Предыдущая публикация
- ДАВАЙ, ВЕРНЁМ РЕБЁНКА...
Лёнь, ты тоже об этом думаешь, да?
Завьяловы чаёвничали. Во дворе мела метель. Окно, старательно заклееннное серой бумагой от сквозняков, все равно немного пропускало холод. Людмила Ивановна прикрыла плечо вязаной шалью.
Красные чашки из тонкого фарфора с надписью "Ярославль" доставались только на вечернее чаепитие, которое стало у них традицией.
– Да..., – сказал он немного рассеянно, – Думаю, нам бы не помешала небольшая встряска, – ответил Леонид Сергеевич.
– Да, дом без детей... , – Людмила Ивановна нахмурилась.
То, что детей у них не случилось, она считала своей виной. Хотя они никогда не ходили по врачам, чтобы провериться, кто из них причина тому, что они, живя много лет в любви и согласии, остались обделены родительским счастьем. Конечно, они знали, что такие обследования существуют, но оба боялись огласки и страдали провинциальной стыдливостью.
Если б не случай, приведший их в детский дом, они бы так и жили спокойно, размеренно, смирившись с бездетностью. Но случилось то, что случилось. В один из декабрьских дней выпало им отвезти в детский дом собранные коллективом игрушки, книжки и одежонку. Вернее, выпало это безотказному инженеру Завьялову, а его жена, работающая в том же отделе, вызвалась поехать с ним.
Навьюченные сумками, они вышли из автобуса у загородного детского дома. Было скользко, шли с осторожностью. На лапах елей вокруг детдома лежали сугробы снега. Невольно почувствовали они себя Дедом Морозом и Снегурочкой, несущими подарки.
Массивная дверь поддалась легко. В коридоре детского дома пахло картофельным супом, было по-домашнему уютно, где-то звенела посуда, слышались детские голоса.
Множество узеньких шкафчиков с пальтишками и сапогами в коридоре. Их встречала сотрудница – пожилая женщина в белом накрахмаленном халате.
– Проходите, проходите. Нам звонили насчёт вас.
Их провели в кабинет. Вскоре туда пришла директриса. Она была маленького роста, с короткой стрижкой, халат ей доходил почти до пят.
– Нет, сразу детям мы игрушки не отдаем. Сначала в обработку. И одежду. А вот книжки... Ну, книжки вручите сами. И передайте своим организаторам, чтоб в следующий раз просто позвонили, спросили – в чем нуждаемся. Игрушек у нас достаточно. И одежда есть. Детям новое покупается. Нам бы одежду сцены, кулисы... Никак не приобретем. Ну, да ладно...Чуток подождите, дети обедают.
Леонид Сергеевич и Людмила Ивановна совсем не настаивали на встрече с детьми. Им уже казалось, что им тут и не особо рады. Если б им сейчас велели уйти, они б и ушли с чувством выполненного долга. Но некое любопытство все же было. Они переглянулись, синхронно вздохнули.
Какие они, эти дети– сироты? Взглянуть хотелось.
И вот через некоторое время их повели вверх по широкой лестнице. Директор тоже несла книги, она зашла в игровую первая.
– Дети, внимание! Эти дяденька и тётенька принесли вам подарки. Там игрушки и одежда, но пока они подарят вам детские книги.
Дети облепили гостей. Подвижные, лёгкие, хватающие книги... Людмила Ивановна попыталась было их распределить, но поняла, что это нереально. Она присела на корточки и просто держала книги, а дети их разбирали.
И вдруг она почувствовала, что сзади ее кто-то обнял тонкими ручками. Она оглянулась и встретилась с голубыми глазами, смотрящими на нее искренне и благодарно. В руках девочка держала книжку "Приключения Чиполлино".
– О, тебе повезло. Это книжку про мальчика – луковку. Умеешь читать?
Девочка покачала головой отрицательно.
– Ну, ничего. Тут картинки есть и воспитатели прочтут.
– Да, нам читают книжки, – звонко ответила девочка и опять крепко обняла Людмилу.
Людмила непривычная была к ласкам. В тот момент мягкие липкие ладошки скорее напрягли, чем порадовали. Но потом дети читали им стихи, а светловолосая малышка ловко вскарабкалась ей на руки, повозилась на коленях и замерла.
