Предыдущая публикация
ЗА ГРАНЬЮ ПРИВЫЧНОГО
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
Глава 25.
(Осенний край. Утро, день, вечер, и ночь третьего дня, после третьей ночи.)
Иной…
1.
Почти к полуночи, держась за голову, охая и нетвердо ступая, практически в бессознательном состоянии, Иван добрался до Трех гор.
Леший мельком глянул на него и сказал:
- Однако, это уже не смешно…
Аука захлопотал возле Ивана: достал из своей торбы какую-то склянку с какой-то мазью, силком уложил Ивана у костра и, наскоро осмотрев, стал накладывать мазь на ушибленное место. Мазь приятно холодила. «Как вьетнамская «Звездочка», - подумал Иван. Боль уходила, сознание возвращалось.
- Может пойти, да разворошить всё это гнездо, - в сердцах произнес леший.
- Ага, ещё ты ввяжись в эту историю. Думай, что говоришь, - сказал Аука, накрывая Ивана чем-то мягким и теплым.
Иван прошептал ему:
- Я же хотел как лучше. А они…
- Ты поспи, поспи, Ванюша, - Аука погладил его по плечу. – Поспи – утро-то оно вечера мудрёнее…
И Иван уснул. Но сон его был неспокоен…
2.
Осень это всё-таки осень, какой бы теплой она не была в Осеннем краю. Под утро Иван озяб, завозился и проснулся. Сел поближе, к ровно горящему костру, одернул на себе какую-то рогожку. Вчера она показалась ему мягкой и теплой.
«Видимо за ночь пообтрепалась», - невесело подумалось ему.
Вспомнились и вчерашний разговор с репоедом, и мгновенная тьма в глазах.
Вспомнил, как его лечил Аука.
Иван прислушался к себе: голова совершенно не болела. Стал ощупывать затылок, никаких последствий удара не обнаружил. Приснилось, что ли?
За спиной кто-то хмыкнул.
Иван обернулся: приподнявшись на локте, на него насмешливо смотрел леший.
Ауки нигде не было.
- Ну, как дела, богатырь? Долго ли еще собрался своей головушкой рисковать? Или ты решил её окончательно сложить, за благое дело?
- Ну, а ты, что предлагаешь?
Леший откинулся на спину, заложил руки за голову, вздохнул:
- Не знаю…
- Ну, и… нечего тогда…
Тут из пещеры вышел Аука, обрадованно раскинул руки:
- Проснулись. Вот и хорошо. Умывайтесь, завтракать будем. Тебе чего, Ванечка?..
- Кофе с круассанами, - угрюмо ответил Иван, направляясь к ручью.
Когда Иван вернулся от ручья прибранным и посвежевшим, Аука и леший пили чай; вернее, какую-то травяную заварку, массу рецептов которой знал леший: заварка утренняя, полуденная, вечерняя...
Ивана, как всегда на большом листе лопуха, ждал и его завтрак. На этот раз это был кофе и круассаны. Кофейный аромат Иван почувствовал ещё метров за десять, до подхода к их, так сказать, бивуаку. Увидев же мучные изделия в форме полумесяца, удивился:
- Неужели круассаны?
- Они самые, - подтвердил Аука. – Мы не знали, какие ты предпочитаешь, - Аука стал показывать на рогалики.
- Это просто заварные. Это со сгущённым молоком, с малиновым джемом… Эти с шоколадом. Я тебе все достал. Сам выбирай…
- Шоколад, сгущенка, джем… Круасаны… Откуда вы это знаете?
- Ну что же ты, Ванечка, нас совсем за диких держишь? Видел бы ты, сколько тут заплутавших французов бродит? Ещё с восемьсот двенадцатого года. Да и прочих немцев хватает… Так что кушай на здоровье.
Иван с блаженством пил кофе. Кофе был превосходен. Однако с круассанами он погорячился, настроение подвело. А потому сейчас с завистью поглядывал на лешего и Ауку, которые завтракали омлетом с ветчиной.
- А я читал, что лешие мяса не едят, что они питаются, ягодами, орехами, грибами…
Леший покачал головой, проглотил завидный кусок омлета, сказал:
- Брехня…
Аука дополнил его немногословный ответ:
- Нет, бывает, балуются. Да и одними орехами сыт не будешь. – И посмотрев на нетронутые круассаны, добавил: - ты, Ваня, я вижу, сладкому-то не очень рад. Давай-ка позавтракай как мужчина – яишенкой с сальцем, что ли… А хочешь, я тебе парочку жареных куропаточек соображу? А-то, что они, круассаны-то эти – баловство одно для мужика…
При этом он протянул руку к лопуху, заменяющему Ивану скатерку, взял пару рогаликов – один протянул лешему, другой надкусил сам:
- У! Повезло – мне с шоколадным кремом попался.
- А мне со сгущенкой, - пробасил леший. И, жмурясь от удовольствия, добавил:
- Действительно, баловство…
Иван не сомневался, что оставленный ему круассан, будет пустым; но тут же забыл об этом – перед ним, на листе лопуха, проткнутые ореховыми прутиками, лежали две аппетитных куропатки...
3.
Оттерев жир с рук, после завтрака куропатками, Иван сказал:
- Спасибо. Всё было очень вкусно – особенно мороженое.
Старая испытанная шутка на лешего и Ауку не произвела никакой ожидаемой реакции. Аука только слегка и криво улыбнулся.
Иван, обескураженный этим, произнес:
- Ну, это… Вы тут оставайтесь… Короче, ждите меня. А я – пошёл.
- И куда это мы собрались в такую рань? – спросил леший.
- Пойду к репоедам загляну.
- К репоедам? Мало тебе от них досталось. Хочешь, чтобы они тебе ещё раз башку твою глупую проломили? – логика у лешего была железная.
- Ну, тогда к Вазиле. С ним поговорю…
- Уймись! - уже прикрикнул на него леший. - Он тебя вчера здоровый не послушался. Неужели, ты думаешь, что послушается теперь, когда они ему лапу отрубили?
Аука, как всегда, был более мягок в своих увещеваниях.
- Да, Ванюша, уймись. Этой ночью его всё равно убьют. Так что ты с ним уж завтра утречком и поговоришь. Видимо, по второму кругу идти придется.
- А там, глядишь и по третьему, и по четвертому… И так до бесконечности, - без всякого оптимизма в голосе пробурчал леший.
- Да, - подтвердил Аука. - Успеешь ещё со всеми не раз повстречаться.
- Так что сиди, - леший так посмотрел на Ивана из под мохнатых бровей, что тот невольно повиновался.
