Предыдущая публикация
Записки врача-психиатра "скорой" Подарок Фёдору
Оформление автора
Что-то погода никак не желает устаканиваться. Холодно, пасмурно и дожди льют буквально через день. Такое чувство, что природа простудилась и никак выздороветь не может. Городские улицы неуютные, совершенно не располагающие к неспешной прогулке и долгому стоянию на остановке. Что-то нужный автобус не приехал вовремя. Народищу много скопилось, видать все его ждали. Когда наконец-то он приехал, все дружно ринулись и набились как селёдки в бочке. Да, давненько я в такой давке не ездил. Ни о каких сидячих местах даже и мечтать не приходилось. Но никуда не денешься, ехать нужно по любому.
Стоявшая рядом молодая женщина привлекла моё внимание неестественной бледностью. Когда я опустил взгляд, то увидел, что она беременная и причём очень сильно. Ну в смысле на позднем сроке. Было сразу видно, что ей очень плохо, вот-вот сознание потеряет. Нет уж, лучше этой потери не допустить, чтоб потом мучительно не искать. Стояла она вплотную к сидевшему парню, но ему было не до чего: он что-то увлечённо смотрел в смартфоне.
– Молодой человек, – обратился я к нему. – Уступите, пожалуйста, место этой девушке!
Смысл моих слов до него дошёл не сразу:
– А чё такое? Чё случилось-то? – в недоумении спросил он.
– Девушке очень плохо, она сейчас сознание потеряет!
Невзирая на то, что народ меня хором поддержал, уступать место парень не торопился. Тут с соседнего сиденья встала женщина:
– Ладно, чёрт с ним, пусть сидит. Девушка, идите присаживайтесь!
Протиснувшись ближе, я представился и спросил:
– Я – врач. Вы как себя чувствуете?
– Ой, сейчас всё пройдёт… У меня в последнее время такое бывает.
– Могу предложить вам пойти со мной на «скорую», сейчас через две остановки будет.
– Нет-нет, спасибо большое. Мне уже получше.
В общем, с девушкой всё хорошо обошлось. А вот с молодым человеком – нет. Вряд ли в ближайшее время он излечится от хронических невоспитанности, наглости и глупости. Но я искренне желаю, чтоб в будущем жизнь его жёстко воспитала.
У крыльца медицинского корпуса с тоскливой задумчивостью дымила фельдшер Фролова, опираясь на трость.
– Здравствуйте, Лидия Евгеньевна! – поприветствовал я её. – Что-то давненько я вас не встречал.
– Так я же то и дело на больничном. У меня артроз тазобедренных суставов. А протезироваться боюсь. Вдруг чего-то не так пойдёт и останусь тогда лежачей. Кто за мной будет ухаживать? Мужа нет, сын в Нефтеюганске живёт. Брат сам весь больной, за ним бы кто поухаживал.
– Ну а как же вам по этажам-то ходить?
– Да ведь я же теперь не выездная. В диспетчерскую перевелась.
– А, ну это другое дело. Там всё же намного легче.
– Ой, да как сказать, Юрий Иваныч… Физически конечно легче. А вот морально… Всегда после смены такое чувство, будто в грязи извалялась. До какой же степени народ оскотинился! На вызовах встречались, конечно, уроды моральные, но всё же не так часто. А тут прямо через одного. Разговаривают как со своей служанкой, хамят. Я б могла как следует ответить, в долгу не осталась бы. Но нельзя, все разговоры пишутся. Вон Ленку Матвееву один козёл обложил трёхэтажным, а она терпеть не стала, всё ему высказала. Так он жалобу накатал и ей выговорешник влепили. Не думала я, что у нас столько идиотов. Звонят и спрашивают «А мне бы машинку вызвать!». Здесь, говорю, не такси, а «скорая». Но им же всё пофиг, ума-то нет совсем. Сегодня один чудик вызов сделал и через полчаса перезвонил. Так получилось, что опять я трубку взяла. И что вы думаете? Заорал как истеричка: «Почему вы до сих пор не выехали? Сколько можно у телефона сидеть?». Так ему еле объяснила, что я на вызовы не езжу, а только принимаю.
– Да, Лидия Евгеньевна, народ дуреет и этот процесс остановить нельзя. Ну что ж, желаю вам терпения, держитесь!
– А куда я денусь? Работать-то надо, на одну пенсию прожить тяжеловато.
Быстренько переоделся и на конференцию пришёл. Опоздал немножко, но ничего, не велика беда. Старший врач, закончив доклад, сообщил:
– Сегодня у нас отличилась шестнадцатая бригада…
– Извините, перебью, – нетерпеливо вмешался главный врач. – Отличились в каком смысле? В плохом или хорошем?
– В очень хорошем. Фельдшеры Наталья Дружинина и Мария Орлова провели успешную реанимацию больной с асистолией. Такое не часто бывает.
– Да, это точно, – сказал главный. – Дмитрий Александрович, после конференции напишите докладную, и мы их поощрим.
Далее слово взял главный фельдшер Андрей Ильич:
– Коллеги, обратите внимание на доску объявлений. Там я повесил списки тех, у кого нет прививок от кори. Вы все прекрасно знаете, что в начале апреля была вспышка. Роспотребнадзор запросил сведения о прививках работников. А что я им представлю? Фикцию? Но извините, под обвинение в подлоге я подставляться не собираюсь. Очень вас прошу, не подводите меня, ведь почему-то очень не хочется штрафы платить. Галина Владимировна, обращаюсь персонально к вам: с вас корь и дифтерия!
– Я же вам сто раз сказала, что у меня отвод! Я что, умереть должна из-за ваших прививок? – возмущённо ответила она.
– Галина Владимировна, а я вам тыщу раз говорил, принесите официальный документ. На основании чего я должен вас освобождать от вакцинации?
– Будет время – принесу.
Тут не выдержал главный врач:
– Галина Владимировна, да это что за разговоры? Что значит «будет время»? С вами тут никто в игрушки не играет! Короче говоря, даю вам срок три дня, чтоб принести справку об отводе или сделать прививки. Если не будет ни того, ни другого, то получите взыскание. И возражать мне не нужно, потому что бесполезно!
Нда… Андрей Ильич поступил вопреки народной мудрости: не трожь кое-что, пока не воняет. О фельдшере Антоновой я уже рассказывал в одном из очерков. Галина Владимировна оппозиционна к любым требованиям, всё ей не так и не эдак. Недовольство намертво въелось в её лицо. И даже когда она молчит, то продолжает источать явственные флюиды раздражения и нервозности. Давным-давно я знаю Галину Владимировну, с молодости. А потому смею утверждать, что с возрастом она становится всё более несносной. Ни разу не приходилось мне видеть её доброжелательной, улыбающейся и беззаботно болтающей. Лично у меня не хватает фантазии чтоб представить, как с ней работать в одной бригаде.
Вот и закончилась конференция. Теперь можно в «телевизионке» посидеть, расслабиться. Ещё есть возможность прилечь в комнате отдыха, но в начале смены я этого не люблю. Только задремлешь и вызовут. А потом придётся ходить как варёному.
«Врач Климов, подойдите в диспетчерскую к телефону!» – громогласно раздалось из динамика. Это означало, что фельдшер по приёму вызовов засомневалась, стоит ли принимать и пригласила меня на телефонную консультацию.
– Да, слушаю вас.
– А вы психиатр? – спросил женский голос.
– Да, он самый. Что случилось?
