Предыдущая публикация
Записки врача-психиатра "скорой" Жизнь продолжается
Оформление автора
Чуть смягчилась зима, оттепель устроила. Но стало только хуже, потому как безобразная коричневая каша под ногами не позволяет идти свободно и быстро. Чувствуешь себя как конь стреноженный. Мой хронотип – «сова», причём в чистом виде. Рано утром, особенно поздней осенью и зимой, я вообще никаковский, независимо от того, во сколько лёг накануне. Настроение к нулю стремится, недовольство всем и вся одолевает. При этом сам себе напоминаю автомобиль, который никуда не поедет без предварительного прогрева двигателя. А вот к вечеру общий тонус повышается, в результате чего становлюсь энергичным как электровеник.
В строгом соответствии с дурной традицией, накануне рабочей смены, на нашей лестничной площадке инцидент случился. Соседку обокрали, Альбину Петровну, прямо средь бела дня. Сама она в это время у сестры гостила в селе. А когда вернулась, сначала обратила внимание на дверной замок, который хоть и работал, но как-то не так, а потом в квартире обнаружила пропажу бутылки водки в подарочной упаковке, золотой цепочки и старых домашних тапок. При этом порядок почти не был нарушен. Разумеется, она вызвала полицию. Следственно-оперативная группа сделала всё, что положено, в том числе и нас, соседей, опросили. Но очевидцев не нашлось и не обнаружилось никаких других зацепок, позволивших бы раскрыть преступление по горячим следам. Однако всё это выглядело весьма странно. Со слов соседки, в квартире было чем поживиться. В укромном месте лежала весьма приличная сумма денег, но домушник даже не попытался вести поиски, взяв лишь то, что лежало практически на поверхности. А вдобавок ко всему, воришка зачем-то похитил ещё и старые домашние тапки.
Не хочу строить из себя крутого детектива, но всё же есть у меня своя собственная версия относительно личности злодея. Им вполне мог оказаться племянник Альбины Петровны. Вадим, мужчина сорока с чем-то лет, относится к категории людей, называемых в народе непутёвыми. Всю свою сознательную жизнь он посвятил алкоголю. Из-за этого ни образования не получил, ни семьёй не обзавёлся. Постоянной работы не имеет, скачет с места на место, получая время от времени жалкие копейки. Живёт фактически на содержании матери и тётки, которые давно будучи пенсионерками, продолжают трудиться.
Но алкогольная зависимость, впрочем, как и любая другая, постоянно требует денег. Вот Вадим и пребывает в постоянном в постоянном финансовом поиске. Весь в долгах как в шелках, но на достигнутом не останавливается. Микрофинансовым конторам тоже задолжал прилично, видимо позабыв, что они не благотворительные фонды и не щедрые спонсоры. В итоге коллекторы не только на него «наезжают», но и на мать с тёткой. Честно сказать, он и нам с супругой почти две тысячи должен. Но что с него взять, кроме анализов? Да и те пропьёт по дороге…
Однако эту версию не стали мы сообщать ни полиции, ни Альбине Петровне. Ведь несмотря на всю непутёвость Вадима, для неё он самый лучший. А потому любые подозрения в его адрес будут восприняты как кровная обида.
«Скорая», как и городские улицы, встретила меня всё тем же коричневым месивом. Почему-то дворник не поспешил порядок навести к началу смены.
И вновь бригада, которую мы меняем, была на месте и в полном составе сидела в «телевизионке».
– Всем привет, господа! Как дела-делишки?
– Интеллигентно выражаясь, всё просто <офигенно зашибись>! – довольно ответил врач Анцыферов. – Считай всю смену мы отсюда не вылезали. За сутки шесть вызовов, прикинь? Ночью полноценно поспали. В общем, как будто и не работали!
– Это что же такое случилось-то, Александр Сергеич? Не иначе вы всей бригадой Любу женским счастьем обеспечили!
– Да ты чего, Иваныч, какая, на х***ен Люба? На больничном она! За неё баба Зина работала. Не будет же она родной психбригаде вредить!