Аука укоризненно глянул на лешего, взял Ивана за руку, заглянул в глаза, и сказал серьёзно и, почему-то шёпотом:
- У нас, Ванечка, ныне Иной должен проснуться. Познакомишься с ним. Вдруг, он что дельное и присоветует.
- Сегодня? Без меня, значит, решили его разбудить…
- А что делать? Ты вчера-то ведь чуть жив вернулся. Так чего ещё ждать? Вот мы и решили меж собой – нажать на пуговку.
Иван мотнул головой:
- Блин!
- Вот он проснется, так к обеду можно и блинков сотворить… Да ты не тушуйся - он добрый, очень добрый…
- Даже через чур, - подтвердил леший. – Чуть что – в слёзы..
4.
Они сидели в пещере и молча ожидали пробуждения Иного.
Обычно слегка влажный воздух пещеры был сегодня на удивление сухим. В горле у Ивана першило. Он встал и пересел к выходу. Сырой воздух осени освежал. Но в пещере, сразу за порогом он становился сухим, словно кто-то невидимый выкачивал из него влагу.
Иван вспомнил Кощея, как тот не мог напиться.
- «Видимо, и с этим Иным та же история», - решил он. И тут, словно в подтверждение его догадки, сырой воздух стал проникать и в нору, постепенно подбираясь к хрустальному саркофагу. Иван не заметил, в какой момент электрический треск вокруг него прекратился. Низкое гудение умолкло.
Все трое в напряжении ждали – что будет?
Ничего особенного не произошло. Произошло именно то, чего Иван и ожидал: крышка саркофага медленно поднялась, как верх дорогого автомобиля; Иной открыл глаза, глубоко вздохнул, руки его легли на борта хрустального ложа и он медленно сел.
- Надо же, - произнес он. - Я, кажется, проснулся, - и при этом всхлипнул.
Он обвел пещеру взглядом. Глаза его были полны слез. Взор его остановился на Иване. Иван отметил про себя, что зрачки Иного, как у людей, круглые.
«Странно, - подумалось ему. – С Кощеем одно лицо, а глаза разные. Почему?»
- Вот он значит какой – Homo sapiens…
Иван понял, что Иной это сказал о нём, и смутился. Он не был уверен, что его можно стопроцентно причислять к данному виду людей.
- Сколько же я ждал его прихода? – обратился он к лешему и Ауке, опять всхлипнул и утер слезу со своих человеческих глаз.
«Какой-то он уж слишком сентиментальный», - подумалось Ивану.
Аука, похоже, тоже украдкой тер глаза. Леший покашливал…
Иной полез из саркофага. Иван подошёл, чтоб помочь ему.
- Спасибо, милый, - поблагодарил его Иной. – Похоже, залежался я…
Держась за руку Ивана, Иной пошёл к выходу. Выйдя из пещеры, он остановился, раскинул руки и подставил лицо ласковым лучам утреннего солнца.
- Хорошо! Вот вроде только вчера уснул, а так соскучился по солнышку, по ветерку, по ароматам леса, - он вздохнул и горько покачал головой. – Как я понимаю, всё ещё осеннего леса.
И пошёл к костру. Его покачивало. Иван придерживал его с одной стороны, леший с другой. Аука спешил расстелить у костра скатерть. Иван усмехнулся – им с лешим он никогда скатерти не стелил, обходились лопухами.
Иного усадили перед этой скатертью, уставленной яствами, но он на кушанья внимания не обращал – сидел, подставив лицо солнцу, жмурясь, и глубоко вдыхая сырой утренний воздух.
Иван вспомнил Кощея:
- Может вам водички? – спросил он Иного.
- Водички, - повторил тот и облизнулся. – Будь добр, дружок, водички…
Иван метнулся к ручью…
Воду Иной пил так же жадно и столь же много, как и Кощей…
5.
Как и Кощею, вода почти мгновенно придала Иному и силы, и свежесть.
Напившись, он приступил к трапезе: ел долго, с удовольствием, но без жадности, неловко орудуя ножом. В один какой-то момент нож соскользнул с хлебной краюхи и ударил Иного по пальцам, держащим хлеб. Два пальца Иного упали на скатерть! Иван ойкнул, увидев это и, было, кинулся ему на помощь, но Иной спокойно взял один палец и приставил к отрубленному месту. Палец тут же прирос, словно ничего и не случилось. Пока Иной возился с одним пальцем, на месте среза другого вырос новый палец. Иван глянул на скатерку – где отрезанный-то? Его не было. Увидел только, как с полотна испаряется чистая прозрачная, как вода жидкость.
«Вот она – регенерация-то как выглядит», - подумал Иван.
А Иной, как ни в чем не бывало, продолжал наслаждаться трапезой. И только когда очередь дошла до пареной с медом репы, он решительно отодвинул от себя посудину, и, как показалось Ивану, в глазах его сверкнула недобрая искорка – на мгновение зрачки их сузились в вертикальные щёлочки, присущие глазу хищника, но тут же опять стали человеческими. И он грустно спросил, как бы заранее зная ответ:
- Как там, всё по-прежнему?
Молчание в ответ ему было согласием.
- Надеюсь, тебя Иваном зовут? – с каким-то словно умоляющим взглядом, Иной посмотрел на Ивана.
- Иваном, Иваном, - торопливо подтвердил Аука.
- Помню, прежнему Ивану, царевичу, я говорил: разберись с репоедами, а потом уж Кощея ищи. Яга, конечно, поможет. Но она уверена, что смерть Кощея, есть решение всех вопросов. А он же бессмертный. Какая смерть? Где она? Это даже ей не ведомо. Вбила себе в голову сказочку про дуб, сундук, иглу, сердце...
- Значит он не бессердечный? – спросил Иван, уже представляя, как пронзит его сердце заветным мечом. И сам себе удивился: чего это он о каком-то мече вспомнил?
Иной словно прочёл его мысли:
- Мечи, кинжалы, Ваня, они против нас… его, то-есть, бессильны. Нет в нем сердца… Качать ему в его теле нечего. Бескровные мы…
- Вы?
- Мы. Мы с ним одно существо…
- Как это?
- Не земные мы особи. Не такие, как вы нас видите. Это – Иной провел руками от головы вниз по своему телу, - Это всего лишь форма, оболочка, которую мы принимаем, чтоб не пугать аборигенов. А-то сунулись, было, к вам в ваши доисторические времена в своем виде, так люди, которых и людьми-то по сути было трудно считать, такого о нас нагородили, такого напридумывали… И грустно и смешно вспоминать…
Аука и леший видимо впервые слышали такие откровения, хоть и знали Иного давно. Прежде он с ними так не раскрывался. Знал, пустое это, не поймут. А Иван был из другого времени: его век, как смог, уже просветил его.