– Я насчёт дочери звоню. Она у вас на учёте стоит, давно уже. У неё шизофрения. Что-то она вообще спать перестала. Ночью встанет, телевизор включит и сидит смотрит. А я из-за неё просыпаюсь и уснуть не могу. И ведь ей ничего не скажи, сразу орать начинает и обзывать по-всякому. Ну сколько мне можно мучиться?
– Вам нужно обращаться не на «скорую», а в диспансер. Она, кстати, туда ходит?
– На прошлой неделе была. Но я точно не знаю, может врёт. Так вы не приедете, что ли?
– Нет, не приедем. Показаний для экстренной госпитализации я здесь не вижу.
– Ну как же не видите? Ведь она же скандалит!
– Если мы начнём госпитализировать каждого скандалиста, то никаких больниц не хватит.
– А что же мне тогда делать?
– Идти вместе с ней в диспансер. Если врач сочтёт нужным, то даст ей направление в стационар.
– Ладно, я поняла…
Умница фельдшер, избавила нас от пустого вызова.
Так, а вот и наш первенец прилетел. Поедем на кишечное кровотечение у женщины семидесяти двух лет. А ждала она нас в садоводческом товариществе, довольно далеко от города.
Как и положено, нас никто не встречал и точного местонахождения указано не было. Товарищество большое, огорожено добротным деревянным забором с тремя открытыми воротами. Ну и куда нам податься? Проехали в ворота, ближайшие к нам. И тут удача нам сразу улыбнулась. Пожилой мужчина привёл нас на нужный участок. Домик был открыт и мы, скромно постучав, вошли. Больная лежала на кровати, повернувшись на бок.
– Здравствуйте, вы уж извините меня, пожалуйста, не смогла я вас встретить, – сказала она. – Из меня так потекло, что вообще не до чего было.
– Это впервые или раньше было?
– Конечно было. У меня ведь рак кишечника, в прошлом году операцию делали. Слава богу, что без стомы обошлось. А сейчас, наверно, рецидив. Ой, господи, я наверно не переживу этого…
– А документ какой-нибудь есть? Справка или выписка?
– Есть, дома лежат. Если б знала, что такое случится, конечно привезла бы.
– Ну а диагноз вы не помните?
– Нет, не помню. Там какие-то слова сильно мудрёные. Только знаю, что третья стадия и всё.
Провёл я ректальное исследование и нащупал нечто похожее на геморроидальный узел. На перчатке была свежая кровь. Но неизвестность так и осталась. Вслепую, наощупь точно не определишь, что там за бяка. А потому, не стал я ни обнадёживать, ни пугать больную. От моих предположений толку немного. Эх, если б был документ из онкодиспансера, то увезли бы мы её сразу туда, по профилю. А так пришлось везти в обычную хирургию. Помощь, разумеется, мы оказали, сделав кровоостанавливающий препарат. Вот только толку от него нет ни фига.
Дальше поехали к мужчине сорока четырёх лет, который в отделе полиции вены себе порезал.
Дежурный, капитан со злым лицом, рассказал:
– Его задержали по подозрению в краже. Следователь его уже в ИВС оформила, а он взял и вены вскрыл. Хочет, блин, на больничку уехать и соскочить оттуда. Вы уж посмотрите его повнимательней, может и без больницы можно обойтись? Там ведь и крови-то не так много натекло.
– А чем же он порезался-то? Его не досматривали, что ли?
– Досматривали, конечно. Но он же парень опытный, судимый-пересудимый, огни и воды прошёл. Скорей всего, кусок лезвия где-то хорошо заныкал.
Прежде чем увидеть болезного, мы его услышали.
– Э, командир, ну чё, когда эта «скорая» приедет? – орал он. – Ты её в натуре вызвал или как? Если я сдохну, вас самих пересажают!
Когда мы предстали пред его мутными очами, он торжествующе протянул нам свои руки:
– Во, смотрите! Давайте, короче, на больничку меня везите!
Фельдшер Виталий стёр кровь и на обоих запястьях, синих от наколок, стали видны множественные порезы. Большинство из них представляли собой лишь глубокие царапины и только три желательно было ушить. Виталий обработал раны и наложил асептические повязки. Конечно же, измерили ему давление, которое оказалось замечательным.
– Ну чё, куда вы меня повезёте? – спросил задержанный.
– В первый травмпункт, там швы наложат и сразу отпустят, – объяснил я.
– Э, ты чё, командир, прикалываешься, что ли? – разозлился он. – Я, блин, крови потерял литра два, какой <нафиг> травмпункт? Не, давайте меня на больничку!
– Да из тебя вытекло самое большее миллилитров двести. Давление прекрасное, никаких признаков острой кровопотери нет. Так что в больнице тебе делать нечего.
– Доктор, вас менты, что ли обработали? Чё вы мне тут пургу-то гоните?
– Уважаемый, я всё сказал. Если не хочешь ехать, так сразу и скажи. Насильно мы тебя не повезём.
– Да ладно, поехали…
Дежурный тоже оказался не рад нашему решению. Дополнительные проблемы мы ему создали. Ну а как иначе, если прямо сейчас ему нужно было найти людей для конвоирования, а на обратный путь – машину. Ведь нельзя же было везти его на общественном транспорте. Но тем не менее, всё получилось хорошо и спокойно. Привезли мы их в травмпункт и там оставили.
А вот следующий вызов нас возмутил, ибо ехать предстояло в следственный изолятор к заключённой с травмой глотки и кровотечением. Почему возмутил? Да потому что нам предстояло там зависнуть часа на три. Пока досмотрят машину, найдут для нас сопровождающего, сотрудников для конвоирования заключённой, так время и протянется. А тем временем, для города и огромного района, единственная и неповторимая психиатрическая бригада будет недоступна. Проявлять покорность я не собирался, по рации связался с диспетчером и всё ей объяснил. Удивительно, но она меня поняла и вызов заменила. Поедем на травму головы и жидкий стул у женщины восьмидесяти трёх лет. Да, такое сочетание является весьма примечательным и просто замечательным. В общем, заинтриговал меня этот вызов.
В прихожей нас встретила сама автор вызова. Невысокая, худощавая, шустрая, она совершенно не походила на больную.
– Здравстуйте! Вот пришлось вас вызвать, иначе я не знаю, что мне делать, – сказала она.
– А что с вами случилось?
– Сегодня под утро я встала в туалет, запнулась за тапки и упала. Со всего маху лицом прямо в пол! Нос разбила, кровь потекла и затошнило. Ну, думаю, это у меня сотрясение. Поднялась и сразу пошла молоко пить…
– Извините, я как-то не улавливаю взаимосвязь между сотрясением и молоком, – прервал я её рассказ.
– А чего тут улавливать? Вы же сами прекрасно знаете, что при сотрясении надо пить молоко.
– Хм, вот этого я как раз и не знал, – тактично ответил я и пока не стал опровергать эту заведомую глупость.
– Ну, доктор, вы меня удивляете! Ведь это все знают!
– Хорошо, и я буду знать. А жидкий стул с чего появился?
– Молоко было прокисшее и какое-то горьковатое. Но я всё равно я много выпила, больше полбутылки. Противно, конечно, а куда денешься? В такое время свежее-то молоко где возьмёшь? И потом, где-то через час, понос начался. И такой сильный, что хоть вообще из туалета не выходи!
– Ну что ж, Татьяна Михайловна, вы сами себе проблемы создали. Открою вам страшную тайну: молоко при сотрясении никак не помогает.
– Ну не знаю, – скептически ответила она. – Всегда всем помогало.
– Ладно, бог с ним, с этим молоком. Вы сейчас как себя чувствуете?