Потом ее попросили спеть песенку вместе с детьми, и девочка старательно выводила, совсем казалось, не детскую песню:
– Ты, да я, да мы с тобой,
Ты, да я, да мы с тобой,
Хорошо, когда на свете есть друзья.
Если б жили все в одиночку,
То уже давно на кусочки
Развалилась бы наверное Земля.
Уезжая Людмила чмокнула девочку в макушку. И запах показался таким знакомым, как из детства, как от матери... А может это судьба? – на обратном пути уже думала Людмила. Леонид тоже притих. Мысли жены он прочел.
И через день они опять были в этом детдоме.
– Понимаете, детей у нас нет, а люди мы уважаемые, хорошие характеристики предоставим. Квартира трёхкомнатная, материально обеспечены... Я – член КПСС. Не сомневайтесь.
– Сомневаться – не моя обязанность. Моя обязанность – предупреждать.
Оказалось, эту девочку удочерить вполне можно. Но директриса начала предлагать им других детей.
– У нее что плохая наследственность? – Людмила Ивановна очень волновалась.
– Знаете, дети хороших родителей к нам не попадают. Как правило родители пьющие, безответственные и неблагополучные. Отцы по тюрьмам.
Людмила Ивановна схватилась за грудь – так жалко было этих детей. Директриса внимательно присматривалась к потенциальным родителям.
– Знаете, Галочка Морозова – девочка не простая. Она слишком много времени провела в семье алкоголиков. Она нервная, случаются срывы.. Есть проблемы со здоровьем, с желудком.. Ей нужно длительное лечение.
– Вы думаете, мы не справимся? Но мы...
– Я ничего не думаю. Я не знаю вас. Повторяю – мое дело предупредить. Я люблю их всех, переживаю.
Решили к девочке не ходить. Не травмировать. Директор дала им время подумать и принять решение. Через несколько дней Завьяловы начали собирать документы.
Сначала они скрывали это от всех знакомых, а потом, когда дело приняло положительный оборот, посовещавшись, решили, что лучше, если об этом узнают все.
– Мы девочку из детдома берём, – объявила Людмила Ивановна на работе, – Галочка. Замечательная девочка. Леня ее сразу полюбил.
На работе новость приняли, как должны были принять – по-разному. Кто-то хвалил, кто-то сомневался.
– Мы скоро девочку возьмём. Дочку. Из детдома, Софья Михайловна.
Софья Михайловна – соседка. Она жила со взрослой дочерью, семейная жизнь которой не сложилась. За умеренную плату Софья мыла в подъезде полы.
Реакция Софьи Михайловны порадовала – она бросилась обнимать, а потом просила прощения за порыв.
– Ох, молодцы какие! Ох, молодцы. Я знала, знала, что сердца у вас добрые, а уж ребенок их вообще смягчит. Вот и Тане моей не даёт Бог дитя. Три года замужем жила, и нету..., – Софья развела руками.
– Так может и хорошо, в ее случае. Разошлась ведь...
– Да разве ж не вырастили бы? Вырастили б...
А Людмила, придя домой, качала головой. Вот люди... Говорит, вырастили бы. Это легкомыслие. Татьяна у нее работает няней в детсаду, получает копейки, Софья – пенсионерка. Не просто так ведь полы моет... А если б ещё и ребенок?
Людмила уже все просчитала, и поняла, что нелегко будет растить дитя, хоть зарплаты у них приличные. Как-никак, Леня – уже начальник отдела.
Теперь каждый вечер они говорили только об этом. Злились на директрису, которая, казалось, препятствовала ходу дела. Леонида порой трясло от злости, Людмила бегала с подносом в зал.
– Лежи, лежи. Я чай сюда подам. Не бери в голову, Лёнечка. Она просто бессердечная особа. Ты видел, как она на детей прикрикивает? Разве так можно! Как только допускают таких до работы с детьми.
– Бедные дети! Бедная наша Галочка! – вздыхал Леонид Сергеевич, – Уж скорее бы...
– Скоро, Лёнечка, скоро, – Людмила куталась в платок, мечтательно начинала представлять жизнь свою с ребенком, – Вон как пусто у нас. Скучаем. А представь наши вечера... Галочка будет играть в куклы, и я с ней немного. Будем с ней печь печенье, ходить в детский театр, в цирк. Как только заберём, поедем в магазин, купим одёжку... Не пойму, почему ее стригут так коротко. Отрастим косы, буду плести. Я уже с Татьяной говорила, место в детском саду – дело сложное. Но она поможет. А пока я отпуск возьму, потом – ты...