- Вас тут зовут Иным. А какое ваше настоящее имя? Если оно, конечно, у вас есть.
- Есть, конечно, но оно такое… не приспособленное для вашего слуха, понимания и языка. Так что уж зовите, как зовете.
- А откуда вы прилетели? С какой звезды?
- О, она так далеко… Её не видно с Земли, а потому у землян ей имени не придумано.
- А цель вашего визита…
- Вода! Планет во вселенной с водными ресурсами много, но с такой, как у вас… - Иной в восхищении воздел руки. - И водорода и кислорода очень много во вселенной. Но в таком сочетании как у вас – Н2О – такая редкость. В этом плане ваша планета просто чудо. Но что вы с ней творите!
Он умолк и сокрушённо покачал головой.
«Да, наверное чудо, - подумал Иван. – Скорее всего, так оно и есть. Даже в масштабах вселенной. Но мы привыкли к этому чуду, не понимаем этого, потому, что мы тут живем».
Иной продолжал;
- Когда мы это увидели, мы приняли решение вас вразумить… Но вы оказались такими, прости, тупыми. Какие знания вам не дай, вы их тут же приспосабливаете, для самоуничтожения. Поначалу мы подумали, что это по молодости. Стали ждать, когда подрастете. Но чем взрослее вы становились, тем изощрение ваш ум работал на самоуничтожение. Что там, в Яви, у вас творилось – ни в сказке сказать, ни пером записать. Так, кажется у вас говориться. Впрочем, возможно я ошибаюсь, и сейчас всё по-иному? По-другому, я хотел сказать…
- Ну-у, - Иван стал искать приемлемый ответ, но тут Иной внимательно посмотрел на него. Зрачки его глаз опять стали вертикальными, потом горизонтальными, затем какими-то въедливо человеческими. Иван буквально на пару секунд словно потерял сознание и самого себя – Иной рылся в его голове, как в своем кармане.
Глаза Иного опять стали задумчиво грустными, слезы выступили на них:
- Да, не сильно-то вы продвинулись по дороге любви и добра…
- Возможно, - обиженно за весь род человеческий, произнес Иван, и резонно добавил. – Но и вы к нам прилетели не конфетки раздавать? Вода, видите ли, вам наша понравилась.
- Отвечу по порядку: «конфетки» мы вам пробовали раздавать. Но оказался не в сивку-бурку корм. А вода… мы составляем каталог Н2О всей вселенной. Вот и всё. Планеты с разумными обитателями мы отмечаем галочкой – чужое, мол. Мы очень гуманная цивилизация.
Иван не сдавался:
- А Кощей? Он что тоже великий гуманист?
- В нас девяносто девять и девять десятых любви и добра. И только одна десятая агрессии. На всякий случай, для самозащиты. Да и просто для волевых решений в непредвиденных, экстремальных обстоятельствах…
- И как же так получилось, что вы отправили эту одну десятую по свету гулять?
Иной помедлил с ответом, а потом, как бы осмысливая каждое слово, опять заговорил:
- Когда мы поняли, что в Яви нам с вами не справится, мы отправились в другое измерение вашей планеты – в Навь. Сюда то есть. Если и тут ничего не получится, посмотрим, что можно сделать в третьем измерении. Как оно у вас называется? – обратился Иной к лешему и Ауке.
- Правь, - быстро ответил Аука.
- Вот, вот – в Правь… Но поначалу тут всё было, как в сказке. Вон, Аука подтвердит. А потом случился этот конфликт между репоедами и медведем. Как мы только не старались их помирить – ничего не получалось. Я закольцевал время. Я не я, думаю, помирю! Товарищ мой отчаялся и сказал, что будет ждать меня на орбите за девятой планетой вашей системы…
- Плутоном?
- Возможно. Тогда ещё у неё не было названия. Вот… Он улетел, а я остался с капсулой. В любой момент я мог в ней улететь и вызвать основной корабль… Однако, я всё ещё надеялся образумить репоедов. Но, увы! В очередной раз, когда мои усилия ни к чему не привели, я в гневе, для чего очень даже хватило той самой одной десятой процента, вышел из себя. Так появился Кощей.
Все молчали, скрывая свое удивление. Иной продолжил:
- Обычно, мы выходим из себя, когда чувствуем, что всё внутри нас созрело для… ммм… рождения нового существа. Выходим всеми ста процентами своей сути, а тут вот такой казус. И пошёл он, обиженный на весь род людской, «гулять» по свету…
- И вы не смогли его вернуть?
- С его уходом я потерял волю. Я уже ничего не хочу. Ни о чем не мечтаю. Я только живу, и чувствую одно: усталость от этой жизни…
- Бывает. Но, вы же не бросили нас, не улетели? Не оставили нас наедине с вашей одной десятой процента? Значит, на что-то надеетесь?
- На себя и надеюсь… - и добавил словно извиняясь. – На него то есть, на Кощея надеюсь. Он же не глупый. Он умеет мыслить и возможно, когда-нибудь подумает: зачем я живу? Кто я такой? Откуда взялся?
- О-о! Тут надежда плохая – он зло. И плодит только зло. Убить его нельзя – он бессмертный. Образумить тоже, он бессердечный… Думал я, что смерть его на конце иглы, так и это оказалось сказкой…
- А это, Иван, не совсем сказка. Игла эта существует. И спрятана, видимо, надежно…
- Но в известном всем месте…
- А ты ещё найди её. Доберись до этого места, добудь иглу эту. Да примени по назначению…
- А вы знаете её назначение?
- Знаю. И вот для исполнения этого, ты должен принести её мне. Не ломать её, не гнуть, не жечь огнем – только мне.
- И что тогда?
- Принеси её и всё узнаешь.
- А подробнее нельзя?
- Видишь ли, мой друг…
И тут Иван понял, что он сейчас узнает много интересной и полезной для земной цивилизации информации, которую он на сто процентов не поймет. Ну, может не на сто, а на те же пресловутые девяносто девять и девять десятых. И информация эта ему, в сложившейся ситуации, будет совершенно бесполезна, и, скорее всего, она будет носить научно-познавательный характер. Но перебивать Иного он не стал, и только сокрушенно думал о том, что закончил он не физмат, а физвоз, и не может запомнить всё, чтобы поведать знающим и заинтересованным в данной информации людям. Сожалел, что у него нет диктофона. Сожалел, что этой «лекции» не слышит Василиса – уж она-то бы не пропустила ни одного слова из неё. Уж она-то, получив эти знания, наверное, написала бы и защитила не одну диссертацию, содержание которых, возможно, принесло бы огромную пользу человечеству. Уж она-то бы знала, что спросить у Иного.