– Да знаете, уже намного лучше стало, только в животе сильно бурлит.
– Сейчас голова болит?
– Нет, не болит.
– Не кружится?
– Ой, да она у меня всегда кружится, я уж привыкла.
Татьяну Михайловну я осмотрел и патологической неврологической симптоматики не углядел. И всё-таки ради формальности предложил ей поехать в стационар для исключения черепно-мозговой травмы. Но она отказалась. Жидкий стул её больше не беспокоил. На всякий случай дали несколько таблеток активированного угля и советы по соблюдению диеты. На этом наша миссия была выполнена. Вот только цель вызова «скорой» так и осталась загадкой.
Настроились мы было на обед, но вместо него получили ещё вызов. Поедем перевозить больную шестидесяти четырёх лет из ПНД в психиатрический стационар.
Врач диспансера Александр Владимирович отдал нам направление и пояснил:
– Больная давняя, можно сказать ветеран психиатрии. У нас с молодости на учёте после ЧМТ. Органика у неё цветёт пышным цветом. На этом фоне – органический галлюциноз. А год назад до кучи развился дерматозойный бред. Вы, кстати, знакомы с ним?
– Отрывочные идеи наблюдал, а вот чистого и систематизированного ни разу не встречал. Это, по-моему, бред Экбома?
– Да-да, он самый. И я раньше никогда с ним не сталкивался.
– Ладно, Александр Владимирович, сейчас побеседую с ней, не упущу такую возможность.
Дерматозойный бред – это патологическая убеждённость в заражении кожи болезнетворными микроорганизмами.
Больная скромно сидела у кабинета. Выглядела она намного старше своего возраста и была крайне неопрятна. Немытые короткие волосы с перхотью, засаленная голубая куртка, брюки, заляпанные грязью и расшлёпанные мужские башмаки, похоже нисколько её не смущали.
Проводили мы её в машину и стали беседу беседовать.
– Что вас беспокоит, Людмила Павловна?
– В прошлом году я микробами заразилась и теперь мучаюсь. Всех врачей обошла, и никто ничего у меня не находит. Все как сговорились, только и знают, что сразу к психиатру посылать.
– А где вы заразились?
– Да откуда я знаю. Сначала было немножко на животе, а я, дура-то, начала их мочалкой стирать. Ну и разнесла по всему телу. Они теперь и в волосах живут. По нескольку раз в день вычёсываю, а всё без толку. Я уж каких только лекарств не перепробовала, всё бесполезно.
– Людмила Павловна, а вы эти микробы видите или только чувствуете?
– И вижу, и чувствую. Вон, посмотрите, что у меня в волосах-то творится!
– В ваших волосах я вижу только перхоть.
– А при чём тут перхоть-то? Нет у меня никакой перхоти! Я же их своими глазами вижу. Там маленькие такие палочки и колечки. Они и вверху, и внизу, и везде. У меня всё тело чешется по страшному, уже сил никаких нет! Так ещё и новая напасть: какие-то стекляшки появились, видимо из-под кожи вылезают. Мелкие-мелкие, блестящие. Я понять не могу, что это такое. В общем, не знаю я, как от всего этого избавиться. Я всё перемыла, перестирала, дихлофосом везде обрызгала. Ну и ничего, никакого толка.
– Всё понятно. Поедемте в больницу, Людмила Павловна.
– Да, поедем. После больницы мне намного лучше становится.
Людмила Павловна страдала зрительными и тактильными галлюцинациями. Она чётко «видела и ощущала» «микробов». При этом, у неё была стойкая бредовая трактовка этих галлюцинаций. В частности, она показала твёрдую и несокрушимую уверенность в том, что в её волосах никакая не перхоть, а самые настоящие микробы. И моя попытка разубеждения не возымела никакого эффекта.
А дальше нам разрешили обед. Бригад на Центре было довольно много. Коллеги дымили у крыльца, наслаждаясь недолгой передышкой. Присоединяться к ним я не стал, а прямой наводкой пошёл карточки сдавать на закрытие. Этой работой занимается одна из наиболее опытных фельдшеров по приёму вызовов. Она подобно строгой учительнице, внимательнейшим образом просматривает каждую карточку чтоб там не было ни единой ошибки. Лично я всю документацию заполняю, как правило, безошибочно. Однако в этот раз на старуху наступила проруха. Валентина Васильевна, укоризненно глядя на меня поверх очков, просмотрев одну из карточек, тут же обнаружила непорядок.
– Вы неправильно время написали, вместо 10.00 у вас почему-то 17.00. Видимо вы решили время ускорить. Тут никак не исправишь, придётся переписывать.
– Ладно, сейчас перепишу, – покорно согласился я.
– Хм, Юрий Иваныч, а вы без перчаток, что ли, в задницу-то лазили? – спросила она, проверив другую карточку.
– Это почему вы так решили? – не врубился я.
– Ну как же, вы написали, что выполнено ректальное исследование, а перчатки не списали. Давайте дописывайте.
Вот ведь как получилось, сам себе работу задал и у себя же время украл. Ладно, это не смертельно.
После обеда мы побездельничали минут пятнадцать и вызов получили: избили мужчину сорока лет. Этот господин изволил пребывать в состоянии алкогольного опьянения и ждал нас на улице у магазина. На любой уличный вызов независимо от повода, мы обязаны прибывать не позднее чем через двадцать минут.
К сожалению моя надежда на то, что он ушёл восвояси, не оправдалась. Господин сидел на корточках прислонившись к грязной стене, недалеко от входа в магазин автозапчастей. На лбу и переносье красовались яркие ссадины, будто он физиономией по асфальту елозил.
– Что случилось, уважаемый? – спросил я.
Этот вопрос оказался для него весьма сложным. С трудом сфокусировав взгляд, он непонимающе уставился на нас.
– Мы – «скорая помощь»! – пояснил я и повторил вопрос. – Что случилось? Тебя избили, что ли?
– Ага, меня асфальт бил по роже.
– Ты упал, что ли?
– Да ладно, командир, всё путём! Ща я посижу и уйду.
– В больницу поедешь?
– Да <нафиг> она мне нужна! Вы чё, прикололись, что ли?
– Ну да, нам больше делать <нефиг>, как ездить и прикалываться. Значит так, сейчас ты скажешь свои данные, распишешься за отказ от госпитализации и потом скроешься отсюда в неизвестном направлении. Годится?
– Годится, без базара!
Видать кто-то из прохожих увидев битую рожу, решил, что человека избили и вызвал «скорую». Само собой, вызов был наипустейшим, но я не возмущался. По мне так лучше ездить на всякую ерунду, чем на какие-нибудь ужастики.
Следующим вызовом была боль в груди у мужчины семидесяти лет.
Открыл нам сам больной. Его худощавое небритое лицо было бледным и выражало испуг.
– Что-то у меня в груди сильно болит, – сказал он поморщившись. – Раньше прихватывало, но проходило быстро.
– Давно заболело?
– Да уж часа два, как не больше. Думал полежу и отпустит, но вот никак. Я ведь один живу, жена два года назад умерла. Боюсь, что умру и буду тут лежать гнить.
– А детей-то нет у вас?
– Есть дочь от первого брака, а что толку-то? Она давно от меня отреклась, сказала, что я для неё больше не существую.