Они говорили и говорили, представляя, какая наступит интересная жизнь.
Как-то на глаза Людмиле в обеденный перерыв на работе попался журнал "Здоровье". Она без интереса пролистала. Об артрите, о головных болях, об алкоголизме... Не их проблемы. Но вдруг глаза наткнулись на подзаголовок "Больные дети – последствия алкоголизма". Людмила уткнулась в журнал, пропустив начало рабочего времени. Слоновая доза предостережений была получена ею. В воображении возникла мать Галины – развратная женщина с мутными глазами, и такой же алкоголик – отец.
Людмила передернула плечами. Журнал она принесла домой – мужу. Он прочел внимательно.
– Думаешь, поспешили мы?
– Ох, не знаю...
И все же желание иметь ребенка победило. А ещё – о процессе удочерения знали все, и теперь странно было бы идти на попятную.
Мартовские улицы хлюпали лужами и грязным снегом. С утепленными резиновыми сапожками в сумке супруги Завьяловы ехали за дочкой.
***
Галинка ждала. Сегодня совсем не играла, поглядывала на дверь. Ее уже одели в хорошую одежду, дети догадались – Галю сегодня заберут. Рядом с ней села подружка Оля.
– А меня тоже заберут. Мне бабушка сказала, что мамка приедет и заберёт. Настоящая мамка. А у тебя ненастоящая будет.
– Ну и что. Она хорошая. Она меня любить будет больше, чем настоящая.
– Нет, больше, чем настоящая не будет. Уж лучше я настоящую подожду.
– Ну и жди. А меня сегодня заберут. Вот так вот.
– Меня тоже скоро, – вздохнула Оля.
Галя спорила, но в душе сомневалась. А вдруг и правда новая мама ее не полюбит. Вдруг она такая плохая, что и полюбить ее нельзя. А вдруг у нее опять начнутся приступы, которых не было уже давным давно, но которые она хорошо помнит.
Галинка волновалась, вздыхала, прижимала к себе пластмассовую куклу. Тетя Ира сказала ей, что кукла поедет вместе с ней.
Ее вывели уже одетую в клетчатое красное пальтишко в вестибюль. Новая мама присела перед ней.
– Ну что, Галочка! Поедешь к нам?
Галинка кивнула, хоть была достаточно разговорчива, но сейчас слегка оцепенела.
– Зачем тебе эта кукла? Там тебя уже ждёт другая. Такая красивая, ты не представляешь! В твоей комнате ждет. А эту деткам тут оставь. Оставь, Галя... Вон она какая уже потрёпанная ...
Но Галя не понимала, зачем оставлять ее любимую Ляльку. Она вцепилась в куклу ещё крепче.
– Пусть с куклой едет, – за нее ответила воспитатель.
Людмила улыбалась Галинке, Леонид подхватил ее на руке при посадке в автобус. Галя была немного напугана всем этим. Стены детдома были уже родными, а куда ее везут, она не знала.
Они зашли в подъезд. Какая-то бабушка мыла там пол.
– Знакомьтесь, Софья Михайловна, это Галочка – наша дочка теперь.
– Ох ты, Господи! – Софья поставила швабру, хотела обнять девочку.
Но Людмила остановила ее.
– Не надо, не надо объятий. Руки-то грязные у вас, Софья, уж извините...
– И верно, – посмотрела на свои руки Софья Михайловна, – Ну, с приездом домой, Галенька. В гости к нам приходи. Вон наша квартира.
Первое время Галя всего боялась.
– Ты должна быть хорошей девочкой, Галя. Надо слушаться и делать так, как мы с папой говорим. Поняла? – сказала ей новая мама, когда купала.
И Галя старалась. Куклу только выбросить не согласилась, а в остальном слушалась. Она так хотела понравиться, что даже засыпала сидя, потому что мама велела играть новыми игрушками, и она играла, боясь идти в постель.
– Ты умеешь считать? – спрашивал папа.
– Да.
– А ну посчитай.
Галя начала считать и запуталась. Запуталась и так распереживалась, что горько расплакалась, думала, что теперь ее вернут обратно в детдом.