Но, хоть и слушал Иван бесценную информацию, практически не понимая, о чем в ней идет речь, некоторые моменты он понял и, на всякий случай, зарубив в своей памяти, сделал из них свои, какие смог выводы: что знания до добра не всегда доводят; что победить Кощея не просто, так как у него нет сердца – так как сердцу нечего качать, так как Кощей бескровный; что Змей Горыныч его детище. Любимое детище. В том смысле, что с измальства он воспитал его послушным себе и преданным, как собака человеку. Что другие, ещё более многоголовые змеи, не оправдали его надежд. Что у Горыныча сердце есть и качает оно кровь черную, скорее всего какое-то углеводородное соединение. Что добывает он его из всего, что проглотит, и даже из воздуха, как и Кощей, да и как он, Иной, из воды; что он, Иной, с Кощеем не братья, а по сути одно существо. И что смерть Кощея на острие, так сказать, иглы. Да и не смерть это, а продолжение его жизни, но в ином, отличном от нынешнего смысле, так как игла эта не убивает его, но прерывает его злодейское существование. И совсем она не похожа на иглу, тем более швейную. Просто люди прежних веков, не понимая её сути, приписали ей несуществующее свойство – как-то: уничтожение сердца Кощея, сердца которого у него нет…
- А еще запомни, Иван: нашедший иглу, ни в коем случае не должен её ломать, иначе Кощей будет практически вечен…
Тут Иван затряс головой и поднял руку, развернув ладонь в сторону Иного:
- Стоп! – воскликнул он. – Зачем же тогда Кощей хранит эту иглу, как зеницу ока?
- Затем, что где-то в дальних закоулках его головы заложена информация о воссоединении его сути с общей сутью, и возвращением к своему истинному предназначению – поиску воды во вселенной.
Осоловевший Иван понял одно: вода, это краеугольный камень всего того, что нужно всем Иным, как впрочем и всем прочим, на планете Земля.
- Если ему, так необходима вода, зачем же он разрушает этот мир?
- Затем, что в его мире нет живых, которые бы тоже нуждались в воде. Есть только территория с неживыми.
- А Василиса, зачем ему?
- Аберрация.
- Это чего такое?
- Когда-то он возомнил себя человеком. А вернее - сверхчеловеком. А ещё вернее - человеком, но совсем иным. И надумал вывести новую породу людей, похожих на него. Но просчитался: ваш способ размножения, совершенно не совместим с нашим…
- Ну и размножался бы, так сказать, почкованием. Так, как и сам появился на свет…
- Это невозможно. Он… как бы это сказать? Он не полный сосуд. Воды в нем на самом донышке. Как, впрочем, и во мне… Прежняя Василиса, в меру своего понимания, пленила его. И теперь Кощей это имя терпеть не может, а предков этой Василисы, обладающих особым даром, и носящим её имя, просто будет полонить или сживать со свету. Чтобы прервать эту ветвь.
- А Иваны они тоже предки того Ивана?..
- Увы, Ваня. Иваны могут быть любыми, но такими, чтобы были Василисе по душе.
- Ну, хоть это утешает, что по душе… Да, а как же Кощей выжил столько веков без воды?
- Даже самый сухой воздух имеет какой-то процент влажности…
- Понятно. Значит я должен спасти Василису и вернуть вам иголку… Но зачем мне нужны все эти заморочки с репоедами?
Тут в разговор вмешался леший:
- Это, Иван, уж так положено. А уж если, что положено – умри, но сделай. Если этой задачи не решишь, то к Кощею тебе, как я понял, соваться не стоит.
- И, увы, Ваня, это не единственная задача, кою тебе решать придется, пока ты до Кощея доберешься, - добавил Аука. – Как только справишься с этим испытанием, тут же другие подоспеют.
- Пока до бабы Яги дойдешь, сапоги сносишь.
Иван усмехнулся, глянув на свои кроссовки, «породу» которых, за время пребывания в Тридевятом царстве, было не невозможно определить.
6.
Разговор их закончился под утро.
Аука и леший давно крепко и безмятежно спали, убаюканные непонятными для них разговорами.
Едва солнце осветило небо зарёй, Иван сказал Иному:
- Всё это интересно, что вы говорите, но я должен идти, и начинать всю мороку с репоедами сначала. Будет ли у этой истории добрый конец?
- Должен быть. Иначе… иначе ничего тут не случится иначе…
Глава 26.
(Осенний край. Утро первого дня после второй третьей ночи. Окончание.)
1.
Удивительно, но после бессонной ночи, Иван не чувствовал никакой усталости. Он уверенно шагал к полю репоеда, чтобы начать опять вразумлять его.
Он вспоминал прошлый разговор. И чем подробнее его вспоминал, тем шаг его становился медленнее, пока Иван окончательно не остановился.
- А смысл? – сказал он сам себе. – Репоед выслушает, усмехнется, дождется медведя, нагрузит телегу репой доверху и повезет её глупый медведь в деревню. И всё пойдет прежним чередом. Нет, тут надо с чего-то другого начать.
Он вспомнил, как леший сказал:
- И так по кругу, до бесконечности.
Вспомнил рассказ Иного, как он отчаявшись примирить репоедов с Вазилой вышел из себя. Вспомнил сетования и вздохи Ауки по тому же поводу…
От утра первого дня, до конца третьей ночи это повторяется с незапамятных времен и никто не может прекратить это трагическое безобразие.
- А что если… - Иван даже остолбенел от неожиданности. Стал перебирать в голове, вспоминая: - Нет, никто не начинал эти переговоры с медведя. Неужели я первый до этого додумался? Конечно, никому и в голову не приходило начать разговаривать с медведем. Все увещевали только людей…
Иван тряхнул головой. Надо идти перво-наперво к Вазиле. А чтоб поверил, что его обманывают, забежать на огороды, да прихватить парочку корнеплодов, пусть попробует, сравнить...
Иван бежал, а мысли вместе с ним скакали в голове его:
- Теперь, главное успеть, медведя повидать перед встречей с репоедом… Он, конечно, рассердится, что его обманули… Мне с ним сердитым не справится… Тогда побегу к репоедам, предупрежу их. Не дураки же они. Должны понять…
Однако эти мысли не давали стопроцентной надежды на урегулирование ситуации, а ничего другого Иван придумать не мог.