– Эх, значит это была всего лишь ремиссия, а не полное излечение.
Да, Зинаида Семёновна – человек с большой буквы. Всю жизнь трудилась фельдшером на психиатрической бригаде почти до семидесяти лет. В конечном итоге выездная работа тяжела для неё стала. И тогда баба Зина, даже и не помышляя об увольнении, перевелась в диспетчерскую. На все разговоры о заслуженном отдыхе она отвечает решительно: «Пока ноги ходят, буду работать!». Прекрасно я её понимаю, поскольку это и мой девиз тоже. Чувствую всем нутром, что если расстанусь с давно ставшей родной «скорой», то сразу повторю судьбу рыбы, выброшенной на берег.
Объявили конференцию. Окончив доклад, старший врач предыдущей смены сообщила:
– По телефону поступила благодарность на водителя двадцать седьмой машины, который при неработающих спецсигналах всё же сумел быстро довезти беременную в роддом. Но я считаю, что оснований для поощрения нет. Спецсигналы, оказывается, не работают давно, чуть ли не месяц, но всем это по фигу.
– Можно я скажу? – встала с места фельдшер Зимина. – Водитель здесь вообще не виноват. Он всё, что мог сделал, сразу поставил в известность механика, написал заявку. Начальник гаража тоже в курсе. Сам-то водитель что может сделать?
– Я всё понял, – ответил главный врач. – Постараюсь сегодня же решить этот вопрос. Но на будущее, если не получается устранить какую-то техническую проблему, нужно обращаться к Лебедеву, моему заму по хозяйственным вопросам. Если бы он сразу подключился, то всё было бы давно сделано. Коллеги, вопросы есть?
– Есть конечно! – возмущённо сказала врач Белова. – Вообще непонятно, что у нас происходит с медтехникой. Хороший дефибриллятор забрали и заменили каким-то дрянным автоматическим. Вместо нового аспиратора дали какой-то древний, чуть живой. И это не только у нас, а у всех битовских бригад!
– Послушайте, мы вас всех предупреждали, что в эти дни нас проверяют прокуратура с Росздравнадзором, – ответил главный врач.
– Так сколько можно проверять-то?
– Двадцать рабочих дней. Единственное, что могу сказать, потерпите, пожалуйста. Потом всё вернём на свои места.
– Я вообще ничего не поняла. Мы что, не имеем права работать на новом профессиональном оборудовании?
Сделав страдальческую гримасу, в разговор включился главный фельдшер Андрей Ильич:
– Всё дело в том, что оборудование должно соответствовать стандарту технического оснащения. Вы все, за исключением реанимации, работаете на машинах класса Б. Это значит, что вам положены только автоматические дефибрилляторы.
– Но ведь мы используем технику, которая лучше, чем в стандарте! – не унималась Белова. – Почему мы должны со всяким, извините, «Г» работать?
– Анастасия Викторовна, да что же вы мне-то высказываете? Стандарты я не придумывал и проверяющих не приглашал. Вы думаете они выясняют, что лучше, что хуже? Нет, они по-другому действуют. Берут стандарт оснащения, лезут в машину и смотрят каждое наименование, соответствует-не соответствует. Если в стандарте написано «дефибриллятор автоматический», то значит именно такой и должен быть. А плох он или хорош, их не интересует.
– А ну-ка стоп, Андрей Ильич! Вы чего тут всех в заблуждение вводите? – вдруг осенило главного врача. – Автоматические дефибрилляторы должны быть только у фельдшерских бригад, а у врачебных – профессиональные, с ручным управлением! Вы что, за столько лет не могли разобраться? Нагородили огород! Значит так, прямо сразу после конференции возвращаете врачебным бригадам их дефибрилляторы!
– Ну ладно, а новые аспираторы чем не угодили? – спросила Белова.
– Тем, что на эту модель отозвано регистрационное удостоверение, – терпеливо ответил Андрей Ильич.
– Ой, какой дурдооом! Куда же мы катимся-то? – сокрушённо сказала Белова и села на место.