– Ты почему плачешь? Почему? – оба бросились к ней, начали успокаивать, отчего Галя расплакалась ещё громче.
– Вы меня отдадите обратно..., – сквозь слезы пробормотала она.
– Ну, что ты! Что ты! Не отдадим! Только будь хорошей девочкой – не плачь больше.
Галина тут же плакать перестала. Утерла слезы и замолчала. Она больше не будет плакать.
Галя держалась долго. Когда понимала, что родители недовольны, тут же напрягалась до головокружения. Она не всегда понимала, как исправить ситуацию, поэтому тревожилась вдвойне.
Она хотела их радовать, предлагала спеть и станцевать. Но мама Люда сказала, что скоро отдадут ее в музыкальную школу, а песенки, которые поет она – не подходящие.
Утром нужно было целовать папу перед тем, как он уйдет. Галя однажды вышла из комнаты и тут поняла, что надо бежать в туалет – прихватило живот. И она промчалась мимо новых родителей. Новая мама ей долго выговаривала, что так поступать было нельзя, нужно было все же поцеловать папу, а то он расстроился.
Но живот начало крутить все чаще. Людмила с Галей поехала в больницу. Там, в коридоре, приема ждал примерно такой же по возрасту мальчик. Галя соскучилась по детям, по общению. Она потихоньку приблизилась к мальчику, начались взаимные заигрывания.
Людмиле игры детей не понравились.
– Сядь и жди, Галя. Так в больнице себя не ведут.
– Да пусть проиграют, долго же ждать, – говорила мама мальчика, но Людмила велела Гале сидеть смирно.
Галя улыбалась мальчику, строила рожицы, мотала ногами под скамьей.
После мама Люда выговаривала ей:
– Это было очень некрасиво, Галя. Надо учиться вести себя прилично.
Галя было стыдно, но уже не так, как в начале. Она устала быть идеальной. В автобусе она раскачивалась, мешая соседям. А вечером слушала, как новые ее родители шепчутся на кухне о ее поведении. И Гале вдруг захотелось в детдом – к Оле, к подружке, и к тете Ире – любимой воспитательнице.
В выходные они гуляли. Апрель принес теплые денёчки. Гале купили красивый зелёный плащик, она радовалась ему, пока однажды в парке не положила в карман пару улиток. Улитки выползли, лезли вверх по плащу из кармана. Людмила увидела это и очень рассердилась. Улитки полетели в кусты. Они сразу пошли домой, потому что " с грязным ребенком она гулять была не намерена". Теперь Галя не любила этот плащ.
Прошел месяц, Людмила вышла на работу, и с Галей остался Леонид. Он целыми днями сидел на диване и читал. Галя откровенно скучала. Однажды захотела пить. Зная, что новый папа сердится, когда его отвлекают, подставила стул и полезла в шкаф за чашкой сама.
Случайно локтем смахнула салфетницу, а та потянула за собой чашки. Красивая красная чашка с буквами разбилась вдребезги. Прибежал Леонид, он охал, ругался, говорил, что в доме не стало теперь покоя и порядка.
Галя не плакала – ее просили не плакать.
Но плакать хотелось очень, и, чтоб папа не видел, она потихоньку повернула замок, вышла в коридор, уткнулась в серый бетонный угол и заплакала.
И тут услышала сзади.
– Это кто тут плачет? – голос добрый и веселый, – Галенька, ты почему плачешь?
– Я не плачу, – Галя быстро-быстро утерла слезы.
– Ну, я же вижу, – перед Галей стояла тётенька с каштановыми волосами, она жила по соседству.
– Вы только папе не говорите. Я больше не буду.
– Не скажу. Это будет нашей тайной. Так почему ты плакала?
– Я – плохая. Я разбила чашку.
– Я тоже недавно разбила, но это случайность, и я совсем не плохая. Просто так вышло. И ты не плохая. Кто тебе сказал?
Галя пожала плечами.
– Ну, вот что... Пошли домой...
Но только они шагнули к двери, как там показался Леонид.
– Галя, ты где? В чем дело?
– Это я... я виновата. Зашла к вам, а Галя открыла. Леонид, а отпустите Галю к нам в гости ненадолго, мы скучаем с мамой, нам бы компанию... Чайку попьем.
Леонид и рад был остаться один. Он позволил.