На бегу вырвав на огороде пару репок, не оглядываясь, он понесся по тропе к логову Вазилы.
Мужик, подъезжая к огороду, увидел убегающего человека.
- Кто это там так быстро свинтил? Вот ведь прохиндеи, учуяли, что репа созрела. Ничего, сейчас придет медведь, всё приберем, да в деревню…
2.
А Вазила с вечера был занят странным для медведя делом: не далеко от огромного дуба, между корней которого, он устроил свою уютную берлогу, больше похожую на благоустроенную землянку, который год торчала огромная коряжина, формой своей напоминающая сидящего медведя. Вазила давно приглядывался к ней и вот решил вывернуть её из земли и перенести к своей берлоге. Что он и сделал этой ночью. «Усадив» коряжину на видное место, Вазила обломал лишние с неё сучья, от чего коряга стала ещё больше похожа на дремлющего лесного зверя. Для большей убедительности, он нарядил пень в ношенную рогожную рубаху, а на вершину пня напялил свою старую соломенную шляпу.
Отойдя на десяток шагов, лесной ваятель с радостью убедился, что его деревянную поделку на первый взгляд очень трудно отличить от него самого, в задумчивости сидящего у входа в берлогу. Представив, как все будут ошибаться, путая деревянную корягу с ним, Вазила довольно улыбнулся: вот смеху-то будет!
Однако, потехе время, а делу час… Или как там люди говорят? Как бы не говорили, а пора бежать на огород, помогать мужику, собирать репу.
Вазила наскоро прибрался у берлоги – собрал обломанные сучья, и тут услышал, что кто-то идет по лесу.
- Вот, - сказал сам себе Вазила: – сейчас и проверим, насколько удачна моя поделка.
И, предвкушая веселую забаву, Вазила спрятался за густым ореховым деревом.
3.
Выйдя к дубу, Иван сразу увидел Вазилу, задумчиво сидящего у берлоги. Иван решительно подошёл к нему:
- Здравствуй, Вазила-медведь.
Вазила не шелохнулся.
- Ты меня не знаешь, хотя мы с тобой виделись вчера…
Вазила на его слова никак не реагировал…
- Ну, да это и понятно – ты-то меня первый раз видишь… Как бы то ни было, ты должен меня выслушать, - и Иван положил руку на медвежье плечо, и тут же отдернул её:
- Что за фигня? – Иван заглянул под соломенную шляпу. – Одеревенел, что ли?
И тут он услышал за спиной хриплый смех. Обернувшись, увидел Вазилу.
- А-а, разыграл я тебя, парень? Признайся, разыграл?
Вазила смотрел на Ивана так радостно, так весело, что Иван на секунду засомневался – стоит ли ему открывать правду? Но потом вспомнил веками происходящее и понял – без правды эта трагедия будет играться вечно – кто-то, в конце концов, должен опустить занавес.
- Погоди, - сказал Вазила. – А ты чей будешь? Что-то я тебя не припомню…
- Да я это… я в гости приехал…
- В гости? Давненько у нас гостей-то тут не было. И к кому, если не секрет?
- Да какой секрет… Я сам по себе. Я за грибами приехал.
- За грибами? Это правильно. У нас грибов этих в этом году, под каждой кочкой. Вот, например…
Вазила склонился и буквально у ног Ивана сорвал прекрасный боровик:
- На, - протянул он Ивану гриб.
Иван принял гриб и стал вертеть его в руках, не зная, что с ним делать.
- Да ты не сомневайся, хороший грибок, не червивый. Да тут их вон, вон, смотри сколько! Где-ка твоя корзинка-то?
- Где-то там…
- Ты где остановился-то?
- Да там… У Трех гор.
- У Трех гор! У-у! Страшно там, поди?
- Чего страшного то?
- Ну как – смотри: кругом осень, а там – лето. Понимаешь? Не чисто там…
Иван-то знал, что лето как раз было кругом, а осень только тут. Однако, стоит ли сейчас это рассказывать Вазиле.
А Вазила, вдруг, заторопился:
- Заболтался я с тобой, а меня же на деревенских огородах мужик ждет. Мы с ним репу в этом году вырастили. Так надо помочь ему урожай убрать. Да поделить поровну.
- Ага, тебе вершки, ему корешки…
- Точно. А ты откуда это знаешь.
- Откуда, откуда… оттуда. Вся деревня о том говорит, смеется, как мужик тебя обманул: рожь посеял – тебе корешки отдал, себе колоски забрал. Всю зиму из ржаного зерна хлеб пекли. А ты сухие корешки жевал.
- Ну, было дело. Промахнулся я тогда с дележом. Но теперь-то я вершки выторговал.
В другой момент Иван удивился бы такому простодушию, но только не сегодня.
- Да ведь в этот раз репа выросла.
- Так что?
- А то, - Иван подал Вазиле, захваченную им с огородов репу. – Разница есть? Попробуй в этот раз корешки, что мужик себе заберет, и вершки, что тебе достанутся.
Вазила сначала пожевал ботву.
- Ну, так-то вроде ничего – съедобно.
- Да ты корешок теперь попробуй.
Вазила откусил кусок репы, стал жевать. Репа была сочная, и, видимо, вкусная – Вазила от удовольствия закрыл глаза.
«Ну, кажется, дело двинулось», - подумал Иван.
И тут Вазила открыл глаза. Никакого благодушия в них не было.
- Это что же получается? Они меня обманывали! Я к ним со всей душой, а они…
Вазила нервно заходил вокруг наряженной коряжины.
Иван испугался:
«Вот так уладил дело!»
А Вазила уже примерялся к молоденькой липе собираясь вырвать её с корнем.
- Ну, я им! Ну я им! – твердил он.
- Да погоди ты серчать! – вскричал Иван. – Почему сразу обманывали?
- А что же? – взревел медведь.
У Ивана от этого рева даже мурашки от ног до макушки пробежали и спрятались в корнях волос на голове.
- Вот смотри, - Иван указал на коряжину. – Ты зачем её нарядил в рогожу, да напялил на неё свою шляпу?
- Для смеха. Розыгрыш хотел устроить…
- Вот! Розыгрыш. А они тебя с репой решили разыграть. Для смеха.
Вазила оставил липу в покое:
- Правда, что ли?
- Ну а зачем мне тебе врать?
- А, правда, зачем? Зачем ты мне всё это рассказал, если это розыгрыш? Такое веселье нам испортил…
- Ничего не испортил, а наоборот. Теперь ты притворись, что ничего не знаешь, а потом посмейся над ними.