– Так, теперь я скажу пару ласковых, – взяла слово начмед Надежда Юрьевна. – Случилось то, от чего я вас всех предупреждала. В двух машинах проверяющие увидели аппараты ИВЛ, которые даже не были подключены. А кроме того, не нашли ни проводов, ни шлангов, ни дыхательных контуров, которые шли в комплекте. Эти машины мы получили два года назад и значит всё это время ивээлками не пользовались. Кислородные баллоны, естественно, ни разу не заправлялись. Всё это о чём говорит? О том, что бригады не умеют проводить аппаратную ИВЛ! А главному и старшему фельдшерам никакого дела нет до этого! Они могут только фейковые отчёты подавать, что у нас всё прекрасно! Александр Василич, вы решили вопрос с обучением?
– Пока нет, обещали завтра-послезавтра позвонить и сказать конкретные даты, – ответил заведующий оргметодотделом.
– Понятно. В общем все фельдшерские бригады, в свободное от работы время, будут учиться искусственной вентиляции лёгких.
Сразу по окончании сходняка, отправился я на улицу, дозу никотина принять. Тем временем из медицинского корпуса вышел Андрей Ильич, с лица которого не сходило мрачное выражение.
– Постою с тобой, Юрий Иваныч, мозги охлажу, иначе у меня уже крыша едет.
– Ну а какая крыша не любит быстрой езды?
– Вот так, Юрий Иваныч, пришла беда откуда не ждали…
– Ты проверку имеешь в виду?
– Конечно, чего же ещё. Только я обрадовался, что всё в колею вошло и на тебе. У меня в колледже часов не выданных целая куча, а я здесь привязан к этим проверялкам. Главный вообще запретил куда-то надолго отлучаться.
– Ну и как, чего-нибудь нарыли они?
– Конечно, в первый же день. Раньше-то мы как делали? Всех кого куда разгоняли и оставляли две образцово-показательных машины. Они их осматривали и всё, никаких вопросов не было. А в этот раз им видимо установка дана побольше г… накопать. Ну и стали все машины подряд проверять.
– Так у нас же машины новые, оборудование всё есть. К чему придираться-то?
– Они нашли к чему. По стандарту, автомобили класса Б должны оснащаться трёхканальными кардиографами. А у нас – двенадцатиканальные. Да ещё с этими отсосами дурацкими прокол вышел. Откуда я знал, что на них регистрашка отозвана? У нас медтехники горы, мы что, должны ежедневно каждое наименование проверять? А когда остальной работой заниматься?
– Тут, Андрей Ильич, дело не просто в поиске г… Бюджет теперь всегда дефицитный, вот они и наполняют его как могут.
– Да, это всё известно. Вот только не хочется из своего кармана его пополнять. А от этого никуда не деться, меня опять в преступники записали…
Первый вызов прилетел пораньше, чем обычно, ещё девяти не было. Поехали к мужчине тридцати под вопросом лет с травмой головы, находившемуся без сознания на улице. Непонятно почему этот вызов передали не сразу, а с задержкой почти в сорок минут. Поэтому пришлось включать светомозыку, чтоб хотя бы создать видимость оперативности.
Пострадавший лежал лицом вниз на тротуаре у старого заброшенного четырёхэтажного здания. При ближайшем рассмотрении оказалось, что это был уже не пострадавший, а лишь его бездыханное тело. В теменно-затылочной области зияла большая рана. Рядом валялись два кирпича со свежими сколами, которые видимо и упали на бедолагу. Характер травмы однозначно говорил о том, что человек погиб мгновенно от разрушения головного мозга. К сожалению, шансов на возвращение к жизни у него не было изначально.
За нашими действиями наблюдало не менее десяти человек. Но это были не праздные зеваки, а искренне возмущённые граждане.
– Ну что, сразу наповал, да? – спросил мужчина в возрасте.
– Да, сразу, – ответил я. – Вы сами-то видели?