– Мам, смотри, какая у нас гостья...
– Ох, Галенька, девочка! Иди, иди сюда, дай обниму...
Здесь, в этой квартире, можно было валяться на диване, болтать ногами, сидя на табурете. Бабушка Соня и тетя Таня смеялись и хлопали в ладоши, глядя на то, как умеет Галя кружиться, и не ругались, что уронила она стул – испугались лишь за нее. Они играли в прятки, и Галя никак не могла найти тетю Таню.
С того дня Галя стала частой гостей соседок.
А дома... А дома ситуация становилась все напряжённей. Живот у Гали болел. Она отказывалась от еды, а если ела через силу, ее рвало. Однажды случилось это прямо на кухне вечером.
Леонид схватился за голову:
– Господи, и когда это кончится!
Людмила начала ругать Галю. И Галя упала. Прямо в свои ещё неубранные рвотные массы. Случилось то, что не случалось много лет – приступ с судорогами, с пеной у рта...
Хорошо, что она не могла видеть, что происходило на кухне сначала. Хорошо, что Людмила с перепугу побежала к соседям, и сюда примчалась Татьяна. Она и сделала все, что требуется делать в подобном случае.
После этого случая Галя изменилась. Она уже не хотела быть хорошей девочкой, она вела себя вызывающе... Ей хотелось бросать мягкую игрушку в потолок, и она ее бросала, а когда игрушку отбирали, начинала лупить подушку кулаками.
Ей не хотелось чистить зубы, и она закрывалась в ванной, включала воду и долго никому не открывала дверь, несмотря на просьбы. Она прыгала по лужам и убегала от родителей на улице.
А родители шептались на кухне. "Наследственность" – это слово она слышала часто, считая его названием болезни.
– Я больше так не могу, Лёня, я не выдержу!
– Давай вернём ребёнка.
– Боже! Что скажут люди! Но я так не могу!
И вскоре Галю вернули в детдом.
Но ненадолго. Через пару месяцев она уже жила у тети Тани и бабы Сони. По-соседству со "старыми родителями". Тете Тане дали добро на удочерение.
О-ох! Как же разозлилась на этот факт Людмила! Она была сама не своя, она ходила скандалить, предлагала Леониду сменить квартиру. Они долго крутили варианты, но так и не решились. Остались жить здесь.
С соседями не разговаривали, на маленькую Галю не смотрели, проходили мимо молча. Молча проходила и Галя, хоть особой обиды не держала – если б они ее не забрали, не было б у нее любимой мамы Тани и бабы Сони... Хотя, навряд ли ребенок строил такие логические цепочки. Просто – дети умеют забывать плохое.
Галя была счастлива, весела, спокойна. О приступах забыли, желудок лечили.
И теперь Людмила и Леонид были вынуждены наблюдать, как растет девочка, которая могла бы быть их дочкой.
Они подмечали всё. Людмила закусывала губу, когда видела что-то хорошее. Вот нарядную Галю в белом фартуке с букетом гладиолусов ведут первый раз в школу.
– Ох, – говорила она вечером Леониду, – Сейчас такие гипюровые фартуки есть на девочек, а они ребенка в простой нарядили, кружево дешёвое...
Вот носится Галина с ребятней с дикими криками по двору:
– И все-таки не вырастет из девчонки ничего хорошего. Наследственность...
Хлопает дверью, и Людмила высказывает Татьяне:
– Приучите ребенка двери нормально закрывать. Что это за манеры такие!
Татьяна старалась с соседкой не разговаривать. А вот Софья Михайловна, добрая душа, так не умела. Прошло время, и она уже спокойно жаловалась.
– Ой, Людмилочка Сергеевна, Галенька тройку по русскому принесла в четверти. Беда с этим русским у нее.
– Ей читать больше надо, – официальным грудным голосом учила Людмила, – Она у вас только носится, а чтение и пересказывание развивает речь и грамотность. Смотрите, она вам ещё покажет. Там же наследственность...
Шли годы, Галя росла. Когда она, к примеру, лежала в больнице – Завьяловы вспоминали о плохой наследственности, когда побеждала в городских олимпиадах и спортивных соревнованиях, отмалчивались.