Медвежья морда расплылась в улыбке:
- Точно! Пойдем, посмотришь, как я всех разыграю...
4.
Мужик терпеливо ждал Вазилу на делянке.
Солнце было уже высоконько над горизонтом, а медведя всё не было. Мужик удивлялся – раньше такого за ним не водилось: сказал по росе придет, значит – по росе. А тут уж, какая роса? Тут уж пчелы вовсю поют.
Но мужик к работе приступать не спешил – знал, как бы Вазила не припозднился, работа с ним пойдет споро, за пару часов справятся. А одному полный день репе кланяться. Раньше-то в поле всей семьей выходили, а с появлением в друзьях Вазилы, надобность в этом отпала – зол был медведь на работу.
Лошаденка паслась неподалеку, выискивая в желтой траве зеленые травинки. Мужик просто отдыхал.
Каково же было его удивление, когда он увидел, что медведь Вазила вышел из леса и идет к нему не один, а с каким-то парнем. Парня он узнал сразу: это тот, что убежал, когда мужик подъезжал к делянке. Рука репоеда невольно потянулась к топору, воткнутому лезвием меж досок в передке телеги. Впрочем, это, пожалуй, ни к чему – Вазила не допустит никакого безобразия.
- Доброе утро, - сказал парень подойдя.
- Доброе, - ответил репоед. – А ты, паря, чей будешь?
- Ничей, - ответил Иван. – Я сам по себе.
Однако Ивану было не по себе под пристальным взглядом мужика: три дня подряд он сталкивался с ним нос к носу. Его Иван уговаривал вот тут, на этом самом месте, не обижать медведя обманом; его, Ивана, мужик велел запереть в сарай; с ним встречался на лесной тропе; при нём кто-то ударил его по голове и он, мужик, ушёл, не оказав ему никакой помощи. А теперь смотрит на него, как в первый раз и спрашивает, кто он и откуда?
Ивану стало казаться, что вот ещё секунда, другая и он будет разоблачён. Иван даже забеспокоился. Но тут Вазила сказал мужику:
- Это друг мой. Мы с ним сегодня подружились. Кстати, как тебя зовут, паря?
Иван назвал себя. Мужик тоже что-то неразборчивое буркнул в ответ. А Вазила, сам того не замечая, потирая руки-лапы, снял возникшее между людьми напряжение, сказав:
- Ну, чего ждём? За работу…
Работали молча.
Пока Иван и репоед набирали одну корзину, Вазила успевал наполнить четыре, а то и пять плетенок. При том он так лихо отвинчивал от репы ботву, и, не заботясь о ней, раскидывал по всему полю, что мужик пару раз урезонил его:
- Ты в кучку вершки-то складывай. Потом же тебе по всему полю её собирать.
- Да ладно, - Вазила хитро подмигнул Ивану. – Соберем, не велик труд.
Иван недоумевал: вот так розыгрыш! Всю репу собрал, погрузил в телегу мужику, ещё, конечно, и сам в неё впряжется, чтоб мужицкую лошадку не мучать. В чём же соль?
В чём соль выяснилось вскоре: когда Вазила сам ухватился за оглобли, но потянул телегу не в деревню, а повернул к лесу.
- Эй, эй! – забеспокоился репоед. – Куда? Ты чего?
- Как чего? Корешки к себе в берлогу везу.
- С чего это вдруг? Корешки ты прошлой осенью возил. В этом году тебе вершки достались. Таков уговор был.
- Да нет, - серьезно возразил Вазила. – Прошлой осенью я колоски снял, хлеб всю зиму ел. А вы на корешках перебивались. Не справедливо это. В этот раз я корешки заберу, а вы вершками наслаждайтесь. А я так и быть буду корешки грызть, - и Вазила, выдернув из земли пропущенную во время сбора репку, отер её о себя и, откусив от неё добрый кусок, стал его со смаком, причавкивая, есть.
Мужик понял, что теперь медведя вернуть ему репу не заставишь. Понял и то, что дело тут не обошлось без Иванова вмешательства. А потому грустно глянул на него, и, покачав головой, с печальным видом, сел на межу.
Вазила весело рассмеялся:
- Что ловко я разыграл тебя? Ты хотел меня разыграть, а я тебя разыграл. – И глянув на печального репоеда, подсел к нему, обнял. – Ладно, не тушуйся. В другой раз ты меня разыграешь.
- А вот этого лучше не делать, - сказал Иван. – А то эти ваши розыгрыши до добра не доведут.
- Да я понял, - не весело сказал мужик, и опять вздохнул.
- Да ты не думай, - сжал его в объятьях Вазила. – Я много репы-то не возьму. Мешок-другой, не больше. Мне только до зимы сладенького похрумкать, а там сам знаешь, что мы в берлоге всю зиму лапу сосем.
Мужик кряхтел в объятьях медведя, но по лицу его уже было видно, что такой оборот дела ему по душе.
- Ну что, - Вазила поднялся с межи. – Повезли репу в деревню.
- Дак, а как же твоя доля? – расправляя плечи, спросил мужик.
- А где мне её хранить? Я уж к вам буду раз в неделю за репой забегать. Заодно орехов вам носить, грибов, ягод…
Вазила опять ухватился за оглобли:
- Пошли, что ли? Ты, Иван с нами?
- Да нет, я по своим делам пойду.
- Ладно, иди, – Вазила порылся в своей рогожной рубахе, достал из-за пазухи камышовый гудок. - Это я, когда скучно бывает, в него с птичками пересвистываюсь. Держи.
- Да на что он мне?
- Держи, говорю. Если вдруг помощь моя понадобится, дунь в него, я и явлюсь.
И, покрепче ухватив оглобли, медведь потащил воз с репой с такой скоростью, что мужик даже испугался – не развалилась бы дорогой телега-то. Схватив уздечку, мужик почти рысцой побежал, догонять Вазилу.
Лошадка едва поспевала за ними.
«Вот оно! – подумал Иван, сжимая гудок в руке. – Вот всё и пошло, не по писаному. А ещё и первый даритель появился. Теперь точно можно сказать, что я в Тридевятом царстве-государстве!»
5.
Аука, прикорнувший у костра, проснулся от того, что пара капель упала ему на лицо. Он быстро подскочил, обалдело поглядел на лешего.
Леший выставив руку ладонью вверх, смотрел в небо:
- Однако, - сказал он. - Ветер тучи гонит. Дождь будет.
- Неужели?
- Свершилось, кажется!
Где-то вдалеке загрохотал тихий осенний гром.
Из пещеры вышел Иной, посмотрел в небо, затем повернулся к остальным:
- Кажется, Иван прошёл первое испытание. И что дальше?