– Он впереди нас шёл и ему прямо на голову кирпич упал, – сказала женщина средних лет. – Этого и следовало ожидать. Вон, того гляди весь фасад рухнет, но никому и дела нет. Хоть бы ограждение поставили!
– Господи, молодой какой, думал ли, где смерть-то свою найдёт? – горестно произнесла старая бабулечка.
Полиция приехала довольно быстро, взяли с меня объяснение, после чего отпустили нас восвояси.
Да, с бабушкой нельзя не согласиться: неизвестно где и когда нас подстережёт дама с косой. И тем не менее, нет здесь непробиваемой фатальности. Во многих случаях всё-таки есть возможность предотвратить или устранить угрозу. Вот только не все пользуются этой возможностью. Спрашивается, кто мешал собственнику здания отслеживать его техническое состояние? Вполне возможно, что ответственным лицам просто не хотелось затевать сложную бюрократическую канитель. Но можно было просто поставить ограждение, ведь это же не какая-то сверхсложная задача. Хотя теперь от всяких «бы» да «кабы» толку никакого нет. Что случилось, то случилось…
Следующий вызов был в кафе, где у мужчины тридцати двух лет приключилась травма головы с кровотечением. Вызвала нас полиция, что означало криминальный характер травмы.
Это кафе мне было хорошо знакомо. Мы с супругой бываем там время от времени. Оно небольшое, по-домашнему уютное, с прекрасной кухней и приличными посетителями, в которое хочется приходить вновь и вновь. Однако в этот раз всё оказалось по-другому. За одним из столиков у разбитого большого стекла, сидел пострадавший, на голове которого словно чалма, красовалась пропитанная кровью тряпка. За другими столиками расположились молодой человек с девушкой и двое полицейских.
– Здравствуйте! Что случилось? – спросил я.
– Да вон, ребята поскандалили, – ответил прапорщик с нагрудным жетоном ППС.
– Какое поскандалили? – возмутилась девушка. – Вам же только сейчас всё рассказали, вы не слушали, что ли? Мы спокойно сидели, пили кофе, а эти два де***ила сюда пришли и сразу к нам докопались.
– Так вы их знаете, что ли? – уточнил я.
– Нет конечно, вы что! Вот этот ко мне полез, стал за грудь хватать. Миша его оттолкнул, и он прямо в стекло врезался. А другой сразу убежал. Вы поймите, не было никакой драки, никто никого не бил!
– Ладно, сейчас в отдел приедем, там всё расскажете, – примирительно ответил прапорщик.
Пострадавший тем временем не молчал:
– Да чё ты гонишь, ты, <циничное нецензурное оскорбление>! Мы тебя на хор поставим, отвечаю! – развязно обращался он к девушке.
– А ну, рот свой захлопни! – грозно скомандовал фельдшер Герман. – Давай показывай свою башку! Руку убери!
Когда сняли «чалму», глазам открылась скальпированная рана в полголовы. Механизм её образования был прост до безобразия: большой осколок стекла упал вскользь и отслоил мягкие ткани в виде лоскута. Однако несмотря на объёмную кровопотерю, пострадавший чувствовал себя бодрячком и держал нормальное давление.
– Ааа! Больно, <распутная женщина>! Ты чё творишь-то? – орал он благим матом, пока медбрат Виталий обрабатывал рану.
– Не ори! Сам виноват, не х***ен было к девушке приставать, – сказал Герман.
– Скажите, а у него череп-то цел? – спросил молодой человек, заступившийся за девушку.
– Цел, не переживай! – ответил я.
К сожалению, никаких документов у пострадавшего не было, поэтому его данные пришлось выспрашивать. Человек трезвый назвал бы всё быстро и чётко, но у этого господина так не получилось. В конечном итоге свезли мы его в хирургию.
Не было во мне ни капли добрых человеческих чувств к пострадавшему. Тот, кто паразитирует на обществе, ставит превыше всего свои низменные потребности и способен лишь нести зло, не заслуживает хорошего отношения. А вот парню, заступившемуся за девушку, сочувствую искренне. Возможно, предстоят ему перипетии уголовного процесса. И тем не менее, очень хочется надеяться на благополучный исход.
