всё. Мне ничего не помогает, никакие таблетки. Я и ф***пам пью, и кв***пин, но на них вообще нет никакой реакции. Только мной никто заниматься не хочет…
– Валерия Алексеевна, а мне сказали, что вы ещё и кричите, ребёнка пугаете.
– Ну я же не специально. Меня муж бросил, предал, можно сказать. После этого всё наперекосяк пошло. У меня внутри копится, копится, трясти начинает и сердце останавливается. Если я не крикну «Сдохни!», то сама умру.
– То есть это вы в адрес мужа кричите?
– Да и сразу легче становится.
– Ну ладно, поехали!
Не вызвал у меня сомнений диагноз рекуррентного депрессивного расстройства. Это рычащее слово означает повторяющуюся, возвращающуюся депрессию. Психотика, о которой говорила Луиза Александровна, выразилась в ипохондрическом бреде. Больная была твёрдо убеждена в наличии у неё неизлечимого генетического заболевания. А кроме того, она продемонстрировала весьма интересный феномен – нарушение восприятия сна или по-другому парадоксальную бессонницу. При этом расстройстве больному кажется, что он не спал всю ночь и совершенно не отдохнул, хотя в действительности сон был.
Расстройства Валерии Алексеевны хоть и купируются, но весьма трудно, медленно, со скрипом. И всё же будем надеяться, что всё у неё наладится.
После освобождения вызвали нас к молодому человеку двадцати лет с психозом. Нда, что-то активизировались наши профильные пациенты.
Подъехали к добротному частному дому, окружённому металлическим забором.
К нам вышли родители пациента, чтоб поговорить тайком от него.
– Слушайте, он у нас, наверно, шизофреником стал, – сказал отец, имевший вид постаревшего «братка». – Чёрт знает, что у него в башке творится. Всю свою комнату за***рал, бомжатник устроил. Представляете, накопил пустых бутылок и банок целую кучу. Салфетки, в которые сморкается не выбрасывает и тоже копит. Сто раз просили его и по-хорошему, и по-плохому, выброси всё, наведи порядок! Так он и слушать не хотел, даже пыль не давал вытирать. А мы вчера, пока его не было, взяли и всё выбросили. Мать уборку сделала.
– Ну выбросили и хорошо, а мы-то зачем тут нужны? – спросил я.
– Так он же нам бойкот и голодовку объявил. Второй день ничего не ест и ревёт как баба! Да ещё и мыться перестал, правда, давно уже, месяца два. У нас своя новая баня, но его туда не затащишь.
Пациент имел отталкивающий внешний вид: сальные спутанные волосы, угреватое блестящее лицо, длинные грязные ногти.
– Здравствуй, Егор! Ну рассказывай, за что ты на родителей обиделся?
– Они мне жизнь поломали, – ответил он и в преддверии слёз, его губы задрожали. – Они всё выбросили и у меня теперь только выжженная земля.
– А зачем ты копил всё это? Для чего нужны бутылки и банки?
– Не для чего, просто это мой мир, а его разрушили!
– Ну а сопливые салфетки почему не выбрасывал?
– Потому что их ещё можно было использовать.
– Ладно, а почему ты не моешься?
– Потому что у нас новая баня.
– Вот и хорошо, что новая.
– Нет, мне старая нравилась, а в эту я не могу ходить.
– Егор, в больницу поедешь?
– Нет конечно, вы что! Чего мне там делать? Я же не псих!
– Егор, ладно, силой мы тебя не повезём. Но тогда вместо больницы тебе нужно самому обратиться в психоневрологический диспансер. Там тебе сделают назначения и будешь дома лечиться. Это нужно обязательно.
– Да, я понимаю… Мне страшно, что теперь жизнь переменится.
– И от страхов тоже нужно лечиться.
Родители, конечно, выразили недовольство отказом от госпитализации, но ничего поделать было нельзя. Не углядел я у Егора характерных признаков эндогенного процесса. Разноплановость, паралогичность, соскальзывания отсутствовали напрочь. А кроме того, Егор выражал живые адекватные эмоции. В итоге выставил я ему обсессивно-компульсивное расстройство, ранее называвшееся неврозом навязчивых состояний. Это навязчивые мысли и действия, своеобразные ритуалы, выполняемые для того чтобы обезопаситься от чего-то плохого и от страхов. В данном случае больные осознают нежелательность такого поведения, но ничего поделать с ним не может.
В Международной классификации болезней одиннадцатого пересмотра есть самостоятельное заболевание под названием «Хортинг». Выражается оно в патологическом накопительстве ненужных предметов. Вот только МКБ-11 в нашей стране пока не применяется, а значит выставлять такой диагноз мы не вправе.
Следующим вызовом было дежурство на пожаре в старом заброшенном заводе на окраине города.
Когда мы подъехали, горело знатно. Один из бывших цехов пылал бешено, пламя, искры и густой дым безудержно рвались вверх. От чего загорелось – непонятно. Никаких работников там и в помине не было. Для бомжей это насквозь промёрзшее здание с разрушенной крышей и отсутствовавшими окнами вряд ли представляло интерес. Но, гадай – не гадай, а причины всё равно неизвестны.
Пожарные уже развернулись и приступили к тушению, но пожар даже и не думал сдаваться. Было сразу понятно, что битва с огнём предстояла очень и очень долгая. Но никуда мы не спешили. Как говорится, солдат спит, а служба идёт.
К счастью, пострадавших не было, и мы спокойно додежурили до начала девятого, после чего нас сменила другая бригада. Да, затянулась эта смена и переработка образовалась. Но не стал я её оформлять, поскольку мой настрой был умиротворённым.
Когда пришёл домой с добычей, супруга к принесённое шампанское восприняла одобрительно. А вот когда увидела богатство, взятое из подвала, аж в лице переменилась:
– Юра, я не поняла, ты никак стал по помойкам рыться?
– Нет, Ириш, просто у нас подвал освобождали. Всё это пригодится. В этих контейнерах семена будем замачивать, в этих ─ всякую мелочёвку хранить. Фуфайку буду на даче в холода носить.
– Да что ты ерундой-то занимаешься? Семена лучше всего в тарелках замачивать, на тряпочках. А всяких баночек-коробочек и так девать некуда. Нет, Юра, ты меня пугаешь! Может теперь так и будешь хлам с помоек в дом нести?
– Ира, ну что же ты меня позоришь! Я же пока ещё не псих, а психиатр.
– То есть профессиональная деформация тебя не сразила?
– Нет конечно! Я сохранный, неопасный и вообще замечательный во всех отношениях!
– Ну да, от скромности ты точно не умрёшь!
В конечном итоге Ирина оттаяла и перестала подозревать во мне психический недуг. Вот так, мирно и по-доброму всё уладилось.
Все имена и фамилии изменены
автор канал на дзене - #УжасноЗлойДоктор
Следующая публикация
Нет комментариев