Аука промолчал. Леший, задумчиво сказал:
- Кто знает? Пойдем к серому камню. Потом куда путь-дорога укажет.
- Понятно. А мне, значит, опять ждать, - Иной обернулся к пещере. – Заходите уже, сейчас хлынет. А я погуляю - люблю воду…
6.
Вскоре явился промокший до нитки, Иван.
В пещере было тепло. Саркофаг, видимо, тоже был «рад» дождю: напряженно гудел, запасаясь влагой впрок, дыхал теплом.
Иван разделся, положил одежду на камень рядом с капсулой, так он про себя уже называл саркофаг. Тот более увлечённо загудел, от одежды пошёл пар.
День, в сумраке пещеры, прошёл тихо.
Обед, ужин, ничего не значащие разговоры.
Стемнело рано. Пещера совсем погрузилась во мрак. Только огоньки работающего «саркофага», освещали её своими мерцаньями.
- Ладно, - сказал Леший. – Пора спать, завтра двинемся дальше.
- А Иной где ходит? Его ждать не будем?
- Что его ждать? Придет, не пропадет.
- Да, - сказал Аука. – Он тут не только спал. До сна-то он тут, каждую тропку изучил.
- А за три-то дня этих прошедших веков их тут новых не появилось. Если, только те, что ты дуриком натоптал. Так что – не заблудится. Ложись спать, силы поберечь надо…
Аука съязвил:
- Да уж мы их тут порядочно растратили – столько спали, да ели.
- Я не про себя. Я про Ивана, - ему, чай, не в пример нашему досталось…
- Да я не устал. Ложитесь, я Иного подожду.
Аука и леший выбрали местечко посуше, - не далеко от «саркофага», но поближе к выходу – оба не любили замкнутых помещений.
- Теперь, после такого дождя, - сказал Аука укладываясь, - на «ау» не скоро кто отзовется.
- А оно нам надо? Нам, в нашей спешке, оно только отвлекать будет. Спи!
Леший и Аука, немного повозились, устраиваясь и уснули.
Иван лежал и слушал дождь.
В голову почему-то пришла пословица: «Сделал дело – гуляй смело». Увы, гулянка, кажется, предвидятся не скоро: что-то день грядущий готовит?
Дождь стал стихать и вдруг, резко, прекратился.
Иван уж стал задрёмывать, как в пещеру вошёл Иной, промокший, но довольный. Осенний дождь словно смыл с него грусть – он улыбался.
Присев рядом с Иваном, спросил:
- Спишь?
- Да нет – вас ждал.
- Спросить, что-нибудь хочешь?
- Да, вроде, всё понятно…
Помолчали. Первым молчание нарушил Иной:
- Вижу, миссия твоя в Осеннем краю завершилась удачно…
«Однако какой казенный язык, - подумал Иван. – Других слов, что ли не нашлось? Лучше бы промолчал».
- Чем ты их убедил? – спросил Иной.
- Кого их?
- Репоедов. Что ты им такое сказал, что они тебя поняли?
- А я с ними в этот раз и не разговаривал. Я с Вазилой первым поговорил.
- Вот как! Интересно. Выходит, что с медведем было легче договориться, чем с людьми…
- Выходит. Если, конечно, его не злить…
Помолчали.
- А теперь, значит, дальше пойдешь?
- Пойду.
- Совет тебе хочу дать: ты и с Кощеем постарайся не воевать…
- Что же с ним – целоваться?
- Даже встречаться не пытайся. Просто найди иглу и принеси мне. Она такая…
Иной начертил на песке пещеры нечто, даже отдаленно не напоминающее иглу…
Иван присмотрелся к «чертежу»:
- Какая же это игла? Это скорее на… Эйфелеву башню похоже…
- Не знаю, не видел.
- Большая она хоть?
- Ну, так, - Иной показал рукой от пола. – С локоть будет. А к Кощею не лезь. Обходи. Разведай, где у него эта штуковина спрятана и ко мне…
- А Василиса, как же?
- Иглу принесёшь, будет тебе и Василиса. А с Кощеем не воюй.
- Ну, это как получится…
- Постарайся, что бы получилось, как надо, как я говорю. Если о подвигах мечтаешь, так их тебе не миновать, пока до иглы доберешься.
- И последний вопрос: Если вы с Кощеем одно целое, то почему, ты помнишь это, а он нет?
- А ему это не надо. Выкинул он это из своей памяти. Так ему проще – память о себе прошлом ни к чему. Он новой жизнью зажил, которую во зле нажил…
… И опять разговаривали полночи, пока Ивана не сморило…
Глава 27.
(Утро и день, после последней первой ночи).
1.
Утро выдалось тоскливым – дождливым, ветреным. Все сидели в пещере, ждали Иванова пробуждения. Костра не разжигали – дождь, да и к чему: еда в котомке у Ауки всегда была той готовности, какой должна была быть, какой хотелось.
Позавтракали.
- Ну что, Ваня, пора идти, - сказал Аука.
- К репоедам прощаться пойдешь? – язвительно спросил леший.
- Нет, - ответил Иван. – И так задержались мы тут. К Вазиле бы сходил…
- Что к нему идти – вон он между сосенок топчется. Сказал, что проводит, до зеленого леса.
С Иным прощались не долго: Аука, после проводов Ивана, хотел к нему вернуться. Леший обещал подумать.
- Впрочем, - спохватился он, - у меня и в лесу дел много. Да и к берегиням надо заглянуть – как там у них дела? Не обижает кто?
- Да кто их обидит? – усмехнулся Аука и достал из своей котомки кое-какую одёжку, подал Ивану и лешему. – Дождь, все-таки.
Леший от одежды отмахнулся:
- Долгое ли дело Осенний край пройти? А там уж солнце.
Иной сказал:
- Помни, Иван, мой наказ. И не нарушай его.
Сказал, повернулся, и ушёл в глубину пещеры.
Медведь Вазила встретил их невдалеке от пещер, улыбнулся Ивану и сказал, что проведет друзей прямыми путями, куда им надобно…
2.
Звери ещё нежились в последних утренних сновидениях, когда в избушку скорым шагом вошла баба Яга. Она уже в пороге сняла с плеч короб, в который собирала, травы, ягоды и грибы. Следом за ней в дверях появилась Василиса - остановилась, привалившись к косяку.
С вечера они с Ягой ушли в заветное место, караулить, когда расцветет папоротник. И, вдруг, баба Яга, после бессонной ночи, не дождавшись рассвета, встала с сухого местечка на болоте, и, закинув свой короб за плечи, ничего не говоря, ходко пошла в сторону своего подворья. Василисе ничего не оставалось, как следовать за ней.