После этого получили перевозку мужчины шестидесяти шести лет из ПНД в психиатрический стационар. Ну и отлично, все бы вызовы были такими! Иногда очень даже хочется превратиться из врача в беззаботного извозчика!
Автором направления был новый врач Денис Витальевич. Передав направление, он сообщил:
– Там Альцгеймер. За последний месяц очень ухудшился, теперь все когнитивные в раздрае. Да у него ещё жена такая… Идиотка скандальная. Спокойно не разговаривает, а только орёт. Сегодня его притащила, настояла на госпитализации. Я не хотел без анализов направление давать, но она к заведующей пошла. Ладно, короче, везите.
Больной и его супруга смотрелись весьма комично. Она была крупной, дородной, с внушительным бюстом, а он, невысокий и щуплый, являл собой полную противоположность.
Когда сели в машину, супруга решительно взяла инициативу в свои руки:
– Как он мне надоел, если б вы знали! – громко воскликнула она. – Измучил совсем, уже сил никаких нет! Как будто специально издевается!
– Нет здесь никакого издевательства, – ответил я. – Просто надо понимать, что он больной человек.
– Ой, да перестаньте! Больной нашёлся! Больные-то в три горла не жрут, а этот сытости не знает! Сколько не дай, всё сожрёт! Вы его не знаете, он ведь мастер притворяться! Глупым
– Так, всё, дайте нам с ним побеседовать, – пресёк я поток глупостей. – Сергей Николаич, вам сколько лет?
– Ну сколько… Сорок… А нет-нет, сорок пять.
– Вы в каком году родились, помните?
– Сейчас скажу… У меня мать с тридцать восьмого года… Ну значит и я с тридцать восьмого.
– Сергей Николаич, а вы помните какое сегодня число?
– Я не знаю, вот уж на работу приду, там скажут.
– А вы работаете?
– Конечно, а как без работы-то? Я электрослесарь, у меня все допуски есть!
– Очень хорошо. А где вы сейчас находитесь?
– В маршрутке, только что-то всё стоим и стоим.
– А это кто сидит? – показал я на супругу.
– Маринка.
– И кем же она вам приходится?
– Дык живём мы с ней…
Тут она не утерпела:
– Ууу, полу*урок чёртов, вообще уже мозгов-то нет! Ладно, может в больнице подлечат…
К сожалению, нет. Не подлечат. Улучшение, конечно, возможно, но настолько незначительное, что о нём не стоит серьёзно говорить. Болезнь Альцгеймера жестока и неумолима. Она всегда идёт строго до конца, безо всяких отступлений. Неизбежным финалом являются полный распад личности и смерть от сопутствующей соматической патологии.
Что же касается откровенно враждебного отношения к больному со стороны супруги, то скорей всего это является защитной реакцией. Кстати сказать, не столь редко такое встречается. Причина заключается в нежелании смириться с тем, что близкий человек стал совершенно другим, разум его неуклонно разрушается и выздоровления не будет.
Ругань в адрес больного – это проявление подсознательной надежды на его чудесное преображение. А вдруг, получив очередную порцию брани, он очнётся, встряхнётся и вновь станет прежним? Но, к сожалению, чудес не бывает. Поэтому, если не получается погасить в себе гнев и смириться с неизбежным, нужно поместить больного в интернат.
После этого вызвали нас на боль в груди, аритмию и высокое давление у женщины семидесяти двух лет. Да, прям целый букет. Но, раз написано, что вызвала сама, там не должно быть всё плохо.
Открыла нам сама больная, среднего роста, крепко сбитая, моложавая.
– Здравствуйте, пойдёмте в комнату.
– Ну рассказывайте, что случилось? – сказал я.
– Вы знаете, у меня на работе всё началось, прямо на лекции. Я в педагогическом преподаю. В груди всё сдавило, дышать стало тяжело. Немного посидела и отпросилась.