Из кардиографа выползла лента, но к великому разочарованию, никакой ясности не принесла. Там красовалась полная блокада левой ножки пучка Гиса, заслонившая собой возможные признаки острого инфаркта миокарда. Поскольку у больного не было архива ЭКГ, не получилось выяснить, только сегодня возникла эта блокада или была давнишней. И тем не менее, помощь мы оказали по инфарктному стандарту, включая обезболивание наркотиком. А потом, безо всяких приключений, свезли его в кардиодиспансер с диагнозом «Острый коронарный синдром без подъёма сегмента ST».
Всё, что положено отписал, нажал в планшете на освобождение и тут же следующий вызов прилетел: психоз у мужчины пятидесяти двух лет. Вызвал он сам и этот факт наводил на мысль о несерьёзности повода.
Подъехали к большому частному дому, облезлому и унылому. Тут же к нам подошла женщина:
– Здравствуйте, я его жена. Он сам вас вызвал, сильно хочет в больницу.
– А у психиатра он наблюдается?
– Конечно, уж давно, с молодости. Инвалид второй группы. Но раньше всё по-другому было: как почудит, так сразу в больницу ложится. И каждый раз нормальным человеком выписывался. У нас хозяйство было прекрасное, кур, кроликов, коз держали, всё выращивали. Он со всем справлялся. А теперь всё брошено, ни до чего ему, одними только жалобами занимается.
– Какими жалобами?
– Жалуется на всех подряд, куда только не пишет. Слушайте, я вас очень прошу, увезите его Христа ради! Ведь измучил совсем! Дайте мне отдохнуть хоть немного!
– Сейчас посмотрим.
Больной в сдвинутых на кончик носа очках, сидел за столом, листая толстенную папку с подшитыми документами.
– Здравствуйте, Роман Николаич! Что случилось?
– Сейчас расскажу и покажу. Вот, смотрите мой диагноз, – подал он мне тетрадный листок, на котором корявым почерком был написан диагноз: «Шизофрения параноидная, эпизодический тип течения».
– А сейчас-то вас что беспокоит?
– Вот эта папка будет доказательством в суде! – многозначительно сказал он. – ПНД мне заплатит за моральный ущерб!
– И за что, интересно?
– А за всё! И за то, что в больницу меня не кладут, и справку не дают на оружие.
– Роман Николаич, давайте не будем уходить от темы. Что вас сейчас беспокоит?
– Я каждую весну в больницу ложусь, чтоб летом обострения не было. Но эти скоты из ПНД не хотят меня класть. А в статье двадцать восемь Закона о психиатрической помощи написано, что по требованию больного, его обязаны госпитализировать!
– Нет, Роман Николаич, в этой статье ничего подобного не написано. И всё-таки я в третий раз задам вопрос: что вас сейчас беспокоит?
– Тридцатого апреля у меня тёща умерла. Теперь в мозгах всё путается и шевелится. И ещё зуд в голове, вот здесь, прямо под черепом. Я уже точно знаю, раз зуд появился, то надо ложится в больницу.
– Вам что-то видится, слышится?
– Нет, ничего. «Голосов» давно не было.
– Ну что ж, всё понятно. В экстренной госпитализации вы не нуждаетесь.
– Нет, я не понял, что значит «не нуждаетесь»? Вы тоже, что ли, хотите под суд попасть? – он аж раскраснелся от негодования.
– Роман Николаич, жаловаться вы вправе куда угодно и кому угодно, но мы вас никуда не повезём.
– Конечно, буду жаловаться! У меня адвокат есть! Вас с работы выгонят, и вы мне платить будете! Не думайте, что я просто так это оставлю!
Выставленный Роману Николаевичу диагноз параноидной шизофрении сомнений не вызвал. Подтверждением этому служили характерные нарушения мышления. В частности, отвечал он не по существу вопросов, «соскальзывая» на другие темы. Очень ярко показал амбивалентность, то есть двойственность своих стремлений. Роман Николаевич требовал госпитализации в психиатрический стационар, считая себя больным, и в то же время был возмущён отказом в выдаче справки на владение оружием.
Здесь может возникнуть вопрос: если Роман Николаевич действительно болен, то почему же я отказал ему в госпитализации? Всё дело в том, что у него отсутствовала острая психотическая симптоматика. Не было ни обманов восприятия, ни бреда. Не представлял он опасности для самого себя или окружающих. Нет, полностью здоровым он, конечно же, не был и в лечении нуждался. Но только не в стационарном, а амбулаторном. Ну и наконец, закон не предусматривает госпитализации «на всякий случай» и «как бы чего не вышло».
Здесь особо отмечу, что ранее в своей практике с такими случаями я никогда не сталкивался. Обычно бывает наоборот, когда люди обжалуют незаконную, по их мнению, госпитализацию. А вот чтоб сам больной жаловался на отказ от госпитализации, для меня чудо чудное.
После освобождения, вызов прилетел мгновенно. Поедем на эпиприпадок у мужчины сорока под вопросом лет. И случилось это безобразие в известном сетевом вино-водочном магазине.
Больной в красной куртке, лежал на спине, вытянув руки по швам. Лицо бледноватое, рот приоткрыт и было непонятно живой ли он вообще.
Продавец, очень приятная молодая женщина, рассказала:
– Он наш постоянный покупатель, каждый день ходит. В этот раз пришёл какой-то непонятный, видать с бодунища, стал ходить туда-сюда, потом на месте застыл и кааак грохнется! И сразу затрясло его. Вы знаете, он так сильно затылком стукнулся, что, наверное, весь череп разбил вдребезги!
Больной так и лежал недвижимо. В этот раз не стали мы его сразу в машину грузить, а сперва проверили жив ли он. Оказалось жив, но пребывал в самой глубокой коме третьей степени. Гемодинамические показатели были хоть и ненормальными, но и не жизнеугрожающими. На кардиограмме тоже ничего криминального не оказалась. Привезли мы его не в неврологию, а в нейрохирургию с диагнозами «Закрытая черепно-мозговая травма. Ушиб головного мозга тяжёлой степени. Состояние после судорожного припадка».
Вот и закончилась моя смена. Как говорили в одном старом мультфильме: «Мы славно поработали и славно отдохнём!».
На следующий день, как и положено, приехали мы на дачу. Ирина моя на этот раз решительно запретила любые алкогольные шалости. Мы с Фёдором добросовестно пытались придумать пути обхода этих суровых санкций, но ничего у нас не получилось. На этот раз в лес я пошёл в гордом одиночестве. И обрушился там на меня небывалый урожай строчков. Они были повсюду целыми стаями. Тут надо сказать, что их я вообще их не ем, поскольку организм категорически не принимает. Даже как следует проваренные и хорошо приготовленные, строчки из меня всегда возвращаются обратно. А вот супруга моя их любит и ест безо всяких проблем, но ведь она же у меня не прорва какая, чтоб употребить грибы в таком количестве. Однако со своей проклятой жадностью я ничего поделать не смог, набрав ведро и большой пакет. После возвращения из леса сразу возникли вопросы: куда девать и что делать? Впрок строчки не заготавливают. В конце концов, совсем немножко мы оставили себе, а остальное отдали Фёдору. И был он несказанно рад такому подарку, будто манне небесной. Нет, ему не поесть захотелось первых грибочков, а своё финансовое положение чуток поправить. Он ведь теперь в суровых условиях живёт. Его супруга, завязав с алкоголем, финансирование питейных нужд резко ограничила. Вот и приходится теперь несчастному Фёдору искать дополнительные источник дохода. В общем, взял он грибы и окрылённый удачей, поехал в город продавать.
Вот так всё хорошо получилось: и сам я удовольствие получил от похода в лес и человеку приятное сделал.