Войдя в избу, Яга вытащила из-под своей кровати гадальный котел, велела принести пару ведер колодезной воды, вылила их в котел и стала капать в него всякие зелья из разноцветных пузырьков. В конце концов, вода в котле забурлила, над ней поднялся туман. Именно туман, как отметила про себя Василиса, а не пар. Когда туман рассеялся, вода засветилась, переливаясь всеми цветами радуги, но больше отдавая в зелень. Яга склонилась над котлом, и стала над ним водить руками, что-то радостно бормоча.
Василиса заглянула ей через плечо, но не поняла, чему радовалась старая. Она увидела мокрую осеннюю траву, лес и три горы за пеленой дождя. Хотела приглядеться внимательнее, но тут Яга распрямилась и видение исчезло.
Довольная увиденным, Яга оглядела избушку и зверей, словно пересчитывая их, и решая, какие роли теперь им предстоит играть. Потом, обернулось к зеркалу:
- А ты, свет мой, что скажешь?
- Да я уж со вчерашнего дня вижу – дождит в Осеннем краю…
Звери, услышав это, все разом, как по реплике охнули, каждый на свой лад.
- Что же ты мне-то вчера-то ничего не сказало?
- А что говорить – задождило и задождило. Теперь до общей осени у них такое будет. Так что успела бы, узнала. А потом, - вы же пошли к Кудыкиной горе, на Закудыкинские болота папоротник караулить. Как он, кстати, расцвел?
- Расцвел, расцвел…
- И сорвать успели?
- Успели. Василиса сорвала. А я и смотреть не стала; меня как кто в бок толкнули и нога, словно к непогоде заныла. Да так резко, словно зуб. Э, думаю, неспроста это. Надо домой поспешать…
- И что теперь? – спросила лиса.
- А что теперь? – Яга обернулась к Василисе. – Такие вот дела, красавица: прошёл твой Иван первое испытание. Теперь твой черед пришёл…
Василиса неторопливо, словно искала опору, присела на лавку.
- Ну, ну, – ласково сказала Яга. – Чего ты испугалась. Не вдруг ещё. Ещё пока побудешь с нами. Посмотри на них, - Яга указала на зверей. – Видишь, сколько нас? Все поможем, в беде не оставим.
Василиса посмотрела на кота, лису, ворона, обоих волков – все смотрели на неё нежно и ободряюще.
А Яга вдруг строго скомандовала:
- Котел от зелья опростать и под кровать закатить - до следующего раза. А ты, Патрикеевна, всё, что в печи, на стол мечи – проголодалась я. Да и вы, думаю, от завтрака не откажетесь.
Все кинулись исполнять бабушкино приказанье. Яга же, подсев к Василисе, тихо спросила:
- Цвет-то покажи… А то я ведь задремала в самый момент, не успела поглядеть…
Василиса потянулась за своим заплечным мешком.
- Погоди, что это я? – остановила её старая. – Не доставай. Не любит он света и лишних глаз. Пусть в темноте окрепнет. Время придет, достанешь…
- Обомнется там…
- Да что ему будет каменному…
- Как каменному? Я же помню… Я же его рвала, в руке держала…
- Ну, держала. Долго ли он живой-то проживет? И потерять легко. А самоцветный не потеряешь.
Василиса вспомнила, как цветок папоротника и правда сверкал как самоцветы. Она осторожно нащупала его, завернутый в берестяной кулек в своей торбочке:
«А ведь правда, каменный он», - поняла она.
- Ты его потом, чтоб под рукой всегда был, на груди спрячь. Я, думаю, ему в паре с ожерельем твоим, не скучно будет…
Котел был убран. Стол накрыт. Все сели завтракать.
3.
Шли быстро – дождь и ветер прохлаждаться не давали.
Иван даже подумал, стоило ли нарушать прежний порядок этого заповедного края ради такой непогоды? Но тут же, глянув на Вазилу и лешего идущих впереди и о чем-то увлеченно беседующих, устыдился своих мыслей.
Едва дошли до края осеннего леса, Вазила остановился:
- Ну, дальше уж вы сами, - сказал он, и, обняв всех по очереди, ушёл.
Лощина, отделяющая осенний лес от зеленого мира, как и по дороге в Осенний край, была пересечена ручьем. Не хватало только раздвоенного деревца. За ручьем всё было зелено. Там было лето – солнце, не дождя, ни ветра.
Вступив под зеленые кроны. Иван оглянулся: осенний лес, который они покинули, был одновременно жёлт, оранжев, сиял огнено-красными и даже фиолетовыми цветами. Такой лес Иван однажды видел в Яви, когда они компанией ходили за грибами. Тот лес разноцветной полосой горел на горизонте. Знающий человек сказал, что это от того, что там аэродром стратегической авиации. И что машины, возвращаясь с задания, часто на тот лес сбрасывают лишнее топливо. Правда это, нет ли, Иван не знал, но зрелище было захватывающее и удручающее одновременно, как и тут.
«Выходит, - подумал он, - людская злоба не менее токсична, чем неотработанное авиационное топливо».
4.
К полудню вышли к серому путеводному камню с письменами.
- Ну, вот и конец нашему с Аукой путешествию.
- Да, Ванечка, теперь ты сам свой путь выбирай. Мы теперь тебе не советчики.
Иван прочёл вслух первую надпись:
- Направо пойдёшь – женатому быть… Ну, это мне ни к чему - я уже женат. И кроме Василисы мне никто не нужен.
- Может прямо? – подсказал леший.
- Прямо пойдёшь – убиту быть. Не знаю почему, братцы, но «убиту быть» мне совсем не хочется.
Аука прочёл третью надпись:
- Налево пойдёшь – коня потеряешь. А коня-то, Ваня, у тебя и нет. Так, что выбирать тебе одно из двух: или женату быть, или убиту…
Иван усмехнулся:
- Вот и хорошо, что коня нет. Туда и пойду, где мне терять нечего. Вы со мной?
- Мы бы с радостью, да не для нас это начертано.
- Ну, тогда, как говорится, прощевайте! Авось, ещё увидимся.
- Обязательно, увидимся, - сказали леший и Аука в один голос.
Иван шагнул за камень с левой стороны и… оказался перед своей машиной...
КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ.
© Copyright: Владимир Илюхов, 2024
Свидетельство о публикации №224011400534
продолжение завтра
Владимир Илюхов
#ЗаГранью
Следующая публикация
Нет комментариев