– А почему же на работе не вызвали?
– Думала приду домой, полежу и всё само пройдёт. И сначала на самом деле отпустило. А теперь опять всё по новой началось, да ещё и аритмия появилась.
– Вы её чувствуете?
– Да, сердце с перебоями работает.
– А давление какое намерили?
– Сто семьдесят на девяносто.
– Раньше проблемы с сердцем были?
– Ну как сказать… Иногда небольшой дискомфорт чувствовала. А аритмия у меня впервые в жизни. Кстати, ЭКГ я недавно делала, вроде ничего страшного не нашли.
Лента выползла и услужливо преподнесла диагноз: острый переднебоковой инфаркт миокарда. Подъёмчики сегмента ST были небольшими, скромными, зубцы Q за рамки приличий не выходили. Всё это говорило об относительно небольшом очаге. Но кроме того имелось и нарушение ритма в виде желудочковой экстрасистолии. Само по себе это неопасно и лечения не требует. Однако экстрасистолия может быть предвестником другой, уже по-настоящему жизнеугрожающей аритмии – фибрилляции желудочков.
– Ну что там? Всё плохо, да? – спросила больная.
– Как говорится в анекдотах, у меня для вас две новости: хорошая и плохая. У вас инфаркт и это плохо. Но он небольшой и это хорошо.
– Вот уж не думала, что когда-то инфаркт схлопочу. Я же привыкла молодой себя считать. Терпеть не могу по врачам бегать. Да, собственно, и бегать-то было не с чем.
– А ЭКГ по какому поводу делали?
– Ни по какому, просто был медосмотр на работе.
– Всё ясно. А считать себя молодыми мы должны во что бы то ни стало. Иначе старость нас быстро в плен захватит.
После оказания помощи состояние пациентки заметно улучшилось. Как только речь зашла о переноске на носилках, она сразу решительно отказалась. А нам не оставалось ничего другого, как согласиться. Да, перемещение инфарктных больных своим ходом, является грубейшим нарушением. Но ведь не станешь же применять силу.
Этот вызов в очередной раз показал, что господин Инфаркт изменил своё преступное поведение. Если раньше он проявлялся сильнейшей загрудинной болью, то теперь, как правило, болевой синдром не столь силён.
Разрешили, наконец-то, обед. Но, как всегда, сразу приступить к трапезе не получилось. Сперва сделал всё самое безотлагательное: карточки сдал, наркотик списал и в полицию передал сообщение о погибшем мужчине. Никогда не перестану поражаться идиотским требованиям. Ведь полиция выезжала на место происшествия и соответствующая информация у них есть. Но несмотря ни на что, передать сообщение мы обязаны. Приведу пример из собственного опыта. Выехали мы в отдел полиции к избитому мужчине. Чтоб потом не терять лишнее время на звонки, я предложил дежурному оставить сообщение прямо сейчас. Но он ответил, что так нельзя. Это нужно делать лишь по служебному скоропомощному телефону. Да, вот так и работаем.
В этот раз дали возможность не спеша пообедать и чайку попить.
Когда я принимал очередную дозу никотина, из медицинского корпуса вышла нещадно матерившая кого-то фельдшер Калинина.
– Это кого ты так ласково, Любовь Юрьевна?
– Дезинфекторшу новую! Вообще уже обнаглела! Попросила её машину от крови помыть, так она меня как девчонку отчитала. «Неужели нельзя поаккуратнее? Вы что тут устроили? Могли бы и постелить чего-нибудь!». А я ей сразу высказала, что это ваши обязанности, вы за это деньги получаете.
– Хм, а я даже и не знал про неё. Ну а что делать, Любовь Юрьевна, ведь на такую работу, да ещё и за копейки, желающих мало.
– Ага, мы теперь что, кланяться ей должны?
– Зайдите к Андрею Ильичу, она же в его подчинении. Пусть он с ней поговорит.
– Ой, да толку-то от него! Ни рыба, ни мясо. Кто тут его особо слушает-то…
Наш разговор прервал вызов: психоз у мужчины пятидесяти четырёх лет.