Все фамилии, имена, отчества изменены
автор канал на дзене - #УжасноЗлойДоктор
Что-то погода никак не желает устаканиваться. Холодно, пасмурно и дожди льют буквально через день. Такое чувство, что природа простудилась и никак выздороветь не может. Городские улицы неуютные, совершенно не располагающие к неспешной прогулке и долгому стоянию на остановке. Что-то нужный автобус не приехал вовремя. Народищу много скопилось, видать все его ждали. Когда наконец-то он приехал, все дружно ринулись и набились как селёдки в бочке. Да, давненько я в такой давке не ездил. Ни о каких сидячих местах даже и мечтать не приходилось. Но никуда не денешься, ехать нужно по любому.
Стоявшая рядом молодая женщина привлекла моё внимание неестественной бледностью. Когда я опустил взгляд, то увидел, что она беременная и причём очень сильно. Ну в смысле на позднем сроке. Было сразу видно, что ей очень плохо, вот-вот сознание потеряет. Нет уж, лучше этой потери не допустить, чтоб потом мучительно не искать. Стояла она вплотную к сидевшему парню, но ему было не до чего: он что-то увлечённо смотрел в смартфоне.
– Молодой человек, – обратился я к нему. – Уступите, пожалуйста, место этой девушке!
Смысл моих слов до него дошёл не сразу:
– А чё такое? Чё случилось-то? – в недоумении спросил он.
– Девушке очень плохо, она сейчас сознание потеряет!
Невзирая на то, что народ меня хором поддержал, уступать место парень не торопился. Тут с соседнего сиденья встала женщина:
– Ладно, чёрт с ним, пусть сидит. Девушка, идите присаживайтесь!
Протиснувшись ближе, я представился и спросил:
– Я – врач. Вы как себя чувствуете?
– Ой, сейчас всё пройдёт… У меня в последнее время такое бывает.
– Могу предложить вам пойти со мной на «скорую», сейчас через две остановки будет.
– Нет-нет, спасибо большое. Мне уже получше.
В общем, с девушкой всё хорошо обошлось. А вот с молодым человеком – нет. Вряд ли в ближайшее время он излечится от хронических невоспитанности, наглости и глупости. Но я искренне желаю, чтоб в будущем жизнь его жёстко воспитала.
У крыльца медицинского корпуса с тоскливой задумчивостью дымила фельдшер Фролова, опираясь на трость.
– Здравствуйте, Лидия Евгеньевна! – поприветствовал я её. – Что-то давненько я вас не встречал.
– Так я же то и дело на больничном. У меня артроз тазобедренных суставов. А протезироваться боюсь. Вдруг чего-то не так пойдёт и останусь тогда лежачей. Кто за мной будет ухаживать? Мужа нет, сын в Нефтеюганске живёт. Брат сам весь больной, за ним бы кто поухаживал.
– Ну а как же вам по этажам-то ходить?
– Да ведь я же теперь не выездная. В диспетчерскую перевелась.
– А, ну это другое дело. Там всё же намного легче.
– Ой, да как сказать, Юрий Иваныч… Физически конечно легче. А вот морально… Всегда после смены такое чувство, будто в грязи извалялась. До какой же степени народ оскотинился! На вызовах встречались, конечно, уроды моральные, но всё же не так часто. А тут прямо через одного. Разговаривают как со своей служанкой, хамят. Я б могла как следует ответить, в долгу не осталась бы. Но нельзя, все разговоры пишутся. Вон Ленку Матвееву один козёл обложил трёхэтажным, а она терпеть не стала, всё ему высказала. Так он жалобу накатал и ей выговорешник влепили. Не думала я, что у нас столько идиотов. Звонят и спрашивают «А мне бы машинку вызвать!». Здесь, говорю, не такси, а «скорая». Но им же всё пофиг, ума-то нет совсем. Сегодня один чудик вызов сделал и через полчаса перезвонил. Так получилось, что опять я трубку взяла. И что вы думаете? Заорал как истеричка: «Почему вы до сих пор не выехали? Сколько можно у телефона сидеть?». Так ему еле объяснила, что я на вызовы не езжу, а только принимаю.
– Да, Лидия Евгеньевна, народ дуреет и этот процесс остановить нельзя. Ну что ж, желаю вам терпения, держитесь!
– А куда я денусь? Работать-то надо, на одну пенсию прожить тяжеловато.
Быстренько переоделся и на конференцию пришёл. Опоздал немножко, но ничего, не велика беда. Старший врач, закончив доклад, сообщил:
– Сегодня у нас отличилась шестнадцатая бригада…
– Извините, перебью, – нетерпеливо вмешался главный врач. – Отличились в каком смысле? В плохом или хорошем?
– В очень хорошем. Фельдшеры Наталья Дружинина и Мария Орлова провели успешную реанимацию больной с асистолией. Такое не часто бывает.
– Да, это точно, – сказал главный. – Дмитрий Александрович, после конференции напишите докладную, и мы их поощрим.
Далее слово взял главный фельдшер Андрей Ильич:
– Коллеги, обратите внимание на доску объявлений. Там я повесил списки тех, у кого нет прививок от кори. Вы все прекрасно знаете, что в начале апреля была вспышка. Роспотребнадзор запросил сведения о прививках работников. А что я им представлю? Фикцию? Но извините, под обвинение в подлоге я подставляться не собираюсь. Очень вас прошу, не подводите меня, ведь почему-то очень не хочется штрафы платить. Галина Владимировна, обращаюсь персонально к вам: с вас корь и дифтерия!
– Я же вам сто раз сказала, что у меня отвод! Я что, умереть должна из-за ваших прививок? – возмущённо ответила она.
– Галина Владимировна, а я вам тыщу раз говорил, принесите официальный документ. На основании чего я должен вас освобождать от вакцинации?
– Будет время – принесу.
Тут не выдержал главный врач:
– Галина Владимировна, да это что за разговоры? Что значит «будет время»? С вами тут никто в игрушки не играет! Короче говоря, даю вам срок три дня, чтоб принести справку об отводе или сделать прививки. Если не будет ни того, ни другого, то получите взыскание. И возражать мне не нужно, потому что бесполезно!
Нда… Андрей Ильич поступил вопреки народной мудрости: не трожь кое-что, пока не воняет. О фельдшере Антоновой я уже рассказывал в одном из очерков. Галина Владимировна оппозиционна к любым требованиям, всё ей не так и не эдак. Недовольство намертво въелось в её лицо. И даже когда она молчит, то продолжает источать явственные флюиды раздражения и нервозности. Давным-давно я знаю Галину Владимировну, с молодости. А потому смею утверждать, что с возрастом она становится всё более несносной. Ни разу не приходилось мне видеть её доброжелательной, улыбающейся и беззаботно болтающей. Лично у меня не хватает фантазии чтоб представить, как с ней работать в одной бригаде.
Вот и закончилась конференция. Теперь можно в «телевизионке» посидеть, расслабиться. Ещё есть возможность прилечь в комнате отдыха, но в начале смены я этого не люблю. Только задремлешь и вызовут. А потом придётся ходить как варёному.
«Врач Климов, подойдите в диспетчерскую к телефону!» – громогласно раздалось из динамика. Это означало, что фельдшер по приёму вызовов засомневалась, стоит ли принимать и пригласила меня на телефонную консультацию.
– Да, слушаю вас.
– А вы психиатр? – спросил женский голос.
– Да, он самый. Что случилось?