Они считали, что воспитанием девочки никто не занимается, что растет она, как сорная трава, ведёт себя неподобающе, и, конечно, если б она осталась у них, все бы у нее сложилось по-другому. Непременно лучшим образом. Они ждали, что вот-вот плохая наследственность даст о себе знать глобально.
Приходя домой, они жалели ребенка, делились своими тревогами. Этот волнующий печальный разговор за чаем о девочке стал ежевечерним. Очень жалко было Галю, но что было бы с ними, если б не сдали они ее обратно? Нет, нет. Правильно они сделали. Иначе от всех этих проблем, сошли бы с ума.
А когда Галя училась в пятом классе, Татьяна вдруг вышла замуж. Так больно резануло ухо Леониду, когда он в подъезде услышал из уст Гали слово "папа" в адрес чужого мужика. И тот вел себя с ней по-хозяйски, поправлял шапку, за что-то поругивал.
"Какое он имеет право! " – мелькнуло в голове у Леонида.
Но похоже, Галя любила нового папашу, висела у него на шее при встречах, смеялась его шуткам.
Вскоре в новой семье родилась ещё девочка. И Галинка катала коляску по двору.
– Бедная девочка...бедная... Нянькой стала, – качала головой Людмила, глядя из окна.
Годы шли. Малышка Татьяны уже ходила в школу. А Галина закончила педагогический институт, вышла замуж, переехала к мужу.
Они приезжали к родителям, счастливым визгом встречала их сестричка, а в квартире соседей Завьяловых замирала тревожная атмосфера. У Софьи Михайловны шумели, стучали, смеялись, а Людмила перевязывала голову платком – голова болела от этих звуков, она ждала – когда же наступит покой.
Завьяловы не говорили об этом вслух, но обоих преследовала одна и та же мысль – а что, если бы оставили они Галину? Как бы сложилась ее судьба? Какой бы была теперь их жизнь?
В возрасте шестидесяти лет неожиданно скончался Леонид Сергеевич. Людмила Ивановна осталась совсем одна. Уже не с кем было вечерами пить чай. Она по инерции доставала две чашки, а потом ставила одну обратно. Через мгновение ставила назад и вторую – не было смысла в одиноком чаепитии.
Она все чаще выходила на скамью у подъезда. Там частенько сидела и престарелая Софья Михайловна.
– Галочка у нас умница. Уже второго родила. Мать замечательная, старательная. Маринка частенько у нее, тоже помогает, нянчится. Дружные они...
У Людмилы сегодня болело сердце, щемило душу. И она разоткровенничалась.
– А я все смотрела на вас и думала – как справляетесь -то? Ведь и денег у вас не было особо, и одевали ее плохонько, и наследственность... Чего уж..
– Так ведь ... Любили просто. Вот и...
– Любили... Ха! Можно подумать мы не любили...
И тут сзади Людмилу обняли маленькие тонкие ручки. Как тогда – в детдоме. Ласковые, теплые... И запах показался таким знакомым, как из детства, как от матери... Сердце зашлось от какой-то невозможной теплоты. Она оглянулась с какой-то пришедшей из глубин памяти щемящей надеждой. Голубые глаза ...
– Ой, – девочка, копия Гали в детстве, отдернула ручки, – Я перепутала, простите! – и ручки обняли бабу Соню.
– Аню-уточка! Счастье мое... Приехали?
– Бабушка Соня, я так скучала! А бабушка и дед дома?
– Дома. Вас ждут. И Марина там.
Людмила оглянулась. Из машины выходила Галина, ребенок, муж...
Старую уже бабушку Соню подхватили, потихоньку повели домой. Они что-то говорили о своих планах, о своих детях, о своем дне сегодняшнем...
Людмила осталась одна. Она не могла сидеть, что-то происходило сегодня с сердцем. И домой идти не хотелось.
Она тихо пошла к парку. Сердце отстукивало ритм.
Вспомнилась песенка, которую пели им дети в детдоме, а потом так хотела спеть Галинка. Людмила начала шевелить губами:
– Ты, да я, да мы с тобой,
Землю обойдем, потом махнем на Марс.
Может у оранжевой речки,
Там уже грустят человечки,
Оттого, что слишком долго нету нас.
В парке было шумно и светло, на спортивной площадке гоняли мяч мальчишки, женщины катали коляски.
А по аллее шла совсем одинокая женщина.
НАТАЛЬЯ Павлинова
Следующая публикация
Нет комментариев