Путь проделали неблизкий, в захолустную окраину города. Хотя эта местность ничуть не похожа на городскую. Кругом старый частный сектор с жутким бездорожьем, напрочь лишённый уличного освещения. Хорошо ещё, что сейчас земля замёрзшая. А если приехать сюда в распутицу, то можно застрять капитально. Да, уже был такой печальный опыт.
Нужный нам небольшой домик отличался от соседних особой убогостью и ветхостью. Никто нас не встречал. В незапертую калитку вошли осторожно, опасаясь собаки, но во дворе стояла лишь пустая конура. Открыв перекошенную дверь, сразу услышали удар и отчаянную ругань:
– Перестань, я сказала! – заорал грубый женский голос. – Ты совсем, что ли, <ёкнутый>?
– Да ты сама <ёкнутая>, иди <нафиг> отсюда! – ответил мужской.
– Ага, щас ты у меня пойдёшь, это мой дом, если что!
Откинув грязную занавеску, заменявшую межкомнатную дверь, мы увидели сидевшего на полу небритого худого мужичонку и возвышавшуюся над ним женщину с испитым лицом.
– Здравствуйте, господа! Что случилось?
– Да вон, при***урок-то, допился до «белки»! Глюки начались! Сейчас взял и бутылку в стену кинул, хорошо хоть не в окно попал!
– Так, уважаемый, хватит на полу сидеть, иди лучше на кровать пересядь! А вы пока найдите его паспорт и полис, – велел я.
– Да ну <нафиг>, вон он дохлый лежит, что я, на него буду садиться?
– Кто он такой?
– <Фиг> его знает, я такого первый раз вижу! Страшный, просто <песец>! И на дракона, и на медведя похож. Сначала из-под занавески маленький вышел, с кошку, примерно, а потом расти начал, больше, больше, больше. Рядом со мной на кровать лёг и подыхать начал. Такая вонища пошла, я чуть не сблевал! Ну я сразу вскочил, кричу «Валюха, иди смотри, что творится! Чего делать-то?». А ей всё <пофиг>, дура, <распутная женщина>!
– Когда последний раз выпивал?
– Я третий день вообще не пью. У меня желудок сильно прихватило, тормознуть решил. Вон, <самка собаки>, вон он опять! Со стены на потолок перешёл!
– Кто?
– Да глаз, ёп! Это Серёгин глаз-то! Ща, погоди, <распутная женщина>! Ща я <въеду>! – прокричал он в панике и потянулся к валявшейся на полу пустой бутылке.
Однако мои парни сразу на корню пресекли безобразие.
– Соберите его, положите тапки, во что переодеться, мыльно-рыльные, - распорядился Герман.
– Да, я сейчас всё его шмотьё соберу и пусть <уматывает> отсюда, – ответила дама. – Зачем мне нужны эти проблемы?
Увезли мы болезного в наркологию, где его приняли, но со скрипом, поскольку не было полиса.
Гуляя по просторам Дзена, натолкнулся я на публикацию, возмутившую меня до крайности. Автор, православный священник, рассказал случай, когда к нему привели больного в алкогольном делирии. Для того, чтоб молитвами избавить его от «вселившихся бесов». Священник поначалу растерялся, но затем всё-таки взялся за «лечение». Однако, как и следовало ожидать, никакого успеха не последовало. При этом «батюшке» даже в голову не пришло настоять на обращении за медицинской помощью. Эта история служит ярким примером преступного отношения к больному.
Не устану повторять, что белая горячка – это не только психические, но и тяжёлые соматические нарушения, затрагивающие практически весь организм. Оставить больного без надлежащей помощи – это всё равно что заставить его сыграть в русскую рулетку. Да, выздоровление вполне возможно. Однако нельзя гарантировать, что не наступит летальный исход или не разовьётся слабоумие.
Поэтому, если делирий случился, то категорически недопустимо подменять профессиональную медицинскую помощь религиозными или оккультными средствами. Впрочем, всё сказанное касается не только делирия, но и всех прочих психических расстройств.