– Я насчёт дочери звоню. Она у вас на учёте стоит, давно уже. У неё шизофрения. Что-то она вообще спать перестала. Ночью встанет, телевизор включит и сидит смотрит. А я из-за неё просыпаюсь и уснуть не могу. И ведь ей ничего не скажи, сразу орать начинает и обзывать по-всякому. Ну сколько мне можно мучиться?
– Вам нужно обращаться не на «скорую», а в диспансер. Она, кстати, туда ходит?
– На прошлой неделе была. Но я точно не знаю, может врёт. Так вы не приедете, что ли?
– Нет, не приедем. Показаний для экстренной госпитализации я здесь не вижу.
– Ну как же не видите? Ведь она же скандалит!
– Если мы начнём госпитализировать каждого скандалиста, то никаких больниц не хватит.
– А что же мне тогда делать?
– Идти вместе с ней в диспансер. Если врач сочтёт нужным, то даст ей направление в стационар.
– Ладно, я поняла…
Умница фельдшер, избавила нас от пустого вызова.
Так, а вот и наш первенец прилетел. Поедем на кишечное кровотечение у женщины семидесяти двух лет. А ждала она нас в садоводческом товариществе, довольно далеко от города.
Как и положено, нас никто не встречал и точного местонахождения указано не было. Товарищество большое, огорожено добротным деревянным забором с тремя открытыми воротами. Ну и куда нам податься? Проехали в ворота, ближайшие к нам. И тут удача нам сразу улыбнулась. Пожилой мужчина привёл нас на нужный участок. Домик был открыт и мы, скромно постучав, вошли. Больная лежала на кровати, повернувшись на бок.
– Здравствуйте, вы уж извините меня, пожалуйста, не смогла я вас встретить, – сказала она. – Из меня так потекло, что вообще не до чего было.
– Это впервые или раньше было?
– Конечно было. У меня ведь рак кишечника, в прошлом году операцию делали. Слава богу, что без стомы обошлось. А сейчас, наверно, рецидив. Ой, господи, я наверно не переживу этого…
– А документ какой-нибудь есть? Справка или выписка?
– Есть, дома лежат. Если б знала, что такое случится, конечно привезла бы.
– Ну а диагноз вы не помните?
– Нет, не помню. Там какие-то слова сильно мудрёные. Только знаю, что третья стадия и всё.
Провёл я ректальное исследование и нащупал нечто похожее на геморроидальный узел. На перчатке была свежая кровь. Но неизвестность так и осталась. Вслепую, наощупь точно не определишь, что там за бяка. А потому, не стал я ни обнадёживать, ни пугать больную. От моих предположений толку немного. Эх, если б был документ из онкодиспансера, то увезли бы мы её сразу туда, по профилю. А так пришлось везти в обычную хирургию. Помощь, разумеется, мы оказали, сделав кровоостанавливающий препарат. Вот только толку от него нет ни фига.
Дальше поехали к мужчине сорока четырёх лет, который в отделе полиции вены себе порезал.
Дежурный, капитан со злым лицом, рассказал:
– Его задержали по подозрению в краже. Следователь его уже в ИВС оформила, а он взял и вены вскрыл. Хочет, блин, на больничку уехать и соскочить оттуда. Вы уж посмотрите его повнимательней, может и без больницы можно обойтись? Там ведь и крови-то не так много натекло.
– А чем же он порезался-то? Его не досматривали, что ли?
– Досматривали, конечно. Но он же парень опытный, судимый-пересудимый, огни и воды прошёл. Скорей всего, кусок лезвия где-то хорошо заныкал.
Прежде чем увидеть болезного, мы его услышали.
– Э, командир, ну чё, когда эта «скорая» приедет? – орал он. – Ты её в натуре вызвал или как? Если я сдохну, вас самих пересажают!
Когда мы предстали пред его мутными очами, он торжествующе протянул нам свои руки:
– Во, смотрите! Давайте, короче, на больничку меня везите!
Фельдшер Виталий стёр кровь и на обоих запястьях, синих от наколок, стали видны множественные порезы. Большинство из них представляли собой лишь глубокие царапины и только три желательно было ушить. Виталий обработал раны и наложил асептические повязки. Конечно же, измерили ему давление, которое оказалось замечательным.
– Ну чё, куда вы меня повезёте? – спросил задержанный.
– В первый травмпункт, там швы наложат и сразу отпустят, – объяснил я.
– Э, ты чё, командир, прикалываешься, что ли? – разозлился он. – Я, блин, крови потерял литра два, какой <нафиг> травмпункт? Не, давайте меня на больничку!
– Да из тебя вытекло самое большее миллилитров двести. Давление прекрасное, никаких признаков острой кровопотери нет. Так что в больнице тебе делать нечего.
– Доктор, вас менты, что ли обработали? Чё вы мне тут пургу-то гоните?
– Уважаемый, я всё сказал. Если не хочешь ехать, так сразу и скажи. Насильно мы тебя не повезём.
– Да ладно, поехали…
Дежурный тоже оказался не рад нашему решению. Дополнительные проблемы мы ему создали. Ну а как иначе, если прямо сейчас ему нужно было найти людей для конвоирования, а на обратный путь – машину. Ведь нельзя же было везти его на общественном транспорте. Но тем не менее, всё получилось хорошо и спокойно. Привезли мы их в травмпункт и там оставили.
А вот следующий вызов нас возмутил, ибо ехать предстояло в следственный изолятор к заключённой с травмой глотки и кровотечением. Почему возмутил? Да потому что нам предстояло там зависнуть часа на три. Пока досмотрят машину, найдут для нас сопровождающего, сотрудников для конвоирования заключённой, так время и протянется. А тем временем, для города и огромного района, единственная и неповторимая психиатрическая бригада будет недоступна. Проявлять покорность я не собирался, по рации связался с диспетчером и всё ей объяснил. Удивительно, но она меня поняла и вызов заменила. Поедем на травму головы и жидкий стул у женщины восьмидесяти трёх лет. Да, такое сочетание является весьма примечательным и просто замечательным. В общем, заинтриговал меня этот вызов.
В прихожей нас встретила сама автор вызова. Невысокая, худощавая, шустрая, она совершенно не походила на больную.
– Здравстуйте! Вот пришлось вас вызвать, иначе я не знаю, что мне делать, – сказала она.
– А что с вами случилось?
– Сегодня под утро я встала в туалет, запнулась за тапки и упала. Со всего маху лицом прямо в пол! Нос разбила, кровь потекла и затошнило. Ну, думаю, это у меня сотрясение. Поднялась и сразу пошла молоко пить…
– Извините, я как-то не улавливаю взаимосвязь между сотрясением и молоком, – прервал я её рассказ.
– А чего тут улавливать? Вы же сами прекрасно знаете, что при сотрясении надо пить молоко.
– Хм, вот этого я как раз и не знал, – тактично ответил я и пока не стал опровергать эту заведомую глупость.
– Ну, доктор, вы меня удивляете! Ведь это все знают!
– Хорошо, и я буду знать. А жидкий стул с чего появился?
– Молоко было прокисшее и какое-то горьковатое. Но я всё равно я много выпила, больше полбутылки. Противно, конечно, а куда денешься? В такое время свежее-то молоко где возьмёшь? И потом, где-то через час, понос начался. И такой сильный, что хоть вообще из туалета не выходи!
– Ну что ж, Татьяна Михайловна, вы сами себе проблемы создали. Открою вам страшную тайну: молоко при сотрясении никак не помогает.
– Ну не знаю, – скептически ответила она. – Всегда всем помогало.
– Ладно, бог с ним, с этим молоком. Вы сейчас как себя чувствуете?
– Да знаете, уже намного лучше стало, только в животе сильно бурлит.
