Художник Джой Кэмпбелл
17 сентября
Поздние вилы. Луков день. Кумоха.
«Сено в стогах, хлеб в скирдах – мужицким вилам роздых.
Мужики в энтот день на сеновале орудувают. Стога обходят да вилами тыкают, чтобы залезшие в сено трясуха с гнетухою скотине после вреда не учинили. Вилы снуют да напоминают нерадивым-то – коли сена не хватит, то и солома будет едома...
Тольки какая из соломы еда?
Прабаба сказывала, что в стародавние времена гуменный дедка одну лютую зиму на соломе бедовал, так после долго желудкой маялси. Не дай, не приведи такого на нашу головушку! Тьфу-тьфу-тьфу...»
Дворовый поморщился и, осмотрев карандаш, со вздохом продолжил усмирять непослушные буковки.
«Хозяюшки принималиси плести косицы из лука. Их развешивали по углам кухонь и на чердаках. Реже – в чуланах. Чтобы просушилиси как следует и сохранилиси до весны... Н-да...
Лучок – он очень пользительный. А с сальцем еще и скуснющий! И чтобы непременно прослоечка мясца по верху шла, и соли было поменьше...
Мне-то баба Онюшка сольцу с ломтиков счищает, уважает потому как, батюшкой-дворовым зовёт! А Матрёшка-злыдня кусок посолонее подсовывает... Совсем девка испортиласи! У неё и сало жёстковато. И чесноку не допросисси. Воняет ей, видитилили... Прям, георгиня из городских!»
Выдав эту длинную тираду, кот промокнул вспотевший лоб и прислушался.
На кухне негромко шуршало и потрескивало, и тянулся в комнаты приятный ореховый аромат с лёгкой дыминкой – кика жарила семечки нового урожая.
Хоть семками перебьюси, - подумал оголодавший писатель и помянул про себя Лидию Васильевну забористым словцом. Подхваченная ею на болотине чертова огнина никак не хотела покидать бренное тело, и баба Оня с Грапой до сих пор не вернулись в деревню.
Еще раз принюхавшись, котей вывел в дневничке:
«Подсолнушки нынче удалиси! Ядрушки в них плотные, мясистые, масляничные. Тольки бы кика не передержала сковороду, успела поймать момент... Бывает, что зазеваетси и упустит семки-то. А на горелое любителей нету.
Чтой-то отвлёкси я, дорогой дневничок. Продолжаю...
Значитьси так...
Ежели кто избу строить-рубить задумает – непременно должон вилами мох поворошить!
И говорят, бывает, что выстонет в нём, неладно так станет! Будто ком отшатнётси от вил да оком курячьим взглянёт!
Кумоха то! Из роду лихоманок-гнетовиц!
Но сама по себе по свету шатаетси, в дома людские пробратьси норовит! Она еще загодя, в месяце-ревуне уже хмурит житьё-бытьё человечье!
Из несусвети у кумохи платье, а глазюки огромные, цветом в мокрец-траву.
Мокрец-трава сухо не живёт, жабьей слизью слывёт!
Присядет кумоха на завалинке, всё вокруг оглядит и ждёт-пождёт простаков-то.
Кто хлебцу ей вынесет. Кто водицы – за странницу негодницу принимают...
У бабы Онюшки до того хлеб скусный выходит! И с семечками, и с изюминами-глазками, и с хруктами сушёными! Она его на закваске ставит, подшёптывает чтой-то особенное! Я сам слыхал, как с опарой разговаривает, тольки слов не разобрал и за то бы поруган Варваркой.
Варварка у нас кулиринарит, но до Ониной стряпни не дотягивает, куды ей.
Между нами, дорогой дневничок, Варваркина стряпня и кикиной во вкусе уступает. Но народ ее принимает, сердечки рисует, рецепты просит указать. Варварка и меня зовёт в свои передачки. Для поднятия этих... охватов. Ну, чтобы валом валил народ. И ведь права она - где еще такого инпо... испозанного субъекту углядишь? Штучный товар. Единичный"...
Дворовый чуть прикусил карандаш и медленно перечитал написанное. Подправил буковки в паре слов, перечеркнул неразборчиво выведенную фразу. И, запыхтев от усердия, продолжил:
«Кумоха – рукастая. В ковше намутит, непросыхающую топь у порожка вытомит. Человека после крутить, трясти станет, то холод, то огонь в его нутро прянет...
А защита от неё – березовый веничек да банька, самим кумом-баенным протопленная!
Но об том в подробностях после отпишуси. Чую, что кика ужо за семечки приняласи. Да громко так лузгает. Дразнит меня!
Побегу до неё, дневничок. Хоть горсточку себе перехватить.
До завтрева. Не скучай.
продолжение следует
#ЗапискиДворовогоавтор канал на дзене -
#ПроСтрашное
Нет комментариев