Следующий вызов был к женщине шестидесяти трёх лет с кишечным кровотечением.
Открыл нам супруг больной и встревоженно сказал:
– Проходите быстрей, а то у неё течёт очень сильно!
Больная лежала на кровати, повернувшись набок и выглядела испуганной.
– Здравствуйте, что случилось?
– Из меня кровь потекла ни с того ни с сего.
– Геморрой у вас есть?
– Нет, никогда не было.
– Что-то болит?
– Немножко побаливает, где копчик.
– На пальцевое исследование согласны?
– А это что такое?
– Палец в попу.
– Да, делайте как вам надо.
Однако это исследование не принесло никаких результатов, не нащупал я ничего.
– Скажите, а боль в спине вас беспокоит?
– Ой, да, в последнее время сильно болит.
– Покажите, где именно?
– Вот тут, – указала она на область копчика и чуть выше. Я уж чего только не делала. Натирала этим, как его, в жёлтой упаковке… Ну реклама-то шла… Ааа, д***гит! Потом перцовый пластырь прилепляла. Ненадолго пройдёт, а потом опять начинается.
– Вы запорами не страдаете?
– Да что-то у меня всё нарушилось. Раньше всё хорошо было, а теперь то запор, то понос. И в животе то и дело крутит, крутит, чего-то переливается.
После оказания помощи увезли больную в хирургию с диагнозом: «Трещина прямой кишки? Кишечное кровотечение. Онконастороженность». Подозревал я здесь онкологию, поскольку имелись косвенные признаки, такие как боль в спине и, собственно, само кровотечение. Но увидеть что-либо было невозможно, ведь нет у нас возможности провести ни колоноскопию, ни ректороманоскопию. Вот поэтому и ограничился я лишь абстрактной онконастороженностью безо всякой конкретики.
После этого поехали к мужчине пятидесяти под вопросом лет, который находился без сознания.
В вонючей и грязной алкохате шёл пир горой. Развесёлая компания состояла из шести джентльменов. Все они были на одно лицо, а если сказать точнее – на одну рожу, но это их нисколько не смущало.
– Что случилось, господа? Кто тут у вас без сознания?
– Да вон он, в комнате, - ответил один из почтенных господ. – Я туда зашёл, смотрю, а он свитером за ручку зацепился и повис. За шкирку сам себя повесил. Ну мы его сняли и на пол положили. Не знаю, может уже очухался.
Мужчина в плотном вязаном свитере лежал на полу возле межкомнатной двери. И был он безнадёжно мёртв. Причём судя по тр-му окоченению и тр-м пятнам, достаточно давно, не менее трёх часов. Разумеется, ни о какой реанимации речи не шло, поэтому ограничились мы констатацией и вызовом полиции.
Причиной смерти послужила механическая асфиксия в результате самоповешения. Только это был не су***цид, а трагическая случайность. Здесь замечу, что смерть может наступить даже в сидячем и полусидячем положении. Что, собственно, и произошло. Никаких документов у него при себе не было, а его алкоголические коллеги знали одно только имя.
Приехавшие полицейские записали наши данные и отпустили нас.
Вот и всё, этот вызов последним оказался. И вновь смена неплохой выдалась, спокойной. Не так давно один из читателей посетовал, мол, как же вы можете называть смену спокойной, если было столько трагических происшествий? Что тут можно сказать? Если мы станем всё пропускать через себя и погружаться в депрессию, то нас надолго не хватит. Тогда мы попросту утратим трудоспособность, заработав психическое или тяжёлое соматическое заболевание. Ведь общеизвестно, что мощные стрессы бесследно не проходят. Поэтому ненужно лишний раз пускать в себя печаль и будоражить душу тяжкими размышлениями. А главное, в трудную минуту мы должны говорить себе: «Несмотря ни на что, жизнь продолжается!».
Все имена и фамилии изменены
автор канал на дзене - #УжасноЗлойДоктор
Следующая публикация
Нет комментариев