– Сейчас голова болит?
– Нет, не болит.
– Не кружится?
– Ой, да она у меня всегда кружится, я уж привыкла.
Татьяну Михайловну я осмотрел и патологической неврологической симптоматики не углядел. И всё-таки ради формальности предложил ей поехать в стационар для исключения черепно-мозговой травмы. Но она отказалась. Жидкий стул её больше не беспокоил. На всякий случай дали несколько таблеток активированного угля и советы по соблюдению диеты. На этом наша миссия была выполнена. Вот только цель вызова «скорой» так и осталась загадкой.
Настроились мы было на обед, но вместо него получили ещё вызов. Поедем перевозить больную шестидесяти четырёх лет из ПНД в психиатрический стационар.
Врач диспансера Александр Владимирович отдал нам направление и пояснил:
– Больная давняя, можно сказать ветеран психиатрии. У нас с молодости на учёте после ЧМТ. Органика у неё цветёт пышным цветом. На этом фоне – органический галлюциноз. А год назад до кучи развился дерматозойный бред. Вы, кстати, знакомы с ним?
– Отрывочные идеи наблюдал, а вот чистого и систематизированного ни разу не встречал. Это, по-моему, бред Экбома?
– Да-да, он самый. И я раньше никогда с ним не сталкивался.
– Ладно, Александр Владимирович, сейчас побеседую с ней, не упущу такую возможность.
Дерматозойный бред – это патологическая убеждённость в заражении кожи болезнетворными микроорганизмами.
Больная скромно сидела у кабинета. Выглядела она намного старше своего возраста и была крайне неопрятна. Немытые короткие волосы с перхотью, засаленная голубая куртка, брюки, заляпанные грязью и расшлёпанные мужские башмаки, похоже нисколько её не смущали.
Проводили мы её в машину и стали беседу беседовать.
– Что вас беспокоит, Людмила Павловна?
– В прошлом году я микробами заразилась и теперь мучаюсь. Всех врачей обошла, и никто ничего у меня не находит. Все как сговорились, только и знают, что сразу к психиатру посылать.
– А где вы заразились?
– Да откуда я знаю. Сначала было немножко на животе, а я, дура-то, начала их мочалкой стирать. Ну и разнесла по всему телу. Они теперь и в волосах живут. По нескольку раз в день вычёсываю, а всё без толку. Я уж каких только лекарств не перепробовала, всё бесполезно.
– Людмила Павловна, а вы эти микробы видите или только чувствуете?
– И вижу, и чувствую. Вон, посмотрите, что у меня в волосах-то творится!
– В ваших волосах я вижу только перхоть.
– А при чём тут перхоть-то? Нет у меня никакой перхоти! Я же их своими глазами вижу. Там маленькие такие палочки и колечки. Они и вверху, и внизу, и везде. У меня всё тело чешется по страшному, уже сил никаких нет! Так ещё и новая напасть: какие-то стекляшки появились, видимо из-под кожи вылезают. Мелкие-мелкие, блестящие. Я понять не могу, что это такое. В общем, не знаю я, как от всего этого избавиться. Я всё перемыла, перестирала, дихлофосом везде обрызгала. Ну и ничего, никакого толка.
– Всё понятно. Поедемте в больницу, Людмила Павловна.
– Да, поедем. После больницы мне намного лучше становится.
Людмила Павловна страдала зрительными и тактильными галлюцинациями. Она чётко «видела и ощущала» «микробов». При этом, у неё была стойкая бредовая трактовка этих галлюцинаций. В частности, она показала твёрдую и несокрушимую уверенность в том, что в её волосах никакая не перхоть, а самые настоящие микробы. И моя попытка разубеждения не возымела никакого эффекта.
А дальше нам разрешили обед. Бригад на Центре было довольно много. Коллеги дымили у крыльца, наслаждаясь недолгой передышкой. Присоединяться к ним я не стал, а прямой наводкой пошёл карточки сдавать на закрытие. Этой работой занимается одна из наиболее опытных фельдшеров по приёму вызовов. Она подобно строгой учительнице, внимательнейшим образом просматривает каждую карточку чтоб там не было ни единой ошибки. Лично я всю документацию заполняю, как правило, безошибочно. Однако в этот раз на старуху наступила проруха. Валентина Васильевна, укоризненно глядя на меня поверх очков, просмотрев одну из карточек, тут же обнаружила непорядок.
– Вы неправильно время написали, вместо 10.00 у вас почему-то 17.00. Видимо вы решили время ускорить. Тут никак не исправишь, придётся переписывать.
– Ладно, сейчас перепишу, – покорно согласился я.
– Хм, Юрий Иваныч, а вы без перчаток, что ли, в задницу-то лазили? – спросила она, проверив другую карточку.
– Это почему вы так решили? – не врубился я.
– Ну как же, вы написали, что выполнено ректальное исследование, а перчатки не списали. Давайте дописывайте.
Вот ведь как получилось, сам себе работу задал и у себя же время украл. Ладно, это не смертельно.
После обеда мы побездельничали минут пятнадцать и вызов получили: избили мужчину сорока лет. Этот господин изволил пребывать в состоянии алкогольного опьянения и ждал нас на улице у магазина. На любой уличный вызов независимо от повода, мы обязаны прибывать не позднее чем через двадцать минут.
К сожалению моя надежда на то, что он ушёл восвояси, не оправдалась. Господин сидел на корточках прислонившись к грязной стене, недалеко от входа в магазин автозапчастей. На лбу и переносье красовались яркие ссадины, будто он физиономией по асфальту елозил.
– Что случилось, уважаемый? – спросил я.
Этот вопрос оказался для него весьма сложным. С трудом сфокусировав взгляд, он непонимающе уставился на нас.
– Мы – «скорая помощь»! – пояснил я и повторил вопрос. – Что случилось? Тебя избили, что ли?
– Ага, меня асфальт бил по роже.
– Ты упал, что ли?
– Да ладно, командир, всё путём! Ща я посижу и уйду.
– В больницу поедешь?
– Да <нафиг> она мне нужна! Вы чё, прикололись, что ли?
– Ну да, нам больше делать <нефиг>, как ездить и прикалываться. Значит так, сейчас ты скажешь свои данные, распишешься за отказ от госпитализации и потом скроешься отсюда в неизвестном направлении. Годится?
– Годится, без базара!
Видать кто-то из прохожих увидев битую рожу, решил, что человека избили и вызвал «скорую». Само собой, вызов был наипустейшим, но я не возмущался. По мне так лучше ездить на всякую ерунду, чем на какие-нибудь ужастики.
Следующим вызовом была боль в груди у мужчины семидесяти лет.
Открыл нам сам больной. Его худощавое небритое лицо было бледным и выражало испуг.
– Что-то у меня в груди сильно болит, – сказал он поморщившись. – Раньше прихватывало, но проходило быстро.
– Давно заболело?
– Да уж часа два, как не больше. Думал полежу и отпустит, но вот никак. Я ведь один живу, жена два года назад умерла. Боюсь, что умру и буду тут лежать гнить.
– А детей-то нет у вас?
– Есть дочь от первого брака, а что толку-то? Она давно от меня отреклась, сказала, что я для неё больше не существую.
Из кардиографа выползла лента, но к великому разочарованию, никакой ясности не принесла. Там красовалась полная блокада левой ножки пучка Гиса, заслонившая собой возможные признаки острого инфаркта миокарда. Поскольку у больного не было архива ЭКГ, не получилось выяснить, только сегодня возникла эта блокада или была давнишней. И тем не менее, помощь мы оказали по инфарктному стандарту, включая обезболивание наркотиком. А потом, безо всяких приключений, свезли его в кардиодиспансер с диагнозом «Острый коронарный синдром без подъёма сегмента ST».
Всё, что положено отписал, нажал в планшете на освобождение и тут же следующий вызов прилетел: психоз у мужчины пятидесяти двух лет. Вызвал он сам и этот факт наводил на мысль о несерьёзности повода.
Подъехали к большому частному дому, облезлому и унылому. Тут же к нам подошла женщина:
– Здравствуйте, я его жена. Он сам вас вызвал, сильно хочет в больницу.
– А у психиатра он наблюдается?
– Конечно, уж давно, с молодости. Инвалид второй группы. Но раньше всё по-другому было: как почудит, так сразу в больницу ложится. И каждый раз нормальным человеком выписывался. У нас хозяйство было прекрасное, кур, кроликов, коз держали, всё выращивали. Он со всем справлялся. А теперь всё брошено, ни до чего ему, одними только жалобами занимается.
– Какими жалобами?
– Жалуется на всех подряд, куда только не пишет. Слушайте, я вас очень прошу, увезите его Христа ради! Ведь измучил совсем! Дайте мне отдохнуть хоть немного!
– Сейчас посмотрим.
Больной в сдвинутых на кончик носа очках, сидел за столом, листая толстенную папку с подшитыми документами.
– Здравствуйте, Роман Николаич! Что случилось?
– Сейчас расскажу и покажу. Вот, смотрите мой диагноз, – подал он мне тетрадный листок, на котором корявым почерком был написан диагноз: «Шизофрения параноидная, эпизодический тип течения».
– А сейчас-то вас что беспокоит?
– Вот эта папка будет доказательством в суде! – многозначительно сказал он. – ПНД мне заплатит за моральный ущерб!
– И за что, интересно?
– А за всё! И за то, что в больницу меня не кладут, и справку не дают на оружие.
– Роман Николаич, давайте не будем уходить от темы. Что вас сейчас беспокоит?
– Я каждую весну в больницу ложусь, чтоб летом обострения не было. Но эти скоты из ПНД не хотят меня класть. А в статье двадцать восемь Закона о психиатрической помощи написано, что по требованию больного, его обязаны госпитализировать!
– Нет, Роман Николаич, в этой статье ничего подобного не написано. И всё-таки я в третий раз задам вопрос: что вас сейчас беспокоит?
– Тридцатого апреля у меня тёща умерла. Теперь в мозгах всё путается и шевелится. И ещё зуд в голове, вот здесь, прямо под черепом. Я уже точно знаю, раз зуд появился, то надо ложится в больницу.
– Вам что-то видится, слышится?
– Нет, ничего. «Голосов» давно не было.
– Ну что ж, всё понятно. В экстренной госпитализации вы не нуждаетесь.
– Нет, я не понял, что значит «не нуждаетесь»? Вы тоже, что ли, хотите под суд попасть? – он аж раскраснелся от негодования.
– Роман Николаич, жаловаться вы вправе куда угодно и кому угодно, но мы вас никуда не повезём.
– Конечно, буду жаловаться! У меня адвокат есть! Вас с работы выгонят, и вы мне платить будете! Не думайте, что я просто так это оставлю!
Выставленный Роману Николаевичу диагноз параноидной шизофрении сомнений не вызвал. Подтверждением этому служили характерные нарушения мышления. В частности, отвечал он не по существу вопросов, «соскальзывая» на другие темы. Очень ярко показал амбивалентность, то есть двойственность своих стремлений. Роман Николаевич требовал госпитализации в психиатрический стационар, считая себя больным, и в то же время был возмущён отказом в выдаче справки на владение оружием.
Здесь может возникнуть вопрос: если Роман Николаевич действительно болен, то почему же я отказал ему в госпитализации? Всё дело в том, что у него отсутствовала острая психотическая симптоматика. Не было ни обманов восприятия, ни бреда. Не представлял он опасности для самого себя или окружающих. Нет, полностью здоровым он, конечно же, не был и в лечении нуждался. Но только не в стационарном, а амбулаторном. Ну и наконец, закон не предусматривает госпитализации «на всякий случай» и «как бы чего не вышло».
Здесь особо отмечу, что ранее в своей практике с такими случаями я никогда не сталкивался. Обычно бывает наоборот, когда люди обжалуют незаконную, по их мнению, госпитализацию. А вот чтоб сам больной жаловался на отказ от госпитализации, для меня чудо чудное.
После освобождения, вызов прилетел мгновенно. Поедем на эпиприпадок у мужчины сорока под вопросом лет. И случилось это безобразие в известном сетевом вино-водочном магазине.
Больной в красной куртке, лежал на спине, вытянув руки по швам. Лицо бледноватое, рот приоткрыт и было непонятно живой ли он вообще.
Продавец, очень приятная молодая женщина, рассказала:
– Он наш постоянный покупатель, каждый день ходит. В этот раз пришёл какой-то непонятный, видать с бодунища, стал ходить туда-сюда, потом на месте застыл и кааак грохнется! И сразу затрясло его. Вы знаете, он так сильно затылком стукнулся, что, наверное, весь череп разбил вдребезги!
Больной так и лежал недвижимо. В этот раз не стали мы его сразу в машину грузить, а сперва проверили жив ли он. Оказалось жив, но пребывал в самой глубокой коме третьей степени. Гемодинамические показатели были хоть и ненормальными, но и не жизнеугрожающими. На кардиограмме тоже ничего криминального не оказалась. Привезли мы его не в неврологию, а в нейрохирургию с диагнозами «Закрытая черепно-мозговая травма. Ушиб головного мозга тяжёлой степени. Состояние после судорожного припадка».
Вот и закончилась моя смена. Как говорили в одном старом мультфильме: «Мы славно поработали и славно отдохнём!».
На следующий день, как и положено, приехали мы на дачу. Ирина моя на этот раз решительно запретила любые алкогольные шалости. Мы с Фёдором добросовестно пытались придумать пути обхода этих суровых санкций, но ничего у нас не получилось. На этот раз в лес я пошёл в гордом одиночестве. И обрушился там на меня небывалый урожай строчков. Они были повсюду целыми стаями. Тут надо сказать, что их я вообще их не ем, поскольку организм категорически не принимает. Даже как следует проваренные и хорошо приготовленные, строчки из меня всегда возвращаются обратно. А вот супруга моя их любит и ест безо всяких проблем, но ведь она же у меня не прорва какая, чтоб употребить грибы в таком количестве. Однако со своей проклятой жадностью я ничего поделать не смог, набрав ведро и большой пакет. После возвращения из леса сразу возникли вопросы: куда девать и что делать? Впрок строчки не заготавливают. В конце концов, совсем немножко мы оставили себе, а остальное отдали Фёдору. И был он несказанно рад такому подарку, будто манне небесной. Нет, ему не поесть захотелось первых грибочков, а своё финансовое положение чуток поправить. Он ведь теперь в суровых условиях живёт. Его супруга, завязав с алкоголем, финансирование питейных нужд резко ограничила. Вот и приходится теперь несчастному Фёдору искать дополнительные источник дохода. В общем, взял он грибы и окрылённый удачей, поехал в город продавать.
Вот так всё хорошо получилось: и сам я удовольствие получил от похода в лес и человеку приятное сделал.
Все фамилии, имена, отчества изменены
автор канал на дзене - #УжасноЗлойДоктор
Следующая публикация
Комментарии 1